Комнатой Ядвиги оказалась небогато обставленная, темная (воловий пузырь, натянутый на раму в единственном окне, скверно пропускал свет) каморка. Впрочем, скудного освещения хватило, чтобы разглядеть небольшую дыру в потолке. Из этого узкого отверстия над засыпанным деревянной щепой ложем свисало… женское тело. Тело отчаянно сучило ногами. До подмышек оно уже было внизу, но руки, плечи и голова все еще находились на втором этаже купеческого особняка.

Дальнейшее продвижение вниз тормозила одежда. «Пробка» из платьев и юбок задралась до неприличия и надежно удерживала несчастную в висячем положении. Женщина, или, скорее, юная дева, несмотря на хрупкую комплекцию, застряла, как Вини–Пух в кроличьей норе. Ну а поскольку средневековые дамы не носили привычного для современниц Бурцева нижнего белья, он поневоле стал свидетелем весьма пикантного зрелища. И весьма волнующего тоже.

Ничто не скрывало сейчас стройных ножек, будоражащего кровь пушка между ними, плоского животика, бедер, на которых не просматривалось ни капли лишнего жира, высоких грудок с острыми сосками, свежего, по своему даже эротичного шрамика под левой грудью… Шрамик?! Бурцева словно окатили ледяной водой. Да неужели!

— Госпожа! — вошла и всплеснула руками Ядвига. Былого веселья — как не бывало. Девушка метнулась к кровати. Сбросила с постели погнутую кочергу, которой, видимо, и расковыряли злополучную дыру в потолке. Перепуганная служанка попыталась вырвать обнаженное тело из плена задравшихся одежд.

— Чего стоишь, Вацлав?! Бросай корзину, помогай. Она же задохнется!

В самом деле! Бедняжка бог знает сколько времени висит на собственном платье в тесной щели пролома. Бурцев бросился на помощь. Было не до церемоний, но все же когда он обхватил застрявшую девушку за то место, к которому не принято прикасаться в приличном обществе, по рукам прошла дрожь. Будто током шибануло.

Затрещала рвущаяся ткань — и все трое рухнули на ложе Ядвиги. Служанка скатилась на пол, а раскрасневшаяся мордашка малопольской княжны Агделайды Краковской уткнулась в лицо Бурцева. Вот, значит, к какой госпоже в услужение наняли Ядвигу!

Первым делом Аделаида подскочила как ужаленная. Вторым — прикрылась остатками платья. Третьим — удивленно выдохнула: «Вацлав?!» Четвертым — влепила ему звонкую пощечину, яростно прошипев: «Да как ты смел, мужлан!» Пятым — бросилась на шею Бурцеву. Шестым — отпрянула прочь и часто–часто задышала.

— Вы что, знакомы? — пискнула из–под ложа Ядвига.

На нее, однако, внимания не обращали.

— Как. Ты. Сюда. Попал?

Бурцев ответил Аделаиде не сразу. Его ладони еще ощущали тепло и упругость ягодиц княжны. А перед мысленным взором до сих пор парило обнаженное тело дочери Лешко Белого. Такой же, ну, или почти такой представлял Бурцев Аделаиду в своих самых сладостных мечтах.

— Как, Вацлав?

— Э–э–э… М–м–м… — Он замялся.

Говорить правду о том, почему он здесь оказался, не хотелось.

— Искал тебя…

Это тоже не было ложью, не так ли?

— А–а, — Аделаида вздохнула. Как показалось Бурцеву, с облегчением. — А то уж я подумала… Ядвига наша — девушка несколько гм… легкомысленная и охочая до… В общем, мужчины на ее ложе — гости не редкие.

Он предпочел тактично промолчать, а служанка спешно сменила тему разговора:

— Что случилось, госпожа?

— Сбегаю я, вот что! — фыркнула Аделаида.

— Из–под венца?! — Ядвига прикрыла ладошками ротик, однако глазки ее озорно блеснули. — Ты говорила, госпожа, что не мил тебе Казимир Куявский, но бежать от замужества с князем! На такое не каждая решится.

Дочь Лешко Белого посуровела:

— Князь Казимир приходил вчера под вечер. Объявил, что обвенчается со мной сразу же после победы над татарами. Приказал готовиться. Тебя вот, Ядвига, за нарядами к свадьбе послал. А мне свадьба та — горше смерти. Я во Вроцлаве хотела руки на себя наложить. Вырвала у куявского кнехта меч из ножен, навалилась грудью на острие, да оттащили меня псы Казимировы. И оружия теперь у них не раздобыть. Кочергу только вот в камине нашла. Я ею пол расковыряла. Думала, пока охрана наверху караулит, спущусь вниз — и поминай как звали. Но застряла. Висела, пока вы не пришли. Стыд–то какой…

Аделаида зарделась.

— Так внизу ж тоже есть охрана! — охнула Ядвига, — Францишек у входа стоит.

