Книга: Новгородская сага
Назад: Глава 6 Морея – Магриб. Ноябрь 1472 г.
Дальше: Глава 8 Магриб. Январь – март 1473 г.

Глава 7
Стамбул – Магриб. Декабрь 1472 г. – январь 1473 г.

Наша злоба на вас – что в глазу песчинка,
Вы хитрите, но мы расправимся с вами!
Не хотите вы с нами поладить миром —
Или тех вы нашли, кто славнее делами?
Аль-Харис ибн Хиллиза
Над Стамбулом нависал туман – низкий, серый, плотный и настолько густой, что не было видно ни строгой красоты купола Айя Софии, ни изящных игл минаретов, ни высоких башен по краям бухты, Румелихисары и Анадолусары. Накрапывал дождь – мелкий, противный и нудный, заставляя прижиматься к стенам домов многочисленных нищих. Народ посолиднее оккупировал древние портики – наследие славы Восточного Рима. Общественные бани в центре города были переполнены – всем хотелось согреться. Даже во дворце султана курились благовониями жаровни, а слуги в саду старательно укрывали дерюгой нежные пальмы.
В этот ненастный день в район Галаты, миновав западные ворота, въехал всадник: молодой человек со спутанными белесыми волосами и мокрой от дождя бородкой. Голову и плечи всадника покрывал коричневый дорожный плащ с капюшоном, подбитый теплым бобровым мехом. Серый ослик, покрытый сиреневым чепраком, был явно низковат для всадника, длинные ноги которого, обутые в высокие сапоги, едва не чертили по булыжникам мостовой.
Молодой человек пару раз останавливался, сверяясь с начертанным на пергаменте планом, пока, покружив с полчаса по узким кривым улочкам, наконец не понял, что окончательно заблудился. Чертыхнувшись, он слез с ослика и поднялся по ступеням портика. Что-то спросил собравшихся на ломаном греческом языке, настолько плохом, что никто ничего не понял. Белобрысый повторил вопрос на латыни и здесь нашел понимание. Кто-то из прятавшихся от дождя румелийских торговцев знал наречие гяуров.
– Рынок? – Торговец выглянул из-за колонн, махнул рукою, указывая в сторону Ускюдара. – Пока прямо, потом через два квартала направо, а дальше сам увидишь.
Парень взобрался на ишака и потрусил дальше. Он проехал прямо, затем, повернув, взобрался на холм. В этот момент сквозь желтые разрывы туч на миг проглянуло солнце. Вспыхнул золотом купол древней Софии а Босфор загорелся, заиграл искрящимся разноцветьем: палевым, розовым, нежно-зеленым. Великий город императора Константина распростерся перед всадником во всем своем великолепии, от Галаты до редких строений Ускюдара.
Молодой человек завертел головой во все стороны, впитывая терпкую южною красоту, совсем не похожую на красоту его северной Родины. Полюбовавшись, тряхнул поводьями и медленно поехал вниз – вдоль широкой и опрятной улицы, сплошь застроенной беломраморными дворцами. Кое-где за оградами росли стройные кипарисы. Улица оказалась длинной и довольно людной. Даже несмотря на ненастье, в попутном и встречном направлениях двигались обозы, носилки, всадники, да и просто пешеходы в разноцветных одеждах, с преобладанием изумрудно-зеленых и темно-голубых тонов. Видно, эти цвета были в моде.
Улица вела в гавань. Но всадник свернул направо, а там… А там шумело людское море! Спору нет, велик новгородский Торг, велик и славен, но тут… Люди всех рас, всех цветов кожи, азартные крики, блеск дорогих тканей, полуобнаженные танцовщицы в золотых браслетах, запах пряностей и всепроникающий разноязыкий гул.
Белобрысый спешился, взял ишака под уздцы, стал пробиваться вперед, то и дело глазея по сторонам. Танцовщицы! Акробаты! Фокусник, глотающий пламя!.. Белобрысый задержался у рядов башмачников, обернулся и… О, Боже! От ишака-то осталась одна уздечка! Сперли, сволочуги!
Досадливо сплюнув, он швырнул бесполезную уздечку оземь:
– Эх, мать твою…
Волшебная фраза! Башмачник, оказавшийся подле него, подпрыгнул, показал в улыбке редкие зубы:
– Рус?!
– Рус, рус.
Башмачник отвернулся от него, заорал кому-то:
– Яган! Эгей, Яга-а-ан!
– Салам, Мюккерем-ага, – растолкав плечом приценивающихся к разноцветным башмакам покупателей, подошел мужик с русой бородой, в коричневой кожаной шапке с отворотами и добротном темно-голубом полукафтане с коричневыми обшлагами, какой носили турецкие артиллеристы – жопеги. К желтому шелковому поясу была привешена сабля.
– Салам, Яган-эфенди! – Башмачник кивнул на белобрысого: – Рус.
– И что с того, что рус? – недовольно буркнул мужик по-русски и уже собрался уйти.
И ушел бы, если б белобрысый крепко не ухватил за рукав:
– Невольничий рынок подскажи, батя!
– Шайтан тебе батя! – ухмыльнулся мужик. – Просто так любопытствуешь иль продать кого хочешь?
– Скорее, купить… Мне бы раиса, управляющего.
– А зачем тебе раис? – Воровато оглянувшись, мужик отвел парня за портик. – В этом деле и я тебе помочь могу, без раиса. Ты не думай, это тебе значительно дешевле станет! Ну, так как? Какой товар нужен? Девки? Парни? Мастеровые? И сколько?
– Пока только двое… Даже не знаю, и где они.
– Найдем, если в Стамбуле, не сомневайся! Я на рынке всех знаю. И раиса, и тех, кто учет ведет… А ты так бы сразу и сказал, что с выкупом приехал.
– Так я… Эх!.. В общем, меня интересуют двое. Муж – примерно твоего возраста, только повыше будет. И парень, вьюнош, – лет пятнадцати. Парень белявый, очи синие. А муж… хм… в общем, тоже не урод какой… Да! На щеке родинка!
– Вот тут? – Мужик показал пальцем себе на щеку.
– Тут, – обалдел парень. – Зовут Олег…
– …Иваныч. Знаю такого. Здесь его Ялмыз Эфе кличут. Вернее, кликали… Опоздал ты, паря! Хотя… Говорят, они в Магриб ушли с «Йылдырымом»… – Мужик почесал бороду, потом хлопнул белобрысого по плечу: – Есть у меня в порту один парень на фелюке, сделаем так…
Выслушав неожиданного знакомца, белобрысый воспрянул духом. Спросил даже, кого хоть благодарить за помощь.
– Иван я. Яган по-здешнему. А тебя как кличут?
– Олександр из Новгорода.
– Оба-на! Далече забрался. Видно, важные знакомцы у Иваныча… С тебя, кстати, десять акче.
– Чего?
– Ну, монет местных… Шайтан с тобой, возьму и новгородские.
– Да хоть сто бери, добрый человек!
Яган строго взглянул на возрадовавшегося Олександра:
– Сказал десять – значит, десять. И не для корысти, а для порядку. Деньги тебе, чай, и в Магрибе сгодятся, только смотри не проворонь, разиня!
– Это почему же разиня?
– А ишака на базаре не у тебя, что ль, сперли? Ладно, прощевай, паря! Счастья тебе и удачи.
