Глава 22
Узкая воротная арка едва-едва вместила три десятка пеших русичей. Люди стояли тесно, как стрелы в непочатом колчане. Кольчуги звякали о кольчуги, щиты – о щиты.
Молчали. Ждали.
От упырей их отделял сейчас лишь приваленный к стене подъемный мост. Перед глазами – темные, грязные, побитые-помятые подковами доски настила. А за спиной…
– Опустить внутреннюю решетку! – вновь донесся крик-приказ Бернгарда.
Тевтоны опускали ее аккуратно, дабы не придавить кого ненароком. Но – быстро.
Лязгнуло.
Тяжелая железная решетка в серебряной отделке встала на место. Где была. Как была. Решетка опустилась. Загнала широкие острия в глубокие пазы. Скрежетнула металлом о камень. Непреодолимой преградой отделила кучку людей от замка.
Что ж, а теперь… Пора бы…
– Опустить мост! – Да, магистр отдавал новый приказ. – Ниже! Еще! Еще! Стоп! Хватит!
Стоп. Хватит… Образовавшаяся щель едва-едва позволяла протиснуться наружу одному пешему ратнику при полном доспехе. Зато закрыть такую щель – легко и быстро. Разок крутануть ворот, подтянуть цепи, прижать мост к каменной кладке стен.
Первым наружу выбрался Всеволод. С двумя мечами наголо. За ним – с обоих сторон приоткрытой арки – полезли-посыпались дружинники. По двое, парами. Выходили, осматривались, готовые с ходу вступить в бой.
С ходу – не потребовалось. Под воротами, сейчас никого не было. По крайней мере, до ближайшего изгиба стены. Никого, кроме бледнокожих зловонных трупов, что валялись один на другом. Ага, нечисть и отсюда ушла к западной стене. И не нужно долго гадать – почему.
Ров здесь подходил к крепости довольно близко. А насыпи перед воротами – почти нет. А буквально в нескольких шагах гудит и пляшет пламя. И – жарко. Жуть как жарко. Внешняя обивка моста – и та, вон, потела. Серебром потела. На шипах, гвоздях и железных листах обильно выступали блестящая белая капель. Кое-где дымилось посеченное-покрошенное когтями дерево. Если крепость выстоит, утром мост придется изрядно подновить. И посеребрить заново придется. Но то – утром. А пока…
– У-у-ур-р-р-ра-а-а-у-у-ур-р-р!
По ту сторону рва, за волнистым маревом горячего воздуха у самого тына в бессильной злобе ярилось, выло, рычало и ревело упыриное воинство, остановленное огнем… Увидев, учуяв людей, выходящих из крепости, нечисть, казалось, вовсе потеряла разум. Кровопийцы бросались ко рву, тянули через пламя когтистые лапы и тут же, визжа и скуля, отшатывались, отдергивались, отползали, обожженные.
Ничего, пусть себе беснуются. Через такое полымя этим тварям до ворот не дотянуться и не допрыгнуть. Опасаться сейчас следовало иных упырей – тех, кто уже успел перемахнуть через ров.
Оставив полдюжины ратников стеречь приоткрытые ворота, Всеволод повел прочих дружинников к западной стене.
Идти старались строем: мечники – впереди, копейщики сзади. По возможности, конечно, строем, ибо огибать замок снаружи сейчас было ох, как непросто.
Русичи карабкались меж валом и стеной по грудам трупов, добивая мимоходом недобитых – норовящих схватить, укусить. Скользили в черной упыриной крови, цепляясь доспехами и плащами за торчащие отовсюду когти, стрелы, обломки копий. Обходили догорающие лужицы жидкого огня и дотлевающие смрадные тела, лезли через лесины, щетинившиеся шипами и сучьями. Да еще этот жар ото рва! Да еще эти дикие вопли из-за рва! И впереди вопли – от павшей западной стены, через которую перехлестывал живой поток белесых тел. Перехлестывал и все никак не мог перехлестнуть.
Впрочем, пробираться к врагу пришлось недолго. Враг сам ринулся навстречу. Штурмующие заметили, почуяли близкую и легкую добычу. А почуяв, утратили всякий интерес к штурму.
