Глава 5
Август 1439 г. Причерноморье
ГОСТИ-СУРОЖАНЕ
Он выбрался на дорогу и, не прячась и не торопясь, пошел по ней вверх. Куда? Он не представлял, просто двигался подальше от людей, подальше от того, что ему привелось сейчас пережить.
Валентин Распутин. «Живи и помни»
…Вот теперь идти-то?
Услыхав где-то рядом стук лошадиных копыт, Лешка нырнул в кусты, спрятался. Переждал, покуда спешившиеся всадники лениво переругивались с привратником караван-сарая, и, снова выйдя на дорогу, пошел, куда глядели глаза — лишь бы подальше. Идти было темно, трудно, пару раз юноша едва не свалился в какие-то ямы, плюнул и, отойдя от дороги, завалился под первый попавшийся куст — спать. Куда дальше направиться — все равно ночью не разберешь, лучше уж подождать до утра, отдохнуть хоть чуточку, восстановить силы.
Неожиданно для себя Лешка уснул так крепко, что когда проснулся, уже вовсю жарило солнце. Ярко-синее небо, безоблачное и высокое, нависало над степью, а где-то далеко на юге, у самого горизонта, маячили в смутно-голубоватой дымке горы. Приземистые строения постоялого двора белели километрах в двух. Странно, но никакого людского движения видно не было — скорее всего, караван толстяка Хаимчи-бея уже покинул место ночлега.
Лешка задумался — интересно, почему никто не ловит сбежавшего пленника? Ленятся? Или просто нет времени? Скорее — второе. Парню вдруг жутко захотелось есть, а пить — еще больше, однако выбраться на дорогу он все же побаивался — мало ли что — поэтому, для начала осмотрелся и, заметив позади, в нескольких шагах, высокое раскидистое дерево, недолго думая, забрался на него, силясь получше рассмотреть окружающую местность. Ничего особенно нового юноша не увидел — все та же бескрайняя степь, пыльная желтовато-серая дорога, далекие горы. Впрочем, нет — за дорогой, поросшей небольшими кустами, угадывался обширный овраг — балка, — по дну которого вполне мог бы течь ручей.
Лешка еще раз осмотрелся — вроде бы никого нет — и, спрыгнув с дерева, со всех ног бросился к балке. Шуршала под ногами желтая, выжженная солнцем трава, взметнулась к небу серая дорожная пыль, затрещали кусты, с недовольным шумом выпорхнули какие-то птицы.
Парню повезло — ручей в овраге и в самом деле был! Узенький, коричневатый, но, кажется, чистый — Лешка бросился к нему, не раздумывая, упал на грудь, погрузив губы в прохладную воду, и принялся жадно пить. Боже, как хорошо-то! Напившись, юноша с большим удовольствием обмыл лицо, шею, плечи… Эх, искупаться бы, да жаль, глубины не хватает — даже не по колено — по щиколотку. Дно чистое, каменистое — ого! Тут и рыба имеется — юркие серебряные мальки! Раз есть мальки, значит — и что-то покрупнее имеется. Хорошо бы поймать — сложить из плоских камней запруду, заодно и искупаться можно будет… Искупаться — это, конечно, хорошо, спору нет. А вот насчет рыбы — что же с ней потом делать, как приготовить — спичек-то нет, костер не разведешь, да и не из чего — разве что из кустов? Н-да-а, задачка… Лешка в задумчивости уселся на камень. Убежать-то оказалось проще всего — а вот что теперь делать, как быть? Для начала хорошо бы определиться — где он. Однозначно, где-то на юге — уж больно солнце печет, да и степи кругом. Ну и горы вдали. Кавказ? Крым? Тогда и море должно где-то совсем рядом быть. Рядом… Это «рядом» может составлять километров двадцать, а то и все пятьдесят! Пойди, добреди, попробуй. Знать бы еще, в какую сторону идти. Да, еще ведь и время на дворе — тысяча четыреста тридцать девятый год] Господи, как же такое быть-то может? А может — и не может? Кто это, вообще, сказал? Какой-то подозрительный пацан — и что, ему теперь безоговорочно верить? Ну уж нет, надо еще подумать, разобраться. Итак, что имеем? Банду людокрадов — ну, это очевидно — плюс пленников, людей, надо признать, до крайности странных… как, впрочем, и бандиты. Кто они и откуда — вопрос пока оставим открытым. В общем, это то, что есть. Теперь то, чего нет. А много чего нет — ни асфальтированных шоссе, ни железной дороги, ни самолетов в небе, ни крупных городов, ни селений, ни… ни даже разбитых бутылок, пластиковых пакетов, пэтов — а уж этого-то добра повсюду должно быть в избытке, что-что, а мусорить мы умеем. И — нету! Странно. Но, с другой стороны, если за время пути не попадались на глаза ни дороги, ни населенные пункты — это еще не значит, что их нет. Ведь бандиты не дураки, чтобы вести похищенных по людным местам. Наоборот, выбрали побезлюднее, поглуше. А пешком, да на конях — потому что в этой глуши никаких проезжих дорог нет. Да, ловко все рассчитали — никакая милиция не поймает. Что ж, будем пока считать, что никакого чуда не произошло и он, Лешка, Алексей Сергеевич Смирнов, находится сейчас гм… где-нибудь на юге России. Или на Украине, в Молдавии… Да, где-то здесь. Тогда главное сейчас — выйти в людное место. К какой-нибудь деревне, железнодорожной станции или хотя бы к шоссе. Голоснуть — довезут докуда-нибудь, подбросят…
Ага, подбросят, как же! Лешка нагнулся к ручью и скривился — нечесаный, заросший, в грязных изодранных джинсах, босой. Какой водила возьмет такого? И с другой стороны, может, среди местных жителей, у бандюков свои люди имеются. То-то за беглецом никто не гнался — выйдет к деревне, тут его и схватят. Нет, похитрее надо действовать. Для начала — изменить, насколько возможно, внешность, чтоб как можно меньше походить на того в умат подозрительного типа, что отражался сейчас в ручье. Во-первых, постираться…
Лешка выбрался из оврага и внимательно осмотрелся. Никого — ни автомобилей, ни пешеходов, ни всадников. Убедившись в этом, юноша спустился к ручью, разделся и на сколько мог тщательно постирал джинсы, после чего еще раз вымылся сам. Разложив джинсы на камнях — сушиться, Лешка, за неимением расчески, пригладил волосы руками и, заглянув в ручей, улыбнулся — другое дело! Еще бы обувь… Да и джинсы рваненькие, особенно внизу. Ага! Дождавшись, когда джинсы высохнут, Лешка без особых усилий оторвал обе штанины — получились шорты. Теперь отыскать бы пляж…
Наверху, у края оврага, вдруг послышался какой-то шум. Лешка, едва успев натянуть шорты, бросился в росшие на склоне оврага кусты и затаился… так, на всякий случай. И, как оказалось, не зря! Сверху послышались быстро приближающиеся голоса и лошадиное ржание. Посыпались мелкие камешки, и к ручью спустились трое: двое парней примерно Лешкиного возраста и высокий худощавый мужчина с русой бородкой. Одеты все трое были примерно одинаково, чудно — в синие, заправленные в небольшие сапожки штаны, и белые вышитые рубахи, подпоясанные разноцветными поясами. Парни тащили с собой плетеные фляги, которые и принялись наполнять холодной ручьевой водой. Мужчина же лишь ополоснул лицо и теперь стоял, насвистывая, с самым довольным видом.
Лешка напрягся. А может, показаться? На бандюков вроде непохожи. Судя по одежке — хохлы или молдаване. Оба-на! У бородатого за поясом нож! Впрочем, даже не нож — кинжалище в украшенных блестящими камешками ножнах. А, это казаки, наверное.
Пока Лешка решался, парни набрали во фляги воду и с шутками потащили их наверх. Говорили, кстати, по-русски! Ну, точно — казаки.
— Здравствуйте, — натянув на лицо самую доброжелательную улыбку, Лешка выбрался из кустов.
— Здорово, коль не шутишь! — бородач, казалось, ничуть не удивился, лишь прищурил глаза, но это, верно, от солнца.
— Я из молодежного лагеря, — представился Лешка. — Вот, заплутал немного. Не подскажете, в какой стороне море или хотя бы шоссе?
