Водяной и староста
— Я вам не враг, хотя и другом никогда не стану, — повторил Олег. Он уже устал сидеть на одном месте, хотелось встать и пройтись, но водяной мог и обидеться. — Я не воюю с обычными водяными, с вами и мужики деревенские могут справиться.
— Это как же?.. — с вызовом пророкотал хозяин озера.
— Да так. Кожи тут начнут дубить или бреднем всех твоих упырей повыловят. Не больно-то много ты их, кстати, насобирал за столько лет.
— Места здесь глухие, — задумчиво заметил водяной. — Не знаю, как там кожи дубят, а бредни я любые порву. Ты не знаешь, что там внизу… Нет, не боюсь я людей. И не верю, что у тебя есть много этого странного серебра.
— Не в серебре дело, — усмехнулся ведун, поигрывая в руке крестиком. — Тут — магия, о которой ты ничего не знаешь. Но о ней уже знают многие люди вокруг, хотя и не осознают вполне ее силы. Послушай, водяной, я тебе не враг. Я пришел убить чародея из Елового леса. Расскажи мне о нем всю правду, и я уйду навсегда.
Олег знал, что водяная нечисть к лесной относится с неприязнью, поэтому и остался на озерах в надежде на откровенность местного хозяина. Но тот оказался то ли очень подозрительным, то ли просто глупым. Рассвет уже близко, а водяной и слова по делу не сказал. Или… Или не глуп он, а умен чересчур?
— Елового леса отсюда не видно, холм загораживает — пробасил водяной. — Что мне за дело до Елового леса?
— Значит, не хочешь по-хорошему? — набычился Олег.
— Хочу, — тут же сказал хозяин озер. — Да только боязно. Чародей силен, а сила его мне неведома…
— Зато моя ведома! — Ведун протянул руку к воде и окунул в нее крестик.
— Пошто шалишь? — Водяной немного отодвинулся, и по озеру опять заходили волны.
— Убей его, батюшка! Убей врага нашего! — заголосили лоскотухи из соседнего водоема, куда «батюшка» их выставил, чтобы не мешались.
— Цыц! Убери серебро…
Олег помедлил, но все же вытянул столь неприятный нечисти крестик из воды, хотя и оставил руку вытянутой. С крестика медленно стекали капли, и каждый раз, как они падали в озеро, водяной тяжело вздыхал.
— Вижу, вижу твою силу и в сабле, и в колдовских умениях, — наконец заговорил он. — Что с чародеем лесным справишься — не верю. Но и нам от него не сладко… Много лет назад услышали мы об умруне — что на людей обижен и силу набирает, дабы зло творить. Думали, обойдется. Однако уже вокруг озер его слуги, все теперича принадлежит ему.
— Что за сила у чародея? — быстро спросил Олег, помня о приближении рассвета. — Как он людей одолевает, как своих слуг в подчинении держит?
— Про то мне неведомо, — потряс усами водяной. — Я с ним не секретничал. Хотя и знаю: нет нам от него пощады, водный народ только сам за себя постоять может. Однако силен чародей, и не спрятаться от него даже на дне глубоком.
— Значит, тебе терять нечего, — подытожил ведун. — Выкладывай тогда все, что о нем слышал.
— Людей не губит, слуг себе из них делает. Одних силой держит, а других верностью — самых сильных, самых лучших. Слухи до нас с птицами долетают, да утопленники порой расскажут что… Только мало их, утопленников-то! — посетовал водяной. — В иной десяток лет и ни одного не попадается — глухие места.
— Счастье твое в том, что глухие! Говори хоть, что точно знаешь, — ведь сам признался, что и вам, озерным, от чародея избавиться хочется! — прикрикнул в нетерпении Олег.
— Не торопи меня! — качнул огромной головой водяной. — Припоминаю… Да ничего толкового припомнить не могу. Знаю, что есть еще деревня тут, недалеко, над той давно уже полная власть умруна. А Озерцы еще не вполне под ним, отчего — не знаю. Есть какой-то приворот колдовской, с той кожей, что люди на ногах носят, связанный, — но мне, босому, это непонятно. Вот что, Олег-ведун: за холмом солнце встает, чую. Пора нам всем на дно, а в другую ночь приходи смело — не трону, так и быть. Что вспомню — расскажу, тогда и потолкуем. Только помни о своем обещании! Не губи нас своим серебром, не трави воду.
