— Ну, ты и гад, Леха! Йэх! Ты зачем, паразит, трактор в болотине утопил?

Сказать, что Михалыч — Василий Михалыч Олейников, бригадир трактористов ОАО «Озерское», по старинке называемое многими — колхоз «Светлый путь» — был рассержен, это ничего не сказать. Светло-серые, с небольшим прищуром, глаза его метали молнии, ноздри возмущенно раздувались, а сомкнутая в кулак правая рука то и дело ударяла в левую ладонь — йэх! Вообще-то, Михалыч считался мужиком невредным, добрым даже, особенно если выпьет, но тут не тот выпал случай. Еще бы! Колхозное — сиречь акционерное — имущество в болоте утопить! Главное — и трактор-то почти новый, ну лет семь-восемь…

— Так зачем, а? — Бригадир снова ударил кулаком об ладонь, только вместо привычного — «йэх» — матерно выругался — трактор-то на нем числился.

Несчастный Леха, по паспорту — Алексей Сергеевич Смирнов, недавно поступил (собственными силами, без всяких там связей и денег, да и откуда деньги у детдомовца?!) в местный педуниверситет на факультет социальных наук, и теперь с гордостью считал себя студентом-историком. Радовался — ну, конечно! — и в себя верил, а в деревню, точнее, в ОАО (бывший колхоз) «Озерское», приехал подзаработать, деньги не лишние были, а трактора и — немного — сельхозмашины Лешка знал, поскольку ОАО «Озерское» старые связи не разрывало и над детдомом, что называется, «шефствовало» — было когда-то такое хорошее старое слово. Короче говоря, все детдомовские старшеклассники сельхозтехнику знали. Пусть не на таком уровне, как учащиеся ПТУ, но — знали. Вот и Лешка знал, да еще получше других, потому как был умным. Еще бы, в университет-то сам готовился, без всяких там репетиторов, откуда на них деньги? И поступил! Сам Роберт Петрович, декан факультета социальных наук, руку жал, говорил, что вот именно такие студенты им и нужны. Не в том смысле, что детдомовские, а в том, что — умные и сами всего добивающиеся.

Лешку в колхозе знали и на временную работу приняли с удовольствием — а как же, страда! Да и парень непьющий, в отличие от многих прочих. Местные ему уж и кличку придумали — «Практикант», немного не в тему, правда, лучше бы уж «Студентом» прозвали, впрочем, Лешка и на «Практиканта» не обижался. Сразу и трактор выделили, не новый, конечно, но и не самую уж развалюху. Трактор…

Вот и стоял теперь Алексей, опустив очи долу, и молчал, как партизан на допросе. А что тут скажешь? Правильно бригадир разоряется, понять можно. Вот и молчал. К тому ж знал — Михалыч долго не сердится — поорет – поорет да и успокоится.

— Тебя хоть зачем в болото-то понесло? — усевшись за старый конторский стол, вздохнул бригадир. — Нешто в обход нельзя было? А, Лешка? Чего молчишь-то?

А Лешка, чуть повернув голову, смотрел в окно на машинный двор. Видел, как — украдкой оглянувшись на нарядную — с самым деловым видом протопали к распахнутым воротам двое слесарюг. И что характерно — у каждого на плече по ржавому обрезку трубы. Видал Лешка эти трубы — валялись в лопухах у забора. По трубам этим, по слишком деловому виду, по вороватому, украдкой брошенному на нарядную взгляду даже Лешка в свои семнадцать лет сразу же догадался — куда именно направились слесаря. Пить, конечно! Даже знал — что. В Касимовке, в соседней деревне, в сельмаг в очередной раз завезли какое-то жуткое пойло — в пластиковой бутылке по тридцать два рубля литр. В отличие от прочих подобных — «Портленда», там, или «Портвейна 777», — пойло сие называлось незатейливо — «вино». Вот именно так, просто — «вино», — к которому, конечно, никакого отношения не имело, но… все лучше, чем технический спирт пить, хотя… Опа!

Лешка напрягся, увидев, как к этим двум ханурикам подошел дядька Иван, могучего вида мужичага, вечно смурной и небритый — тракторист с ДТ-75, гусеничника. Вот он-то и был сейчас нужен Лехе, да и, если разобраться, не только ему, но и всему колхозу — сиречь ОАО. Трактор-то ведь не утонул, не та машина — просто засел хорошо на старой гати, можно, конечно, лебедкой попробовать, но с гусеничником куда как надежнее. Собственно, за ним, за дядькой Иваном, Леха сюда и пришел, на машинный двор, не знал, что уже какая-то собака успела Михалычу настучать. Интересно, кто? Наверное, Ленка, почтальонша, она на своем велосипеде как раз мимо болотины проезжала. Да, наверное, Ленка, зараза, больше некому — уж больно глазастая, да и характер у нее дюже вредный. Оно и понятно — тридцать лет бабе, а мужика-то нет, хотя собою-то Ленка ох как недурна — все при всем: волосы длинные русые, глаза — темные, как у цыганки, да и фигурка — закачаешься. Вот только характер… Может, потому и сторонились ее мужики? Впрочем, сейчас не о Ленке, о дядьке Иване нужно было думать — вот-вот ведь сманят слесаря пьянствовать, паразиты! Как тогда трактор из болота вытаскивать? Да никак! Если только лебедкой попытаться…

Бригадир, в конце концов, тоже оглянулся, бросив внимательный взгляд на двор. На горе слесарюгам!