— Море? — незнакомец вдруг улыбнулся. — А мы как раз туда и едем. — Пошли, довезем.
Довезем! Он сказал — довезем! Значит, у них есть машина, значит…
Обрадованный до глубины души, Лешка вслед за бородачом выбрался из оврага… М-да-а… Машины-то не было. Были лошади.
— Так ты русский, мил человек? — обернулся бородач.
— Русский. Меня Алексей зовут.
— А из каких мест будешь?
— Мценский.
— Ага, литовец, значит.
Господи, да что же это, Мценск — Литва, что ли?
— Я Федор, — усмехнулся незнакомец. — А то — Мишка с Терентием. — Он кивнул на парней. — Вот с Терентием на одной лошади и поедешь, только держись крепче.
— Спасибо.
— Тебе, Алексий, зачем к морю-то?
— Да… там… Там лагерь у нас, палаточный.
Федор ничего больше не сказал, лишь махнул рукой — поехали.
Лешка взгромоздился на лошадь со второй попытки, уселся, крепко обхватив руками Терентия. Тот натянул поводья и легонько стегнул лошадь плетью. Сначала ехали шагом, но потом перешли на рысь. И Лешкино сердце вдруг замерло от восторга — впечатление было такое, словно бы он летел на мотоцикле, на заднем сиденье, со скоростью километров сто пятьдесят — и здорово, и страшно, и от тебя ничего не зависит. И неудобно на лошади-то. Ну, да лучше уж плохо ехать, чем хорошо идти. И Федор этот, и парни, можно сказать, производили вполне приличное впечатление. Говорили по-русски — правда, мало — не отказались подвезти, не набрасывались, не хватали, не заламывали руки. Значит, не бандиты — точно.
Они выросли точно из-под земли — разноцветные шатры и палатки, вернее, крытые плотной тканью повозки. Вокруг расстилалась степь, рядом с повозками и шатрами паслись стреноженные кони, остро пахло навозом, какой-то похлебкой и только что выпеченным хлебом. Лешка почувствовал, как во рту загустела слюна.
Они спешились около высокого шатра. Суетившиеся вокруг повозок люди — в смешных сапогах и рубахах — не обратили на Лешку почти никакого внимания, лишь поклонились спешившемуся Федору.
— Накормите, — бросив поводья подбежавшему мальчишке, Федор кивнул на Лешку. — Поедет с нами в первой телеге. До моря.
— Э… Федор, — несмело позвал юноша. — А где же все-таки море?
— До моря день пути, — прищурился тот. — А ты думал — ближе?
— Да-а, — Лешка улыбнулся. — Далеко ж я зашел. А скажите…
— Не спрашивай пока ничего, — покачал головой Федор. — Лучше кушай — скоро в дорогу.
Один из сидевших рядом с небольшим костерком мужичков жестом подозвал Лешку и, когда парень подошел, протянул ему миску какого-то варева, похожего на жидкую овсяную кашу с мясом и пахучим маслом. Впрочем, варево оказалось вкусным. Лешка съел аж две миски — настолько оголодал, — после чего заулыбавшийся мужичок откуда-то притащил большую деревянную кружку:
— Пей, друже!
Друже! Ну, точно — казаки!
Поблагодарив, Лешка принялся с наслаждением пить. Чуть не захлебнулся — уж больно вкусное оказалось питье, чем-то походило на вино, но слабенькое. А может, это и было вино, просто сильно разбавленное холодной водою?
Пока Лешка ел, казаки споро свернули свои шатры и уселись на лошадей или в телеги. Ничего себе казаки! Какой-то цыганский табор. А может, это и вправду — цыгане. Да нет, не похожи вроде бы. Юноша покрутил головой — в основном все тут были белобрысыми, светлобородыми, чернявых попадалось мало.
— Пора, — сзади неслышно подошел Федор. — Вон телега, — он махнул рукой. — Поедешь с Саидой. Там и переоденешься.
— Спасибо, но…
Лешка хотел бы сказать, что он вовсе не нуждается ни в каком переодевании — и так хорошо, даже более чем, по этакой-то жаре. Ну, шорты, конечно, рваные. Так и что с того? Наоборот, еще и лучше — прохладнее. Да и модно.
