Вот мы и сподобились. Вот мы и дождались.

Таяние снегов началось и шло полным ходом. Особенно там, где падали лучи еще низкого, но уже довольно жаркого солнышка. Не прошло и двух дней с начала оттепели, как двор покрыл слой жидкой грязи, медленно и неохотно просыхающей и радостно чавкающей под ногами людей и гномов. Деревянные настилы имелись, но не везде, так что грязь царила и побеждала, сдавая позиции только перед входом в жилую пристройку, где за чистотой бдительно следили женщины, не пуская грязнуль внутрь. И правильно. Весной всякое просыпается. Не только сонные звери выползают из глубоких нор и логовищ, но и болячки всякие. А нам только эпидемии не хватало – новое словечко, всплывшее в моей памяти. Словечко с тревожным оттенком.

Всю зиму на открытом дворе под слоем льда и снега лежали наши запасы замороженного мяса. Сейчас на том месте не было абсолютно ничего. Ни единого клочка мяса, ни единого обломка кости. Все съедобное перенесено в уже готовый ледник, расположенный глубоко в скальной толще Подковы и загодя набитый чистым льдом. После чего я лично проконтролировал, как убираются остатки мяса и сжигаются. Только затем моя ледяная душенька немного успокоилась. Если в нашем крошечном поселении вспыхнет болезнь, нам придет полный и безоговорочный конец. Единственный что-то знающий и умеющий лекарь отец Флатис сейчас находится неизвестно где, оставив после себя почти ничего не умеющего послушника Стефия. Поэтому рисковать я не собирался. Все, что может гореть – будет сожжено. Что не горит – будет глубоко закопано.

Сам я сидел у самой стены, в отбрасываемой ею тени, окруженный уже начавшими подтаивать сугробами. И радовался самому тому факту, что все еще в состоянии находиться на улице, не прячась в подготовленной для меня ледяной комнате неподалеку от выбитых в скале логовищ сгархов.

Кстати о наших зверушках – о них уже можно было смело забыть до прихода следующих заморозков. Уже сейчас, когда воздух оставался еще довольно холодным, сгархи покидали свои норы крайне неохотно. Странно было видеть, как громадные звери опускают головы к земле, подслеповато щурятся и старательно избегают покидать тень. В общем, ведут себя прямо как я, разве что я передвигался на двух «лапах», а не на четырех. Совсем скоро наши белошерстые гордые соседи окончательно исчезнут в холодной темноте нор. И уже сейчас я не могу на них рассчитывать в качестве воинов. Если только в ночное время. Судя по достигшим моих ушей слухов, в самом ближайшем времени самки сгархов начнут рожать. Так что нас ждет пополнение. И не только в виде сгархов – и у гномов и у людей с этим делом все обстояло более чем хорошо, многие женщины гордо и мягко несли перед собой округлившиеся животы.

Что уж совсем меня выбило из колеи, так это гоблины. Наш ушастый одноногий гоблин Горкхи времени зря не терял и, судя по все тем же досужим слухам, успел вскружить головы прибывшим после последнего нашего налета гоблиншам. В общем, у всем довольного Горкхи образовался самый настоящий гарем. После чего довольство гоблина резко поубавилось, ибо столь вольное поведение не вызвало у суровой Нилиены ни малейшего одобрения. Гоблина почествовали несколькими ударами половника за столь бурные деяния на ниве любви, льющийся на него дождь из лакомств и добрых слов иссяк, после чего старшая кухарка решила, что будущий отец обязан заботиться о своих женах, трудясь в поте лица от зари и до заката. Так что прямо сейчас я мог лицезреть, как сгорбленный Горкхи чистит коровник от навоза, тяжко при этом вздыхая.

М-да… можно смело утверждать, что вскоре в наших рядах будет пополнение пещерных гоблинов, все помнящих и почти ничего не умеющих делать созданий. Сомнительное достижение. Похвалить я себя точно не мог. Впрочем, кажется, у них довольно неплохое зрение и быстрые ноги. Полноценных разведчиков из них не получить, слишком уж трусливы, но в качестве гонцов послужить могут. Но это в далеком и весьма туманном будущем, через долгие годы, так что пока можно даже и не планировать.