— Ладно… — Вздохнув, Олег поднялся. — Но коли потребуется мне ваша помощь, защита на этих берегах — и ты не подкачай. Враг у нас один. Постой! А глубоко ли здесь?
Вода уже заливала пасть опускающегося в озеро водяного, но он приостановился, проквакал неразборчиво:
— Не столь глубоко, сколь затейливо!
— Это что значит?!
— Есть там, внизу, ходы темные, нам самим неведомые. Прощай.
Хозяин озер скрылся под водой. Олег хотел было с досады сплюнуть в озеро, но раздумал. Хоть и ненадежный союзник, да хоть какой-то. В предрассветных сумерках стало как-то особенно промозгло, сыро, и ведун поспешил к холму. Подняться в деревню, перекусить по-человечески, а если нападут оборотни — так это даже лучше. Надоело бродить в тумане.
— Дядя Олег! — долетел до него голос насмерть перепуганной девочки. Кричать во все горло она не решалась и скорее пищала в темноту: — Дядя Олег! Ты живой?!
— Иду! — отозвался ведун, переходя на осторожный бег. — Стой где стоишь, я быстро!
Петляя по лабиринту перемычек меж маленькими озерцами, он наконец выбрался к крестьянским постройкам, расшиб колено о низенький заборчик и только тогда различил на фоне светлеющего неба маленькую фигурку.
— Слава! Ты почему здесь одна?
— Дядя Олег, а ты точно ли живой? — попятилась девочка.
— Да точно, точно! — Он рывком догнал ее, схватил за ручонку.
— Теплый, — с облегчением признала Всеслава. — Неужто всю ночь на озерах просидел и лоскотухи тебя под воду не утащили? Сказывают, они поют до того красиво, что никому не устоять.
— Врут. Так зачем ты сюда прибежала ни свет ни заря?
— Ой, дядя Олег, беда у нас! Ночью к Глебу сыновья старосты пришли, дядьки мои. Он сперва в окошко выскочил и прямо к дому бабки Луши прибежал, наказал мне, чтобы я тебя отыскала. Выручки он у тебя просил, дядя Олег! А сыновья Бориса за ним бежали и поймали его…
— Что же дальше? — Ведун зашагал к Озерцам быстрее. — Где они?
— Нет их, в лес увели Глеба, и жену его, и детей! Давно уже, меня ведь бабка заперла. Токмо я хитрее оказалась, через крышу выбралась, — похвасталась Всеслава. — У меня там дерево есть, особое, у него ветки толстые, и…
— А Борис что? Видела Бориса?
— Нет, не видела. Дома, почитай.
— Вот и ты беги домой, — распорядился ведун. — А я к Борису пойду. И чтобы больше одна нигде не шастала!
Проследив за припустившей к дому Всеславой, Олег попробовал составить хоть какой-то план. Выходило, что Глебу он не поверил зря, не врал Глеб. Староста прознал об их разговоре и немедленно отправил провинившегося к умруну в лес. Спасать его, пожалуй, было уже поздно… Во всяком случае, сперва требовалось вытрясти всю правду из Бориса: и про сундук с сапогами, и про сыновей чудных, и про колодец. Если староста остался один — лучше времени и не придумать.
Стараясь производить как можно меньше шума, Олег пробежал задами к дому Бориса, осторожно потянул дверь. Она оказалась не заперта, и ведун проник в сени, тут же задвинув засовы. Наверное, дети скоро вернутся, так пусть сперва постучат.
С саблей наголо Олег быстро обошел все комнаты, но обнаружил лишь старуху, Борисову жену. Она сжалась под одеялом, насмерть перепуганная, и даже не позвала на помощь.
— Где муж? — присел Олег на краешек кровати.
— У колодца… — прошептала старуха.
— А дети?