Федор его не слушал, ушел, громко распоряжаясь отъездом — видать, он был тут за главного. Пожав плечами, юноша отдал кружку подбежавшему мужичку — жаль, не познакомились, не поговорили — и быстро вскочил в отъезжающую телегу — крытый фургон, груженный какими-то тюками и бочками, запряженный рогатыми медлительными волами.
Волами правила темноволосая девушка лет двадцати-двадцати пяти, тоненькая, смуглая, с приятным лицом и темными несколько раскосыми глазами.
— Вы — Саида? — Лешка растянул губы в улыбке.
— Саида, — девушка тоже улыбнулась и кивнула куда-то назад. — Там, на тюках, порты и рубаха. Одень.
Лешка пожал плечами:
— Да мне и так хорошо. Впрочем, если настаиваете…
Одежонка оказалась такой же чудной, как и у всех прочих — широкие сверху и сужающиеся книзу штаны и просторная рубаха из грубой, похожей на стираную джинсовку ткани. А в общем, ничего, довольно удобно.
Переодевшись, Лешка уселся впереди, рядом с девушкой. Уж что-что, а с девчонками-то он болтать умел, к тому же, кажется, Саида была здесь единственной, кто одевался обычно — короткие светло-зеленые брюки и расшитый блестящими чешуйками топик, между прочим, недешевый, Лешка как-то видал подобный на одной девчонке в дискотеке. Юноша скосил глаза, присмотрелся. Вообще, неплохо прикинута эта Саида — золотые серьги, кольца, цепочка, на ногах — какие-то кожаные плетеные башмачки, судя по всему — очень дорогие, — Лешка даже знал, как они называются — эксклюзивные! Интересно, кто она Федору? Жена? Любовница?
— А почему вы на машинах не ездите? Выпендриваетесь? Или — просто так путешествуете, на лошадях? Вообще-то, да — прикольно.
— Прикольно, — повернув голову, Саида заулыбалась и несколько раз повторила: — Прикольно. Прикольно. Прикольно!
— А мы куда едем?
— Увидишь, — Саида говорила безо всякого акцента.
— Вы — русская?
— Мы? Хм… Я — татарка.
Лешка сконфузился:
— Нет, вы не подумайте, я не с той мыслью спросил, что, мол, русские — самые-самые, татары тоже хорошие, вот у меня друг татарин, Рашид, фельдшер… А вы какую музыку слушаете? Наверное, попсу? А я вот рок люблю. Ну, там, «Ария», «Король и Шут», «Наив». Вам «Ария» нравится?
— Музыку я люблю, — засмеялась Саида. — А говоришь ты смешно: все «вы» да «вы». Я ведь тут одна.
— Ну, неудобно сразу на «ты». Я думаю, сперва получше познакомиться надо. Вы где живете?
— На Москве. Вместе с Федором.
— А Федор кто? Ну, вообще-то, я вижу, что человек не бедный.
— Конечно, не бедный. Купец!
Лешка усмехнулся:
— Да я так и понял. А вы… ой, ты… ему жена? Тьфу-ты, опять ерунду сморозил… Какая, в принципе, разница?
— Нет, не жена, — Саида ничуть не обиделась. — Можно сказать, служанка.
— Ага, — понятливо кивнул Лешка. — Значит, Федор — новый русский. А вы… то есть ты — его менеджер, так?
— Не очень понятно ты говоришь, — заметила девушка. — Сам-то откуда?
— Из-под Мценска.
— Ого! — Саида вскинула глаза. — Говорят, Сигизмунд Кейстутович, князь ваш, лют зело?
Не выдержав, Лешка покрутил пальцем у виска:
— Во! Надоели уже со своим князем! Ты еще литовцем меня обзови.
— Не нравится?
— Кому же понравится?
— Тогда проситесь под руку Василия Васильевича, московского князя!
— Кого?!
— А, — Саида кивнула. — Так ты, наверное, Шемяке больше веришь?
— Слушай, — взмолился Лешка. — Может, хватит, а? Давай лучше о музыке поговорим, а? Тебе кто больше нравится, Кипелов или Беркут? Ну, в смысле, не как мужчина… Что смотришь? Не знаешь, кто такой? Эх ты, темнота! А еще в Москве живешь. От «Фабрики» что ли фанатеешь? Ужас!