— Ну, с Францишеком твоим мы как–нибудь управимся, — пообещал Бурцев. — А вот по городу в таком рванье бегать не стоит. Особенно знатным панночкам. Ты переоденься, княжна. Нарядов тебе Ядвига — вон уйму накупила. Да не смущайся, отвернусь я, отвернусь, хотя чего теперь–то таиться…

Шелест платьев и пыхтение Ядвиги, помогавшей своей госпоже облачиться в новое одеяние, заглушили другие звуки. Возле купеческого особняка вразнобой застучали подкованные копыта. Что–то приветственно гаркнул Францишек. По дому протопали тяжелые сапоги. Кто–то явно поднимался на второй этаж.

— Ох, боженьки! — прошептала Ядвига. — Никак Казимир со свитой пожаловал.

Бурцев негромко и витиевато выругался, не особо стесняясь присутствующих дам. Наверху грохнула дверь.

— Сбежала! — вопль был истошным, надсадным. — Княжна сбежала!

— Тре–во–га! — Особняк легницкого купца содрогнулся от шума и криков.

Чья–то голова в остроконечном шлеме появилась в проломе на потолке. Голова в изумлении воззрилась на Аделаиду. Княжна, взвизгнув, приголубила воина кочергой. Судя по звону, которым отозвался шлем, удар был не из слабых. Куявец, однако, держать удары умел.

— Туточки она! — радостно заорал поляк. — Внизу — у служанки!

И поспешно исчез из пределов досягаемости.

Проклятье! Дверь! Ядвига так и не заперла ее за собой. Бурцев рванулся к двери — исправить ошибку. Дверь распахнулась. На пороге стоял Казимир Куявский — без лат и шлема, однако с клинком на поясе.

— Ты?!

Князь был изумлен. Князь был шокирован. Князь был взбешен до крайней степени. Правая рука Казимира метнулась к мечу. Но это слишком долгий путь. И в данной ситуации неверный.

О, с каким наслаждением Бурцев впечатал кулак в скулу заклятого врага. Куявец вывалился из комнаты Ядвиги, так и не войдя в нее. Следовавшие позади воины едва успели подхватить князя. Бурцев навалился на дверной засов. Успел! Запертая дверь вздрогнула. Раз, другой… Он оглянулся.

Аделаида — переодевшаяся, с пылающими глазами и занесенной кочергой, была готова к схватке. Похвально, да только кочерга — не самое подходящее оружие против бойцов Казимира.

— Сюда! Скорее! — Ядвига уже вырывала оконную раму с бычьим пузырем. Тайный путь ее любовников был сейчас последней надеждой.

Бурцев кошкой вскочил в оконный проем. Выглянул наружу. Никого! Пока никого… Он обернулся к девушкам. Протянул руки. Схватить обоих сразу, втянуть за собой, потом спрыгнуть, поймать внизу одну, другую и — деру…

Служанка не осмелилась идти вперед госпожи, Аделаида тоже медлила по непонятной причине. А дверь уже трещала от мощных ударов. С косяков сыпалась щепа…

— Ну же! — поторопил Бурцев.

— Ступай сам, Вацлав, — княжна указала ему кочергой за окно. В глазах — слезы и бесприютная тоска. — Иди один, и ты еще сможешь спастись. Мы будем тебе помехой.

Хрясь! Жалобно застонала скоба засова. Покорежились дверные петли.

Аделаида рассуждала здраво: вдвоем и, тем более, втроем им уже не уйти. Поздно. Слишком поздно. Но…

— Но как же ты?! — Он испуганно воззрился на княжну, мельком взглянул на Ядвигу. — Как же вы?

— За нас не беспокойся. Меня не тронут. Ядвигу тоже. Я скажу, что она силой удержала меня от побега с тобой. Казимир только вознаградит ее. Спасибо за твою верность, Вацлав. Даст Бог, еще свидимся. А сейчас Господь не на нашей стороне. Не противься его воле, ибо мне будет жаль, если ты погибнешь из–за меня.

Глаза Аделаиды повлажнели еще больше.

— Но свадьба?! — в отчаянии вскрикнул он.

— До победы над татарами свадьбы не будет. А пути Господни неисповедимы…

Бурцев скрежетнул зубами. Уж теперь–то он точно сделает все, чтобы победителем в этой заварушке вышел Кхайду–хан.

— Беги, Вацлав.

Дверь ходила ходуном и держалась на честном слове. Он покачал головой:

— Я… Я не могу так.

— Ядвига, помоги, — шепнула княжна служанке.

Та мгновенно оказалась у окна, неожиданно сильно толкнула обеими руками. Удержать равновесие в маленьком оконном проеме было нереально. Падая, Бурцев едва успел сгруппироваться у самой земли. Рухнул в грязь, перекатился через плечо. И услышал, как слетела наконец с петель вышибленная дверь. Топот, крики, лязг железа — весь этот шум перекрыл рев Казимира:

— Где он?! Схватить!

В окно уже лез Францишек с обнаженным мечом. Из–за угла купеческого особняка выскочили еще двое вооруженных куявцев. От склада–казармы тоже бежали люди князя.