— Не знаю… — Она всхлипнула. — Не губи нас, добрый человек!
За приоткрытым окошком заскрипел журавль. Олег, как можно тише растворив ставни, прямо через окно выбрался во двор, прокрался к колодцу. Когда он увидел старосту, тот, как ни в чем не бывало, подтягивал сапоги.
— А я босой хожу на одну ногу! — сообщил ему Олег и указал на искусанную комарами ступню кончиком сабли. — Вот незадача, да, Борис?
— Испугал ты меня, — неодобрительно покачал головой староста. — Сапоги тебе, конечно, справить надобно, негоже в наших краях так расхаживать. Где ты был, Олег? Я искал тебя, уж подумал: не случилось ли с ведуном нашим беды…
— Считай, что случилась.
Олег не спеша обошел вокруг Бориса, тот послушно поворачивался вслед ему.
— Отвечай быстро, а то зарублю. Куда твои парни Глеба увели?
— В лес увели, — вздохнул староста. — Токмо не мои они, давно не мои… Разве ты не видел, Олег? Слуги они чародеевы, за мной приглядывать поставлены.
— Вот как? — Ведун не ожидал столь спокойного поведения старосты. — Значит, ты ни при чем?
— Ни при чем, — кивнул Борис. — Может, в дом пойдем? Здесь кто-нибудь подслушать нас может, а поговорить следует. Ведь вернуться они могут, тогда…
— Что ты делал у колодца? Что внизу?
— Умруново логово, — опять сразу ответил Борис. — Ходил я туда смерть его искать… Искал тебя, да не нашел, пришлось одному. Эх, не в первый раз — а все без толку.
Олег покашлял в кулак. Он-то ожидал, что староста будет отпираться, может, даже схватится за оружие… Но вместо врага ведун получил очередного ненадежного союзника.
— Глеб говорил, что ты с чародеем в сговоре! — попробовал снова надавить Олег. — Отчего он тебя не трогает? И что за сапоги у тебя в сундуке?
— Можно так поглядеть, что и в сговоре, — вздохнул Борис. — Коли грех это — руби мою голову, но как иначе деревню отстоять? Сходи в Овражки — ежели цел останешься, то поймешь, о чем я говорю. Нет там больше ни единой человеческой души, всех сделал умрун оборотнями да упырями, все ему служат. И от нас многие там теперича… А Озерцы еще живут, и все оттого, что согласился я чародею помочь.
— В чем же твоя помощь?
— Что через слуг своих прикажет, то и делаю… — неопределенно буркнул Борис, пожав плечами. — Вот, тебя приютил, на работу нанял.
— Меня Глеб позвал! — Олег, стараясь не поддаться гневу, подошел к старосте, прижал кончик сабли к его груди. — Что еще делал, отвечай?
— В колодец спускался, — признал Борис. — Не простой у нас холм, не простое место. Там, внизу, умрун силу свою черпает, из волшебного ключа. Но сам к нему приближаться не смеет, охраняют тот ключ от нечисти подземные духи. А я, значит… Я спускался, из ключа мертвой водицы набирал.
— Что еще за мертвая водица?!
— Откуда я знаю? — взмолился Борис. — Мне бы живым остаться да деревню уберечь! Вода как вода, я ее к срубу внизу поднесу, а эти, слуги его, что из сыновей моих вышли, ведра наверх поднимали да в лес уносили! Может, она и не мертвая, я же не стал ее пробовать. Зато в Озерцы оборотням хода нет.
— А Глеб иначе говорил! — вспомнил Олег, поворошил саблей старостову бороду. — Говори все, иначе смерть тебе придет лютая.
— Все я тебе говорю, без утайки, — вздохнул Борис. — Ярилой клянусь, забытым нашим богом… И раньше бы рассказал, да не мог времени улучить, чтобы наедине потолковать. А сегодня искал тебя…
— Глеб говорил, ты смерти моей просил у чародея!
— Глебу не верь! — взвизгнул Борис и попятился, прижался к стене дома. Из окошка высунулась перепуганная старуха и тихонько завыла. — Ты же видел: он на торг ездит! Один из всей деревни, остальные — овражковские! А нам за мостик ходу нет, волки его охраняют. Как же ты Глебу веришь?