— Ах вы ж, змеи! Никак пьянствовать собрались? — Позабыв про Лешку, Михалыч схватил кепку и выскочил из нарядной. — Это куда это вы собрались, а?

— Дак, по работе…

— По какой такой работе? Я вам на ржавые трубы наряд не выписывал! А ну, пошли в слесарню!

— Да ты пойми, Михалыч…

— Пошли, я кому сказал!

Лешка тоже вышел во двор — интересно стало, как там Михалыч со слесарюгами разберется?

Погода стояла жаркая, как ей и положено в начале августа. Светло-синее, как старые джинсы, небо казалось выгоревшим, хиленькие белые облачка — так, облачишки — опасливо ползали где-то у самого горизонта, словно бы говорили — тени хотите, дождика? А вот, нате-ка, выкусите — не дождетесь!

Плохо в этакую жарищу работать, особенно перед севом — пахать, дисковать, бороновать, — сидишь в кабине как дурак, полуголый, жарища, как в адском пекле, пот грязными ручьями течет, на зубах песок поскрипывает, после работы в зеркало глянешь — мама дорогая! Черт, истинный черт! Сейчас хоть полегче — сенокос не посевное поле, пыли нет.

Между тем Михалыч, отправив незадачливых работников обратно в слесарню, вновь обратил внимание на Лешку. Сдвинул этак кепочку на затылок, сплюнул, поинтересовался язвительно:

— Ну, что делать думаешь?

— Дак вытаскивать…

— Вытаскивать! — бригадир хлопнул себя руками по ляжкам. — От, студент! Кто тебя сейчас вытащит-то, коли у нас всего три гусеничных трактора, и те все на ремонте?

— А дядю Ваню Иваничева попросить? — несмело предложил Лешка. — Он ведь должен был к пятнице с ремонта выйти… Сегодня ведь как раз пятница.

— Кого?! — неподдельно изумился Михалыч. — Иваничева?! Ваньку, что ли? Да этот черт вчера целый день пропьянствовал и сегодня, я погляжу, уж было намылился, со слесарями. Главное, как меня увидал, за старой конюшней спрятался, думает, я не вижу… — Бригадир вдруг резко замолк и задумчиво вытащил из кармана рубашки пачку «Примы». Протянул: — Будешь?

Лешка помотал головой:

— Я ж не курю, вы же знаете.

Михалыч вытащил спички, чиркнул — не зажглась, — вытащил из коробка еще одну — та же история, — выругался, с третьей попытки наконец закурил, выпустил дым и — этак искоса, со значением — посмотрел на парня:

— Вообще-то Ванька к вечеру движок переберет, там и осталось-то всего ничего…

— Вот и я говорю! — воспрянул духом Лешка.

— Перебрать-то — переберете, — задумчиво продолжил Михалыч. — Если надо, и до ночи провозится, уж он такой, коли уж начал…

— Угу!

— …только вот в субботу на работу нипочем не выйдет! Свадьба у него, вишь ли. Племянник женится.

— Это Венька, что ли?

— Он.

— Так, свадьба-то, небось, часов в двенадцать. — В серых, с чуть зеленоватым отливом, Лешкиных глазах вспыхнула желтая искорка надежды.

Бригадир не выдержал, рассмеялся:

— Хо! В двенадцать? Да нешто эти глоты до двенадцати ждать будут? С утра уже наквасятся, будь спок!

— Ну, я не знаю тогда… — Лешка устало опустился на крыльцо и шмыгнул носом. Хотелось заплакать — да нельзя, не маленький уже, семнадцать лет, в армию скоро.

Бригадир присел рядом, обдавая загрустившего парня густым клубком сигаретного дыма, и с минуту сидел молча, вглядываясь куда-то вдаль, где, за распахнутыми настежь воротами машинного двора виднелся синий кусочек реки, а за ней, на другом берегу, белела стволами березовая роща. Белое, похожее на пену для бритья облако, неизвестно откуда взявшееся, накрыло солнце, принося облегчение от зноя. Легкий ветерок шевелил росший у ворот бурьян и светлые волосы Лешки.

— Хорошо! — Михалыч вдруг улыбнулся и хитровато подмигнул. — Насчет Ваньки — это ты верно решил. Трактор-то он свой сегодня сделает… только вот мне-то его без толку в субботу звать, а вот ты — пойди, попробуй. Может, и уговоришь.

Лешка встрепенулся:

— Конечно попробую, Василий Михалыч. Сейчас же вот в мастерские и пойду!

— Давай, — бригадир хлопнул парня по плечу и предупредил: — Только ты это, смотри. Застрявший-то трактор охранять надо — болотина-то от Касимовки больно близко, а уж там ухарей хватает — разберут. Так и знай — чего не досчитаюсь, из твоей зарплаты вычту, усек?

— Усек. — Вздохнув, Лешка вытер руки об рубаху и деловито зашагал к мастерским.

К его удивлению, Иваничев согласился быстро, даже и уговаривать почти не пришлось. Только, естественно, напомнил про магарыч да переспросил, в каком именно месте застрял трактор.

— На Черном болоте, — в который раз уже пояснил Лешка, уже не столько для тракториста, сколько для подошедших слесарюг, которым, видать, тоже было интересно. — Там, ближе к Касимовке.