– Тебе так же, Ива… Яган.
…Плыть в Морею хозяин фелюки Гасан наотрез отказался – нечего там ему делать было. А вот Магриб оказался ему в самый раз. С утра и отчалили. По маршруту Триполи – Махдия – Тунис.

 

Зеленоватые волны мерно наползали на низкий песчаный берег, шипели, исходя грязно-бурой пеной, и медленно откатывались обратно. На рейде небольшой бухты, в стороне от других кораблей, словно чумной, стоял «Тимбан» – потрепанный врагами и бурями корабль Селим-бея. Покачивался на волнах, щетинился обломками весел. Рваные флаги его уныло провисали в воду. Под стать кораблю было и настроение у команды – у тех, кто остался в живых, уцелел после страшного боя. От венецианцев ушли. Не только чудом и волей Аллаха, но и благодаря собственному мужеству и опыту капитана.
Пока команды нескольких галер находились в столь печально закончившемся рейде, остальных людей Селим-бея вводил в искушение коварный красавец Джафар аль-Мулук, давно уже метивший на роль предводителя тунисских пиратов. Он давно уже интриговал против Селим-бея, наушничая правителю Туниса Осману, даже подкупил старого слугу Селима – пройдоху Касыма.
Осман, благосклонно внимая сплетням молодого Джафара, предпочитал все же придерживаться золотого римского правила: «разделяй и властвуй». Но теперь выдалась наконец замечательная возможность уничтожить старого Селима – и Джафар упускать ее не собирался.
Сразу после возвращения в Тунис потрепанной штормом эскадры во главе с «Йылдырымом» Джафар аль-Мулук начал подбивать людей провозгласить своим пашой именно его, Джафара. Не поленился, самолично обошел всех раисов – спонсоров пиратских набегов, не забыв зайти и к «теневому раису» – мулле Новрузу-хаджи, хоть и знал, что тот приятельствует с верным Селиму Шафихом-эфенди.
Все рассчитал коварный Джафар. Одного не учел – что вырвется вдруг Селим-бей из расставленной ловушки. Не прибили его венецианцы, чтоб их ифрит сожрал!
Впрочем, по возвращении «Тимбана» Джафар долго не переживал, а вскочил на коня и поскакал во дворец к бею Осману. Интриговать дальше. С собой взял лишь одного слугу – новообращенного ренегата Матоню – звероватого мужичагу с пудовыми кулаками и злобностью, равной злобности ста ифритов.
При переходе в истинную веру пророка Матоня принял новое имя: Маруф абд-Джафар – «Маруф, раб Джафара», что очень импонировало себялюбивому красавцу, весьма чувствительному к лести. Удобен оказался новый слуга! Ни от каких поручений не отказывался: надо – башку рубил, надо – пытал. Пытал, правда, коряво, без выдумки, но с огоньком, с большой любовью к этому делу. Особенно любил глаза раскаленной саблей выкалывать – ловко у него получалось: был глаз, и нету! А еще научился Маруф метко стрелять отравленными стрелами из духовой трубки. Это искусство перенял он от Маварбы, старого полуслепого зинджа, жителя дальних саванн Ифрикии, в доме которого и жил.
Джафар аль-Мулук подкармливал Маварбу, частенько поручая ему всяческие неблаговидные дела с мальчиками, на которых был падок. Маварба был предан, как пес, и нем, как древний истукан неведомого злобного бога, стоявший в песке недалеко от Туниса. Люди говорили, что это Ваал – древний бог финикийцев, жестокого народа мореплавателей и купцов, когда-то основавших в здешних местах Карфаген, до поры до времени соперничающий с могучим Римом.
Войдя в покои правителя Туниса, аль-Мулук упал на колени и, схватив старого бея за туфлю, вскричал, словно бешеный дромадер:
– О великий бей! Недостойный негодяй Селим возвратился сегодня с позором, погубив весь флот Туниса! А я же ему говорил! Я же предупреждал его… О небо! А он… О! Подлый поклонник сока виноградной лозы, да поразит его карающая длань Аллаха!
– Что? Что я слышу? – Бей на всякий случай отдернул от неистового Джафара туфлю. – Селим – поклонник сока виноградной лозы? О святотатец! Да разве могут выдержать это известие мои уши?
Правитель Осман обхватил голову руками и притворно застонал, время от времени бросая на Джафара хитрые пристальные взгляды. Старый бей был уже проинформирован о беседах аль-Мулука с раисами, а также и о настроениях среди тунисских искателей приключений, весьма недовольных последними неудачами Селим-бея. Очень многие, особенно молодежь и недавние ренегаты, поддерживали Джафара. К их мнению стоило бы прислушаться. Даже необходимо прислушаться, если не хотелось потерять трон.
Потому хитрющий бей не спешил урезонить Джафара, а довольно благосклонно выслушивал все те гнусности, которые коварный красавец ничтоже сумняшеся приписывал Селим-бею и преданным ему людям. Кроме любви к забродившему соку виноградной лозы (которой, надо признать, страдала большая часть магрибских авантюристов), Селим-бею приписывались колдовство, лжесвидетельство и постоянные половые сношения с верблюдицами. Откуда на корабле верблюдицы, Джафар не пояснял.
Да бей его о том и не спрашивал. Слушал, закатывая глаза в притворном ужасе. Только вот задал скромный вопрос о свидетелях всех этих ужасных преступлений.
Джафар замолк на секунду, задумался, покусывая тонкие напомаженные усики. Потом воздел руки к небу:
– Старый слуга Селима, достойнейший Касым, известный всем в Магрибе своей честностью и благородством, может подтвердить все сказанное, с болью в душе за своего недостойного господина.
– А кроме слуги? – поморщился бей. И «честность», и «благородство» Касыма были уж слишком хорошо известны если и не по всему Магрибу, то в Тунисе точно.
– Кроме слуги? М-м-м… А! Рыбацкий староста Юсиф Геленди часто страдал от непотребства Селима. Юсифа каждый в порту знает! Вот поистине честнейший и достойнейший муж…
Перечислив еще человек десять, таких же «честнейших и достойнейших», как и Касым с Юсифом Геленди, Джафар аль-Мулук призвал «великолепнейшего эмира Османа» немедленно предать казни «редкостного богопротивца Селима».
Ну, насчет немедленной казни, это он погорячился. Однако гонца с приказом Селим-бею немедленно прибыть во дворец Осман все-таки отправил. Казнить предводителя пиратов он, конечно, не собирался. А вот подержать в заточении где-нибудь в башне – почему нет? Мало ли, пригодится когда… хотя бы вот против этого нахального молокососа Джафара. Вообще-то шайтан с ними со всеми! Пусть бы и Джафар стал во главе разбойников, вот если б только Селим-бей умер, погиб бы или в плен бы попал к неверным. Самому стать причиной гибели Селима правителю что-то не очень хотелось – слишком Селим-бей был известен, и не только в Тунисе. А Джафар… Что ж… Посмотрим. Умный поймет…
Джафар все понял правильно.
Предводитель тунисских пиратов, капитан «Тимбана» Селим-бей, по пути к дворцу правителя Туниса был смертельно ранен отравленной стрелой, выпущенной из духовой трубки.