— Я скоморохов люблю.
— «Скоморохи»? Что-то не припомню такую группу. Из новых, наверное, или, наоборот, из старых. Саида, а мы сейчас куда едем?
— Куда надо. Ты уже спрашивал.
— К морю, значит?
— Ну да, к морю.
— Слушай, а ты бы не могла с Федором перетереть насчет меня? Ну, типа деньжат занять на билет? Ну, хоть до Воронежа, а уж там доберусь. Сама же говоришь, он богат, это твой Федор.
— Да уж, не беден, — Саида внезапно нахмурилась. — Федор — не мой, у него есть жена.
Ах, вот оно, значит, как!
— Что ж, бывает.
Лешка замолк, ничего не говорила и Саида, так они и ехали — молча. По обеим сторонам дороги тянулась все та же степь, изредка перемежаемая небольшими рощицами, которых постепенно становилось все больше — видать, и впрямь, подъезжали к морю или к какой-нибудь большой реке.
Значит, Федор из Москвы. Экстравагантный новорусский чудак, а Саида — его подружка, но есть и жена. Интересно… Интересно, чем они все тут заняты?
— Слышь, Саида. Федор, говоришь, торгует?
Девушка молча кивнула.
— А чем торгует? — не отставал Лешка.
— Да всем, — Саида засмеялась. — Сукном, шелком, перцем — он же сурожанин, а они на Москве многими правами пользуются, еще старым князем жалованными.
Во! Умереть — не встать! Опять князь какой-то. Может, они так Лужкова меж собой называют?
— А ты сама в Москве родилась?
— Нет, — Саида зло сплюнула на пыльную дорогу. — Не люблю Москву, ненавижу! Правители ее — сребролюбивые, жадные; сами меж собой сладить не могут — порядка нет — а все глазами хищными поглядывают на чужие земли, похотят под свои руце забрати, окаянное племя, хищники!
— Вот и мне Москва не нравится, правильно ты говоришь — больно уж хищная. Сама-то давно в Москве?
— Третье лето. — Девушка закашлялась — да и было с чего, серая дорожная пыль, поднимаясь из-под воловьих копыт, назойливо лезла в нос и глаза, забивалась в рот, противно скрипя на зубах. И это еще здесь, в первой телеге, что уж говорить о тех, кто ехал сзади.
Несколько раз подъезжал Федор, накинувший поверх рубахи какой-то невероятно гламурный пиджак — длинный, блестящий с пуговицами из драгоценных камней — интересно, на сколько такой пиджачок потянет? Тыщ на десять баксов, уж никак не менее. Круто.
Федор с Лешкой не заговаривал, лишь о чем-то спросил Саиду. Причем — не по-русски, а на каком-то непонятном языке, наверное на татарском. Ну, ясно, на татарском, на каком же еще-то?
Вот, снова подъехал, заговорил. Саида отвечала, а Лешка вслушивался в непонятные слова, для себя отметив что-то не совсем обычное в этой недолгой беседе: вроде бы как Федор что-то приказывал, а Саида оправдывалась.
— Шайтан, — когда купец отъехал, выругалась девушка и, тут же повернувшись к Лешке, поинтересовалась его родителями.
— Да умерли они давно уже, — негромко отозвался тот. — Говорил же — детдомовский я, сирота.
— Якши! — улыбнулась вдруг Саида. И Лешке почему-то очень не понравилась ее улыбка, уж больно хищной она была.
— Ты из-под Мценска, сирота… А чем занимался?
Ого! Девчонку явно потянуло на беседу. Ну и славно, все лучше, чем молча сидеть, кто знает, сколько там еще ехать?
— В университете учился, — усмехнулся Лешка. — Социальные науки изучал. А летом трактористом подрабатывал
Саида скривилась:
— Ты литовскими словами не говори, Алексий, все одно я их не понимаю: Говори по-русски.
— А я по-каковски?! По-английски, что ли?
— Так чем ты занимался?