— А, — Иваничев понятливо хмыкнул. — Хорошо, что хоть там. Немного до Курской дуги не доехал, а то бы…

Слесаря понятливо засмеялись и закурили, стряхивая пепел под ноги с полным и хроническим пренебрежением к правилам противопожарной безопасности, красиво выписанным на большом картонном плакате, который бригадир Василий Михалыч Олейников лично приколотил над дверью, рядом с крупной табличкой «Не курить!». К указанию этому некие неопознанные полиглоты приписали еще «No smoking!» и «Ne fumons pas!» — для кого они это сделали, неизвестно, наверное, для слесарей. Слесаря иностранными языками не владели, поэтому дымили вовсю, не обращая никакого внимания на буквы — привыкли.

— Помню, Колька Курынкин как-то под Новый год на Курской дуге завалился, — усевшись на промасленную ветошь, мечтательно произнес один из слесарей, дядька Слава… Или — дядька Федя. Лешка их все равно путал, уж больно они были похожи — обоим под пятьдесят, оба низенькие, худющие и вечно пьяные.

— Да, он хорошо тогда улетел, — покивал дядька Федя… или Слава. — На Т-150 главное. Силос вез на ферму, да с ребятами выпил…

— Не силос, а навоз, — оторвавшись от пускового двигателя, авторитетно заявил Иваничев. — И не на ферму, а с фермы. Он там и выпил, с доярками. — Тракторист замолк и, подумав, добавил: — И не на Т-150, а на «Владимирце». На Т-150 — это не Колька, это Федька Касимов на «октябрьские» улетел, хорошо — без телеги.

Лешка слушал с интересом. «Курской дугой» колхозные остряки прозвали крутой поворот на склоне холма по суглинку, сразу за Черным болотом, с которого не раз и не два слетала в лежащий внизу овраг мощная сельскохозяйственная техника, и не всегда по-пьяному делу, просто поворот был уж больно опасным, скользким, а спрямить дорогу у колхозного начальства и в лучшие-то времена руки не доходили, чего уж говорить про теперь. Неподготовленному трактористу поехать там — верный способ сгубить технику. Вот и Лешка вчера тоже не рискнул — решил по гати… Проехал, блин… Вообще, если б не Ленка…

— Ты это… — повернувшись к Лешке, напомнил дядька Слава… или Федя. — Спирт лучше в нашей деревне не покупай, лучше в Касимовке, у Федотихи — у ней дешевле. Она, Федотиха-то, в крайней избе живет…

— Да знаю, — отмахнулся Лешка. Попрощавшись с ремонтниками, он вышел из мастерских и, помахав рукою все так же курившему на крыльце бригадиру, спустился к реке — там, пройдя рыбацкой тропинкой, можно было здорово сократить путь. На плесе, у бережка, купались — Лешка присмотрелся и разочарованно свистнул: знакомых не было, вернее, были, но, так, одна скелочь лет по двенадцати, не стоит и подходить. Хотя, оно, конечно, хорошо б сейчас искупнуться, да некогда — вдруг, и впрямь, с трактора чего утащат, как бригадир, типун ему на язык, предупреждал? А что? С касимовских станется, те еще ухари, до чужого добра жадные.

Парень ускорил шаг, внимательно глядя под ноги — запросто можно было наткнуться на разбитую бутылку или на что-нибудь похуже — места кругом тянулись не то чтобы людные, но весьма посещаемые, особенно в ночную пору. И тут и сям виднелись проплешины от костров, валялись вскрытые консервные банки, осколки бутылочного стекла, полиэтиленовые бутылки — «пэты», в основном, конечно, из-под пива. Да-а… В такую-то жару неплохо бы пива выпить. В касимовском сельмаге наверняка есть, у них вчера привоз был. Вот только трактор…

Немного подумав, Лешка почесал затылок и быстро спустился к плесу, где, на узком песчаном пляжике азартно играли в карты трое ребят, лет на пять помладше Лешки.

— Туз!

— Еще два!

— Еще три!

— А вот еще один!

— Не верю!!!

— Да забирай!

— Ах вы, гады!

Судя по крикам» резались в «верю — не верю», игра, конечно, малоинтеллектуальная, в отличие от того же «козла» или «тысячи», да зато веселая, как раз для такого возраста.

— Здорово, парни, — подойдя ближе, кивнул игрокам Лешка.

— О, Леха! Привет!

Все трое враз вскочили на ноги, поздоровались за руку — как же, солидно: сам Леха – практикант к ним интерес проявил. Не бог весть что, конечно, но все же…

— Пить будешь?

Это предложил самый младший, Витька Битюгов, круглолицый, краснощекий пацан, толстенький и не по-детски циничный. Его маманька тоже, как и бабка Федотиха, приторговывала паленым спиртом. Впрочем, в деревнях многие приторговывали…

— А что у вас? Спирт?

Ну, мог бы не спрашивать…

Воровато оглянувшись, Витька вытащил из-под соседнего куста полуторалитровую бутыль из-под «Пепси» с какой-то подозрительно мутноватой жидкостью.

— Только что разбавили. Вишь, еще теплая. Счас, стакан возьму…

— Да не надо, — отказался Лешка. — Некогда мне сейчас пить. Дело к вам есть.

— Что за дело?

— Да в тракторе посидеть немного… Короче, заглох я… А еще в Касимовку надо. Трактор-то оставлять — сами знаете…

— Да уж знаем. — Витька ухмыльнулся. — Посидим, чего там… Куревом угостишь?

— Куплю.

— А где трактор-то?

— Да на старой гати.

— Где?! — хором вскричали все трое. — Это на Черном болоте, что ль?

