Глава 7
Окрестности Мценска
Золотая волюшка
Мне милей всего!
Не хочу я с волюшкой
В свете ничего!
Николай Цыганов
…Протокуратор.
И снова грохотали турецкие бомбарды! И, размахивая саблями, лезли на городские стены янычары султана Мехмеда.
– Алла! Алла!
– С нами Бог и Святая София!
Метнув в янычара дротик, Алексей махнул рукою артиллеристам:
– Огонь! Огонь! Целься в осадную башню!
И взмахнул мечом… И отрубленная пучеглазая голова турка, ухмыляясь, покатилась прямо под ноги. Чего ж она ухмыляется-то? Протокуратор склонился и в ужасе закричал, узнав в только что отрубленной голове голову своего собственного сына.
– А-а-а-а!!!
Алексей распахнул глаза – он сидел на болотных кочках, обняв обгорелый пень, а вокруг все так же неутомимо поливал дождь, вот только молнии сверкали все реже. Молодой человек потряс головой и улыбнулся: получилось! Черт побери, получилось! Теперь – быстро в Касимовку, к бабке Федотихе, а уж там… А там пусть выручает! В конце концов, золота и драгоценных камней ей можно обещать немерено. Чай, найдутся!
Улыбаясь, Алексей выбрался из болота и, дождавшись под деревьями, пока закончится дождь, зашагал – ориентируясь по выглянувшему солнцу и мху – на север. Где-то там, не очень далеко, должно быть шоссе.
Ласковое солнышко быстро сушило мокрую землю. Парило, и над окрестностями Черного болота повис искрящийся желтый туман. Радостно защебетали птицы, из тех еще, кто не успел улететь на зиму в более теплые края. Засверкало, заголубело небо, стало тепло, и молодой человек, раздевшись, с наслаждением подставил солнечным лучам плечи, справедливо рассудив, что, прежде чем куда-то идти, неплохо бы подсушить одежду. Одежду… Вот, кстати, о ней. Штаны… Ладно, штаны еще ничего, пойдут. Рубаха? Рубаха, гм-гм… тоже, за неимением другой. А вот кафтан придется оставить – слишком уж он вызывающий – небесно-голубой, с оторванными пуговицами и грязными шелковыми шнурками – канителью.
Так… Заправить рубаху в штаны – вроде и ничего, этакий стиль а ля рюс. Кафтан – черт уж с ним – бросить, сапоги… Черт! Тоже не пойдут – с загнутыми-то носами. А ведь придется их надевать, не босиком же переться – это еще подозрительней будет выглядеть, и так-то ни один водила-лесовозник подбросить не возьмется, а уж босого… Скажут, иди себе, бомжара, куда шел, подвозить тут тебя еще!
Ладно, до Касимовки не столь уж и далеко, запросто можно и пешком вдоль реки дойти. Если рыбаки заметят – в том ничего страшного, сами не лучше одеты – главное, на участкового не нарваться! Тот ведь и узнать может, участковый уполномоченный капитан милиции Иван Иваныч Бобриков – молодой смешливый парень. Смешливый, это да, но ведь и въедливый! Привяжется, не отпустит.
Так что, по здравому размышлению, шоссе отпадает. Только вдоль реки, по рыбачьим тропам.
Рассудив таким образом, Алексей быстро оделся и зашагал вдоль болота – где-то через полчасика должна была показаться река. И тропинка.
Показалась!
Заблестела, зазолотилась отраженным солнцем реченька-речка! Вот и тропинка, узенькая, неудобная, тянувшаяся какими-то колючими, цепляющимися за одежку зарослями. Ничего! Скоро расширится! Сколько отсюда до деревни? Километра четыре? Пять? Да, должно быть где-то так. Кстати, меньше, чем по дороге.
