Ускоряя шаг, Лешка уже почти бежал, не обращая никакого внимания на липкий, застилающий глаза пот, на разбитую обувь – зеленого сафьяна сапожки – на рваный, с налипшим репейником и чертополохом, плащ, который юноша, подумав, без всякой жалости сбросил в кусты. Еще раньше припрятал и саблю – хорошая была сабля, турецкая, жаль такую терять, пригодится… Хотя, как пригодится-то? Лешка посмеялся над собственными мыслями – ну зачем, зачем теперь сабля? Он же дома! Дома! Дома! А не в Константинополе, и не в жарких степях, и уж – упаси, Боже – не в рабстве у крымчаков! Переводя дух, юноша несколько замедлил шаг и посмотрел в небо, провожая долгим восторженно-счастливым взглядом маленький серебряный самолетик, оставлявший после себя длинный инверсионный след, постепенно растворявшийся в летней небесной хмари. Да-да – в хмари, во-он, из-за горизонта уже наползала туча… Как и тогда… Как и тогда…

Лешка покачал головой – а было ли все? Был ли тысяча четыреста сороковой год от Рождества Христова, был ли татарский отряд, крымское рабство, Константинополь… Ксанфия… Ксанфия…

Серые, с неким зеленоватым отливом глаза юноши вдруг затуманились. Ксанфия… Златовласая греческая красавица, приемная дочь знатного константинопольского вельможи Андроника Каллы… Ксанфия…

А может, это просто был сон? Ну, не бывает наяву таких красивых девчонок… хотя, нет, встречаются… И эта одежда… Лешка потрогал кафтан доброго немецкого холста, узорчатый пояс. Нет, не сон. Не приснилось. На самом деле все было – и провал во времени на Черном болоте, и налет банды работорговцев, и рабство, и Черное море, и Константинополь – столица некогда великой империи.

Господи, да как же может такое быть? Он, Алексей Смирнов, неполных восемнадцати лет, несостоявшийся студент факультета социальных наук – и крымский раб! А потом, уже в Константинополе – помощник тавуллярия Секрета Богоугодных заведений преподобного Иоанна Дамаскина – нечто вроде министерства по социальным делам. А затем – не совсем по своей воле – воин имперской пограничной стражи – акрит. Потом – разбойник… Нет, лучше сказать – искатель удачи. Рейд по южным степям – Дикому полю – и дальше, на север, в родные места… и шальная мысль в голове – а вдруг удастся выбраться? А вдруг? И ведь удалось же, удалось! Нашел Черное болото – место, где все и началось, нашел трактор – синий МТЗ-82 – он так и сидел в трясине, встретил… вот только что, вот сейчас – Вовку, мальчишку, который там… тогда… был насквозь пронзен злой татарской стрелою… А здесь он был жив! Впрочем, почему – был? Жив! Жив! Трактор сторожит, как и договаривались! А рядом, на старой дороге – желто-оранжевый гусеничник, дядьки Иваничева «дэтэшка», не обманул-таки, вон, приехал на выручку… Ага, обманет он, как же – все ж не зря Лешка спирту обещался купить. И ведь купил же! На последние, между прочим, деньги, у местной торговки бабки Федотихи… Где теперь тот спирт? Да-а-а… Нехорошо получается. Мужики-то надеются… Не только Иваничев, но и слесарюги, поди, с ним – дядька Слава и дядька Федя – Лешка их вечно путал, что и не мудрено – обоим было где-то под пятьдесят, оба низенькие, худые, небритые и вечно пьяные. Ну – или с похмелья. А вообще, хорошие люди – отзывчивые. И как таких кинуть? Нет, надо что-то делать, срочно добывать спирт. Для начала зайти домой, в общежитие, переодеться… Да-да! Лешка окинул себя взглядом – именно переодеться, и побыстрее. Хорошо бы еще как-нибудь понезаметнее подобраться к общаге, чтобы никто не видел… Да и подстричься бы неплохо было бы… хотя б самому перед зеркалом патлы обкорнать, а то эвон, оброс – по лучшей ромейской моде.

Интересно, где сейчас трактористы? Надо было у Вовки спросить… да уж теперь что, не возвращаться же. Ага, они ж, кажется, ему, Лешке, навстречу пошли. Ну да, скорее всего, куда им еще деться? В Касимовку и пошли, вот по этой самой дороге. Чего же не на тракторе поехали? Ну да, на тракторе – дураки они, что ли, на всю деревню светиться?! Бригадиру сказали, что на Черное болото поехали, «Леху-практиканта» из трясины вытаскивать, а сами – в Касимовку, водку пьянствовать! И ладно бы, сперва бы вытащили, потом-то уж пес с ними, пускай пьянствуют, святое дело – суббота ведь… Суббота! Лешка аж остановился и покачал головой. Это что же, выходит, здесь и времени-то вообще нисколечко не прошло?! А там – там! – год пролетел, если не больше! А тут… Да, вон и Вовка в тех же самых зеленых шортах, что и тогда… И вон, туча на горизонте.

