Глава 11
Весна 1449 г. Константинополь
Эта лилия с темной фиалкой
Переплелася, а та
майораном опутана нежным.
Клавдиан «Похищение Прозерпины»
…шпион! Так уж выходит. Ну, конечно, хорошо бы еще раз перепроверить… Или подсунуть эту версию бывшим коллегам?
На следующий день Алексей снова пришел в гавань Феодосия – и чуть было нос к носу не столкнулся с Карабисом! Случай… Нувориш был одет скромненько, не как всегда, да и коляска – неприметная одноколка с поднятым, несмотря на солнечный день, верхом – несомненно, свидетельствовала о нежелании господина Карабиса привлекать к себе чье бы то ни было внимание.
Таился Агафон, таился!
И вот еще… Лешка глазам своим не поверил, увидев мелькнувшего рядом с Карабисом человека. Черная, аккуратно подстриженная бородка, аристократические манеры, этакая вальяжность в жестах и мимике… Алос Навкратос – пожалуй, крупнейший судовладелец в городе. К тому же имеющий и несколько сухопутных транспортных контор. Алос Навкратос еще лет пять назад подозревался в связях с турками, правда, ничего конкретного доказать тогда не удалось. Но вот сейчас… Тайные вояжи Карабиса в Феодосийскую гавань, стоявший там турецкий корабль, замаскированный под мирное венецианское судно, Алос Навкратос – все это вместе выглядело в высшей степени подозрительно!
Агафон, махнув рукой Навкратосу, быстро тронул повозку – управлял сам, без возчика – и через пару минут скрылся из виду, завернув за какой-то склад. А господин Навкратос не особенно-то и таился! Впрочем, а зачем ему прятаться, когда у него здесь, в гавани, полно складов? Уселся в щегольскую коляску, хлопнул по плечу возницу – поехал, ничуть не торопясь и – не хуже того же Лешки – явно любуясь открывающимся видом.
Синело – до боли в глазах – море, ярчайшее солнце отражалось в воде ослепительным взрывом, белые чайки алчно кружили над палевой пеной прибоя. Мощная зубчатая стена – стена Феодосия, казалось, уходила куда-то за линию горизонта, скрываясь в утренней туманной дымке.
Надвинув на глаза шляпу, Алексей повесил мантию на руку – не мог уже в ней идти, до того стало жарко – и так же не спеша, зашагал к воротам, стараясь не терять из виду коляску Навкратоса.
Проехав ворота, та повернула направо и, убыстряя ход, покатила вдоль городской стены. Лешка, конечно, уж не стал бежать, но все ж присмотрелся, увидел, как, взяв влево, на улицу Медников, преследуемые поехали к площади Тавра. Вот туда уж совсем нельзя было Лешке соваться – ну, разве что, накинув на плечи мантию. Подумав, молодой человек так и сделал.
Нет, вряд ли его хоть кто-нибудь мог сейчас узнать, особенно – издали! Раньше был светловолосый, теперь – ярко выраженный шатен, даже специально отпущенная борода аккуратно выкрашена, к тому же – надвинутая на самые глаза шляпа, да еще и мантия, да и вообще – вид некоего иностранца: длинноносые башмаки, узкие шоссы, шейная цепь – жазеран – правда, потускнела, но издали все еще сходила за золотую. Иностранец! Какой-нибудь франк или генуэзец. И походка соответствующая – если Алексей не забывал ее контролировать. Спасибо Мелезии, научила – мама родная не узнает, точнее сказать – Ксанфия. Как-то она там, в Московии? Как Сенька, не болеет ли, не дай-то Господь?
– Здравствуйте, господин старший тавуллярий! Вот вы-то мне и нужны!
Господи… Это что еще?
– Вы, вы… Я вас сразу узнала! Только не говорите, что вы меня не помните!
Да уж, бывают в жизни встречи! Присмотревшись, Лешка узнал в подошедшей к нему пожилой матроне ту самую старушку с улицы Медников, что жаловалась в сыскной секрет на разбитые горшки с цветами. И настырная же была старушенция! Такая сухонькая, востроносенькая, боевая! Как же ее зовут-то? А не вспомнить теперь.