Преступник, осмелившийся поднять руку на достойнейшего члена тунисского общества, был тут же задержан негодующими прохожими: слугой самого Селим-бея Касымом, рыбацким старостой Юсифом Геленди и прочими столь же уважаемыми людьми.
В порыве праведного гнева Джафар аль-Мулук, проезжавший по своим делам чуть позже, лично отрубил недостойному голову, приговаривая шепотом:
– У, шайтан, стрелять не умеешь!
При этом смотрел почему-то не на пойманного преступника, а на своего звероватого слугу Маруфа.
Старый Селим-бей умирал. Он лежал на низком, устланном верблюжьим покрывалом ложе в кормовой каюте «Тимбана», желтый, сморщенный и никому не нужный. Только самые верные люди стояли на страже у входа.
После очередных судорог старый пират велел кликнуть Ялмыза Эфе. И на что ему тот понадобился? Впрочем, у Селима, похоже, и не осталось больше никого из тех, кому он мог бы полностью доверять: Шафих-эфенди убит в последнем бою, остальные преданные люди погибли намного раньше. Да вот старый Касым, верный слуга, почти не отходил от ложа. А ведь в последнее время Селим-бей не брал его с собой в походы – и старик вроде бы отошел от дел, зажил себе на берегу, в одиночестве. Но вот теперь, в такой горький час, надо же, вспомнил хозяина.
Старый пират Селим встречал свой смертный час в муках и судорогах, его выпученные глаза, словно две раковины, сверкали на смуглом лице, седая борода пожелтела, с губ слетали ошметки кровавой пены. Он что-то шептал в бреду, какие-то слова на непонятном наречии – Касым, как ни прислушивался, не мог ничего разобрать.
Потом Селим, ненадолго придя в сознание, велел позвать рыжебородого Шафиха… Убит? Ах да… Тогда… Тогда… Кого же? Ялмыза Эфе! Он, кажется, дружен был с рыжим…
Придерживая тяжелую саблю, Олег Иваныч осторожно вошел в каюту умирающего.
Старый пират поднял глаза:
– Ты… понимаешь… латынь? – прошептал он на языке древних римлян.
Олег Иваныч кивнул.
– Я… дворянин… португалец Жуан… Жуан Марейра… У меня… единственный сын… Жоакин. В Лиссабоне. Лишбоа. В старом доме семьи Марейра. Внизу, в подвале. Чертеж. Карта… Гольд… Гольд… Найди, Ялныз Эфе…
Глаза Селим-бея закатились. Из груди вырвался хрип. Горлом хлынула черная желчь. Старый пират умер. Умер как моряк – под крик чаек и свежее дуновение ветра.
Лиссабон. Жоакин, сын. Карта в подвале дома Марейры. Гольд – золото. В общем, полный арсенал из «Острова сокровищ». Бред какой-то! Впрочем, может, и не бред. Может, когда и сгодится Олегу Иванычу…

 

Мучался, подскакивая на верблюжьем горбу, старый пройдоха Касым, тишком-молчком покинувший «Тимбан». Мучался не от дороги, от мыслей: как бы не забыть слова на незнакомом языке – Лишбоа. Жоакин. Гольд. Язык незнакомый, а слова понятны.
Их схватили сразу. Ночью, сонных.
С утра Олег Иваныч с Гришаней намеревались пройтись вдоль гавани, поговорить с капитанами мелких суденышек, а если повезет, и встретить кого-нибудь из монахов «выкупного братства». Кто-то из пиратов «Тимбана» говорил, что не так давно видел в порту людей в белых плащах с голубыми крестами – монахов-тринитариев, видимо, прибывших выкупить кого-то из рабства. Хорошо бы вместе с ними добраться хотя бы до берегов Сицилии.
Олег Иваныч долго не мог заснуть в ту ночь. Видения, грезы, воспоминания нахлынули на него, затопляя сознание подобно огромным штормовым волнам. Привиделась Софья – в легком сарафане, с непокрытой, по новой новгородской моде, головой и почему-то босая. Бежала будто бы над травой, зеленой и колыхающейся от ветра. Волосы развевались за плечами, словно у валькирии, золотисто-карие глаза сияли. В руках боярыня держала большой серебряный крест, а позади, за нею, шел крестный ход – от Софийского собора к Торгу, по мосту через Волхов. Софья повернулась к идущим и протянула им крест. Какой-то человек с иконой Николая Чудотворца, поклонясь, принял святое распятие… Это Олексаха – длинный, белобрысый, почему-то в турецком платье, с янычарской саблей. Софья вдруг испуганно обернулась, взгляд ее изменился, словно увидела боярыня вдруг что-то страшное. Пригнулась, закрыла голову руками…
Олег Иваныч бросился к ней – защитить… И проснулся. В угловой каюте «Тимабана». Рядом, на соседних нарах, тяжело дышал Гриша.
Олег Иваныч снял с двери циновку – хоть и холодноваты были ночи, а весь изошел по2том. Отдышался, снова лег, стараясь заснуть. Понимал – сил и энергии завтра потребуется много. Однако сон не шел, только лишь лезли в голову разные нехорошие мысли. Вспомнились погибшие друзья: Илия, Ян, Шафих. Первый – православный, второй – католик, третий – вообще ренегат-мусульманин. Славные были люди. И они, и даже пиратский предводитель Селим-бей, умерший такой странной и страшной смертью… Маленькая отравленная стрелка, выпущенная из духовой трубки, – оружие зинджев Ифрикии. Олег Иваныч вдруг припомнил свои старые милицейские профессии – опера и дознавателя. Принялся выстраивать версии гибели Селим-бея.
Кому выгодно? Джафару аль-Мулуку – к бабке не ходи! Именно он сейчас возьмет власть в анархичном пиратском братстве… на первый взгляд анархичном. Больше, пожалуй, никто от смерти старого пирата особо не выиграл. Значит, точно – Джафар. Причины – на ладони. А доказательства?
Кто-то вроде был схвачен на месте преступления. И, кажется, еще не допрошен? Или уже успели? А может… Может, и казнили уже! Тогда это – кирпич в здание обвинения Джафара. Почему исполнитель казнен так быстро? Или еще не успели казнить? Вряд ли…
А кто его задержал-то? Довольно странная компания. Рыбаки какие-то… И… и слуга Селим-бея Касым. Касым. А с чего это Касым потащился из города в порт? Не мог дождаться приезда Селим-бея? И что старому слуге было нужно на «Тимбане»? Ну не мог же он предвидеть смертельного ранения своего хозяина!
А если мог? Тогда Касым, Джафар и этот рыбак, как там его… Геленди… да, Юсиф Геленди… или Юсуф… ну, черт с ним… Короче, все они – одна шайка-лейка. Интересно бы допросить Касыма – подготовил он более-менее правдоподобную версию своего появления на месте преступления или не удосужился? Скорее, второе. А почему? А потому что главный организатор сего преступного деяния, господин Джафар аль-Мулук, коварный и осторожный, никогда и ни за что не осмелился бы пойти на устранение конкурента, не прозондировав предварительно почву. А именно – как к этому устранению отнесутся: а) правитель Туниса бей Осман, б) раисы, спонсоры-организаторы-арматоры всех разбойничьих рейдов магрибских пиратов, в) капитаны остальных кораблей пиратского флота.
Видимо, зондирование Джафар аль-Мулук и проделал.