Юноша обхватил голову руками – было от чего задуматься! Да и не только задуматься – умом тронуться. Ну-ка, этакие-то дела! Прямо как в старом американском фильме. «Назад в будущее»! Ладно, потом обо всем этом можно будет и поразмыслить, повспоминать, не до того сейчас – мужиков бы не подвести. Очень уж не любил такие дела Лешка – подводить других. Мужики-то надеются, а он?

Прибавив шаг, юноша вышел на проселочную дорогу – грунтовку, выходившую прямо к Касимовке через старую колхозную ферму. Повезло – громко урча двигателем и громыхая, позади, из-за поворота, показался пустой «Урал» с фишкой. Лесовоз. Лешка голоснул и, дождавшись, когда небритый водила остановит машину, быстро забрался в кабину:

– В Касимовку?

– А куда ж еще? – с треском врубая передачу, хохотнул водила. – Не на ферму же!

Поехали, подпрыгивая на ухабах. Весело поскрипывала на зубах желтая дорожная пыль, мимо проплывал сосновый лес, затем показался ельник…

У ельника, на скамеечке под деревянным козырьком и вкопанным рядом плакатом – «Береги лес от пожара!», уютно расположилась компания, углядев которую, Лешка поспешно отвернулся, опасаясь, как бы раньше времени не узнали. Выпивохи-то были как раз те – здоровенный бугай тракторист Иваничев и слесарюги! Вот они, оказывается, где…

К ужасу юноши, узревший теплую компанию водила, подъехав ближе, обрадованно притормозил и распахнул дверь:

– Здорово, мужики!

– Привет, Кольша! – пьяно замахали слесаря. – Что, на работе сегодня?

– Не. – Водила выбрался из кабины и ухмыльнулся. – Выходной. В Касимовку вот, в магазин еду. Жена сказала, рыба там какая-то есть. Путассу, кажется…

Бугай Иваничев хохотнул:

– Возьми лучше воблы, Кольша! Да с пивком.

– А разве есть в сельпо вобла-то? – заинтересованно переспросил лесовозник. – Что-то не видал.

– Да на что тебе вобла-то, Николай? – засмеялся кто-то из слесарюг. – Сам, что ли, на рыбалку не ходишь?

– Да хожу иногда…

– Иногда… хэк! – Иваничев хмыкнул и прищурился. – Видали мы тебя с электроудочкой… Что, бабе-то твоей, щук да окуней мало? Путассу подавай?

– Да любит она эту самую путассу. – Водила присел на корточки и, угостив собеседников «беломором», задымил сам. – И минтай еще. Окуней не ест – костье, говорит, одно.

– Ох, и баба у тебя, Николай. Привередливая!

– Стакан намахнешь, Кольша?

Лесовозник хохотнул:

– Ты че, Иван, спрашиваешь?

– Ну, на!

Скукожившийся в кабине Лешка углядел краем глаза, как тракторист Ваничев ловко набулькал в захватанный граненый стакан какой-то подозрительной коричневато-бурой жидкости из бутылки с надписью «Портвейн 777», что продавалась в сельпо, кажется, за тридцать пять рублей. Или – за тридцать два… Не! За тридцать девять!

Вообще, это казалось странным, и ничуть не похожим на обычное поведение выпивох – уж на тридцатку-то куда лучше спирту купить, хоть у той же Федотихи, а не тратить деньги на портвейн, который этим трем – что слону дробина. Та же самая мысль, похоже, пришла и к водителю. Выпив стакан залпом, он утер губы рукавом спецовки и с ухмылкой кивнул на бутылку:

– Вы чего это, уже на вино перешли? Красиво жить не запретишь!

– На ферме взяли, – аккуратно затушив окурок о подошву кирзового сапога, пояснил кто-то из слесарей. – Там скотник, Семеныч, нам давно должен был.

– То-то и я и смотрю – ваш портвейн навозом пахнет! – рассмеялся шофер.

– То не портвейн, то – бутылка!

Во время всей этой беседы Лешка пришел в себя и расслабился – похоже, никого он не интересовал. Да и узнай его сейчас, попробуй – с этакими-то патлами. Иваничев, правда, заглянул невзначай в кабину, присвистнул:

– Что это у тебя там за лялька сидит?