— Ну да, там…

Пацаны переглянулись — нехорошее было место, это Черное болото. И люди там ни с того ни с сего пропадали, и скот, да и вообще, слухи ходили разные. Правда, сейчас день, не ночь, но все же…

— Далеко, — шмыгнул носом Витька. — Не-а, мы не пойдем, а то потом родоки наищутся.

— Да всего-то часок посидеть… Ну, может, два.

— Ага… Два часа там, да туда идти часа полтора, да обратно — это к вечеру только дома и будем. Не, не пойдем…

— Ну, как хотите.

Разочарованно махнув рукой, Лешка отправился дальше. На пацанов, правда, не обижался — да и чего было обижаться, в сущности-то, они были правы. Черное болото — край не близкий, даже если по рыбачьей тропке. Ну и в принципе-то чего ему сейчас сделается, трактору-то, белым днем?! Ну, сидит машина в грязи — и что? Застрял, с кем не бывает?

А раз застрял, значит — тракторист где-то рядом, если не спит в кустах, так вот-вот придет — так ведь должны все рассуждать, по идее. Эх… так-то так, да все равно тревожно — не сперли бы аккумулятор. Касимовские — они такие… Лешка и сам сейчас в Касимовке жил, в общежитии, точнее, в старом бараке вместе с двумя молодыми парнями, тоже «практикантами» — Лигуровым Мишкой и усатым Рашидом из медучилища. Хорошо сейчас Рашиду, открыл себе с утреца медпункт, завалился на топчан с книжкой — красота! Не жарко, больных мало, контроля тоже нет — фельдшер в отпуске, не жизнь, а малина! Не то что в тракторе! Двигатель разогреется, кабину солнцем напечет, пылища… Ну, как говорит Рашид — «кто на что учился». Ничего, Лешка тоже уже кое-что в этой жизни смог — в университет поступил.

Теперь бы только выучиться… Ничего, выучится, он упорный… и денег на учебу подзаработает. Жаль, что областной центр далековато, а то можно было бы и во время семестра сюда на заработки приезжать…

Да, еще как бы в армию прямо из университета не забрали, бывали случаи, тем более, за Лешку-то заступиться некому, а осенью — очень уже скоро — восемнадцать лет стукнет. Ну, да даже если и заберут, так что? Отслужит да вернется, в университете восстановится… Университет… Юноша улыбнулся — с детства мечтал историком стать, копаться в древних рукописях, ездить на раскопки, в общем — вырывать у прошлого все его тайны. А приохотил его к этому не кто иной, как детдомовский воспитатель — старший воспитатель — Василий Филиппович, подсунул как-то лет пять назад пару книжек: одну про Константинополь – Царьград, другую — про раскопки Трои. Хороший человек Василий Филиппович, правильный — и к ребятам безо всякого так дурацкого сюсюканья, да, в общем-то, с большинством и не посюсюкаешь, те еще «сиротки», как в том фильме, что Василий Филиппович как-то приносил, показывал — «Республика ШКИД» называется… А еще воспитатель Филиппович очень интересно про «черных лесорубов» рассказывал — он же следователь бывший, на пенсии в воспитатели подался — какой – никакой — приработок, да и работа поинтересней, нежели охранником-вахтером где-нибудь торчать. Оказывается, для «черных» — нелегальных — бригад, которые безо всякой лицензии нагло лес воруют, самые страшные враги вовсе не милиция, у которой нормального закона нет, а такие же бригады-конкуренты. И автоматная стрельба в лесах не редкость, и гранаты, бывает, кидают, а в каком-то дальнем урочище вообще, всей бригаде головы пилами отпилили. Жуть! Вот и Василий Филиппович предупреждал, чтоб не гнались за быстрой деньгою. Вот и Лешка не гнался. Но все ж — ясно — деньги не лишние были…

Тьфу ты, черт! Юноша с маху влетел в топь, провалился, почти по колено, хорошо — в сапогах: жарко, зато по лесам-болотам ходить удобно. Выругался, выбрался на сухое — чу! Позади кто-то плюхал по топи, такое впечатление — босиком. Да ведь и вправду — босиком! И в ярко-зеленых шортах. Пацан из той троицы, светленький, темноглазый… как его? А, все равно не вспомнить.

— Я тебя кричу – кричу, а ты будто не слышишь, — обиженно промолвил пацан. — Сам ведь просил в тракторе посидеть.

Опа! Лешка не скрыл улыбки. Вот, славно как вышло, уж теперь-то он безо всякой опаски в Касимовку сходит.

— Че ж ты раньше-то… — посетовал он. — Вместе бы и шли.

— Не знаю, — мальчишка пожал плечами. — Вообще-то, я не очень-то и хотел, — вдруг честно признался он. — Да парни там пить стали, а я…

— Ну и не шел бы, раз не хотел, без тебя б управился, — усмехнувшись, Лешка подал пацану руку. — Вылезай, давай, чего в луже-то встал?

— А еще — трактор охота посмотреть, — сверкнув глазами, признался мальчишка. — И… может, ты мне еще и порулить дашь?

— Ага… — желчно усмехнулся Лешка. — На Курской дуге.

— Не-а, — пацан тоже засмеялся. — На Курской дуге не надо. Лучше уж тут, до поселка, а?

Он посмотрел на Лешку с такой надеждой, что тому вдруг почему-то стало стыдно — ведь получалось бы, что он обманет этого своего помощника… Хотя как-нибудь в следующий раз…

— Ладно, там видно будет… Ну, пошли, что ли?