А тут просто удобный случай подвернулся – с этим штормом и неудачным рейдом в Морею. Впрочем, как раз сам рейд-то оказался, можно сказать, удачным, но вот встреча с венецианским флотом… Словно сам Джафар попросил о том итальянского адмирала. Было б здесь радио, Джафар так бы и сделал, но вот в данных исторически-конкретных условиях сама возможность столь быстрой передачи информации довольно проблематична. Когда бы Джафар успел?
А если – не сам? Ну, например, послать к итальянскому побережью мелкое суденышко, их там много рядом болталось. Да, но где бы оно разыскало вражеский флот? Или знали, где искать?
Ну, тогда надо признать, что Джафар аль-Мулук не негодяй местного разлива, а фигура масштабная, этакий магрибский Штирлиц, во что верится слабо. Ладно, спишем венецианцев на простую случайность.
Кстати, о Джафаре. Смерть Илии Костадиноса – наверняка тоже на его совести. Интересно получается: после убийства Илии Джафар становится капитаном «Йылдырыма», после смерти Селим-бея – вот-вот получит власть над тунисским пиратством… А кто следующий? Бей Осман?! Интересно, эта старая сволочь умеет логически мыслить? Умеет, иначе не был бы правителем разбойничьего края. Следовательно…
Следовательно, и Джафар ходит по краю. Наверняка есть у бея Османа и кое-кто другой на примете. Или другие.
Итог полуночных рассуждений Олега Иваныча…
Основная опасность для него и Гриши будет исходить от Джафара. И не потому, что они уж очень ему мешают. Так, пришибет – на всякий случай. Но пришибет обязательно, не ходи к бабке!
Следовательно:
Против Джафара можно опереться, как это ни странно, на того, кто Джафара продвигает, – на бея Османа. И поддержку он окажет по тем же причинам, по которым Джафар постарается пришибить, – на всякий пожарный.
Лучший же вариант из всего сказанного:
Валить отсюда как можно скорее, наплевав и на бея Османа, и на Джафара с его интригами. В конце-то концов, вовсе не собирался Олег Иваныч до конца жизни в Магрибе пиратствовать. Есть же Новгород, есть старые друзья, есть, наконец, Софья… Софья… Уматывать из Магриба первым же пароходом… тьфу ты… первой же фелюкой.
Еще один неплохой вариант имеется – пришибить Джафара первым, на опережение. Этот козел и так уже лишних лет пять на свободе ходит!
Чем не выход? Превентивный удар – самый лучший. А что Джафар обязательно устроит им с Гришей какую-нибудь пакость – сомневаться не надо. Знает хорошо и об их дружбе с Шафихом – увы, покойным, – и о последней ночи в каюте умирающего Селим-бея… оказавшегося португальским дворянином Жуаном Марейрой. А там, кстати, еще и Касым был, в каюте-то! Умирающему прислуживал – образец преданнейшего слуги. Мог и услышать ту же сказку о сокровищах…
Правда, откуда Касыму знать латынь? Сам-то Олег Иваныч ее не так давно осилил с помощью Гриши да Софьи. Нет, ничего не понял Касым, языков иностранных не зная! А вдруг понял? Догадался? Гм…
Поворочался Олег Иваныч на ложе, на другой бок перевернулся… заснул вроде. Так и не домыслил про Касыма…
А утром схватили. Навалились, скрутили – Олег Иваныч и глаза-то толком открыть не успел. Вытащили волоком с галеры – у, заразы! – в какие-то большие корзины кинули, сверху закрыли плетеной крышкой. К верблюду привязали: корзина с Гришаней – справа, с Олегом Иванычем – слева.
Ремни затянув, погонщик верблюда ударил. Поднялся корабль пустыни, плюнул – жаль, не в погонщика, – пошел медленно, величаво, раскачиваясь, словно и в самом деле корабль…
Сквозь щели в корзине видел Олег Иваныч серую ленту песка, редкие низкие кустики да камни. Качало, словно на море, даже в глазах замутилось. Во рту кляп, ноги затекли, туго стянутые за спиной руки вообще не чувствовались.
Олег Иваныч даже голову не ломал по поводу случившегося. Ясно – Джафар! Только одно занимало – интересно, почему все-таки их куда-то везут? Почему не убили сразу? Это же легче…
О шайтан! И триста ифритов в придачу!
Олег Иваныч застонал. Лучше б уж их убили сразу! По крайней мере не мучались бы. Селим-бей, Жуан Марейра! Вот кто всему причина. Вернее, его россказни о сокровищах!
Да, Касым-то латыни не знает. Но кое о чем догадаться мог. И сообщить своему хозяину, Джафару! А уж тот-то быстро языки развяжет. Впрочем, а зачем молчать-то? Сдались они ему, эти долбаные сокровища, триста лет! Правда, пыток в любом случае избежать не удастся – не верят здесь на слово. А затем все равно убьют. Н-да, ситуация…
К полудню пустынные области кончились. Потянулся кустарник, кое-где даже попадались пальмы – чахлые, унылые, желтые, с поникшими кронами.
Ага, вот дома! Выбеленные строения города Туниса. Глухие заборы, узкие вонючие улочки. Скоро эмирский дворец.
Нет, что-то не видать. Сразу в тюрьму везут? В личную земляную яму Джафара? Сомнительно, чтоб у него такая была, хотя, кто знает?
Однако они явно куда-то не туда едут. Заборы какие-то. Резные ворота с арабесками. Женский смех! О шайтан! Это ж злачное заведение тетушки Шехбийе! Притон высшего класса, с соответствующими расценками. Видно, добрый Джафар решил подарить им перед смертью ночь изысканной продажной любви! Вай, молодец, а?!
Нет. Фиг, а не девки! Мимо проехали, даже не остановились.
И куда теперь, интересно?
Запахло гнилой рыбой. Затем еще более резкий запах – амбре давно не чищенной свинофермы. Что-то зачавкало под копытами. Грязь, что ли? В здешней-то бездождливой сухости?
Оп! Кажется, приехали!
Остановились перед высоким дувалом. Стук в маленькую дверцу. Какой-то шайтан в коричневой джеббе. Морда замотана тюрбаном, одни глаза торчат – омоновец хренов.
Гортанно крикнул погонщик. Верблюд опустился на колени. Корзины сняли, потащили к калитке. Занесли во внутренний дворик – правда, рассмотреть его пленникам не дали. Бесцеремонно вытащили из корзин и втолкнули в низкий глиняный сарай или амбар. Захлопнулась дверь, заскрипели засовы. В сарае воцарилась непроглядная тьма.
Олег Иваныч прислушался. Что-то звякнуло, словно кто-то старательно отсчитывал деньги. Хлопнула калитка. Лошадиное ржание. Стук копыт. Тишина… Нет, не надолго. Снова хлопнула дверь, на этот раз где-то в доме. Что-то загремело, словно уронили подвешенный к стене железный чан. Визгливый женский голос. Женщине ответил мужчина, стоявший у сарая с пленниками. Мужской голос показался Олегу Иванычу знакомым… Они довольно долго препирались, мужчина и женщина.
Жаль, ни Олег Иваныч, ни Гриша не знали арабского языка, жаль… Ибо:
– Здравствуй, матушка. Как видишь, я не задержался.