Лесовозник Николай отмахнулся:

– Не лялька это. Пацан. В Касимовку добирается, вот, взял по пути…

– Слышь, пацан… – Встав, Иваничев вразвалочку подошел к распахнутой двери машины. – Ты это… В Касимовке если вдруг Леху-практиканта увидишь, передай, что трактор мы и без него вытащим… пусть только то, что обещал, принесет. Ну и это… само собой, закуски какой-никакой купит – сырку плавленого там, кильки, хлебушка… А то ведь с утра не жрамши.

– Передам, – кивнув, буркнул Лешка.

– Вот и ладненько, – Иваничев отошел обратно к скамейке. – Ну, орелики, потопали на болото!

– А Леху, что, ждать не будем?

– Да чего его ждать-то? Придет, никуда не денется… А мы пока трактор вытащим… Да там просто вытаскивать, трос только как следует подцепить…

Мужики поднялись, отряхнулись, и, простившись с водилой, бодро зашагали по пыльной, разбитой тракторами и лесовозами, грунтовке.

Не узнали! Не узнали!

Лешка вот, правда, теперь никак не мог решить – хорошо это или плохо? Неужто так изменился? Ладно – переодеться, подстричься – а там видно будет…

За поворотом, за ельником, показались домишки Касимовки. Два трехэтажных, панельных, один двухэтажный кирпичный, остальные деревянные. Урча двигателем, лесовоз повернул к деревне и, прогромыхав по ухабам так, что Лешка едва не расшиб башку о крышу кабины, остановился на небольшой площади перед сельпо и дощатым, выкрашенным выцветшей голубой краской клубом, построенным еще пленными немцами.

– Ну, все, парень, – обернулся шофер. – Приехали, вылезай, чего расселся?

– Спасибо. – Выпрыгнув из кабины, Лешка поблагодарил и, оглянувшись по сторонам, быстро зашагал к клубу. Не обращая внимания на удивленные взгляды сидевших на клубном крылечке девчонок, зашел за угол и, юркнув кусты, обходной тропкой пробрался к общаге. Немного постояв, огляделся, и решительно шагнул на крыльцо…

Ну, вот он, родной дом! Лешку даже слеза прошибла. Сколько же он здесь не был – год? Да, около того… Дом. Именно так – дом. Ну, пусть даже – комната, не на одного, на троих с соседями, и та – только на время летнего приработка, но, тем не менее… Лешка ведь был детдомовским и, собственно говоря, своего жилья еще не имел.

А здесь все оставалось так же… Ну, а как же еще-то? Тут ведь и времени-то не прошло нисколько! Рассохшиеся скрипучие ступеньки крыльца, перила с облупившейся краской, дверь с засиженной мухами табличкой – «Колхозное общежитие № 3»… Ниже приписано красным маркером – «имени монаха Бертольда Шварца» – это все сосед, фельдшер-практикант Рашид баловался. Вот еще, ниже, его рук дело – «дешево сдаются комнаты молодым девушкам с ч. ю. и в. о.». Ага, сдаются, как же! Можно подумать, были здесь лишние комнаты – практикантам-то еле-еле нашли. Да, если б и были, вряд ли бы в них девушки поселились, да же и с «ч. ю.» – уж больно тут все выглядело убого…

Позади, за углом, вдруг послышались чьи-то голоса, и Лешка тотчас же нырнул в кусты, спрятался – не хотелось, чтобы кто-нибудь видел его тут в таком виде. К чему? Слухи разные пойдут, да и вообще, за вора еще примут. Хотя, что тут воровать-то? Ну, тем не менее…

Мимо, болтая и смеясь, прошли какие-то совсем уж мелкие – лет двенадцати – пацаны в резиновых сапогах, с удочками и ведрами. В ведрах серебрилась рыба. А неплохой улов, не зря сидели! Лешка даже позавидовал… И тут увидел еще одного парня, на вид – своего ровесника в старых джинсах, сапогах и рубахе. Высокий, худощавый, светловолосый… С таким… очень знакомым лицом, знакомым – на взгляд Лешки… Знакомый… Только вот никак не вспомнить – кто?

В руках парнишка держал канистру… белую, пластиковую… Насвистывая что-то из «Арии», поднялся на крыльцо, по-хозяйски пошарив рукой над притолочиной, вытащил ключ… Вошел…

И через некоторое время вышел… А Лешка все сидел в кустах, чувствуя, как холодеет сердце…

Парнишка – уже в кроссовках, с магнитофоном – заперев дверь, положил ключ обратно на притолочину и, прихватив канистру, деловито зашагал к сельпо.

Лешка смотрел ему вслед дикими, широко распахнутыми глазами… И не знал – что и делать.

– Господи! – облизывая враз пересохшие губы, прошептал он. – Да ведь это же, кажется, я! Это же – я! Я – то… Господи…