Жанна из тех королев,
Что любит роскошь и ночь! —
напевая, молодой человек улыбался, время от времени посматривая в высокое голубое небо. Казалось, теперь все будет хорошо. Да по другому просто и не могло быть. Сейчас вот, явится к Федотихе, та ему поможет – ей прямая выгода – отправит обратно… То есть нет, не обратно. Не в тысяча четыреста пятьдесят третий год, а тремя годами раньше. В тот самый вертеп мессира Чезини, где он, Алексей, должен был умереть, но почему-то не умер. Зато погибли другие!
Алексей стиснул зубы и вдруг замедлил шаг, увидев впереди мост. Очень странным казался мостик. Да не казался – он таковым и был! Странным – это на взгляд современного человека, а вот для середины пятнадцатого столетия – в самый раз, мост как мост. Горбатый, сложенный из сереньких бревнышек. По такому не то что лесовоз, мотоцикл с коляской – и тот вряд ли проедет.
Интере-е-есно… Что-то не помнил здесь Алексей такого мостика. Интере-е-есно…
Подойдя к мосточку, молодой человек с осторожностью выглянул из кустов. Взгляд его уперся в грязную, с объемистыми коричневыми лужами, дорожку, тоже для сельской местности несколько необычную. Чем вот только? Молодой человек даже нагнулся пониже, всмотрелся… Ну конечно! Тракторной-то колеи нету! Ни следов протекторов ведущих колес, ни отпечатков гусеничных траков. Что тут тогда ездило-то? Колея-то чья, тележная, что ли? Ну да, похоже. А вот еще и следы лошадиных копыт! Черт… ничего не понятно. Неужели…
Где-то рядом вдруг послышался скрип колес и громкий голос погонщика:
– Но, милая, но!
Алексей бросился обратно в кусты, увидев, как на дорожку выбралась обычная… обычная для пятнадцатого века… телега – груженный сеном воз. Скрипели колеса. Идущий впереди мужичок в стареньком армяке и круглой кожаной шапке деловито вел под уздцы неказистую каурую лошаденку, время от времени оборачиваясь и подгоняя:
– Но, каурка, но! Давай, родненькая, поднажми – уж теперь-то недалече осталось. Мосток-от перевалим и, почитай, приехали.
– А ну-ка стой, мужик! – с противоположной стороны моста, внезапно, словно черти из табакерки, выскочили вдруг двое парней с саблями наголо!
– Откель едешь, дядько?
– Откель пробираешься, Олексий? – это уже спросили позади протокуратора, с пригорка. Спросили нарочито громко, чтоб наверняка услышал.
Молодой человек резко обернулся, к удивлению своему узнав в кричавшем… старосту Епифана!
– Хо!
– Вот те и хо! – Епифан довольно улыбнулся и, по-хозяйски махнув рукой парням – занимайтесь мол, своим делом – спустился в кусты к беглецу. – А я ведь послал своих в сельцо-то. Правда, татарва вдруг куда-то делась, да и наши разбеглись… Чай, не твоих рук работа?
– Моих, – скромно признался протокуратор.
С неожиданной радостью староста хлопнул его по плечу:
– Славно! Славно, что я в тебе не ошибся. Помнишь, ночесь дело одно тебе предлагал?
– Ну?
– Так вот оно, дело-то, – Епифан кивнул на парней, отпустивших наконец мужичка восвояси, и, перехватив взгляд беглеца, поспешно добавил: – Ты не думай, мы не тати. Просто место тут, на Черном болотце, удобное. В лесах окрест много чего можно спрятать и самим от татар да Москвы укрыться.
– Тот-то я и гляжу, как вы скрываетесь, – ухмыльнулся Алексей. Влезать в межкняжеские распри ему не особо улыбалось, но, судя по всему, деваться ему сейчас было некуда. Да, не получилось в эту грозу уйти, так будет и другая – удаляться далеко от болота было никак нельзя.
Чуть помолчав, староста потянул беглеца за рукав:
– Ну идем, идем, паря. Стало быть, с нами теперь дуешь. А?
– Да, похоже, придется, – махнув рукой, молодой человек невесело улыбнулся. – Ты хоть скажи, что у вас надобно делать-то?