– Да уж, приперся раньше времени, старый ишак!
– Не шуми, глупая женщина! Лучше скажи, никто из соседей ничего не заподозрит?
– Какие соседи, ты в уме ли? Что, башмачник Али что-то должен заподозрить? Или этот шайтан Хасмедди, что должен мне полмешка соли? Скорей, это я должна заподозрить, снова ведь меня обманешь, тысяча ифритов тебе в задницу и одна ифритка в гнилые зубы!
– Когда я тебя обманывал, ну скажи, когда?
– Когда? Да всегда! Всегда.
– Побойся Аллаха!
– Ага, побоюсь! Сейчас огрею палкой, последние зубы выбью! Сколько ты заплатил погонщику?
– Оставь в покое мои зубы, уважаемая. Три динара.
– Сколько?! О помет беременной верблюдицы! Три динара!!! Три динара!!! О шайтан, о бесхвостый ишак, о…
– Кончай лаяться. Деньги-то ведь мои были.
– Твои? О плешивый любовник ифритов! А кто тебе их дал, кто? Я! Старая, доверчивая женщина с добрым сердцем!
– Да уж, доверчивая…
– Что там шепчут твои нечестивые уста, годные лишь для лизания задниц верблюдицам?
– Говорю, хватит ругаться. На этот раз дело верное!
– И в прошлый раз тоже было верное, помнишь? С теми румийскими мальчиками, которых ты впарил по десять динаров, а мне сказал, что по шесть, о помесь гиены с крокодилом, что б тебя поимело стадо шайтанов! Вах! Иди куда хочешь и с кем хочешь договаривайся! А я тебя и знать не желаю!
Хлопнула дверь.
– Хм… Ушла, что ли? Ну и дура. Хотя куда ж она от меня денется?
Дверь снова приоткрылась:
– Эй, беременный гнилозубый ифрит! Ты так и будешь подпирать ограду, как слоновий член? Заходи в дом, шайтан облезлый!
– О! Так бы и давно. Надеюсь, ты еще не разучилась варить мясную похлебку?
– Ва, Алла! Этот старый шайтан еще и просит похлебку! Ладно, дам тебе похлебки… Но смотри! Если и на этот раз обманешь, пеняй на себя! Кстати, проверь-ка засов на сарае, хорошо ли задвинул, не то…
Чьи-то шаги прошлепали по двору. Кто-то подергал засов. Потом шаги прошлепали обратно и затихли, после хлопанья двери. Надо понимать, «облезлый шайтан» пошел есть мясную похлебку.
Однако… Однако никаким Джафаром тут, похоже, не пахло!
Тогда… Касым! Старый пройдоха Касым! То-то голос знаком. Видно, этот «беременный ифрит» решил сделать собственный бизнес, без привлечения Джафара. И правильно! Чего с ним делиться? Интересно только, хватит ли у старого дурака возможностей?
А ведь неплохо может получиться! Уж Касыму-то он, Олег Иваныч, на мозоль не наступал, и никаких личных претензий старик к нему иметь не может. Так что очень даже не худо выйдет – немедленно рассказать о сокровищах, но не все. Показать, где лежит карта. И без всяких комиссионных – из одного только уважения к старому Касыму-эфенди. Ну, в Португалию подбросит – на том и спасибо. Дальше как-нибудь самим можно добраться – сначала в Англию, потом в Любек. А там рукой подать!
Не прошло и получаса, как по двору снова прошлепали шаги. Загремел отодвигаемый засов, дверь открылась.
– Салам, Ялмыз Эфе! – издевательски приветствовал старый Касым.
За ним, в черной накидке, любопытствуя, – одноглазая сморщенная старуха, этакая Баба-яга. Хаспа – так ее звали, насколько помнил Олег Иваныч со слов покойного Шафиха. Именно старухе Хаспе принадлежал самый отвратительный вертеп Туниса, на заднем дворе которого и находились сейчас пленники.
Что хотел от них Касым, понятно. Другое дело, каким образом Касым собирается общаться? Ни Олег Иваныч, ни Гриша практически не владели арабским. Разве только несколько обиходных фраз. Сам же старик не знал ни единого слова ни по-русски, ни по-латыни, ни на каком другом из известных пленникам языке. Похоже, никак не обойтись без переводчика. Однако тому нужно платить или брать в долю. Пойдет ли на это жадноватый Касым? Но, с другой стороны, расспросить Олега Иваныч он хоть каким-нибудь образом должен. Может, одноглазая Хаспа владела русским? Вряд ли. Иначе б не стояла столбом да не пялилась.
Касым быстро заговорил по-арабски.
Нет, не понимаем. Моя не понимай!
Касым умолк и задумался. Проблема перевода обозначилась перед ним только сейчас. До этого старый шайтан наивно полагал, что сможет обойтись собственными силами. Касым что-то спросил у Хаспы. Та зачесала башку под покрывалом, забурчала. Потом обрадованно хмыкнула и, подобрав подол, с неожиданной быстротой побежала к дому.
– Гольд! Гольд! – наклонившись к Олегу Иванычу, защелкал пальцами Касым.
Щас!.. Моя не понимай!
Вернулась Хаспа. Да не одна, а с тощим мальчишкой в лохмотьях. Глаза у него какие-то слишком светлые, словно светящиеся изнутри желтоватым тигриным светом. Странные глаза. Олег Иваныч когда-то частенько видал такие у больных гепатитом бомжей. На левом плече мальчишки зияло выжженное клеймо – равнобедренный треугольник в круге.
Отвесив мальчишке смачную оплеуху, видимо, чтобы лучше переводил, одноглазая кивнула на пленников.
Не обратив на оплеуху внимания – верно, привык, – пацан обратился к Олегу Иванычу на каком-то певучем наречии, несколько похожим на латынь. Итальянский? Или испанский?
Олег Иваныч понял только одно слово – «сеньор». Однако кивнул:
– Скажи, что я согласен помочь им в поисках золота Селим-бея!
Парень немедленно перевел. Он что, и русский знает? Полиглот!
Хаспа и Касым радостно переглянулись и потерли ладони.
– Да, я согласен рассказать. Но позже! И только в обмен на одну услугу. Чтобы доставили нас, – Олег Иваныч кивнул на Гришаню, – в Сицилию или любой другой христианский порт. В крайнем случае согласны на Лиссабон. Ну как?
Выслушав перевод, Касым и Хаспа принялись совещаться. Касым на чем-то настаивал, старуха протестовала, бросая на Олега Иваныча подозрительные взгляды. Наконец вроде бы пришли к соглашению. Касым пнул ногой переводчика.
– Они согласны, – сообщил тот, – только тоже с условием: на время всего плавания ты и твой друг будете прикованы цепями.
– Хорошенькое дело! А вдруг тонуть будем?
Касым лишь пожал плечами. Что-то пробурчала Хаспа.
– Старуха говорит, что они еще милостиво обошлись с вами, неблагодарными гяурами. Могли бы бросить собакам.
– Что, и в самом деле бросили бы?
– Запросто! Кстати, вы им не очень-то верьте… – добавил пацан от себя. И тут же получил палкой по спине от Касыма. Ишь, мол, разговорился!
Старуха Хаспа накинулась на компаньона с руганью – вступилась за свою собственность. Так, препираясь, они и вышли, зачем-то прихватив с собой Гришу.