Поучаствовать лично в увеличении населения мне не довелось, но без дела я не сидел.

Два дня подряд я занимался обжиганием своих несчастных рук. В буквальном смысле слова. Мои еще не до конца оттаявшие руки буквально стонали всякий раз после удачного использования моего магического дара Крепления. Ожоги и боль – это одна сторона медали, самая незначительная. А магически укрепленные шлемы, щиты и нагрудники – это совсем другое. Только броня. И за последние дни я сумел укрепить пять нагрудников, два деревянных щита и четыре кожаных шлема. Мало. Но хоть что-то! А дайте мне время, в поселении не останется ни единого не укрепленного оружия или инструмента!

В прошедшие дни от укрепления оружия я отказывался столь жестко, что после третьей попытки с этим вопросом ко мне больше не обращались. И дело не в получаемой мною боли, а в отсутствии достаточного количества магической энергии. Я не сведущ в этих вопросах, но все же уловил, что все потраченные мною силы постепенно восстанавливаются. Похоже, кроха за крохой магическая сила проникает в меня прямо из воздуха и земли, понемногу восстанавливая потери. Это помимо вьющихся кое-где разноцветных и искристых смерчей всевозможных размеров. По сути, это крутящиеся в воздухе сгустки дармовой и готовой к употреблению энергии – протяни руку да возьми. Но проблема в том, что этот ресурс не бесконечен, к моему глубокому сожалению. После того как смерч до конца втягивается в мое тело, отдает свою силу мне, на том месте зачастую больше не появляется нового источника. Зато я убедился, что если поглотить смерч лишь на две трети, то вскоре он вновь наберет силу и увеличится в размерах.

Также я понял еще три истины.

Во-первых, если долго смотреть на мир при помощи магического взора, помимо источников силы в виде смерчей можно увидеть, что всегда идет дождь из мельчайших искр, крайне медленно опускающихся на землю, либо зависающих в воздухе, либо же вливающихся в водоворот приплясывающих смерчиков. Зрелище завораживающее, очень красивое, но с практической стороны дела бесполезное. Мне сейчас не до любования, хотя какая-то система круговорота вещей в природе в этом, несомненно, есть.

А вторая понятая мною истина была куда как более практической и одновременно печальной. Каждый раз, когда я использовал свой дар Крепителя, я терял очень много магической энергии впустую. Заметил я это не сразу, но потом уже примечал постоянно. Эффект выглядел… примерно так же, как если ударить палкой по висящему на веревке половику – из него сразу же вылетит облачко пыли и разлетится в стороны. Вот так же и у меня. При каждом использовании дара от меня отлетали десятки и сотни искр, радостно разлетаясь в стороны и пропадая впустую. Короче говоря, у меня было полное впечатление, что ради того, чтобы зачаровать, к примеру, простой небольшой кожаный шлем, я трачу столь магической силы, что ее хватило бы для укрепления полного доспеха. И ничего поделать я с этим не мог. Приходилось и дальше уподобляться растяпе кузнецу, сжигающему ради выковывания одного-единственного гвоздя целый мешок угля. Я уверен, что существуют способы снизить затраты столь медленно восстанавливающийся энергии, но я их не знал. Ибо обучения не проходил. Не знаю даже основ.

Последняя истина была еще более приземленная – чем прочнее исходный материал, тем больше сил мне надо на его укрепление. Я это понял сразу же, после того как укрепил топор и нож Рикара и взялся за обычный шлем из вываренной в масле кожи.

Я очень хотел узнать, получится ли у меня укрепить уже однажды укрепленный предмет, но заняться этим решил позже, когда у меня будут на это лишние силы. И уж точно не сегодня. Этим весенним радостным утром я решил вновь заковать себя в доспех ниргала. Как и сами ниргалы, столь долго отдыхавшие и не покидавшие пределы поселения. Сегодня все мы трое вновь облачимся в мощные доспехи.