Произошло так, как и предполагал Всеволод. Обнаружив у себя в тылу живых людей и живую кровь, упыри, не успевшие влезть наверх, повернули вспять. Отступили от захваченного участка, гроздьями посыпались с закопченных стен.
И…
Хрусь! Чмок!
Приняли и отбросили назад первых нападавших алые русские щиты с серебряными ум-бонами и нашлепками. Замелькали, заработали блестящие прямые клинки. Ударили через плечи мечников копья на крепких ратовищах. А сверху уже сыпали оперенный дождь лучники Сагаадая и тевтонские арбалетчики. Подсобляли, прикрывали, как могли серебрёными стрелами.
Есть! Половина дела сделано. Вылазка отвлекла изрядные силы упырей. Теперь бы потянуть время, пока там, наверху, отобьют западную стену. А после – вернуться в крепость. И, желательно, без потерь вернуться.
Заваленный трупами проход между стеной и валом, за которым бушевало пламя, оборонить, в общем-то, можно и теми невеликими силами, что вывел из крепости Всеволод. Да только не нужно было его оборонять. Не требовалось здесь стоять насмерть, до последнего. Другая у них сейчас задача. Медленно отступать, уводя за собой нечисть.
Они отбивались. Не торопясь, слаженно, отходили обратно к воротам. Обезумевшие от близости теплой крови темные твари шли следом. Перли сплошной массой…
Всеволод рубился в первом ряду, чуть выступив из строя, чтобы ненароком, случайным ударом не задеть своих. Рубился яростно, отчаянно, зло – то посередке, то с правого фланга, то слева. Рубился, как учил на тренировках старец Олекса. Крутясь, вертясь, круша, кроша и разбрасывая в стороны посеченную белесую плоть, истекающую черным. Стараясь достать мечами в вытянутых руках побольше тварей. Принимая на себя наибольшую часть опасного ратного труда. Клинки Всеволода часто и смачно входили в мягкие податливые тела. Остальным дружинникам оставалось помогать да прикрывать воеводу.
Так было надо. Ибо главное сейчас – не потерять людей. Не положить понапрасну. Люди в закатной Стороже еще ой как пригодятся. А вот тварей, что настырно и бездумно лезут на клинки и тянут через щиты когтистые лапы, щадить не нужно.
Ни к чему!
Меч в левой руке Всеволода располовинил еще одного упыря. Рассек надвое второго…
Меч в правой – срубил еще одну голову с раззявленной зловонной пастью. И руку. И ногу, и снова – руку и…
И – по инерции…
И – со свистом, со скрежетом, с разлета, с разворота…
Ах, не углядел, не заметил в пылу жестокого боя! Бил-то сильно, сдуру, с плеча, сгоряча. Чтоб насмерть, наверняка чтоб.
По упырю ведь бил. А упырь проклятущий – отшатнулся к стене.
И клинок, разрубив очередную тварь, вошел в щель меж базальтовыми глыбами.
Шмяк! Звяк!
Пыль, искры…
Основательно вошел, глубоко, ибо силен и страшен был рубящий удар. Нерасчетливо, неразумно силен. И страшен без особой надобности. А еще сыграла свою роль губительная случайность. От которой, увы, в лютой сече не застрахован никто.
Так уж оно вышло: Всеволод с маху вогнал меч точнехонько в каменные тиски, в ловушку. Как специально подставленную! Кладка здесь была изрядно выкрошена, выцарапана упыриными когтями, и клинок скрылся на добрую треть. И – увяз, застрял…
Будто поймал кто цепкой дланью.
И – заклинило.
Как колун в неподатливом полене.
А время – дорого. В бою – трижды дорого. В таком бою – десятижды. Каждый миг, каждое мгновение!
Всеволод попытался вырвать зажатый базальтовыми глыбами меч, попытался вызволить из плена. Дернул резко, сильно.
Сталь с серебряной насечкой хрустнула.
Сталь переломилась.
Про-клять-е!
А завывающие упыри все напирали, а упыри норовили подлезть с флангов, окружить.
В сердцах Всеволод махнул вторым мечом по широкой дуге. Эх, опять неудачно вышло. Черная кровь залила шелом, брызнула в прорези забрала-личины, в глаза. Ослепила. Хорошо – вовремя навалился дружинный строй. Верные ратники пробились вперед, встали стеной. Прикрыли воеводу. Но…
Всеволод проморгался, наконец увидел…
Потеряли одного, второго, третьего…
Трижды проклятье на ваши безволосые головы, твари адовы!