– Обскажу, – довольно кивнул Епифан. – Все как есть обскажу. Токмо не сейчас – к ночи ближе. А теперь идем. Увидишь, как тут у нас все устроено.
Устроено, что и говорить, было неплохо. Лагерь разбойников – как именно лучше именовать людей старосты Алексей пока для себя еще не решил – представлял собой отлично замаскированные ряды шалашей и землянок, располагавшихся по дальнему краю болота, к которому вели тайные стежки, да можно еще было пройти от Литовского шляха по идущей вдоль ручья тропе, а дальше – гатью. Путь опасный и, как заметил на ходу староста, только самым верным людям известный.
– Настоящих-то татей мы тут давно извели, – ухмыльнулся Епифан. – Помнишь, ты про девчонку одну, Ульянку, спрашивал?
– Ну? Ты ж вроде сказал, сгибла она.
– Не сгибла, – староста понизил голос. – Честно скажу – много она нам помогает. Но про то – многим знать нечего. А про дело твое не забывает – не раз и не два к старому пню жемчуга клала. То мои люди видели, доложили. Твое поручение?
– Мое.
– Да ты, похоже, язычник! Ладно, ладно, – замахав руками, Епифан хохотнул глухо, как филин. – Верь в кого хочешь, хоть приноси жертвы трухлявому пню, нам-то что? Лишь бы человек был верный! Одно только спрошу, не обижайся…
– Спрашивай.
– Правду говорят, на месте этого пня в старые времена Перунов идол был?
– Правда, – пряча усмешку, кивнул протокуратор. Затем, сурово насупив брови, добавил: – Более про то ничего не скажу!
– А я и не спрашиваю, – отмахнулся староста. – И другим накажу – не спросят.
Алексей открыто улыбнулся – не потому, что ему было хоть какое-то дело до какого-то там языческого идола, приятно другое – знать, что Ульянка жива и даже четко выполняет порученную ей когда-то давно просьбу. Честная и добрая девушка, то есть давно уже женщина, мать. Кстати, такие люди встречаются не так уж и редко. Правда, и не очень часто, что правда, то правда.
Люди Епифана отнеслись к новому соратнику радушно – усадили к костру, накормили пахучей ушицей, показали место в шалаше, где спать. Соседом, кстати, оказался тот самый пастушок, белоголовый, веснушчатый, кого чуть было не запытал любитель пирогов Емельян. Увидав Алексея, парнишка обрадовался:
– Вона! И ты убег, господине?! А мы того ката поймали, что меня пытал!
– Что?! – Протокуратор тряхнул головой. – И где ж он?
– В поруб кинули – пущай до утра посидит. Утром ужо казним – в болоте утопим!
– Как это в болоте?
– А так. Камень на шею – и в трясину…
– Нечего сказать, ловко придумали! – Алексей закусил губу: вся эта затея с казнью почему-то пришлась ему не по нраву. Может быть, потому что он как-то уже привык к повару-палачу, можно даже сказать, сроднился? Эх, жаль парня – не такой уж он и злыдень, опять же – с татарами помог.
– А я б так его не казнил, – неожиданно произнес отрок, звали его, кстати, Герасимом. – Не так уж и сильно он меня и бил. Крови, правда, много – а вот, поди ж ты – уже и не болит почти.
– Так это он, верно, неопытный – бить не умеет.
– Как раз опытный! Что б так бить и не поранить сильно, большое уменье надоть!
– Да-а-а… Жалко его тебе, что ли?
– А и жалко – дак что ж?
Протокуратор прищурился: ну надо же! Потом спросил словно бы невзначай:
– А что, ежели вырвется он, убежит?
Герасим расхохотался:
– Да куда бежать-то? Тут везде болотины, а троп он не знает! Ката этого и не стерегут-то особо…
Не знает… Зато он, Алексей, хорошо знает гать. Ну выйдет беглец не к мосту, а к сгоревшей деревне – какая ему разница?
Сосед вскоре засопел, заворочался… вот вскрикнул, видать, неловко повернулся, а спина побаливала.