Почему? Не знаю. После того как я ощутил тягостно давящее на душу предчувствие чего-то нехорошего, оно не рассеялось, не исчезло. Оно продолжало давить мне на сердце, порой обостряясь до невозможной силы. Вчера днем напряжение достигло своего апогея, но внезапно вновь затихло, затаившись где-то за моим ледяным сердцем.

Что-то грядет. Не знаю, что именно, но что-то грядет. И я хочу быть готов встретить любое событие во всеоружии. Что бы это ни было, именно мне и бесстрастным ниргалам суждено быть на острие атаки.

Поведя головой в сторону, я взглянул на Рикара и главу гномов, сосредоточенно проверяющих мои разложенные на широком столе доспехи. Дочиста оттертые от толстого слоя грязи, где возможно починенные и залатанные. И укрепленные – этим занимался уже я сам. Половину вчерашнего и часть сегодняшнего дня. Раньше доспех ниргала не брали арбалетные болты, выпущенные в упор. Теперь его сможет пробить лишь нечто неимоверно убойное, потому как в магическое укрепление я вложил все свои силы. Если уж мне суждено быть в первых рядах, пусть мои доспехи выдержат как можно больше ударов.

- Все готово, господин Корис! – пробасил Рикар, а Койн подтверждающе кивнул.

Кивнув в ответ, я шагнул к лежащему на столе поддоспешнику, сшитому из волчьих шкур, вывернутых мехом внутрь. Поддоспешник шили по предоставленным мною выкройкам, и он был абсолютно цельным, с рядом костяных крючков-застежек, и прикрывал меня с пят до головы. Предварительно отряхнувшись от налипшего снега, я разделся, насухо вытерся полотенцем, после чего принялся облачаться в поддоспешник. Рикар и Койн терпеливо ожидали чуть поодаль. До тех пор пока я могу продолжать сам – буду продолжать сам. Это куда проще, чем силиться сдерживать ледяные щупальца. Слишком давно не пили мы жизненной энергии. Слишком давно мы голодны.

Мы?.. Интересно, с каких пор я начал говорить «мы»?..

Убедившись, что все надето правильно и не стесняет движений, я вновь кивнул и замер неподвижно, сконцентрировавшись на контроле жадных до убийств щупалец. Что-то ворчащий себе под нос здоровяк легко ухватил кольчужную поддевку и шагнул ко мне. Облачение началось.

Только через час с лишним возня с доспехом закончилась, а за моими плечами повис аккуратно заштопанный черный плащ. Благодарно улыбнувшись, я подцепил сиротливо лежащий на столе глухой шлем и опустил его на голову. Ну, вот и все. Осталось лишь взять меч без ножен, и я полностью готов.

За моей спиной глухо чавкнула грязь, прогрохотал деревянный настил. Обернувшись, я увидел застывшие в нескольких шагах две массивные черные фигуры с черными плащами за спинами. Фигуры, одним своим видом внушающие страх и трепет. Узкие смотровые щели бесстрастно направлены на меня – точно такого же, как они, закованного в безликий доспех воина. Вся разница в трепещущих щупальцах и мрачно горящих глазах нежити. Я и оба ниргала были готовы убивать.

- Что ж, – прогудел я, осматривая двор сквозь смотровые щели шлема. – Теперь можно воевать! Интересно, что несет нам день грядущий?

Завязшее колесо рывком провернулось и дернулось вперед.

Под веселый заливистый смех не успевший отпрянуть гоблин оказался придавлен широким ободом к земле, а еще через миг его грудная клетка затрещала и проломилась, не выдержав неимоверной тяжести древнего имперского метателя. По грязи расползлось кровавое пятно, быстро растворившееся среди ошметков сырого снега и воды. Перевалившись через распластанное тело, метатель медленно пополз дальше, глубоко проваливаясь в разъезжающуюся почву.