Зачем?
– А чтоб не сговорились да не развязались. С вас станется! – задержавшись на пороге, пояснил переводчик. – Ну, бывайте. Да, вечером вас покормят.
– А…
– А твоего приятеля подержат пока в стойле. Там воняет, да зато ночью теплее.
Ну вот, блин! Сиди теперь один-одинешенек. Одно хорошо – много времени для размышлений. Жаль, информации маловато. Этот пацан, переводчик. Может, его использовать для побега? Вроде несладко ему здесь приходится. Взгляд у него смирившийся какой-то, покорный. Но о том, что Касыму и старухе верить нельзя, ведь предупредил же! Впрочем, это Олег Иваныч и так знал. Имелись и догадки о том, как с ним и Гришей поступят дальше. Невеселые догадки. Хотя как посмотреть. А что, если Касым считает отношения Олега Иваныча и покойного Селим-бея гораздо более доверительными? Не зря же Селим позвал к смертному одру этого презренного гяура! Гм, ежели Касым так считает, убеждать его в обратном не нужно. Как раз наоборот…
Вечером и правда принесли еду. Полгоршка бурды, похожей на вареную брюкву. Рук не развязали. Какая-то исцарапанная девчонка покормила Олега Иваныча под жестким присмотром Касыма. Красивая, между прочим, девчонка, только страшно худая и с глазами… Да! Такими же светлыми и по-тигриному желтоватыми, как и у мальчишки-переводчика! Может, родственники? Брат и сестра? И клеймо, вот оно, на предплечье – равнобедренный треугольник, вписанный в круг. Неплохая девочка, прямо зайчик. На вид – лет шестнадцать—восемнадцать. С такой бы… Даже несмотря на явные признаки желтухи. Или и не желтуха вовсе – просто глаза такие.
Девчонка вдруг улыбнулась Олегу Иванычу, словно прочитала ход его мыслей. Ой, какая чудная улыбка! Хорошая девочка. Еда, правда, дрянь…
После того как вновь захлопнулась дверь, Олег Иваныч растянулся на земляном полу. Холодно, блин, даже здесь, в Северной Африке. Градусов десять—двенадцать. Ясное дело – не мороза, но тем не менее… Хорошо хоть тряпье на пол бросить догадались, а то наживешь тут с ними радикулит!..
А славная девчонка! И чем-то похожа на Софью… Прости, Господи, нашел кого сравнивать! Нет, в самом деле… Впрочем, шайтан с ними – и с девчонкой, и с мыслями этими греховными, за которые – точно, точно! – будет потом перед Софьей стыдно.
Софья… Такая далекая, такая желанная…
Или привиделось все, словно дивный сон? И Софья, и Новгород, и вот этот вонючий сарай в Магрибе… Вот он сейчас зажмурит глаза, сильно-сильно. А когда разжмурит, очнется у себя в кабинете, в отделении милиции на Петроградской.
Олег Иваныч зажмурился и отчетливо представил себе: вот здесь, слева, на столе, меж грудами бумаг, – телефон. Дальше, у стены, – сейф. На стене календарик с портретом группы «Кисс». В открытом ящике стола – банка пива. А напротив – такой же заваленный бумагами стол коллеги, похожего на трудного подростка капитана милиции Кольки Вострикова, всю жизнь ходившего в старых потрепанных джинсах. Повернуть голову – дверь. Вот-вот откроется, заглянет начальник, скажет что-нибудь гадкое – типа, сколько дел вы, майор, изволите направить в суд к Дню милиции?
Олег Иваныч настолько отчетливо все представил… Даже к телефону рука потянулась. А вдруг… Вдруг – и вправду сон? Новгород, друзья, Софья?
Резко выдохнув, открыл глаза… Нет никакого кабинета. Грязный, вонючий сарай. И он сам, лежащий на каком-то рубище…
Слава Богу!!!
М? Слава Богу?
Слава, слава!.. Не кабинет, не Петроградская, не постылая прежняя жизнь! Пусть Магриб, пусть плен… Но есть надежда! Вырваться отсюда, вернуться домой, в Новгород. К любимой работе, к друзьям, к Софье!
Олег Иваныч снова прикрыл глаза. Кабинет больше не возвращался. Зато возникла та девчонка, что приносила пищу. Почему-то обнаженная… К черту, к черту подобные мысли! Лучше о чем другом подумать. Например, очень интересно, что именно предпримут Касым и Хаспа в ближайшее время?
Он мысленно представил обоих компаньонов – высохшего, похожего на вяленую воблу Касыма и его напарницу – высоченную одноглазую бабу, довольно сильную, между прочим, несмотря на кажущуюся дряхлость. Парочка та еще, прикольная. Что они будут делать – вопрос несложный. Наверняка завтра с утречка или вот уже сейчас Касым направится в порт, договорится с кем-нибудь из знакомых моряков…
Стоп! А зачем Касыму переться в порт, когда этих самых моряков в этом самом месте – то есть в вертепе Хаспы – к ночи соберется хоть пруд пруди. В основном мелкого пошиба людишки. Те, кто покруче, ходят к тетушке Шехбийе. Но как раз такие и нужны! На дворе зима, крупных рейдов не предвидится, а лишние деньги за спокойное плавание, скажем, в Сеуту, да даже и в сам Лиссабон, чего ж не заработать! Ну, штормы, оно, конечно… Но ведь и зимой по Мусульманскому озеру корабли ходят, не на Севере живут, льда нет.

 

Как в воду глядел Олег Иваныч!
Ближе к ночи, когда над черными кварталами Туниса тяжело нависла золотая луна, на зловонную окраину, в заведение одноглазой Хаспы, потянулись люди. Кто на верблюде, кто на ишаке, кто на лошади. А кто и так, на своих двоих.
Стражники у ворот и на башнях видели в свете луны лишь бесшумно скользящие тени. Никто не поднимал тревоги – всем хорошо было ясно, куда направляются эти падшие, напрочь лишенные даже подобия морали людишки, влекомые демонами и черными ифритами. И демоны, и ифриты влекли их в греховный сад наслаждений к одноглазой старухе Хаспе. Сад этот, впрочем, иногда посещали и сами стражники, потому и к людишкам относились снисходительно. Пусть идут куда хотят, шайтан с ними.
В большом зале, наполненном ароматами дешевых наркотиков, тлеющих сладковатым дымом в помятых курильницах, постепенно становилось все больше народу. Кто сидел на низком помосте, азартно играя в кости. Кто курил гашиш, то и дело сплевывая на пол. Кто тут же, на полу, и валялся в объятиях грез.
Наркотический дым становился все гуще, а посетители – заросшие бородищей пираты – все развязнее. Дело уже дошло до вина, подававшегося подогретым в широких чашках!
По сравнению с таким наглым попранием всех заповедей ислама появление полуголых танцовщиц уже не казалось чем-то из ряда вон выходящим.
Их было трое – покачивающих бедрами девиц с узкими талиями и плоскими животами. Кое у кого из них виднелись синяки на руках. Красивы девицы или страшны, сказать затруднительно – лица закрывали накидки, оставляющие открытыми одни лишь глаза. Яркие разноцветные мониста со звоном покачивались на обнаженной груди каждой танцовщицы.