— Пошли…

— Да, — на ходу обернулся Лешка. — Тебя как зовут-то?

— Вовка.

— А меня… впрочем, сам знаешь. Дружки-то твои сейчас там, на пляже, пьют, поди?

Вовка вздохнул:

— Пьют. Витек спирта отлил у матери. Она у него торгует.

— А ты, значит, не захотел?

Вообще-то, говоря честно, Лешке было наплевать, чего там захотел или не захотел какой-то малолетний шкет, и черт-то с ним, просто вот надоело идти молча, а этот Вовка — какой-никакой собеседник. Вот и спрашивал.

— Не захотел…

— Так и не пил бы!

— Ага, тебе легко говорить. — Вовка обиженно замолк.

А Лешка, между прочим, очень хорошо его понимал, особенно в этом вопросе — пить или не пить, курить или не курить и все такое. Предложили выпить, а ты отказываешься? Да ты маменькин сынок, скелочь пузатая и никто с тобой водиться не будет, наоборот, засмеют. А вот, ежели выпил, да так много, что облевался, обмочился да уснул где-нибудь под крыльцом клуба — вот тут ты герой! Настоящий герой, не придуманный. Все тебя сразу зауважают, да и сам ты будешь иногда вспоминать этак небрежненько, но со значением, для пущей важности вставляя в речь легонькие матерки: мля, вчера с Колькой Шмыгиным пили, мля, все, что горит…

И вот потом пройдет лет пять, а то и того меньше — и идет по деревне этакое пропитое чудовище: помятое, с бланшем под глазом, изо рта — перегар на гектар, работать уже не может, да и не очень-то хочет, честно говоря, предел мечтаний — насшибать рублей двадцать на спирт. А ведь еще не так давно был первым парнем на деревне, крутым себя считал, ну а сейчас — да кому ты нужен, лузер?! И жалеть таких не стоит — сам во всем виноват.

Лешка про себя усмехнулся — вообще-то, это не его собственные мысли были, а все того же Василия Филипповича, старшего воспитателя. Но — правильные мысли, Василий Филиппович не из тех людей, чтоб пургу гнать.

А Вовка этот ничего себе — умный. Надо ж, сразу сообразил: чтобы не пить — на Лешкину просьбу нужно откликнуться. Теперь-то с него взятки гладки, теперь никто из пацанов деревенских, тот же Витька — не скажет язвительно, что, слабак, мол — пить отказался. Причина уважительная — Лехе – практиканту помогал с трактором.

Ну, вот он, трактор, синий МТЗ-82: мощность 81 л.с., масса 3 тонны, число передач — вперед — 18, назад — 4, относится к тракторам тягового класса 1,4, эффективно используется при возделывании и уборке технических и овощных культур…

Осмотрев трактор — все вроде на месте, Лешка вытащил из сапога потрепанную, в мягкой обложке, книжку, недавно найденную в местной библиотеке. «Дипломатия Святослава» — так книжка называлась, и читать ее Лешке было интересно.

— Леша, а трудно трактора изучать? — заглядывая в глаза, тут же пристал Вовка.

Лешка презрительно пожал плечами:

— Ха — трактора! Ты б, Вовка, лучше про хазар да ромеев спросил!

— Ромеи? А что это?

— Не «что», а «кто»! Люди были такие в Средние века. Ух, и хитрые!

Вовка присел на корточки у самого трактора и присвистнул:

— Ну, ни фига ж себе, засел!

И в самом деле, было от чего свистеть — трактор застрял в болотине аж по самые ступицы, и теперь угрюмо синел посреди коричневато-зеленой трясины, с укоризной поблескивая стеклами. Рядом, на кочках, валялись прогнившие жерди гати, собственно, по ним Лешка тогда и выбрался.

— Что ж ты по гати-то поехал? — Вовка поднял глаза.

— А что, по Курской дуге надо было? — огрызнулся Лешка. — Темно ведь. В общем, ты тут посиди, покарауль, а я быстро.

Махнув рукой, юноша зажал в ладони тетрадку и быстро зашагал прочь.

— Леш, а Леш, — догнал его Вовка. — А можно в кабине посидеть?

— Посиди, — Лешка пожал плечами. — Только, ты когда забираться будешь, смотри, в болотине не утопии.

— Не утопну! — рассмеялся Вовка. — Я ловкий.

В Касимовку вела раздолбанная лесная дорога, по обе стороны заросшая молодым ельником и кустами малины. В другой раз Лешка, конечно, не упустил бы случая полакомиться ягодами, но только вот сейчас совсем не было времени. До Касимовки километров пять — пока-а добредешь! — а ведь еще и бабку Федотиху найти надо спирт купить, да заглянуть в общагу — кассетник с собой прихватить, чтоб веселей ждалось. На все про все — примерно час, плюс два — на дорогу. Нет, малину есть некогда, в другой раз как-нибудь. Правда, если попутный лесовоз попадется…

Лешка остановился, прислушался — нет, ни двигатель не рычит, ни пил не слышно. Вот так всегда, когда не надо, лесовозы эти так и шныряют, так и шныряют, а вот когда надобно — фиг с маслом! Ну и черт с ними. Вовка в тракторе сидит — не страшно, уж всяко не разберут, побоятся. Местных пацан всех знает, а чужие здесь не ходят: больно уж места глухие.

Лешка раскрыл тетрадку — загодя готовился к экзаменам.

Так вот и шел парень, с тетрадкой. Учил. А чего зря время терять?

