Вокруг кипела сеча. Умруны Бернгарда едва сдерживали натиск темных тварей. Всеволод медлил, принимая решение. Сагаадай пытался развернуть лошадь. Юзбаши намеревался выдраться из строя, вернуться назад – сам, в одиночку.

Не вышло. Рослые рыцарские кони со всех сторон стискивали низкорослую степную лошадку. Мохнатая кобылка злилась, кусала кольчужные попоны, однако преодолеть сопротивление не могла.

– Нельзя оставлять их там… так… – прохрипел Всеволод. – Нужно помочь, Бернгард, слышишь, вытащить нужно, чтоб дальше… вместе…

– Пустите! – требовал взбешенный юзбаши, размахивая над головой обнаженной саблей. – Выпустите меня!

– Всеволод! Сагаадай! – их вдруг оборвал не Бернгард – Бранко. Волох говорил громко, горячо и негодующе: – Здесь от нас проку не будет. Здесь мы не поможем уже ничем и никому. Но добраться до Черного Господаря, стоящего над темным воинством еще в наших силах! Добраться и поквитаться! Шоломонар должен быть где-то там, у входа в ущелье. Туда пал его крылатый змей. И вверх ему теперь не подняться. Черный Господарь – на земле. Так неужели вы предпочтете умереть здесь бессмысленной и никчемной смертью, когда есть шанс отомстить?!

О, месть – сладкое чувство. Особенно когда ничего иного не остается. В общем-то, в словах Бранко имелся смысл. А главное – было оправдание. Тому, с чем предстояло смириться. На что предстояло пойти.

Красивое оправдание своей и чужой смерти.

– Ну, так что? – Бернгард сквозь прорезь забрала глянул на Всеволода, на Сагаадая.

– Едем, – процедил Всеволод. – Вперед…

Сагаадай кивнул – молча и нехотя. С натугой, словно шею степняка свело судорогой.

– Только пусть твои мертвецы расступятся, – потребовал Всеволод. – Теперь я хочу быть впереди.

И даже не в простом хотении тут дело. Просто он должен быть сейчас впереди. Раз уж дружинники, оставленные воеводой, гибнут сзади.

– Но твоя кровь, русич…

– Плевать! Или я выхожу вперед, или мне в этом строю делать нечего.

Бернгарда, явно, не устраивал такой поворот событий. Но и выбора у магистра не было. Как и времени для препирательств.

– Пусть будет так, – помедлив лишь полсекунды, глухо отозвался он.

– Я… – вскинулся было Сагаадай.

– Хорошо, – нетерпеливо оборвал степняка Бернгард. – Ты тоже выйдешь вперед. Но раз уж на то пошло – я встану с вами.

Команды тевтонского магистра прозвучали громко, кратко и четко. Отсеченная голова «свиньи» перестраивалась быстро, не прекращая боя. Поредевшая мертвая дружина расступилась впереди, чуть подалась в стороны и чуть сползла назад.

Из притупленного, побитого, приплюснутого «рыла» взросло и выдвинулось новое. Меньше, уже, острее прежнего.

Хищнее.

Свою малую «свинью» из головы большой они выстроили в считанные мгновения. Теперь впереди было только три всадника. За ними – четыре. Дальше – больше. Бранко, Конрад, Золтан, Раду, русичи и саксы – вперемешку. И – косые шеренга несокрушимых мертвецов по флангам.

Всеволод, как и требовал, оказался в первой тройке. В середке. В том, видать, тоже крылась хитрость Бернгарда. Его, хоть и пустили на врага, по надежно прикрыли с флангов. Справа – вон, лихо рубится сам магистр, слева – проворно вертится в седле и ловко машет саблей Сагаадай. У Бернгарда – на левой руке большой треугольный щит. Степняк тоже сорвал с седла круглый щиток поменьше. В общем, уберегут, ежели что, и себя, и носителя древней крови.

У Всеволода щита не было. Зато имелось два клинка.

А ведь для двух мечей и простора нужно вдвое больше.

Взмах одной рукой, взмах другой.

Свист разрубаемого воздуха, брызги черной крови.

– Пшел! – Всеволод двинул своего коня на освободившееся пространство.

Еще сильнее заострив их малый клин. Заняв место на самом острие.

Об этом, вообще-то. уговора с Беркгардом не было. Ну и что с того?

Вот ведь око – то, что ему так было нужно! Самое-разсамое то для обоерукого воя! Наивыгоднейшая позиция. Привычная. Удобная. Места много – руби не хочу. Тех, кто идет сзади, не зацепишь. И можно вольготно, без оглядки, сечь сплеча и вправо, и влево. Как он умел, как любил.

Всеволод рубил руками. Конем правил ногами. И именно он теперь вел за собой малую русско-тевтонскую «свинью».