– Что-то не спится, – негромко бормотнув, протокуратор осторожно вылез из шалаша. Невдалеке, за деревьями, горел небольшой костер, и сидевшие вокруг него люди лениво дохлебывали ушицу. Предложили и Алексею:
– Будешь?
Тот не отказался, похлебал, затем, поблагодарив, попросил у разбойников нож – нарубить лапника, а то сквозь крышу в шалаше звезды видно.
– Так взял бы топор – оно сподручнее!
– Да ну, скажешь тоже! Как зачну стучать на весь лес – живо все проснутся.
– И то верно, – тот, что предлагал уху – молодой мордатый парень – задумчиво почесал за ухом и, отвязав от пояса нож, протянул Алексею. – Бери, пользуйся. Только вернуть не забудь.
– Не забуду.
Оранжевые зарницы костра выхватывали из темноты лишь рядом стоявшие деревья, однако ночь нынче выдалась светлой, звездной… да и вообще, небо на востоке уже захолонулось алым – скоро рассвет.
Срубив несколько еловых лап, протокуратор незаметно подошел к забросанной жердями и ветками яме – той, что указывал Епифан. Постоял, прислушиваясь, – и в самом деле, как и сказал пастушонок, никто узилище не охранял, если не считать сидевших у костра парней. Вообще-то, грамотно они костерок разложили – тут и к мосту тропинка, и по Черному болоту – гать. Оттуда кто придет… или туда… уж никак сторожей не минует.
– Емеля! – чуть помолчав, шепотом позвал Алексей. – Емеля! Да откликнись ты, чертов кат. Это я, Олексий.
– Олексий?! – Голос из ямы донесся глухо, но неожиданно громко, или это просто так казалось, что громко.
Тем не менее протокуратор сразу же цыкнул.
– Тсс! Не ори так. Глубоко там?
– Да не особо. Выбраться можно. Кабы не руки-ноги…
– Жди…
Раздвинув ветки, Алексей проворно нырнул в узилище… едва не на голову Емеле, и, быстро перерезав путы, сунул нож за пояс.
– Господи, Господи, – счастливо шептал палач. – Друже!
– Лезем! Сначала я, затем – ты. Ап!
Выбрались один за другим, ловко, быстро и почти что бесшумно. Спрятались за деревьями.
– Стой здесь, – тихо скомандовал протокуратор. – Я отвлеку сторожу, а ты беги к трясине, только сразу туда не лезь, схоронись где-нибудь до рассвета. Потом иди – помни, держись четко прямо – сначала на старый пень, а потом – на высокую сосну, ты ее увидишь. Осторожнее будь – чуть влево-вправо – не вылезешь. Ну, с Богом!
– Храни тя Бог, друже!
Если б кату не грозила лютая смерть, Алексей вряд ли стал бы его выручать, даже несмотря на близкое знакомство, если так можно было обозначить их отношения. Да, конечно, палач приехал в деревню не пряники раздавать, однако он же и помог – спас многих людей от татарского плена. Баш на баш. И смерти, по разумению протокуратора, уж никак не заслуживал.
– На свой ножик, – Алексей подошел к костру и, вдруг повернувшись к лесу, настороженно прислушался.
– Эй! – сидевшие у костра дружно повернули к нему головы. – Чего там?
– А сами послушайте! Да нет, не здесь… Вон, к деревам отойдите.
Гулкая тишина леса не была такой уж полной – где-то крался какой-то зверь, где-то била крыльями ночная птица… А вот с треском упала сухая ветка.
– Ничего не слышите?
– Нет… Хотя… Постойте-ка! – Один из сторожей поднял вверх руку. – Там, у мостика-то, что-то уж больно тихо!
– Так на то и ночь, чтобы тихо.
– А филин?! Вспомните, он каждую ночь там охотится, ухает – ух-ух!!!
– Да, ухает. Страшно так, ровно покойник.
– Покойники не ухают, Никодиме!
– Не о покойниках посейчас речь – о филине.
Парни замолкли и с минуту вслушивались в темноту.
– А ведь и впрямь, не ухает!