— Сельским хозяйством! — не выдержав, Лешка повысил голос, заколебала уже эта Саида своей тупостью. — Это, надеюсь, понятно? Озимые, яровые, посевная…
— Озимые? Посевная? Понятно, — несколько разочарованно, как показалось юноше, произнесла собеседница. — Так ты крестьянин.
— Сама ты крестьянка, — разозлился Лешка. — Говорят тебе — тракторист.
— Что ж, крестьянин так крестьянин, — задумчиво протянула девушка. — Такие тоже нужны. Плохо только — уж больно ты тощий.
— Это почему ж плохо?
Саида не успела ответить — впереди показалось море! Синее, блестящее от солнца, бескрайнее!
— О нет, это не море, — девушка безжалостно оборвала Лешкину радость. — Лиман.
— Ну, все равно… Вода!
— Да, — согласилась Саида. — Вода — это славно.
На самом берегу лимана виднелись белые домики, окруженные садами, какое-то приземистое здание с длинным забором и высокая башня, похожая на пожарную каланчу. Напротив домиков, меж перевернутыми кверху килем лодками сушились рыбачьи сети.
Лешка закрутил головой, стараясь углядеть хоть кого-нибудь, однако деревня выглядела безлюдной, может быть, потому что — август, страда?
— Все работают, — пояснила Саида. — Сейчас завернем на постоялый двор.
— Слушай, — внезапно осенило Лешку. — А телефон там имеется? Ну, почта?
— Все есть, — заверила девушка и, спрыгнув с телеги, потянула парня за руку. — Идем!
— Куда? На почту?
— Ну да! Скорей же, мы здесь не можем долго стоять — надо нагнать большой караван.
— Что ж…
Вслед за девчонкой Лешка побежал к призывно распахнувшимся в высоком глухом заборе воротам. За ними, на конях, скакали Федор и двое его парней — Мишка с Терентием. Ворот они достигли одновременно. Вышедший со двора дед — седобородый, в татарской одежке, — прижав руку к сердцу, поклонился гостям и вежливо пригласил внутрь.
— Уважаемый, — попросил Лешка. — Можно от вас позвонить?
Старик лишь поклонился, и за него ответила Саида — мол, можно, идем, покажу.
Юноша пожал плечами: ну, идем так идем.
Саида провела его через дом во внутренний дворик, окруженный резной галереей и, кивнув на небольшой пруд, предложила выкупаться.
— Но я не хочу купаться, — удивленно запротестовал Лешка. — Мне бы на почту…
Он и сам не знал — зачем ему вдруг так понадобилась почта. Скорее, просто хотел убедиться, что все нормально, что… короче, что существует телефон, междугородняя связь и прочее. На фоне всего случившегося очень уж хотелось в этом убедиться. Так, на всякий случай.
— Нет, — жестко произнесла девушка. — Ты никуда не пойдешь таким грязным.
— Да ладно! — отмахнувшись, Лешка повернул к дому.
— Постой… — Саида схватила его за руку. — Да постой же!
— Чего еще? Говорю же — срочно позвонить надо. Да минутное дело! И потом, если хочешь, искупаемся…
—Я хочу сейчас… — взяв его за руки, прошептала Саида. — Пойдем, окунемся. Со мной.
— С… с тобой?! — Лешка не знал, что и думать. Они, конечно, проболтали всю дорогу, но еще не стали настолько близки, чтобы… Хотя. Может быть, у этой девчонки и мыслей таких не было… какие сейчас вот пришли в голову Лешке. Подумаешь, искупаются вдвоем, и что с того? Может, одной ей просто скучно?
— Ну?
— А ты точно будешь?
Улыбнувшись, Саида подбежала к пруду, обернулась… и, быстро сбросив одежду, кинулась в воду.
— Ну, иди же!
Однако! Как бы чего не вышло! Но… Покачав головой, Лешка, уже ни о чем таком не думая, стаскивал через голову рубаху. Плавки, впрочем, оставил, нырнул…
Не так-то тут было и глубоко, пожалуй, по грудь, впрочем, юноша не обращал на это внимания — Саида выбралась на мраморный край пруда и разлеглась там, бесстыдно голая, выставив на обозрение потрясающую фигурку. Позвала:
— Иди сюда!
— А как же Федор?