– Нет, нет, я не по старому делу, – старушка невозмутимо вышагивала рядом с Лешкой. – У меня ведь, господин старший тавуллярий, опять горшки разбили! Один раз – вот прямо только что! Прошу вас, зайдите ко мне – составьте акт! Это же полное безобразие. Какие-то разбойники житья не дают, никто их не ищет… Я, господин старший тавуллярий, настаиваю на немедленном составлении акта, иначе оставляю за собой право пожаловаться в вышестоящие инстанции! А что делать, господин старший тавуллярий?
Во время разговора – точнее сказать – монолога – старушка все время повышала голос, так, что сейчас уже почти кричала, привлекая к себе – и к Лешке – внимание многочисленных прохожих. Что и говорить – местечко-то было людное.
– Так что, господин старший тавуллярий…
– Хорошо! – Алексей быстро кивнул. – Идемте составлять акт. Только вот, найдется ли у вас перо и бумага, как видите, я ничего такого с собою не захватил.
– И то сыщется, и другое, господин старший тавуллярий. Вы придите только!
Деваться, похоже, было некуда – ну, не бежать же? – И Лешка поспешно свернул в тенистый садик, за которым виднелся небольшой двухэтажный дом с добротной, покрытой затейливой резьбой, дверью.
При виде старушки дверь, словно бы сама собой, распахнулась и чистый девичий голосок прожурчал:
– Вижу, вы быстро управились, госпожа.
– Ха, быстро? – Старушка скосила глаза на своего спутника. – Чисто случайно встретила на улице господина старшего тавуллярия. Он ведь и прошлый раз занимался нашим делом, помнишь, Глафира?
Служанка – смешливая светловолосая девчонка лет четырнадцати – поклонилась и прыснула:
– Что-то он в прошлый-то раз не сыскал лиходеев!
– Ну, может, сейчас повезет – сыщет… Прошу наверх, господин старший тавуллярий.
Поднявшись по недавно выкрашенной лестнице, Алексей очутился в небольшой узковатой зале, с двумя широкими лавками вдоль стен и обширным столом, на котором – старушенция не обманула – в образцовом порядке были разложены писчие принадлежности: стопка сероватой бумаги, три яшмовые чернильницы и серебряный стаканчик с гусиными перьями.
– Что, господин старший тавуллярий, заявления снова можно писать или сойдет и старое?
– Сойдет и старое, – махнул рукой Алексей. – Ну, показывайте же, где тут у вас место происшествия? Буду составлять акт.
– А вот. – Бабуся распахнула ставни. – Все, как и в прошлый раз! Видите?
Прямо под окном, на широком карнизе, в ряд были выставлены горшки с цветущей ярко-красной геранью или каким-то подобным ей растением, Лешка в цветах не особенно разбирался. Всего семь штук, вернее – шесть, от последнего, седьмого, остались одни осколки да ошметки черной землицы.
– У меня и внизу цветы, вон, видите? – высунулась в окно хозяйка. – Так их ведь не тронули! Ну, что вы на это скажете?
– Думаю, мальчишки шалят – бьют из пращи на спор… Ну, во-он с того пригорка! – Лешка и в прошлый-то раз мыслил примерно в этом же направлении – ну, кому еще-то нужно было столь избирательно бить чужие горшки?
– Так мальчишки разве попадут? – усомнилась бабка. – Хотя, конечно, балбесов средь них хватает. Так что, составляется акт?
Вздохнув, старший тавуллярий уселся за стол и обмакнул в чернильницу первое попавшееся перо. Ему вдруг самому стало интересно, почему ребятня выбрала для своих дурацких соревнований именно это окно? Вон, в соседнем доме, на карнизе – точно такие же цветы! Почему их не трогают? Какая во всем этом логика?
Еще раз подойдя к окну, Алексей посмотрел вокруг, окидывая панораму. Даже – не столько уже для бабки, сколь для себя – составил примерную схему. Вот тут – большой квадрат – площадь Тавра, здесь, узенькая такая, улица Медников, дом, напротив – садик, холлом – вот с того холма можно цветы из пращи достать, если постараться, конечно. А вообще, откуда их видно, эти цветы-то? Ну, с того же пригорка и видно, а еще? С улицы, кстати, не очень-то – карниз широкий, улочка узкая, наверняка – голову задирать надо. Неудобно!
А вот если выйти, так сказать, за границы системы! Лешка быстро изобразил на листке небольшой неровный кружочек – площадь Константина. Снова посмотрел в окно: во-он из того четырехэтажного домика должно быть прекрасно видно. С последнего этажа – из двух окон…
Ну, видно? И что?