– Значит, спугнул кто-то!
– Поглядеть бы надо… Пошли-ка, затаимся. Никодим, рог при тебе?
– При мне.
– А ты, Проша, с Олексием тут оставайтесь.
Так и порешили: Алексей и тот круглолицый парень, что давал ему ножик, – Проша – пошли обратно к костру, остальные же бесшумно скрылись в чаще.
Интересно, успел ли проскользнуть Емельян? Должен бы успеть – парень ловкий.
– Чу! – едва присев, Прохор вдруг вскинулся и настороженно посмотрел в сторону гати.
Протокуратор тоже вскочил на ноги:
– Что? Что там?
– Кажись, крадется кто-то! – обернувшись, взволнованно прошептал сторож. – Слышь, трясина булькнула. Видать сорвался с гати, шагнул не туда… О! Слышишь? Снова! Плохое дело! Придется наших будить – Епифан наказывал, чтоб, ежели что – немедленно…
Рука парня потянулась к висевшему на поясе рогу…
– Постой. – Алексей решительно толкнул сторожа в бок. – А вдруг – поблазнилось? Посмешищем будем! Пойдем-ка сперва сами проверим.
– Но ведь Епифан…
– Он же первым и смеяться будет! Идем, идем… В рог свой всегда протрубить успеешь.
– Это верно.
Вдвоем они побежали к болоту, и протокуратор лихорадочно соображал, что делать с этим парнем. Лучше всего, конечно, было бы продержать его у края болота как можно дольше. Как можно дольше… Лишь бы Емельян оказался поосторожнее – ведь уже светало, и желто-красное солнце вот-вот должно было вылезти из дальнего леса.
– Вон он! – резко останавливаясь, Прохор показал вперед, в трясину, где маячила размытая реденьким желтоватым туманом фигура. Палач! – Гляди-ко! Один! И, кажись, от нас… Точно – от нас! Господи, никак пленник сбежал!
Прохор рванул рог… Но затрубить не успел. И вовсе не потому, что Алексей – как рассчитывал – ударил его ребром ладони в шею…
Где-то в лесу, со стороны мосточка, истошно разорвав тишину, затрубил другой рог! Тревога!
– Господи! – перекрестился Прохор. – Видать, и впрямь, беда!
Лесные люди Епифана, надо отдать им должное, поднялись быстро – не прошло и пяти минут, как все уже собрались у костра, оружные и одетые, внимательно слушая приказания старосты.
– Вы двое – к гати, вы – к ручью, остальные – за мной, к мосточку. Вперед!
Все – в том числе, естественно, и Алексей – подались в лес и рассредоточились за деревьями вдоль ведущей к мосту тропы.
Небо светлело уже, было прохладно, зябко, как и всегда по утрам осенью. Вот-вот должно было подняться солнышко, судя по зябкости и по чистому светлому небу денек нынче выдастся солнечным, летним…
– Епифане! – Словно тень, вынырнул из травы один из сторожи.
– Что там, Никодим? – шепотом спросил староста.
Стоявший невдалеке протокуратор навострил уши.
– Войско. Похоже – московиты. Идут ходко, дорогу знают – видать, продал кто-то.
– Сколько их?
– Десятка три пеших, и конница у моста – дюжина.
– Не так уж и много… Ничего, справимся. Тсс!
Из мерцающего утреннего тумана, за папоротниками, показались остроконечные шлемы. Негромко звякнула кольчуга. Блеснул наконечник короткого копья-сулицы. Вот кто-то споткнулся, выругался злым шепотом…
– Пора! – подпустив врагов ближе, Епифан махнул лучникам.
Веселым разбойничьим посвистом вспенили тишину стрелы, каждая из которых нашла свою цель!
Со стоном повалились в траву ратники, из-за деревьев с криками выскочили люди старосты Епифана.
– Бей ворогов, бей!
Встретившись, звякнули мечи и сабли – началась сеча.