Олег опустил саблю, бросил короткий взгляд вниз с холма, на Еловый лес. Оттуда как раз вышли четверо молодцов с луками за плечами, быстро зашагали к деревне. Поблескивал на солнце шлем.
— Видишь, идут… — с ненавистью прошипел староста. — Детки мои! Пошли однажды сыновья мои в лес, да и не вернулись. А через год вдруг пришли — все на одно лицо. Раньше тоже были похожи, да не так… А еще волосы у них разные, словно в насмешку! Тот, что в шлеме, минувшей осенью в колодец упал, голову разбил, мозги по камням расплескал. Дырка с тех пор не зарастает, а ему хоть бы что. Шлем, вишь, носит… Выручи ты нас, Олег, убей чародея!
— Как же я его убью, если вы все ему помогаете?! — возмутился ведун. — Не носи ему воды из ключа! И что там за подземные духи? Почему тебя не трогают?
— Я их и не видел никогда, — пожал плечами Борис. — Видать, не положено им обычных людей трогать.
— Обычных людей… — задумчиво повторил Олег, поглядывая вниз. — Вот что, дай руку!
Он быстро достал крест, приложил к трясущемуся запястью старосты. В глазах Бориса ничего не изменилось — значит, ожога не было. Но ведун вдруг почувствовал в крестике легкое, едва уловимое тепло. Олег отошел к колодцу, тепло чуть усилилось… Крестик старался, но в висящем над Озерцами мареве чужой магии мог немногое. Запястье, видимо, слишком уж притерпелось к изменению температуры. Выудив из кармана куртки бандану, Олег примотал крест ко лбу.
— Как с волками справиться, как мне Еловый лес пройти? Говори немедля, Борис! Да не солги, я ведь вернусь.
— Ночью они не охраняют лес, — быстро сказал староста. — Видать, обращаются в кого-то… Не ведаю. Но оборотни — те, что босые, — там остаются. Днем же в Овражках живут, почти как люди.
— Так что за сапоги у тебя в сундуке? — вспомнил Олег.
— Договор с умруном у меня… — Борис потянул ведуна за угол дома, чтобы укрыться от глаз приближающихся «сыновей». — Ежели кто в Еловом лесу пропал, я иду искать. Волки меня приводят к месту, где обувь его лежит. Пока обувь в деревне, не может тот, кто оборотнем стал, сюда прийти. Иначе растерзали бы нас за ночь! И овражковских сапоги тоже у меня хранятся. Да они все там, в Овражках проклятых, селятся! Я ведь за деревню радею, пойми! Как мне иначе?
— А те, что в одном сапоге возвращаются? Мне Глеб про таких говорил.
— То другое дело, — помрачнел Борис. — Этих чародей призвал, да вымолили они чем-то себе срок жизни человеческой. Чем — мне неведомо. Им я не могу помешать среди людей жить. Ночью иногда уходят… Беги, Олег, ведь убьют они тебя! Наверняка Глеб уже все чародею рассказал.
— Убьют? А отчего же умрун тебе приказывал меня на службу нанять?
— Ох, не знаю… — засуетился Борис. — Идем, в дорогу тебе еды дам. И сапоги! Сапоги-то!
— Какие еще сапоги? — насторожился Олег.
— Да вот эти хоть… Старые мои. — Борис подобрал валявшуюся у заднего крыльца поношенную пару. — Не бойся, не из сундука! Чинил здесь вечером. Марья! Еды ведуну дай, бежать ему пора!
Старуха будто ждала приказа, высунулась из двери с узелком в руке. Олег не без колебаний схватил снедь, а потом и сапоги — будет еще время на них посмотреть как следует, прежде чем обуть. Он помчался через медленно просыпающуюся деревню. На него по-прежнему никто не смотрел. Все будто специально отворачивались — только вездесущий поросенок бросился под ноги. Перескочив через не в меру шуструю животинку, ведун выскочил за околицу и вскоре сбежал с холма к озерам.