– Ну, господин старший тавуллярий? – заволновалась бабка. – Так что, на этот раз есть надежда?
– Будем работать! – свернув схему, важно отозвался Алексей. – Направим людей, поднимем массы, организуем общественность. Перекроем все дороги, там вон, в садике, посадим засаду – думаю, к концу недели уж наверняка супостатов выловим! Выловим, осудим показательным судом и обязательно казним самой страшной казнью!
– Казнью? – Старушенция озадаченно заморгала. – А что, уж так обязательно этих шалопаев казнить?
– А как же? – обернулся на пороге Лешка. – Чтоб другим неповадно было! Сами же говорите – житья от этих лиходеев нет?! Да, кстати… Вы бы выбрали заранее казнь – я запишу.
– Выбрать?! Казнь?!
– А как же?! Таков уж порядок.
Старший тавуллярий еле сдерживал смех, хорошо понимая, что никак иначе от настырной заявительницы не отделаешься. А ну, как явится в секрет? Мол, как там с моим делом? Чем занимается господин старший тавуллярий Алексей Пафлагон?
А там – Злотос! Какой-такой Алексей Пафлагон? Вы что, его живым видали? Ах, не так и давно? А ну-ка сообщим всем заинтересованным лицам – вот спасибо, что вы к нам пришли, а то ведь его уже и искать перестали, сочли сгинувшим. Опаснейший государственный преступник ваш старший тавуллярий – так-то!
Нет, эта бабуся – как хоть ее зовут-то? – определенно, женщина не злая. Даже, скорее, добрая – вон, служанка-то вся на смешках – ничуть не боится хозяйки. А была бы та мегерой, так уж не посмеялась бы!
– Ну вот. – Алексей перешел на официальный тон. – У нас имеется на выбор четыре способа казни… Впрочем, нет, на данный момент – три, четвертый – четвертование – сейчас не пойдет, по причине затупления топора. Топор здоровенный – месяц точить будут, никак не меньше. Значит, остается: повешенье, утопление и сожжение! Что вам больше нравится, уважаемая госпожа… гм-гм… вот, вылетело из головы ваше достойное имя…
– Ираида… – Старушенция снова заморгала. – Сказать по правде, мне никакие казни не нравятся. Вот, если б шалопаям слегка похлестать по заднему месту… Так, чуть-чуть, чуть… попугать только.
– Мы не пугала! – наставительно воскликнул Лешка. – А важное государственное учреждение. Мы не пугаем – мы действуем. Так что, не выбрали еще способ казни? По глазам вижу, что нет. Тогда, значит, вот что… Вы к нам когда зайдете – ну, знаете ведь, где наш секрет расположен, тут, кстати, недалеко – тогда и скажете.
– А без меня их не казнят?
– Без вас – никак! Вы же заявительница!
Прижав руку к груди, Алексей поклонился и, еле сдерживая смех, спустился по лестнице, оставив потерпевшую в тяжких раздумьях.
На улице и за оградами, в садиках, вовсю цвела сирень, солнце светило так ярко, что, казалось, готово взорваться, а синее небо выглядело безмятежным и звонким. Словно б и не было никаких турок, шпионов, разбойников…
Старший тавуллярий уже подходил к церкви Апостолов, когда вдруг почувствовал слежку. Кто-то шел за ним… какой-то молодой парень с угрюмым взглядом. Топал, топал! И даже пытался догнать… Ну-ну!
Резко свернув, Лешка нырнул в первый попавшийся переулок и выхватил из ножен кинжал… На который едва не наткнулся преследователь!
Вовремя остановился, попятился… Потом вдруг улыбнулся:
– Господин, к вам есть разговор.
– Говори! – Алексей ухмыльнулся, не спеша убирать клинок.
Парень мотнул головой:
– Не у меня. Есть один человек… Он вас ждет у старого портика.
– Ах вот, значит, как? И кто же это?
– Евстафий. Он сказал – вы его знаете.
– Евстафий? – удивленно моргнув, старший тавуллярий опустил кинжал. – Ну что же, пойдем, посмотрим.
Бывший подчиненный Косого Карпа, Евстафий сам вышел навстречу. Улыбнулся:
– Случайно увидел вчера Креонта.
Креонта? Какого еще Креонта? Ах да…
– Он бил из пращи какие-то цветочные горшки.
– Что?! – Алексей ушам своим не поверил. – Креонт бил горшки?