Перед Алексеем внезапно оказалось сразу двое – один, похоже, опытный воин, в байдане – доспехе из крупных плоско раскованных колец – и шлеме с золоченой полумаской. Этот был с мечом, а в левой руке держал круглый ярко-красный щит с большим медным умбоном. По умбону-то и пришелся первый удар сабли протокуратора. Противник успел среагировать сразу – поставил, и в свою очередь нанес удар. Хэк!
Тут же рванулся вперед и второй – совсем еще зеленый юнец с едва пробивающимся пушком над верхней губой. Этот был в короткой кольчуге и круглом арабском шлеме – мисюрке, правда, без бармицы, видать, приобретенным по случаю или в качестве военной добычи – уж что досталось. В левой руке юноша сжимал саблю, в правой держал такой же, как у старшего, щит.
– Слева! – отскочив назад после очередного удара, быстро распорядился опытный воин.
Молодой хорошо понял его, резко отскочив в сторону, так, что теперь они оба наседали на Алексея с двух сторон, не мешая друг другу. Ай, скверно, скверно!
По всему лесу раздавался звон, слышались крики, сопенье, ругательства – ничего этого протокуратор сейчас не слышал, полностью поглощенный собственным поединком. Поединком, хм… Двое на одного! Вернее – полтора, юнца можно не считать за настоящего лихого рубаку! Впрочем, и недооценивать врага – тоже плохо. Пусть уж будет – двое на одного.
Оп!
Ловко отразив очередной выпад, Алексей дернулся в сторону и, сделав обманный финт, зацепил-таки юнца кончиком сабли, раскровянив правую руку – не помог и щит.
В ответ на это опытный враг тут же бросился в самую яростную атаку! Зло сверкали глаза, рот ощерился, словно у дикого зверя, а меч… меч сверкал молнией!
Давай-давай… Меч не сабля – много не навертишь, запястье устанет, какой бы ты закаленный не был…
Черт!
Увлекшись, протокуратор едва не пропустил удар молодого. Хорошо – обернулся, бросился на траву – тем и спасся! Иначе б саблей по шее – и все. Ах вы ж, гады! Ладно…
Проворно перекатившись по траве, Алексей вскочил на ноги, одновременно захватив левой рукой подвернувшуюся под руку палку – обломок какого-то сучка – который со всего размаху, вставая, и метнул прямо в лицо опытному. Тот инстинктивно загородился щитом, на миг – всего на какой-то миг – потеряв из виду соперника… И получил саблей по правой руке! Прямо по запястью, по венам.
Хорош был удар, правда, кость перебить не вышло – зато кровища хлестала – будьте нате! Этот теперь не боец…
Молодой… Ух, как он разозлился! Это хорошо… Ну давай, давай, нападай, что ж ты?
Используя местность, Алексей намеренно спрятался за деревьями – и тотчас же в ствол ударился брошенный раненым щит. Ах ты, сволочь! Добить-то тебя некогда…
Удар!
Протокуратор пригнулся, и сабля юнца застряла в дереве. Алексей ухмыльнулся… И тут же произвел выпад, зацепив острием клинка щеку. Хлынула кровь.
Шок! У юнца наверняка был шок. Ишь, как испуганно хлопнули веки, как в ужасе сверкнули глаза…
Теперь – по руке! Еще раз…
Ага! Вскрикнул! Выронил саблю…
– Ондрей-ко-о-о-о-о!!! – истекая кровью, яростно закричал раненый.
Поднялся из травы из последних сил…
А они похожи! Оба светлорусые, круглолицые… Отец и сын?
Ладно…
Прыгнув, Алексей ударил парня в щеку эфесом сабли – не хотел убивать, хватит с юнца и этого. Сколько ему лет-то? Тринадцать? Четырнадцать? Черт с ним – пусть живет.
Отбежав в сторону, махнул над головой саблей:
– Хэй, Епифане!
Осмотрелся наконец. Судя по всему, сеча, похоже, заканчивалась.
– Еще идут! – подойдя, тяжело вздохнул Епифан. – Боюсь, не сладим. Эх, увести бы их куда, запутать!