Лесная дорога, обогнув холм, выбралась на грунтовку, идти сразу стало гораздо легче — не надо было перепрыгивать лужи. Лешка повеселел — до Касимовки оставалось три километра, — прибавил шагу, даже принялся напевать:

Я свободен,

Словно птица в вышине…

Нравилась парню «Ария», а еще «Король и Шут», «Наив», «Кукрыниксы», «Тринадцатое созвездие» и уж совсем не нравилась «гнусная попсятина» типа «Фабрики звезд» — вот уж чего терпеть не мог. Воспитатель, Василий Филиппович, с музыкальными Лешкиными вкусами и пристрастиями соглашался, правда, предупреждал, что по сему предмету людей судить не стоит, если человек слушает «россиянскую» попсу, так это еще не значит, что он полный дебил. Хотя, наверное, где-то рядом.

Мы верим, что есть свобода,

Пока жива мечта…

Ага! За поворотом, за ельником, замаячили наконец домишки Касимовки. Два трехэтажных, панельных, с балконами, один двухэтажный кирпичный, остальные — деревянные: выкрашенный выцветшей голубой краской клуб, построенный еще пленными немцами, сельпо с оставшейся еще от старых времен вывеской «Магазин ОРСа», почта. Около магазина, на площади, стоял молоковоз — сто тридцатый «ЗИЛ» с желтой цистерной, видать, водила решил заглянуть за пивком. Лешка сунул руку в задний карман старых джинсов, пересчитал имевшуюся наличность — вздохнул. Пересчитывай не пересчитывай — а все равно денег больше не станет. Пятьдесят рублей — десятками — ну еще мелочь — рубля три, точнее — два восемьдесят. Рублей тридцать — на спирт, двадцать — на хлеб, растянуть до понедельника — там аванс обещали. Ну, крупа еще оставалась, макароны, тушенки банка… Рашид обещался с фермы молока принести… Жить можно. А, может, на спирте сэкономить? Тем более, говорили, что он у Федотихи дешевый. Обойтись двумя червонцами, столько же — на хлеб, а на двенадцать — двенадцать восемьдесят — купить в сельпо пива. Как раз на банку «Охоты» хватит — а то жарко!

Произведя такие расчеты, Лешка повеселел и резко свернул к магазину. У дверей сельпо, на лавочке, развалясь, сидел рыжий кудлатый парень с широким, несколько простодушным лицом и вдумчиво листал какой-то гламурный журнал, от обложки которого то и дело отражались веселые солнечные зайчики. Отражались и прыгали прямо Лешке в лицо.

Юноша прищурился и, узнав в рыжем парне шофера молоковоза, вежливо поздоровался:

— Привет, Коля. Как жизнь?

— Бьет ключом! И все по голове, — пошутил водитель. — Ну, что, вытащил трактор-то?

Лешка вздохнул:

— Пока нет. Вечером дядька Ваня Иваничев обещал на «дэтэшке» дернуть.

— На «дэтэшке». — Николай мрачно сплюнул наземь. — Тут не трактором, тут груженым «Камазом» надо. Хорошо засел-то?

— Да уж, засел.

— Ну вот, я и говорю — «Камазом».

— «Камазом», — Лешка шмыгнул носом. — Где его только взять, «Камаз» – то? Ну, может, «Урал» лесовозный поедет… Да! Лесовозников и попрошу, если встречу.

— Лесовозников, — внезапно обозлился шофер. — Все дороги разбили, козлы, ни пройти ни проехать! А ремонтировать кто будет?

— Да, — согласно кивнув, Лешка присел рядом. Не так просто присел — с умыслом. Так же и разговор продолжал — по-хитрому, знал: Колька — парень несговорчивый, резкий, тут издалека начинать надо.

— Интересный журнал у тебя.

— А, «Плейбой», — Николай усмехнулся. — Братишка из города приехал — привез. Вот, думаю кабину украсить.

— О, да тут и машины, не только бабы, — Лешка заглянул в журнал. — Ни фига себе, тачки!

— Да уж, — философски изрек шофер. — Нам с тобой, Леха, на них ни в жисть не заработать. А вот какая-нибудь… — Он выругался. — Вон, пишут — одной дорогущую тачку подарили, другой… И за что, спрашивается? Да за красивую задницу, больше ни за что! Во, блин, уроды. Тут пашешь, пашешь — весь в мыле — а на зарплату смотреть тошно.

— Ну, уж нам-то с тобой никто тачку не подарит, не думай, даже и ждать нечего, — засмеялся Лешка и, посчитав прелюдию законченной, наконец, задал главный вопрос:

— Коль, а ты сейчас с фермы или на ферму?

— На ферму. Вот, зоотехника с почты дождусь — и поеду.

— А назад во сколько поедешь?

— Да через час где-то.

— До повертки подкинешь?

— Давай… Только ждать не буду — ты вот здесь, на крылечке сиди, ладно?

— Конечно! — Лешка обрадовано подпрыгнул. — Короче, я это, по делам побегу… Так не забудешь остановиться?

— Да не забуду, отстань.

Уговорившись с шофером, Лешка быстрым шагом обогнул трехэтажки и, перейдя по разбитым мосткам неширокий ручей, остановился перед длинным забором из сетки – рабицы. За забором произрастали аккуратно подстриженные смородиновые кусты, за которыми наблюдалась выложенная плиткой дорожка, ведущая к небольшому дачному домику с белыми резными наличниками и крышей из нержавейки. Красивенький такой был домик, как с картинки из глянцевого журнала. Рядом с домиком стоял новый белый автомобиль «шевроле – ланос», не такая уж и крутая тачка, вокруг которой, вооружившись тряпкой, бегала немолодая уже женщина в широкополой шляпе, красном лифчике и серых мешковатых шортах. Дачница.