- Проклятая распутица! – не переставая смеяться, выдохнул Риз Мертвящий, утирая заслезившиеся от веселья глаза.

Восставший из мертвых полководец коротал время, сидя на станине метателя. Он буднично свесил ноги и укутал плечи скверно выделанной медвежьей шкурой. Его не смущала тряска, но начинали злить постоянные задержки, вызванные внезапным потеплением. Если бы не оттепель, они бы давно оказались у высившейся далеко впереди угрюмой и высокой гранитной скалы. Сейчас же отряд шурдов под предводительством Риза только-только вошел в пределы холмистой местности, широким кольцом окружающей далекую скалу.

Где-то здесь.

Именно где-то здесь случилась та сшибка нежити с закованным в мощный доспех воином с яростно горящими глазами. Так сказал повелитель Тарис, а он не ошибается. А раз так, в самом скором времени он найдет, что ищет. Это неизбежно.

- Интересно, угостят ли нас сдобным хлебом? – осведомился Риз у разваливающегося на части мертвяка, налегающего на обод колеса метателя у самых ног полководца. Потемневшие от разложения ноги безразлично попрали останки раздавленного гоблина и неловко шагнули дальше. Мертвяк ничего не ответил Ризу, да и не сумел бы – из его широко раззявленного рта был вырван язык. Да и одного глаза не хватало – на его месте красовалась почерневшая дыра.

Заглянув внутрь рта восставшего трупа, Риз покосился на его пустую глазницу, сокрушенно вздохнул и, покачав головой, укутался в шкуру поплотнее:

- Эти шурды такие лакомки… Ускорить движение, никчемные твари! Шире шаг, любители гнилых языков!

Риз не знал, что довольно давно примерно в этой же области точно так же обод колеса древнего метателя безжалостно раздавил мертвяка и бесстрастно покатился дальше. Тот метатель и тот отряд также направлялись к Подкове, угрюмой скале посреди холмогорья Диких Земель. Назад отряд шурдов и нежити так и не вернулся… Но восставший из мертвых полководец не мог этого знать. Сейчас его больше занимало другое – рыжий откровенно скучал, с огорчением поглядывая по сторонам и пытаясь найти хоть какое-то, пусть даже совсем плохонькое развлечение.

В последний раз настолько скучно ему было в церковной лечебнице для сумасшедших, ныне разрушенной и погребенной под толщей воды мертвого озера. Именно там, в лечебнице, он впервые увидел принца Тариса, только-только назначенного наместником Западных Провинций и осматривающего свою новую столицу. Не иначе как сама судьба занесла молодого наместника в похожую на тюрьму лечебницу и указала на нужную дверь. После столь памятной беседы в крохотной комнатушке с замурованным окном он обрел свободу и надолго забыл слово скука…

Подгоняемое волей Риза войско шурдов упорно тащилось вперед по чавкающей грязи. Казалось, что рыжему мужчине, закутанному в медвежью шкуру, абсолютно безразличны страдания темных гоблинов, но это было не так – Риз великолепно видел состояние вымотавшихся воинов, но при этом точно знал, что они способны преодолеть еще несколько лиг. Еще несколько часов пути, после чего можно будет разбить стоянку на каком-нибудь более-менее сухом возвышении. Эта грязь начинала утомлять.

Первая разгоняющую скуку новость прибыла через несколько часов, после того как шурды вошли в холмистую равнину. Несколько юрких пауков, покрытых толстым слоем бурой грязи, проскочили по склонам холмов, вернувшись с разведки. Костяные пауки добрались до шурда с гребнем поводыря на затылке и застыли в неподвижности, сверля его злобно полыхающими глазницами. Выслушав нежить, поводырь подбежал к Ризу настолько проворно, насколько позволяла его негнущаяся с рождения левая нога, и, согнувшись в поклоне, сообщил:

- Вождь, мертвые братья вернулись с донесением, – насколько поводырю не повезло с ногами, настолько хорошо ему удавалось разговаривать без ужасного пришепетывания и присвиста, свойственного его сородичам.