– Давай – в болото, на гать! – тут же предложил Алексей.
– На гать… – Староста задумался. – Трудное дело. Самим запросто можно утопнуть, многолюдством-то.
– А зачем многолюдство? – утерев рукавом выступивший на лбу пот, молодой человек хохотнул. – Дай человек пять – хватит. Да, и еще лук.
Епифан пристально посмотрел на него и улыбнулся:
– А я ведь в тебе не ошибся, парень! Дам. И лук дам, и людей. Эй, Никодим, бери своих – и к болоту. Старший – Олексий, во всем его слушать.
– Дядько Епифан! – выскочил из кустов пастушонок Герасим. – А я… Я можно тоже на болото пойду?
– Сиди уж!
– Тут-то от меня все одно посейчас толку мало, а стреляю я метко. А? Ну, дядько!
– Черт с тобой. – Епифан махнул рукой. – Иди. Ну, парни, – с Богом! Там, у гати не таитесь – пущай сначала увидят.
– Да сообразим, не дурни.
Прихватив саадаки, они зашагали к болоту. Шли поначалу неспешно, а, как увидали врагов, побежали, уводя супостатов от спрятавшегося в лесу воинства, увлекая за собой, заманивая под удар с тыла.
– Вон они, вон они! – потрясая сулицами, радостно орали враги. – Ужо не уйдете теперь!
И бросились в погоню. По кустам, меж деревьями, по болотным кочкам.
– Держи их, держи, братцы!
Ага, давайте…
Вот уже зачавкала под ногами трясина, засвистели над головами стрелы – выйдя на открытое место, вражины достали луки. Оп! Повалился лицом в болотную жижу пораженный в спину Никодим. Достали-таки, сволочи…
– Пригнитесь! Пригнитесь же! К пню, к пню идите… Эй, куда!
Дернувшись от стрелы, упал в трясину еще один. А Герасим? Нет, этот шагал. Шагали и враги – ходко, под прикрытием спрятавшихся на берегу лучников.
– По нашим следам идут, гады! – тяжело дыша, выкрикнул пастушок.
Алексей задумчиво кивнул – ясно. Светло уже, видят – куда.
– Вот что, парни. – Он обернулся, подбежав к обожженному молнией пню. – Давайте на тот берег, я прикрою.
– Но…
– Быстрее! Стрел только подкиньте. – Протокуратор неожиданно улыбнулся. – Не думайте, я на тот свет не собираюсь – рановато еще! Подержу их здесь, покуда доберетесь, а потом и вы меня прикроете. Надеюсь, ни одна стрела мимо супостата не пролетит!
– Храбрый ты человек, дядько Олексий! – оставляя у пня часть своих стрел, восхищенно присвистнул Герасим. – Инда и мы тебя выручим – уж будь покоен!
Проводив глазами своих, Алексей затаился за пнем, накладывая на тетиву стрелу. Нацелился… Оп! Идущий первым вражина тяжело завалился навзничь.
Ну, что встали? Кто следующий?
Ага! Отошли назад, к берегу. Посовещались. Снова пошли, выставив вперед большие миндалевидные щиты – оказывается, у них и таковые тоже имелись. Это худо, однако…
Вот пропела стрела, еще одна, еще… Целая туча!
И вдруг грянул гром! С чистого неба?!
Нет, показалось…
– Уходи! Уходи, Олексий! – внезапно послышалось сзади.
Свои! Видать, добрались. Молодцы, быстро… Теперь можно и самому!
Выпустив по врагам пару стрел, Алексей, пригнувшись, побежал по гати. Выбравшиеся на лесистую кручу разбойники Епифана прикрывали его тучей стрел. Ай, молодцы, хорошо стреляют, кучно!
Вот и камыши. Берег. Лес. А во-он тут он когда-то утопил трактор. То есть не утопил, а посадил в топь, потом гусеничником вытаскивали.
Алексей улыбнулся… и вдруг почувствовал, как в спину, меж лопатками, что-то тупо ударило! Протокуратор остановился… Оглянулся… Упал…