— Здрасьте! — Лешка подошел к воротам и на всякий случай спросил, в каком доме живет бабка Федотиха.

— Федотиха? — дачница улыбнулась. — А во-он ее изба, у леса. Видите?

— Да вижу, спасибо.

Изба бабки Федотихи — добротный, серый, рубленный в лапу, дом под шиферной крышей — была окружена дощатым забором, поверх которого угрожающе поблескивала на солнце колючая проволока. Висевшая на калитке табличка, грозно предупреждавшая — «Осторожно, злая собака», — ничуть не напугала Лешку, со слов Ваничева он знал уже, что никакой собаки у бабки нет, а табличка рассчитана на чужих. За калиткой, на дворе у просторной, пристроенной к дому веранды, стояла бабкина машина — красная «Таврия», что было хорошим знаком — значит, Федотиха дома, а не уехала в город сдавать перекупщикам принятые у местных ягоды и грибы.

Обойдя машину, Лешка подошел к веранде и постучал в окно:

— Есть кто-нибудь?

— Иду-иду, — послышался приветливый женский голос. Дверь отворилась, и вышедшая на двор хозяйка внимательно осмотрела незваного гостя вдруг ставшим подозрительным взглядом:

— Чегой без корзинки-то? Аль где оставил? Чернику принес, лисички?

— Да нет, — улыбнулся Лешка. — Мне бы спирту чуток.

— Спирту?! — зло переспросила Федотиха. — А кто это тебе сказал, что я спиртом торгую?

— Дядя Ваня Иваничев.

— Ванька? Врет, паразит!

— Так значит, нету?

— Нету, нету, — бабка замахала руками. — И не было никогда. Иди, иди отсюда, милок, да боле не приходи. Ишь, чего захотел, спирту!

— Ну…

Враз погрустневший Лешка не знал, чего теперь и делать. Без спирта его точно никто вытаскивать не будет! У кого ж купить? Во! У Рашида в медпункте взять, на время — там-то уж наверняка есть. А потом вернуть — купить где-нибудь, кажется, в трехэтажках кто-то торгует, узнать бы точно — кто.

— Эй, парень, — у самой калитки Федотиха вдруг нагнала Лешку. — Ты сам-то кто?

— Да тракторист, на практике вот у вас.

— А, понятно, — бабка неожиданно подобрела… или это просто так показалось?

Выглядела она, надо сказать, точно так, как обычно и выглядят деревенские бабки — темная затрапезная юбка, вязаная кофта, цветастый платок, лицо продолговатое, морщинистое, с тонкими, ехидно поджатыми губами и остреньким носом и небольшими усиками над верхней губой — запоминающееся, надо сказать, лицо. Глаза непонятного цвета, прищуренные — а взгляд такой неприятный, острый, просвечивающий, словно рентген.

— Недавно, значит, у нас?

— Угу.

— То-то я тебя не знаю. Практикант… Случайно, не ты трактор в болотине утопил?

Лешка аж закашлялся от удивления — ничего себе, и суток не прошло, а уже вся деревня знает! Наверняка это почтальонша Ленка все разболтала, заразища, она, она, больше некому.

— Чего в болото-то сунулся, нешто объехать нельзя было?

— Да, думал, проеду…

— Думал он, — Федотиха оперлась на калитку. — Нехорошее место это Черное болото, — глухим голосом продолжала бабка. — Не один человек уж там сгинул и сгинет еще. Трясина, да и леший, говорят, там где-то рядом бродит.

— Леший?!

— Не хочешь, не верь. Одначе берегись, парень, оказаться на Черном болоте ночью, да еще в грозу! — Федотиха набожно перекрестилась и уже будничным тоном произнесла: — Ну, идем.

— Куда? — не понял Лешка. Оглянувшись вокруг, бабка понизила голос:

— Тебе ж спирт нужен?

— Ну.

— Сколько?

— М-мм… На двадцать рублей сколько выйдет?

— На двадцатку? Ну, грамм триста. Посудина какая при себе есть?

— Ой, — Лешка хлопнул себя рукой по лбу. — Забыл!

— «Забыл», — передразнила торговка. — Ладно, уж посмотрю у себя, может, и найду что-нибудь. Ты тут, у веранды, жди.

Сказав так, Федотиха скрылась в избе, но скоро вышла, неся в руке белую пластиковую канистру литров на пять.

— Тут, на дне, как раз грамм триста и осталось. На вот! Только канистру сегодня верни.

— Спасибо! — Лешка передал бабке деньги. — А хороший ли спирт?

— Хороший, хороший, не сомневайся, — хрипловато рассмеялась торговка. — Пей, знай, еще никто не помер. Канистру вернуть не забудь.

— Не забуду.

Не прощаясь, юноша побежал по узенькой тропке вниз, к ручью — там, кажется, валялись пластиковые бутылки. Продрался кустами, замер у самой воды — нет, никаких бутылок видно не было, наверное, унесло течением. Что ж, можно и у себя в бараке взять, уж там точно есть, Только бы успеть к молоковозу!

