Глава 25
Рамук у ног шекелиса перестал грызть кость – поднял лобастую голову. Уставился в упор злыми настороженными глазами. Умный пес...
Золтан усмехнулся:
– Ты, я смотрю, обоерукий, русич? Не часто в наше время такого ратника встретишь. Посмотреть бы, на что ты способен в сече.
– Я не хочу с тобой драться из-за былых обид, – сказал Всеволод.
Сейчас – нет. Сейчас не хотел. Раз уж даже с тевтоном Конрадом нынче мир, то и с уграми... уж как-нибудь...
– Я тоже, – хмыкнул шекелис. – Хотел бы – так пустил бы стрелу со стены, а не открывал ворота.
И ведь тоже верно...
– А вот с кем бы я не прочь позвенеть клинками в любое время дня и ночи... – Золтан мельком глянул на Конрада. – Ну, да ладно, оставим пока это.
Неприятный все же выходил разговор. Всеволод тоже покосился на немца. Каменноликий тевтон вел себя невозмутимо. Даже если слышал. Просто сидел и молчал.
– Хорошо живете, Золтан, – желая поскорее сменить тему, Всеволод указал на костры, на котлы, на разложенную по доскам и скатертям снедь. – Богато живете.
– Да, уж не жалуемся, – снова показал зубы шекелис. – Не так, конечно, чтоб очень богато, – большого барыша в нашей службе нет. И в серебро мы, как твои вои, пока не обряжаемся. Но людишки, что проходят Брец-перевалом, и пошлину платят исправно, и на содержание стражи жертвуют.
– По доброй воле жертвуют? – ненароком вырвалось у Всеволода. Само-собой как-то.
– Ай, русич, зачем такие вопросы задаешь? Зачем обижаешь? – с укоризной покачал головой Золтан. – По доброй, конечно. Если б мы разбойничали, аки черные хайдуки какие, кто б через нашу заставу вообще ходить стал? Другим путем прошли бы. Нет, мы берем себе на прокорм понемногу. По-божески. Все знают: Золтан Эшти ни честного купца, ни уставшего богомольца, ни мирного поселянина не обидит. Зато поста своего не покинет и спину всегда прикроет, ежели следом ворог лютый идет.
Шекелис посерьезнел. Вроде протрезвел даже. Вздохнул:
– Просто много народу из Эрдея бежит... Бежало... В последнее время. Очень много. Вот и перепал большой прибыток. Посланники же королевского надора давненько не наведываются сюда за подорожными сборами. Ну, добро всякое и накапливается. А что ж ему зря пропадать. Уж лучше проесть, чем сгноить.
– Много людей бежит, говоришь, – Всеволод задумался. – А когда весь народ сбежит да смерть лютую примет от разбойников-душегубцев или нечисти темного обиталища и когда припасы закончатся – что тогда?
Улыбка отчаянного удальца скользнула по лицу Золтана.
– Ну, тогда пояса затянем, русич, – беззаботно махнул рукой шекелис. – Что будет, то будет... Воину ли задумываться о будущем в лихую годину?
Звонко и весело играла цимбала, лихо насвистывала трембита, бесшабашно плясала в шумном круге заставная стража.
– Вот-вот, – кивнул Всеволод. – Година-то воистину лихая. Так отчего ж вы до сих пор сами здесь стоите, темных тварей дожидаючись, Золтан? Какой в том смысл?
– А служба у нас такая, – насупился Золтан. Настроение его менялось легко, как весенний ветер. – Где поставлены, там и надлежит стоять. И идти нам из земель Эрдея некуда. Коль суждено – поляжем здесь. Все лучше, чем скитаться по чужим землям бесприютными неприкаянными странниками. Кто нас ждет на чужбине, русич? А никто! Так что пусть купцы-богатеи, поселяне-землепашцы, горожане-ремесленники да нищие желлеры коли хотят, бегут и спасают свою жизнь. Нам же... ну чего нам о ней печься-то? Подумаешь – жизнь, эка невидаль! Ну, покинем свою заставу, ну покроем себя позором. А шекелю позор хуже смерти. Зато уж если отстоим Брец-перевал – обретем таку-у-ую славу...
Золтан мечтательно прикрыл глаза.
Или спрятал?
Всеволод вздохнул. Покосился на юнца Раду, шекелиса русских кровей, который тоже вон самозабвенно распевал песни о великой славе. Ну что ж, если так, то... Похвальное геройство, конечно, но проку в нем? Коли витязь гонится за славой одной лишь славы ради, полезна ли будет его славная смерть? Сложить-то буйну голову понапрасну – дело нехитрое. А вот попробуй защитить свое обиталище от темных тварей, попробуй спасти род человеческий от истребления, дабы было кому тебя же после твоей смерти славить.
