ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО ДЛЯ ТИТУСА
Нянька Слэгг, то и дело оглядываясь, наконец-то переступила порог комнаты, неся на руках младенца – будущего хозяина замка – огромного скопища башен и стен, потайных ходов и рвов, в которых мальчишки – будущие слуги будущего герцога – беззаботно удили рыбу.
Нянюшка поднесла малыша к матери, но продолжала держать на руках. Леди Гертруда бросила на ребенка довольно безразличный взгляд и резко бросила:
– Где доктор? Прунскваллер? Положи ребенка на кровать и отвори дверь! Быстрее!
Слэгг немедленно повиновалась распоряжению, и как только кормилица повернулась лицом к двери, герцогиня быстро наклонилась и заглянула младенцу в лицо. Крошечные глазки ребенка были уже сонными, а пламя свечей бросала на лысую головку причудливые тени.
– Хм, хм, – рассеянно проговорила мать. – Ну и что теперь прикажете с ним делать?
Хоть госпожа Слэгг и была умудренной жизнью нянькой – седовласой и морщинистой – она несколько иначе восприняла смысл услышанного:
– Он только что из бани. Мы его выкупали и насухо вытерли. Дай Бог здоровья будущему повелителю.
– Ага, понятно, – равнодушно ответила герцогиня.
Не найдя, что ответить, нянька подхватила ребенка на руки и стала убаюкивать его.
– А Прунскваллер-то куда подевался? – снова поинтересовалась леди Гертруда.
– А... он... он внизу, – затараторила старая женщина, указывая морщинистым пальцем на пол. – Думаю, он должен быть еще там. Собирался пить пунш... Наверное, еще не ушел... Да будет благословен наш красавчик. Ах ты, прелесть моя.
Несомненно, последние две фразы относились все-таки к ребенку, а не к доктору Прунскваллеру. Леди Гроун, приподнявшись на локте, сурово посмотрела в сторону двери и зычным голосом крикнула:
– Скваллер!
Громкий крик загрохотал в коридорах и галереях, спустился на этаж ниже и дошел-таки до сознания доктора, и в самом деле успевшего уже принять пару стаканчиков пунша. Тем не менее врач не потерял способности соображать – судя по громкости голоса, можно было догадаться, что ее сиятельство очень желают видеть его, и именно сейчас. Неопределенного цвета глаза лекаря, похожие на два кусочка студня, заметались по комнате и наконец остановились на потолке. Прунскваллер поправил очки. Поспешно залив в глотку из стакана остатки горячительного напитка, медик бросился из комнаты. Еще даже не переступив порога комнаты леди Гертруды, доктор начал в своей обычной манере, перемежая слова ничего не значащими «ха-ха»:
– Госпожа! Ха-ха, я услышал ваш голос внизу и решил, ха-ха, что...
– Опять напился? – спросила герцогиня нарочито сурово.
– Ха-ха, вы поразительно верно догадались, ха-ха. Сидел, думал о жизни, конечно, ха-ха, за стаканчиком горячительного... И, ха-ха, услышал вдруг...
– Что услышал? – с легким раздражением перебила леди Гертруда.
– Да голос ваш, голос, – залепетал доктор, пьяно поводя глазами по сторонам. – Как только услышал, ха-ха, сразу и кинулся, коли желали меня видеть, ха-ха, так мы рады...
Герцогиня несколько мгновений смотрела на разболтавшегося эскулапа тяжелым взглядом, а потом снова откинулась на подушки.
Нянюшка Слэгг, мрачно смотря по сторонам, продолжала убаюкивать ребенка.
Между тем сам доктор, подойдя к столу, принялся рассеянно водить длинным указательным пальцем правой руки по кучке застывшего воска, при этом на его лице играла довольно неприятная улыбка.
– Я позвала тебя, Прунскваллер, – наконец заговорила герцогиня, тщательно подбирая каждое слово, – чтобы сказать – завтра я, скорее всего, окончательно встану на ноги...
– Ха-ха, сударыня, ха-ха, хи-хи, как вы изволили сказать? Завтра, ха-ха?
– Завтра, завтра, – хмуро подтвердила герцогиня, – а почему бы нет?
– Вообще-то, с точки зрения специалиста... – тут врач замялся.
– А почему нет? – холодно с нажимом повторила леди Гертруда.
– Ха-ха, я бы сказал, что очень необычно, хо-хо, странно и непонятно. Я бы хотел знать, почему все-таки так рано, хах-ха?
– Начинаете пудрить мне мозги, да? Я так и думала, между прочим... И тем не менее завтра с утра я буду на ногах.
Доктор Прунскваллер неопределенно пожал плечами и возвел глаза к небу – дескать, поперек воли господ не пойдешь. Поймав на себе выжидающий взгляд женщины, он выдавил:
– Хо-хо, я только советую, но приказывать не могу... Воля ваша, сударыня...
– Да перестань бормотать глупости, – вспыхнула Гертруда.
– Это не глупости, – неожиданно возразил эскулап, – это, хо-хо, ха-ха, если хо-хо-хотите знать, ха-ха, очень важно. Я бы настоятельно рекомендовал... – но тут Прунскваллер, поймав уже разгневанный взгляд герцогини, попятился назад, и пока она еще ничего не успела сказать или выкрикнуть, доктор с неожиданным проворством распахнул дверь и опрометью вылетел из комнаты.
– Баю-бай, спи, красавчик наш, – бормотала еле слышно нянька, – правда ведь, он у нас такой замечательный? Ах ты, мой сладенький.
– Кто?! – закричала леди Гертруда с такой силой, что пламя свечей наверху тревожно заколебалось.
Конечно, от столь пронзительного крика ребенок моментально проснулся и заплакал, а нянюшка Слэгг испуганно попятилась.
– Как кто? Его сиятельство, малыш, – растерянно забормотала нянька. – Он у нас такой...
– Слушай, знаешь что? – тяжело задышала роженица. – Я хочу видеть его только тогда, когда ему исполнится шесть лет! А пока ступай. Заботься о нем хорошо. Найди в городе кормилицу. У кастелянши спроси старые бархатные занавески – она знает, такие зеленые... Ткани много, сшейте ему, что там нужно из одежды... Да, вот тебе золотое кольцо, подбери к нему цепочку и надень малышу на шею – пусть носит. Отныне мальчик получает имя Титус. А теперь иди и оставь дверь открытой на шесть дюймов.
Леди Гертруда тут же запустила руку под подушку и извлекла на свет небольшую тростниковую свирель. И тотчас комнату наполнили звуки заунывной мелодии. А нянюшка Слэгг, судорожно схватив на лету брошенное госпожой золотое кольцо, поспешно бросилась вон из комнаты, точно здесь было преддверие ада. Леди Гроун приподнялась – теперь грусть напрочь исчезла из ее глаз, уступив место почти детскому ликованию. Некоторое время женщина неподвижным взглядом смотрела на неприкрытую нянькой – как и было приказано – дверь. Потом леди Гертруда резко тряхнула головой и снова заиграла печальную мелодию. В комнате стало тише и темнее. Темнее потому, что белые кошки хозяйки были убраны отсюда по настоянию доктора. Надолго ли?