Морщинистый грек в углу заиграл на свирели. Звякнули бубны. Распаленные гашишем, алкоголем и танцем, посетители притона старухи Хаспы пустились в пляс.
Сама Хаспа, скромненько сидя в углу, словно паучиха, оглядывала танцующих хозяйским взглядом и улыбалась, показывая редкие гнилые зубы.
Старый пройдоха Касым из-за плотной занавески выглядывал знакомых…
Вон тот, в чалме, – Казим, новый пушкарь с «Йылдырыма». Рядом с ним – Керим-ага, владелец двух рыбацких лодок. Жаль, маловаты лодчонки… На полу валяется Фирман, плетенщик. Щиплет танцующих девок погонщик ишаков Маймун, старый шайтан – скоро шестьдесят, а туда же! А кто это там, в углу, в красном халате? А не Юсеф ли? Ну да, Юсеф! Юсеф Геленди, владелец фелюки! Бывало, обделывали с ним делишки. Как говорится, на ловца и крокодил…
– Салам, Юсеф-эфенди! Зайди-ка, надо поговорить.
Юсеф Геленди – смуглый, черноглазый, с неприметным лицом – кивнул и, хлопнув по заднице одну из танцовщиц, медленно направился к занавеси.
А веселье продолжалось. Правда, уже стало не столь людно. Получив девочек (или мальчиков… заведение одноглазой Хаспы учитывало любые вкусы, вплоть до ишаков и верблюдиц), клиенты расползались по задним комнатам.
Но кое-кто еще приходил, не страшась темных улиц и возможности попасть на нож грабителя. Сами, в большинстве-то своем, грабителями и были.
Ближе к утру уже завалил один такой. Огромный, мощный, с кулаками, как голова ишака. Морда бородатая, красная, злая. За поясом плеть-семихвостка. Выпил вина, покривился. Сплюнув на пол, подозвал пальцем утомленных танцовщиц.
Девчонки оглянулись на хозяйку – та кивнула.
Припозднившийся гость придирчиво осмотрел каждую, провел пальцем по животу, по обнаженной груди. В глазах его зажглась похоть, расширились заросшие волосами ноздри.
– Господин хочет всех трех? – осведомилась Хаспа. – Господин получит небесное удовольствие! Три динара за каждую.
– Три? Дорого просишь, старуха!
– Дорого? Да ты посмотри, какие девушки! Не девушки – пэри! Бери, не пожалеешь!
Гость еще раз осмотрел всех. Достал из-за пазухи завернутые в грязную тряпку деньги. Пересчитал, сплюнул:
– Возьму одну. Вот ту, желтоглазую.
– О, ты выбрал настоящую красавицу, господин! Флавия – украшение моего сада. Подать в покои благовония? Или господин предпочитает вино?
– Не надо вина – кислое! Принеси только веревку, старуха!
Странная его просьба вовсе не показалась странной одноглазой Хаспе. Немало она повидала на своем веку извращенцев. Однако! Не так уж и дешево стоила Флавия, чтобы отдавать ее на расправу. Ладно, если гость просто ее постегает – заживет, как на собаке. А если дело дойдет до смертоубийства? Нет, была бы на месте Флавии, к примеру, вислогрудая Зульфия, так и шайтан-то с ней, но Флавия… Уж слишком красива! Неплохо на ней зарабатывать можно не один год, а пожалуй, и все два. Как ее такому отдать? Может, подменить незаметно? На ту же Зульфию? Нет. У Флавии глаза приметные. Или просто не давать бородатому Флавию? Кликнуть слуг да ткнуть под ребро острый нож? Тело вывезти на верблюде в пустыню, выкинуть. Пусть у гиен да шакалов тоже будет праздник. Эх, посоветоваться бы с кем… Ха! Как это с кем? С Касымом!
Поглядев в дыру на занавеси, Касым вздрогнул:
– Это Маруф! Северный варвар, верный слуга Джафара! Не иначе, Джафар что-то заподозрил. О горе нам, о горе!..
– Хватит причитать! – оборвала Хаспа. – Если бы Джафар что-то заподозрил, стал бы он действовать так открыто? Тем более посылать слугу, плохо понимающего язык?
– Но он может узнать!
– Так ты не показывайся ему на глаза, старый ишак!.. А девку придется отдать этому Маруфу. Жаль, конечно, да что делать?.. Эй, Марко, сын ифрита! Ты принесешь наконец веревку?! Или хочешь снова испробовать палку?
Запыхавшись, в отгороженный коврами и занавесями закуток вбежал Марко, тот самый желтоглазый пацан, переводчик. С мотком веревки в руках.
– Отнеси вон тому господину…
Марко бросился исполнять.
Получив веревку, недавно принявший ислам Матоня-Маруф молча направился в указанные мальчишкой покои. Флавия покорно следовала за ним.
Глянув на нее, тяжело вздохнул Марко. Но вздохнул только на миг. Чего вздыхать-то, если каждую ночь так? И не сбежишь – повсюду верные Хаспе люди.
– Эй, Марко, шайтан тебя раздери, где ты там? Иди разожги курильницы! Да стой-ка! Что-то ты не больно поворотлив, спишь на ходу! Ну-ка, подставь спину… На! На! На! Не нравится? Получишь еще, коли будешь, как сонная муха!
Несчастный Марко опрометью бросился исполнять приказание.
Войдя в завешенный толстыми коврами угол, Флавия разделась и легла на низкое ложе. И ни намека на какие-то эмоции. Как ни лупила ее за это Хаспа, а все зря. Жаловались клиенты – не хотела изображать страсть Флавия, вялой была и холодной.
Ренегат Маруф окинул обнаженную красавицу похотливым взглядом. Перевернув на живот, привязал к ложу. Та не сопротивлялась, привыкла. Бывало здесь и такое.
– Эх, был бы жив Ставр-боярин! – Маруф вынул из-за пояса плеть из кожи гиппопотама. – Ужо, потешился бы!
Удар! И кровавая полоса по спине! И крик. Страшный крик боли. Не удержалась Флавия, закричала.
Еще удар! Брызги крови. И снова крик.
Пробегавший мимо Марко остановился, не замечая, как с опущенной жаровни сыплются ему на ноги раскаленные угли.
– Что встал, змееныш? Быстро в амбар! Неси гостям вина.
Все чаще доносились из-за ковров в углу крики. Все больше в них было боли. Никто не обращал на них внимания. Ни обкурившиеся гости, ни танцовщицы, ни старуха Хаспа. Лишь во дворе, в амбаре, прислонившись к большому кувшину с вином, плакал навзрыд маленький Марко…

 

Грязно-бледный диск луны уныло освещал Тунисскую гавань. Желтая волнистая дорожка бежала через всю бухту, от величественного «Тимбана» к мелким рыбацким суденышкам – доу, фелюкам, лодкам. Среди этой мелочи затерялось и причалившее судно Гасана, мелкого стамбульского негоцианта.
Гасан привез в Тунис серебряные блюда, украшенные прихотливой чеканкой, крепкие башмаки работы знаменитого мастера Мюккерема-аги и – контрабандой – с десяток больших амфор румийского вина – исключительно для лечения правоверных.