Едва обретя способность видеть, Всеволод снова бросился в бой. С одним мечом. Обхваченным уже двумя руками.
Бил наискось, от стены. Чтобы вновь не приключилась беда.
Удары наносил страшные. Валил по два-три упыря зараз. Порой – задевал и четвертого, благо, твари лезли один на другого. Хотя какое уж тут благо?!
Упал еще один дружинник, подсеченный когтистой пятерней под ноги. Тело выдернули, утащили из общих рядов, навалились, облепили.
Тва-а-ари!
Вой. Характерный чмокающий звук. Все!
Испили. Не спасти. Погиб.
В такой битве и с такими силами нельзя было отбить своих павших. Единственное, что еще можно… что нужно – спасти живых.
Всеволод приказал отходить. Так же – строем. Непозволительно поредевшим.
Отступали по-прежнему медленно, не торопясь. Ну, когда же они там, на стенах?! Когда управятся?!
А из-за вала, ото рва все пекло, жарило, палило. И уже не черная кровь врага – пот застилал глаза. И тело прело под толстой подкольчужной рубахой. И лицо огнем пылало под тяжелым шеломом.
Жар становился все сильнее. Все труднее было дышать горячим воздухом. Значит – ворота близко.
Всеволод перехватил меч правой рукой. Левую рывком обмотал плащом – прикрываться от огня и жара. Да только плохая то была идея. В толстую ткань, намотанную на рукав серебреной кольчуги, тут же вцепился один упырь. Потом – второй, норовя опрокинуть, повалить. Еще двое пытаются поднырнуть под меч.
Тех, кто лез под клинок, Всеволод клинком же и приласкал. Рассек – и одного, и второго. Вцепившихся в левую руку просто стряхнул, сбросил вместе с плащом. Затем обоих, запутавшихся в рваных ошметках, рубанул сплеча. Через ткань. Плащ – в клочья. Упыри – в куски. Черная кровь – фонтаном.
А нечисть наседала, наступала.
А они отступали…
Ну, когда же?!
И – словно услышали!
– Хватит! Хватит! – донеслось со стен сквозь визг и вой. – Уходите! Назад! К воротам!
Ага! Справились-таки! Вновь заняли злополучную западную стену. Сбросили нечисть. Перекрыли проход в замок.
И добро! И славно! И дельно!
А то уже и жар – невыносим. А то – ворота за спиной поблескивают потеками оплавленного серебра. И чернеет узкое пространство меж стеной и приспущенным подъемным мостом. И дружинники ныряют в темноту арки, умело прикрывая друг друга, яростно отпихивая мечами и копьями прущих следом упырей…
Всеволод проскочил в спасительную щель последним. Протиснулся, прополз, царапая камень арки и настил моста кольчужными звеньями. И сразу же, едва успел – знакомый скрип воротов, лязг цепей. Мост дернулся, наваливаясь на стену.
И правильно – любое промедление сейчас слишком опасно. Нечисть, казалось, уже не обращала внимание на жар ото рва. Нечисть хотела тоже, туда же – за поднятый мост. В приоткрытые ворота. Упыри толпились у арки, лезли друг через друга, спихивая друг друга в горячие угли.
Пара тварей все же проскользнула. И добрая дюжина когтистых рук протянулась за людьми из сужающейся щели. И оскаленные пасти клацнули клыками совсем близко.
Кровопийц, прорвавшихся под арку, дружно приняли на копья. Длинные гибкие змееподобные руки рубили мечами. И пасти – рубили тоже. И раскраивали черепа, упрямо протискивающиеся меж мостом и каменной кладкой.
А после – слышался только хруст и чавканье. Тяжеленный мост на толстых цепях давил и крушил посеребренным краем бледную плоть нездешнего мира. Русичи сноровисто выпихивали размазанные останки упырей, мешавшие Серебряным Вратам закрыться поплотнее.
И – все.
Мост поднялся.
Ворота закрылись.
И закрыли тех, кто за ними. Закрыли, укрыли, защитили, сберегли…