- Мертвые братья? Хм… так поведай же мне вести, – поощряюще улыбнулся Риз Мертвящий.

- Мертвые братья ушли далеко и много увидели, вождь. Сначала им встретились места, где совсем недавно убили много крупных зверей, остались следы силы и крови. Там же было много людских следов, среди которых выделялись очень глубокие следы человека, и от них несло… от них несло…

- Чем несло? – не выдержал и по-змеиному прошипел Риз, хватая захрипевшего шурда за глотку. – Что учуяли твои мертвые братья, шурд? Чем несло от следов? Кто-то наступил в кучу замерзшего навоза? Или что?!

- У… - выдавил темный гоблин. – Ужасом! Ужасом! Великим ужасом!

Отбросив гоблина, Риз вытер ладонь о мех медвежьей шкуры и вновь радостно заулыбался:

- Ужасом?

- Самые глубокие следы источали ужас, – держась за горло, пробубнил шурд. – Так передали мертвые братья, и, передавая эту весть, они дрожали от страха, вождь. Еще там были огромные когтистые следы белых сгархов.

- Люди, сгархи и кто-то столь страшный, что даже его следы источают ужас до дрожи испугавший костяных пауков, – задумчиво повторил рыжий полководец. – Похоже, именно их мы и ищем, да, кривоногий? Что-нибудь еще?

- Мертвые братья прошли по оставленным следам и добрались до той скалы, – корявый палец поводыря указал на темнеющую впереди высокую скалу, доминирующую над местностью. – Следы привели к входу в узкое ущелье, от которого разит людским духом. Так пахнет неподалеку от человеческих поселений. У входа братья развернулись и вернулись к нам, спеша сообщить новости, о вождь. Если мы поспешим, то уже к ночи углубимся в ущелье и доберемся до людского поселения! Мы будем беспощадны! Ыгх! – от удара ногой в лицо тщедушный гоблин отлетел и рухнул в жидкую грязь.

В тот же миг костяные пауки зашлись диким визгом и, бросившись вперед, окружили стонущего поводыря плотным кольцом, уставившись на Риза злобно пылающими глазницами.

- О-о-о, – ухмыляясь, протянул Риз. – Солдаты подняли мятеж? Пошли прочь!

Повинуясь взмаху его руки и беззвучному приказу оклемавшегося поводыря, костяные пауки медленно направились к оставленным позициям, вновь встав на охрану лагеря.

- За что, вождь? – гнусаво произнес шурд-поводырь, зажимая ладонью разбитый нос. Его глаза на мгновение полыхнули злобой, но почти сразу погасли, и темный гоблин низко опустил лицо, скрывая его выражение.

- Только я решаю, куда и каким путем мы пойдем, – мягко улыбнувшись, ответил Риз, и от его столь мягкой улыбки шурда начало трясти. Он помнил, что сотворил этот рыжий человек с попавшими ему в руки детьми, и при этом с его лица не сходила точно такая же улыбка. – Знай свое место, разговаривающий с мертвыми братьями. Иначе станешь столь же мертвым, как и они. Знай свое место, ничтожество! Ты все уяснил?

- Да, вождь, – не вставая с колен, темный гоблин уткнулся лицом в грязь. – Я все понял.

- Три тройки пауков послать к скале, с каждой тройкой отправить двух шурдов и по одной киртрассе, что будет поумнее их всех вместе взятых, – не глядя на собеседника, велел Риз. – Пристально осмотреть этот камень со всех сторон, не пропуская ни пяди! Искать любые следы людей. Глубокие трещины в скале. Сильно ли отвесны стены, можно ли где по ним взобраться, нет ли других входов кроме ущелья. Оценить высоту скалы и прикинуть, сможет ли метатель перебросить через нее снаряд. Если на пути встретятся люди – не убивать! Пленить и доставить мне. И подыщите несколько мест перед ущельем, где можно разбить лагерь надолго. Выполнять!

- Да, вождь!

Встав, Риз мрачно взглянул на серую громаду впереди.