Кроме груза, на борту находился и пассажир – Олександр из далекого Новгорода, прибывший с выкупом, а значит – достойный всяческого уважения. Торговля людьми приносит магрибским пиратом хороший доход, потому любой человек, приехавший с выкупом, мог чувствовать себя в безопасности. И он сам, и тем более его деньги. Горе тому пирату, который такого человека обидит! Головенку оттяпают или, того хуже, повесят за ноги – помирай медленно, собака, будешь знать, как покушаться на источник прибылей!
В денежном отношении разбойники успешно создавали себе имидж честных людей, чем очень гордились. Их щепетильность простиралась так далеко, что, даже не договорившись или не найдя своих, приехавший с выкупом человек мог спокойно уехать обратно. И никто не смел его задерживать или, упаси Боже, грабить! Пираты даже предоставляли ему охрану.
Таким человеком и был сейчас Олексаха. В пути суденышко Гасана неоднократно задерживали разбойничьи суда – и всегда отпускали за определенную плату. А что касается Олексахи, то, узнав цель его поездки, пираты выказывали уважение, лишь интересовались, не заломил ли прощелыга Гасан слишком несуразную цену за перевозку.
Так и плыли. Пару раз попали в шторм – не хуже, чем на Балтике, но Бог спас от гибели в разбушевавшейся морской пучине. К тунисскому берегу пристали к вечеру.
Олексаха хотел немедленно броситься на поиски раисов-посредников, да Гасан отговорил. Что соваться на ночь глядя, не зная куда! Гасан хоть и казался простым, однако знал немного латынь и греческий.
Скрепя сердце Олексаха согласился. И ворочался теперь в угловой каюте, где нельзя даже вытянуть ноги. Запоминал имена раисов, названных тем же Гасаном: Ганим аз-Заван, Акбар ат-Давахи, Новруз-хаджи. Гасан назвал и некоего Джафара аль-Мулука, но предупредил, что с ним ухо надо держать востро. Как, впрочем, и со всеми остальными.
Луна все светила. И не находилось тучи, чтобы затянуть ее надоевший глаз черным ночным покрывалом. Дул теплый ветер. Мягко покачивалось на волнах судно Гасана. Свернувшись калачиком, спал Олексаха, крепко прижимая к груди пояс с зашитым в него серебром.

 

Олег Иваныч проснулся от чьих-то воплей. Приснилось? Нет.
Прислушался.
Возня, удары…
Он не мог видеть происходящего на дворе. Зато это хорошо видел Марко, спрятавшийся за углом амбара.
Сначала распахнулась дверь, выплескивая наружу сладковатый запах гашиша. Затем показались трое – тяжело дышащий Маруф, тащивший за волосы обнаженную девушку, и хозяйка притона Хаспа.
– Не гневайся, уважаемый Маруф, – подталкивая гостя в спину, быстро говорила Хаспа. – Что поделать, гости устали от этих воплей, а желание гостя – закон.
– Я – гость!
– И самый лучший! – согласно закивала старуха. – Потому и дарю тебе эту девку! Делай с ней что хочешь. Хочешь – убей! Все даром, исключительно из уважения к тебе, о Маруф абд-Джафар, и к твоему всемилостивейшему хозяину, да продлит Аллах его годы!.. Вон, видишь, амбар! Там и развлекайся сколько влезет, никто не услышит. А если свет тебе нужен, я мальчишку пришлю со светильником. Эй, Марко! Марко! И где его только шайтан носит?
Маруф-Матоня понял только два слова: «амбар» и «даром». Похлопал старуху по плечу. Иди, мол, без тебя управлюсь.
Иди так иди… Хаспа удалилась в дом, громко призывая невесть куда запропастившегося Марко и грозя ему всяческими карами.
Маруф же, оказавшись наедине со своей жертвой, огляделся. Заметил рядом сарай, запертый на засов. Видно, про него и говорила одноглазая ведьма. А ну-ка!
Правой рукой сжимая за горло связанную девчонку – та давно уже не сопротивлялась, – левой отодвинул засов. Пинком распахнул дверь…
Олег Иваныч едва успел отпрянуть внутрь и прикинуться ветошью. Не очень ловко получилось со связанными-то руками и ногами в деревянной колодке – шибанулся носом об землю, аж искры из глаз полетели! Хорошо, пока темень, да ведь скоро светильник принесут. Ну и луна, само собой. Светит, зараза!
На фоне залитого лунным светом дверного проема возникли две черные тени. Одна – здоровая, бородатая. Другая – маленькая, изящная. Вторую тащили…
– Ну что, цаца! – бросил свою ношу на землю бородатый.
По-русски ведь сказал, пес! А кто здесь мог выражаться по-русски? Ясно кто! Матоня, чтоб ему пусто было! Или как там теперь его… Маруф абд-Джафар. Веру поменял, а привычек подлых не изменил, пес! Ишь, как девчонку плетью перетянул, падла!
Флавия вскрикнула от удара.
– Кричишь? – нехорошо засмеялся Маруф. – Кричи-кричи. Теперь ты моя… даром!
Он опустился на колени, с рычанием прильнув к истерзанному телу. Похотливо задергался, схватил девчонку за волосы… И вдруг обмяк.
Вбежавший в амбар Марко ударил Маруфа по башке увесистым камнем. Зарыдав, бросился к Флавии.
– Эй, хватит реветь! – подал голос из глубины сарая Олег Иваныч.
– Кто здесь? – испугался Марко.
– А то не знаешь! Давай развязывай меня скорее!
– Я тебе не верю.
– Твое дело. Выпутывайтесь тогда сами…
– Нет-нет, Марко. Развяжем его… О святая Мадонна, как больно…
Ура, руки свободны! Теперь эта чертова колодка… Что, нет никакой железяки?
– Сейчас… Я знаю, где ключ.
Марко выбежал во двор.
Флавия всхлипнула. Олег Иваныч осторожно прижал ее к себе, погладил:
– Ну, успокойся же.
Вернулся Марко с ключом, завозился с колодкой.
Ну, наконец-то! Свободен! Олег Иваныч вскочил на ноги:
– Где мой товарищ?
– Здесь, рядом, в амбаре. Я покажу…
Скрип двери, темнота.
– Гришка, спишь, что ли?
– Иваныч, ты?!
– Извини, брат, что разбудил!
– Мы что, разве бежим?
– Видимо, так. И, кстати, не одни. Навязались тут еще клиенты на нашу голову. Ну что, готовы? Тогда – через забор, ать-два!
– Там, на улице, может быть стража.
– Да что ты! Это в этом-то районе отбросов? Ни в жисть не поверю! Ну, чего стали? Сказано, через забор! Так вперед! Да побыстрее! Иначе самолично сейчас придам ускорение.
Они побежали вдоль по узкой улице. За глухими заборами лаяли собаки. Где-то на краю пустыни хохотала гиена.
Они неслись вперед. Не зная куда. Пока – лишь бы подальше от вертепа одноглазой Хаспы. А там видно будет. Олег Иваныч, два подростка и девушка. Ни оружия, ни еды… А девчонка еще и без одежды. Олег Иваныч, правда, бросил ей какую-то ветошь, когда убегали, так на улице-то не май месяц! Декабрь, хоть и Африка.
Они бежали и бежали. Одинокая луна светила в спину.
Назад: Глава 6 Морея – Магриб. Ноябрь 1472 г.
Дальше: Глава 8 Магриб. Январь – март 1473 г.