– Да. Похоже, он очень хороший пращник. Рыбья морда!
– А где, где он это делал?
– На улице Медников. Той, что недалеко от площади Тавра.
Поблагодарив Евстафия за сведения, старший тавуллярий озадаченно хмыкнул и поспешно зашагал ближе к дому. Креонт! Значит, Креонт!
Мелезия! Вот кого расспросить – уж она-то должна знать о нем все, ведь Креонт – актер ее труппы!
* * *
– Креонт? – Едва Лешка спросил, Мелезия удивленно округлила глаза. – А с чего бы тебя он так интересует?
– Да так… Есть к нему несколько вопросов.
– Так уже больше месяца, как его с нами нет.
– Как нет?
– Да так вот и нет. – Девушка пожала плечами. – Как запахло весной, исчез, гад. Словно и не было! Полностью порушил нам весь репертуар – играть-то некому. А ведь сезон давно начался, вот и приходится выкручиваться. Слушай… – Мелезия обняла Лешку за плечи. – Я ведь и тебя стала реже видеть! Уже забыла, когда проводила с тобой ночь.
– Две недели назад, – негромко напомнил молодой человек.
– Ну да… Смотрю, ты помнишь…
Повернувшись боком, девушка медленно стянула с себя столу… а затем – и тунику. Встала на ложе – обнаженная красавица актриса – улыбнулась призывно…
Поспешно стянув с себя одежду, Алексей бросился к ней с неуемной жадностью голодного тигра. Зарычал даже, покрывая страстными поцелуями юное гибкое тело…
А за окнами тихо плыл теплый оранжевый вечер.
Как, в конце концов, выяснилось из беседы с девушкой – о Креонте она мало что знала, уж больно тот оказался скрытен. О прошлом своем не разговаривал, вообще редко когда поддерживал разговоры, а если и поддерживал, так только тогда, когда ему что-то было надо – к примеру, выспросить про доходный дом бабки Виринеи Паскудницы. Об этом, кстати, Мелезия уже как-то рассказывала, да Лешка забыл, вернее – не обратил внимания, что ему там было до какого-то актеришки?
А, может статься, Креонт приходил и сюда? Зачем? Мало ли других доходных домов, почему обязательно в этот? Может, он хорошо знал кого-то из постояльцев? Да-да, Мелезия ведь что-то говорила… Кажется, он видел как-то среди зрителей покойных Созонтия и Анисима Бельмо – тогда еще живых. Да-да, видел! Как раз давали «Электру». Креонт тогда собирал со зрителей деньги. И сразу после этого стал выспрашивать о доходном доме старухи Виринеи. Неспроста? Явно неспроста. Плохо, что Мелезия мало что помнит. А может, Креонт заходил к старухе Паскуднице?
Спустившись вниз, за вином, старший тавуллярий с улыбкой заговорил с хозяйкой. О весне, о растущих ценах, о мздоимцах-чиновниках, о том, что нового постояльца заместо убитого Созонтия так и не нашлось.
– Найдется, – засмеялась старуха. – Сейчас весна – народу в порту много.
– Да уж, – тут же поддакнул Алексей. – А что, в прошлое лето было много желающих снять комнату?
– Да были… Даже и по осени заходили, я уж теперь не помню. Был вот чернявый такой…
В этот момент Лешка вытащил заранее приготовленные монеты:
– Вот вам за жилье. Акче.
Он быстро отсчитал серебряхи, нарочно обозвав аспры на турецкий манер. Потом еще раз, словно бы невзначай, повторил это слово – акче.
– Вот и Созонтий с Анисимом так их называли, покойнички. – Старуха благостно перекрестилась. А потом вспомнила: – Да и тот, чернявый – тоже! Да-да… Он же все потом выспрашивал – что за соседи, да не буяны ли. Почитай, про каждого расспросил.
Так-так… Расспросил значит… Сначала – случайная встреча во время пьесы. Ну а затем уж дело техники – проследить, расспросить… Убить! За что? А они ведь земляки, точнее – там, на туретчине, друг друга неплохо знали. Могли узнать и сейчас… Значит, получается, что Креонт – турецкий лазутчик?! А ведь, выходит, что так! Только вот где искать теперь этого Креонта?