- Зайти в ущелье? – процедил он. – Ну нет… от этой дверки пахнет мышеловкой. А я не глупая мышь, я кот. И предпочитаю сам сидеть в засаде у мышиной норки… Поэтому я вежливо отклоню столь радушное приглашение войти.

Повернувшись к скале, Риз застыл в неподвижности, пристально разглядывая гранитный пик. Сейчас он видел перед собой не скалу, а раковину моллюска, скрывающую в себе кусочек вкусного мяса. В раннем детстве он, выросший в припортовых трущобах, обожал собирать на мелководье раковины и добывать из них источающее сок мясо. Он был настоящий мастак в том, чтобы разбить раковину одним ударом камня и при этом не повредить содержимому.

- Нет несокрушимой раковины, – тихо прошептал Риз. – Просто нужно знать, под каким углом ударить и когда именно нанести удар. И тогда ракушка с треском расколется и распадется на части, обнажая мягкое мясо…

С тихим потусторонним скрежетом с места сдвинулись киртрассы, присоединившись к малым разведывательным отрядам, отправленным на изучение гранитной скалы, за мощным телом которой укрылись ненавистные люди. Полководец проводил их взглядом, но не услышал, как стоящий на другой стороне лагеря хромой поводырь с разбитым лицом медленно и тихо произнес, утирая кровь с лица:

- Вождь… человек… с недавних пор нами правят те, кого мы всегда считали лишь пищей…

- Тише, Рронг! – просипел совсем молодой еще шурд, упреждающе прижимая к губам палец с гнойной язвой вместо ногтя. – Он поставлен самим Тарисом! Богом!

- И только поэтому я еще не вырвал его глотку, – прошипел поводырь, оскалив клыки. – Только поэтому он еще жив…

Да, Риз не услышал этих слов, но ему этого и не требовалось. Бросив быстрый взгляд на пострадавшего от его сапога шурда, Риз злорадно ухмыльнулся и, взглянув на несколько камешков у себя под ногами, осторожно передвинул пару из них, исправляя только ему одному понятную комбинацию.

- Обида порождает злобу, злоба порождает ненависть, из ненависти рождается война, – едва слышно изрек полководец, глядя на причудливо расположенные камни. – Эти истины никогда не меняются. Интересно, решится ли сегодня ночью обиженный хромоножка напасть на меня, созреет ли он? О-о-о, как бы я этого хотел… Повелитель Тарис так черств, запретил мне трогать своих детишек-шурдов просто ради веселья. Но если один из них нападет на меня, это ведь будет совсем не моя вина, верно? И ведь тогда я смогу немножечко позабавиться, да? Давай, хромоножка, злись, злись еще сильнее! Начни меня ненавидеть всем своим сердцем, что я так хочу вырвать из твоей груди! Злись же!

- Отче! Отче! Отец Флатис! Поешьте хоть немного! – призыв остался без ответа, седой священник с измученным лицом лишь плотнее прикрыл глаза.

Собравшиеся вокруг отца Флатиса, лежащего на одеяле поверх елового лапника, монахи тревожно переглянулись. Послушник Миргас осторожно приподнял голову старика и приложил к его губам глиняную кружку, наполненную горячим бульоном:

- Хотя бы глоток, отче, – повторил он свою попытку. – Хотя бы глоток!

- По… - едва слышно выдохнул священник, не в силах унять дрожь, сотрясающую все его тело. – Под… кова… Надо… продолжать путь.

- Вы еще слишком слабы! – воспротивился Миргас, остальные одобряюще загудели.

- Выступаем… прямо сейчас! – несмотря на одолевшую старика болезнь, синий стальной блеск его глаз ничуть не потускнел. – Сейчас!

И на этот раз никто не рискнул возразить лежащему на земле смертельно уставшему старику.

- Вы слышали святого отца, – окрепшим голосом произнес Миргас. – Нам надо продолжать путь. К Подкове, туда, где расположено поселение. Готовьтесь же, братья, к дороге!