— Он мне не муж…
Лешка осторожно уселся рядом, почувствовав, как горячая рука девушки погладила его по спине, нырнула в плавки…
— Ой, Саида…
— Какие у тебя странные шальвары… Снимай их… Нет, я сама…
Лешка и сам не понимал, как очутился в объятиях знойной смуглоликой красавицы, лишь чувствовал тепло гибкого молодого тела, шелковистость кожи и горячий вкус поцелуя…
— Ты славный муж, Алексий, — тяжело дыша, прошептала Саида. — Славный и красивый. Хочу, чтоб тебе повезло… Идем.
Лешка потянулся к одежде.
— О, нет, — засмеялась девушка. — Не надо одеваться, не надо.
— Так что, так, что ли, пойдем?
— Так… Я покажу тебе еще кое-что… не здесь… Сюда сейчас придут другие… идем.
Пожав плечами, Лешка вошел в дом, очутившись в небольшой комнатке с узким топчаном, застеленным шелковым одеялом. Сквозь узкое оконце проникал дневной свет и было хорошо слышно, как во дворе пели птицы.
— Ложись, — повелительно произнесла девушка. Лешка послушно улегся.
— Перевернись на живот. Вот так…
Ласковые прикосновения невесомых рук оказались настолько приятными, что юноша невольно ощутил себя наверху блаженства. Такой массаж ему еще никто никогда не делал, вообще не делал… А вот Саида — однако, похоже, она знала толк не только в сексе. Запахло чем-то чудесным, сладким и пряным, Лешка почувствовал, как в его кожу втирают вкусно пахнущий крем… или, нет — масло. Как в восточной сказке — благовонное масло. Да — «в сказку попал», или, как в прикольном фильме «Борат» — «на трон сел, на трон сел»…
— Перевернись…
Ласковые руки девушки прошлись по груди и бедрам, да так, что юноша сладострастно застонал и, больше не в силах сдерживаться, притянул к себе прекрасную массажистку… Та не сопротивлялась…
— Ты — просто сказка! — отдышавшись, заметил Лешка. — Знаешь, я никогда не думал, что…
— Тсс! — Саида приложила палец к распаленным губам молодого любовника. — Кто-то идет…
Лешка встрепенулся:
— Влипли!
— О, не волнуйся…
— Саида! — прогрохотал за стеной чей-то голос.
— Я здесь, повелитель, — поспешно натягивая штаны, отозвалась девушка.
— Ну, как там…
Дальше они говорили по-татарски, и Лешка ничего не понимал, лишь подспудно чувствовал, что лучше б было сейчас убраться отсюда подальше.
— Вставай, — когда беседа окончилась, обернулась к нему Саида. — Нет, одеваться не надо… Еще кое-что тебе покажу…
— Как хочешь… А этот твой Фе…
— Да не вспоминай ты его! Подойди-ка лучше к окну… Повернись… Ага!
Лешку покоробило: показалось вдруг, что Саида смотрит сейчас на него так, как совсем недавно смотрел на свой живой товар толстый людокрад Хаимчи-бей.
— Хорош! — погладив юношу по плечу, неожиданно улыбнулась прелестница. — Красавец! Ну. — Она торопливо оглянулась. — Пора, идем…
Взяв юношу за руку, она повела его по длинной галерее. Лешке, конечно, не очень-то нравилось расхаживать черт-те знает где в чем мать родила, но… Некогда было и противиться! Едва обернулся спросить, как Саида втолкнула его в узкую дверь, ведущую в небольшой зал… полный народу!
Здесь был и «новорусский» торговец Федор, и Терентий с Мишкой, и еще какие-то люди в чалмах и пестрых тюрбанах, крайне не понравившиеся юноше.
— А, Алексий! — увидев его, осклабился Федор. — Вовремя.
Лешка дернулся было назад — но ощутил кожей холодные острия копий.
— Я полагаю, уважаемый Фариз, этот красивый молодой невольник заставит тебя забыть мой проигрыш!
Терентий и Мишка вдруг крепко ухватили Лешку за руки, а какой-то худощавый мужик в белом тюрбане и с огненно-рыжей бородой, подойдя ближе, раскрыл парню рот и долго ощупывал зубы.
— Да, — наконец произнес он. — Я его беру…