– Куда, русич?! – грозно и запоздало гудел сзади из-под шлема Бернгард.

– Впере-е-д! – ответил-приказал Всеволод.

И вновь наподдал шпорами по мокрым конским бокам. Раз. Другой.

И, навалившись животом на седельную луку, нанес сверху, перед конской мордой, да по-над шеей, укрытой посеребрянной кольчужкой, два очередных удара.

Правой. Левой.

Будто мошек отгонял.

Посыпались срубленные когти, пальцы, руки. Брызнуло черное, холодное, зловонное.

И еще – два удара. Закувыркались в воздухе упыриные головы, похожие на обросшие бледным мхом и погаными грибами пеньки. Черные фонтаны стали сильнее, гуще. Конь Всеволода послушно ступил на очищенный пятачок.

Их, как выяснилось, оттеснили уже достаточно далеко от бившихся в глухой обороне основных сил. И это – то самое худо, которое не без добра. Не столь велики еще были здесь груды порубанной нечисти. Конь Всеволода легко перемахнул через мягкую, скользкую, проседавшую под копытом преграду.

Сзади рокотал из-под забрала Бернгард, призывая мертвых и живых всадников не отставать от обоерукого мечника.

Всеволод назад не смотрел. Сейчас он смотрел только…

– Вперед!

И когда впереди возникали змееподобные руки и уродливые морды с раззявленными пастями, он рубил снова и снова. Все рубил. Руки, морды, пасти…

Одни упыри падали, на их место вставали другие. Но все же не так скоро вставали, как мелькали в воздухе длинные мечи обоерукого всадника.

И понукаемый Всеволодом конь вновь ступал по черной земле и бледным телам.

А всадник – рубил на каждый шаг.

А конь – двигался дальше.

А за конем и всадником следовали другие кони, другие всадники.

Малый клин с узким острием оказался более маневренным и подвижным, нежели массивная неповоротливая «свинья», способная использовать лишь набранную скорость и силу инерции.

Они ломились все дальше. Упрямо, настырно, отчаянно. Теряя бойцов и, насколько это было возможно, восполняя потери новыми ратниками. Всеволод, занимая место одного, но сражаясь за двоих, первым вклинивался в неприятельские ряды. Бившиеся сзади Бернгард и Сагаадай расширяли брешь. Третий ряд раздвигал ее еще больше. Затем в образовавшийся пролом втискивались остальные – живые, мертвые, крушащие все и вся на своем пути.

Тускло поблескивала сталь с серебром. Визжали рассеченные твари. Нескончаемым калейдоскопом мелькала перед глазами плоть мучнистого цвета и брызгала черная холодная кровь.

Сколько времени минуло? Трудно было судить. Да Всеволод об этом и не задумывался. Только тупо, монотонно работал мечами, все явственнее ощущая тяжесть, что вливалась в обе руки.

И казалось, не будет тому конца. И никаких перемен – тоже не будет. И все же…

Все же что-то менялось. Нет. Уже изменилось.

Всеволод недоумевал, не понимал – что?

Потом понял.

Что нечисть отступает.

Вся выплеснувшаяся под замковую гору упыриная рать втекала обратно в узкую горловину ущелья. Разумеется, не под натиском горстки сторожных воинов пятились сейчас кровопийцы. Какой там натиск, если из всей мертвой дружины Бернгарда уцелела едва ли треть рыцарей, а живых бойцов оставалось и того меньше.

Но почему тогда? Какова причина?

– Шоломонар! – вскричал вдруг Бранко. – Еще один!

Да, вот она, причина! Вот объяснение!

Просто у Черного Князя и его тварей появился новый противник. Куда более опасный, чем жалкая кучка всадников.

Из глубины ущелья накатывались новые волны упыриных полчищ. А вверху – над скалами – опять кружил черный змей с черным всадником на спине. Очередной Пьющий-Властвующий вступал в людское обиталище. Вступал сам и вел свою рать. Чтобы уже на пороге чужого мира столкнуться с другим Властителем. Не желавшим впускать соперника, не желавшим делиться ни с кем.

Невероятно! Два Черных Князя за одну ночь! А если считать с Бернгардом – так и все три. Не слишком ли?

Воины Закатной Сторожи, до сих пор с превеликим трудом прорубавшие себе путь сквозь вязкую воющую массу, вдруг оказались не у дел. Равнина под замковой горой пустела на глазах. Нечисть, стоявшая сплошной стеной, уже схлынула назад, бросив на поле боя убитых и раненых. Зато в горловине ущелья в великой давке начиналась великая битва.

Света луны и звезд вполне хватало, чтобы увидеть ее, не прибегая к помощи ночного зрения.