Секундочку! Как это – где? Не далее как вчера он стрелял из пращи по цветочным горшкам. Ничего себе, развлечение для лазутчика! Подавал кому-то знак?! Именно! Откуда лучше всего видны окна старушки с улицы Медников? С доходного дома близ площади Константина. Район достаточно фешенебельный, значит и дом – не из дешевых. Простых постояльцев там нет и так просто не проникнешь. А проникнуть нужно…
Поднявшись к себе и погладив по голове уснувшую Мелезию, старший тавуллярий развернул схему. Ну вот он – доходный дом – на прямой линии. Очень хорошо видны все горшки. Все семь. Вернее – шесть, седьмой разбит. Седьмой… Седьмой… Господи – да это же конец недели! Послезавтра! Черт побери – уже послезавтра! Но ведь цветочный горшок разбит только вчера. Если сигнал не приняли сегодня, то… то остается завтра. Только бы завтра хоть кто-нибудь появился. Или – послезавтра. Должен, должен, уж наверняка – это какой-то экстренный способ связи, ну не могут же турецкие шпионы бить чужие горшки каждый день – горшков не напасешься!
Алексей взял с собой Зевку и Епифана с его мальцами-карманниками – ну, кого больше еще-то? Да и не для силового захвата нужны были люди – просто постоять, посмотреть, уж лишние глаза в таком деле не помеха. Одна мысль только тревожила – а вдруг сигнал приняли еще вчера? Или даже позавчера? Тогда оставалось только расспросить хозяина о постояльцах. Нет, лучше не хозяина – слуг.
– Если подам знак, бегите за помощью… Зевка знает – куда, – подходя к дому, негромко предупредил старший тавуллярий.
– А какой знак? – спросил кто-то из мальчишек-карманников.
Лешка задумался:
– Ну, вдруг махну рукой из окна или крикну. В общем, увидите.
Перекрестившись на видневшуюся невдалеке церковь, Алексей вошел в ворота доходного дома. На первом – нулевом – этаже, как водится, находилась харчевня. Сразу подскочил хозяин – толстяк с курчавой бородкой – улыбнулся угодливо:
– Что господин желает?
– Вина! Да, у вас имеются свободные комнаты?
– Пока есть.
– А что за соседи? Не очень шумные?
– Да что вы, что вы!
– И все же, хотелось бы узнать о них поподробнее. Видите ли, я желаю снять ваши апартаменты надолго, быть может, даже на год, а то и больше.
– Хорошо, господин. Я подошлю к вам своего помощника – он все расскажет.
– Отлично!
В ожидании разговора старший тавуллярий с улыбкой потягивал вино, время от времени посматривая на распахнутые на улицу двери, сквозь которые проникало слепящее солнце. И вдруг…
Сначала снаружи загремела колесами повозка. Судя по звуку – легкая, для седоков, не для груза. Послышались шаги, и чья-то возникшая в дверях тень на миг затмила солнце.
– Хозяин! – с порога закричал вошедший. – Долго я буду тебя ждать?
– Сейчас, сейчас, господин мой, – тут же засуетился толстяк. – Сей момент!
– Я буду во дворе. Поторапливайся!
Тень сместилась в сторону. Лешка резко обернулся – уж больно голос и манеры говорящего показались ему знакомыми. Да и вид со спины – внушительный! Неужели…
Встав, старший тавуллярий быстро подошел к дверям и осторожно выглянул…
Ну точно – он! Собственною персоною господин Агафон Карабис! Что ж, следовало ожидать…
Господи – а что это там так машет рукою Зевка? Видать, что-то хочет сообщить. Ну не до него пока.
– Господин…
Алексей обернулся, увидав только что подошедшего слугу.
– Хозяин велел рассказать вам о наших жильцах.
– А! Отлично! – Старший тавуллярий усмехнулся. – С удовольствием послушаю. Снять жилье не такое уж простое дело, любезнейший, – мало ли, какой-нибудь буян-сосед попадется? Так ведь бывает, и часто.
– Бывает, господин.
– Меня, кстати, больше интересует последний этаж – именно там я, возможно, и поселюсь.
Слуга изогнулся в любезном полупоклоне:
– Покорнейше прошу следовать за мной, господин. Поговорим в тишине – есть тут у нас одна комната для приватных бесед.
– Замечательно! – не сдержал эмоции Лешка.
Слуга повел его по полутемному коридору, остановился около затянутой толстой зеленой портьерою двери, распахнул:
– Проходите, мой господин.
Старший тавуллярий вошел…
И тут же почувствовал рванувшиеся к нему…