– Перевал этот будем беречь до последнего, с какой бы стороны ни пришла напасть, – горячо и быстро продолжал шекелис. Настолько горячо и настолько быстро, что у Всеволода зародились сомнения в искренности слов собеседника. Такое бывает, когда человек старается прикрыть яркими блестящими покровами красивых слов истинные замыслы. Может быть, не менее достойные и благородные, но утаиваемые до поры до времени. – Хоть от татар, хоть от черных хайдуков, а хоть бы и от нечисти беречь будем. Так мы порешили. Конечно, у нас здесь не Черный Замок, в котором попрятались тевтоны, – Золтан снова стрельнул глазами в сторону Конрада. – Но мечи, слава Богу, имеются. А на оружие мы всегда уповали больше, чем на крепость каменных стен.
– Не всякое оружие... – начал было Всеволод.
Перебили. Грубо...
– Оружие – оно оружие и есть, русич!
То ли пьян был все же Золтан не на шутку и хмель с новой силой ударил в буйную шекелисскую голову, то ли по иной причине заводился сейчас угр.
– А если оружие то – в умелой руке, да при отважном сердце, да на защиту своей земли поднято... Своей, я повторю. Коей никогда эрдейская земля не станет для пришлых германских госпитов...
На этот раз перебили шекелиса. Конрад перебил. До сих пор немецкий рыцарь ел мало, а слушал много. Молча слушал. И вот – заговорил. Потому как нельзя было больше молчать.
– Так почему же, Золтан Эшти, ваши хваленые руки лишь взимают с несчастных беженцев пошлины в казну, которой уже и нет вовсе? Неужели не найдется нынче для умелой руки и отважного сердца более достойного занятия и более разумного применения?
Насмешливый голос сакса креп, наливался обличительной силой.
– Почему вы все еще здесь, Золтан Эшти? Почему не там...
Брат ордена Святой Марии, поднявшись со своего места, указывал по ту сторону перевала – куда-то за горы Эрдея.
– ...Там, где на свет Божий выползли твари тьмы. Там, где воинство кровопийц-нахтцереров расчищает место для прихода Рыцаря Ночи. Там, где в лютых боях с нечистью гибнут доблестные рыцари, покуда вы предаетесь веселью и пляскам, вином и музыкой отгоняя свой страх перед ночью...
– Не тебе указывать, сакс, где и как надлежит нести свою службу свободным шекелям, – сощурил глаза Золтан. В темных щелочках на суровом лице угра вспыхнули огоньки, не предвещавшие ничего хорошего. – А что касается тварей, так если бы ты и твои братья должным образом следили за проклятым проходом-вратами Шоломонарии...
– Говорят, врата те открыли шекелисы, – заметил Конрад. Сказал холодно, бесстрастно. Но слова тевтона прозвучали как упрек.
Золтан вскочил, задышал тяжело и хрипло. Однако не бросился в драку сразу. Не то держался из последних сил, не то копил ярость и выжидал, пока жгучая обида все-таки перевесит долг гостеприимства.
Рамук тоже уже стоял на ногах и негромко, но глухо и рокотно рычал, чуя гнев хозяина. Золтан что-то коротко бросил собаке. Рамук покорно улегся на свое место. Да, ученая псина...
А вот Всеволод поспешил подняться. Пока беды не стряслось.
– Я прошу вас уняться. Обоих. Конрад, помолчи. И ты, Золтан, охолонись. Ни к чему нам нынче между собой цапаться...
– Не мешай, русич! – процедил угр, не отводя ненавидящего взгляда от немца. – Это не твой спор!
Так... Похоже на давние счеты. Похоже, шекелисы Залесья не шибко ладили с пришлыми германцами. И те, и другие занимали в угорском королевстве привилигированное положение. И те, и другие, видать, имели неуемные аппетиты. В такой ситуации конфликты неизбежны. А порушенная граница между мирами – это сейчас лишь повод.
Случайная (хотя случайная ли?) ссора не осталась незамеченной. Звонко, в последний раз, дзинькнула под сбившимися с ритма молоточками и умерла цимбала. Умолкла дуделка-трембита. Стихли крики. Остановились плясуны. Прервалось веселье. В руках шекелисов заблестело оружие. Русичи тоже потянули из ножен сталь. Люди вскакивали, опрокидывая снедь, шли, топча скатерти и блюда, к спорщикам.
Тишина навалилась на заставу. Пламя заиграло на клинках. С насечкой серебром и без насечки.
Золтан подступил к Конраду. И начальник перевальной заставы, и орденский рыцарь уже держали ладони на рукоятях мечей. Всеволод тоже тронул свои.