Бурцев затравленно огляделся. Опустевшая улочка. Справа и слева — сплошная стена домов, лавчонок, мастерских и складов. Напротив — храм Девы Марии, огороженный от торговых кварталов высоким — в два человеческих роста — забором с беломраморными фигурками ангелов наверху. Вот где спасение!

Препятствие он взял с ходу. Декоративные крестообразные отверстия в церковной ограде послужили упором для рук и ног. Бурцев перевалился между двумя крылатыми ангелами, спрыгнул вниз. Отягощенные доспехами и потому не столь ловкие преследователи разразились проклятиями. А он со всех ног уже несся к воротам храмового комплекса.

Увы, все оказалось не так просто. На территорию храма из ворот валила плотная галдящая толпа. Судя по всему, народ вытесняли с улицы, а любопытные горожане всячески упирались, стараясь что–то рассмотреть за чужими спинами… М–да, сквозь такое столпотворение хрен пробьешься.

Бурцев свернул на небольшую цветочную клумбу и с разбега вновь вскарабкался к фигуркам на церковной ограде. Подтянулся, глянул вниз — под мраморное крыло. Эх, вот ведь незадача!

Пышная процессия неторопливо шествовала по улице. Вооруженные рыцари, оруженосцы, слуги… Во главе колонны — под стягом с изображением белой стрелы на красном фоне — ехал высокий всадник, чьи доспехи почти полностью скрывали расшитые золотом и серебром одежды. Светлые волосы наездника, аккуратно подстриженые над бровями, по бокам и сзади свободно ниспадали на плечи. Худощавое лицо несло печать кротости, скорби и смирения, свойственных скорее монаху, нежели воину. Тем не менее на боку всадника висел длинный меч, а сам он восседал на крепком боевом жеребце. Оруженосцы везли за своим господином треугольный щит все с той же — белой на красном — гербовой стрелой, тяжелое рыцарское копье и островерхий шлем, на котором величественно покачивался роскошный плюмаж из павлиньих перьев.

— Дорогу князю Силезии Генриху Благочестивому! — торжественно провозгласил конник в пестрых одеждах из свиты скорбноликого всадника. — Дорогу княжескому войску, выступающему навстречу верному союзнику и доблестному королю Венцеславу.

Кричал он больше для порядка. Дорога была совершенно свободна, и князь Генрих со своими рыцарями, крестясь, вступил под тень церковных ангелов. Желания прыгать вниз — под копыта и копья грозной княжеской дружины — у Бурцева не возникло. За подобную дерзость простого кмета убьют на месте. А не убьют — так схватят, что тоже его не устраивало.

Бурцев оглянулся. Нет, воины Казимира за ним не гнались. Зачем, если можно пустить вдогонку стрелу? В одну из крестообразных щелей храмовой ограды уже вставлен куявский самострел. Декоративные прорези, оказывается, служат еще и бойницами!

Он спрыгнул на церковную клумбу в тот самый момент, когда невидимый стрелок спустил тетиву арбалета. Толстый короткий болт звякнул над головой беглеца. Тяжелый наконечник перебил колени мраморного ангела. Крылатая фигурка, надломившись, рухнула за ограду. Звон разбитого мрамора потонул в криках княжеской свиты.

Зашибло кого–то, что ли? Увесистый ангелочек, рухнув на процессию с приличной высоты, запросто мог проломить чью–нибудь не защищенную шлемом голову.

Толпу в воротах храмовой ограды больше не сдерживали. Любопытствующие и встревоженные горожане настырно проталкивались обратно на улицу. Бурцев поспешил смешаться с людской массой.

— Князя Генриха убило! — раздался над ухом чей–то голос.

— Не–е, не убило! — возразил другой. — Рядом что–то упало — прямо под копыта княжеского коня.

— Все равно, дурной знак то!

— Истинно так. Не иначе, Господь предупреждает князя о поражении в битве с татарами. Ох, горе нам, грешным.

— На все воля Божия.

— Аминь.

Князь не пострадал. Это Бурцев понял сразу, как только протиснулся через церковные ворота на улицу. Фигура Генриха Силезского по–прежнему возвышалась над толпой, тем не менее к князю отовсюду пробивались знатные паны. Некоторые из них в волнении спешивались и припадали к стремени едва не погибшего господина.

Бурцев не замедлил воспользоваться верноподданническим пылом силезского рыцарства. Приметив бесхозного жеребца, он тихонько вывел его из бушующей людской массы к ближайшему безлюдному переулку. Здесь Бурцев, уже не таясь, вскочил в седло и ударил пятками по конским бокам…

Проклятий шляхтича, у которого средь бела дня увели боевого скакуна, никто не расслышал. Как и воплей куявцев: преследователи Бурцева надолго увязли во взволнованной толпе.

Приказа закрыть ворота не было. И городская стража, увлеченная шмоном очередного крестьянского обоза, не стала останавливать странного кмета на добром коне, лихо промчавшегося меж телег.