Сокращая путь, Лешка резко повернул влево и вышел на старую поскотину, возле соснового бора, заросшую густой травою и папоротниками. Вдоль поскотины тянулась тропинка, ведущая через ручей прямиком к трехэтажкам, ну а от них до барака — рукой подать.

— Леша! — послышался за спиной звонкий девичий голос.

Лешка оглянулся и недовольно нахмурился, увидев позади Ленку, почтальоншу. В ситцевом летнем платье с узкими лямками — голубом в белый крупный горошек — Ленка осторожно вела за руль свой старый велосипед, на багажнике которого была пристроена сумка. Н-да-а… Вот уж кого меньше всего хотелось сейчас встретить! Теперь растреплет на всю деревню, мол, практиканты спирт покупают да пьянствуют, уж за ней не заржавеет.

— Ого, канистра! Никак спиртику решил выпить?

Ну, вот оно, начинается!

— Не рано, Лешенька?

— Не рано. — Лешка демонстративно прибавил шагу.

— Ой, не беги так, — попросила девушка… нет, скорей, женщина — лет Ленке было уже под тридцать, имелся и ребенок — смешной такой мальчишка лет восьми… или девчонка.

Лешка оглянулся:

— Тороплюсь я.

Нет, вообще-то Ленка была бабой красивой — черноглазая, с длинными темно-русыми волосами — «цыганистая», как ее называли бабки. С тонкой талией и большой колыхающейся грудью, она сводила с ума многих парней и разбила уже не одну семью — за что бабы, конечно, ее не жаловали, а пару раз даже, говорят, изрядно намяли бока.

— Ой, торопится он, — Ленка хмыкнула. — Я смотрю, уже весь запарился. Попить хочешь?

— Попить? — Лешка обернулся. — А что у тебя?

— Минералка, правда, немножко. Хочешь?

— Не откажусь.

— Тогда подержи.

Передав парню руль, почтальонша вытащила из сумки пластиковую бутылку… как раз такую, какая и нужна была Лешке — перелить спирт.

— Я все выпью, можно?

— Да пей, жалко что ли… Поможешь мне через ручей перебраться? Там мостки узкие.

— Да помогу, конечно. Тебе бутылка не нужна?

— Зачем?

— Так я возьму?

— А, — Ленка язвительно расхохоталась. — Поди, спирт бодяжить?

— Да уж как-нибудь…

Разговаривая, они прошли вдоль старой поскотины и, оставив позади бор, спустились к заливному лугу. Отражаясь в текущем рядом ручье, ярко светило солнце, бледно-голубое небо дышало зноем, а изумрудно-зеленая трава в желтых точках цветов казалась мягким, как одеяла.

— Говорят, ты в институт поступил? Правда? — почтальонша искоса посмотрела на парня.

— В университет, — почему-то покраснел тот. — На факультет социальных наук — бывший исторический.

— Молодец! — женщина улыбнулась. — Это что же, историком будешь, как Владимир Иваныч, учитель наш?

— Ну, — Лешке почему-то сейчас не хотелось вдаваться в подробности.

— Красиво как! — внезапно остановилась Ленка. Лешка согласно кивнул:

— Да, ничего.

— Слышь, Леш… У меня чего-то меж лопатками чешется. Посмотри, а?

— Где…

Опустив велосипед в траву, почтальонша повернулась спиною. Лешка дотронулся до загорелого плеча:

— Здесь?

— Нет, ниже… Да ты молнию-то расстегни, не стесняйся…

Юноша сглотнул слюну.

— И лямки спусти. Вот… Почеши, а? Вот тут, под лопатками… теперь ниже… еще ниже…

Лешка хотел сказать, что куда уж ниже, но — словно язык присох! Еще бы — лифчика-то на почтальонше не было! Пальцы чувствовали тепло шелковистой кожи, скользя по изгибу позвоночника вниз, к…

— Так, так, хорошо… — шепотом командовала Ленка. — А теперь…

Она вдруг резко повернулась, ударив юношу голой большой грудью с налитыми твердыми сосками, обняла, расстегнула рубашку, целуя в губы:

— Лешенька, Леша… Пойдем… Вон, сюда, в траву…

…Высоко в небе таял реверсивный след самолета.

Лешка резко уселся и, помотав головой, потянулся к рубахе:

— Мне пора, Лен… Правда, пора.

Ленка улыбнулась:

— И мне… Приходи вечером, а?

— Сегодня точно не смогу.

— Приходи завтра. Я буду ждать.

Проворно натянув платье, женщина вновь повернулась спиной:

— Застегни… Ну, до завтра, Алеша…

Лешка счастливо вздохнул:

— До завтра… Стой, ты ж просила через мостки перевести!

— Да ладно, переберусь и сама. Беги, куда там тебе надо.

Лешка все-таки проводил почтальоншу на другой берег, там, правда, целоваться не стали — видно из домов. Лишь простились до завтра. До завтра… Завтра!

Лешка еще никогда не был так счастливо близок с женщиной, как вот сейчас, на лугу. Какая она красивая, эта Ленка! Да и характер вроде бы ничего… Как говорит бригадир Михалыч — йэх!

Помахав на прощанье, Лешка осторожно перелил спирт из канистры, тут же и разбавил ручьевой водой — ну, не болотной же потом разбавлять. Потом поплотней закрутил бутыль пробкой, взглянул на канистру — и громко захохотал, прочитав надпись на небольшой наклейке: «При попадании на кожу, промыть водой и обратиться к врачу». Ну и ну! Вот так спирт, бляха муха — «при попадании на кожу, промыть водой…»