Быстроногую молодую кобылицу по кличке Стрела Бурцев получил в ту же ночь. Оружие и прочее снаряжение — на следующей стоянке.

Кольчуга покойного Федора и куполообразный шлем с наносником пришлись впору. Щит Бурцеву Дмитрий тоже вручил из новгородских запасов — не треугольный, рыцарский, а круглый, какими пользевались в бою русские дружинники. А вот вместо меча Бурцев подобрал себе татарскую саблю — крепкую, гибкую, не очень длинную, зато легкую. В конных схватках рубиться такой — одно удовольствие, да и пешего противника сечь сверху сподручнее.

Только оружием дальнего боя ему обзавестись не удалось. Арбалеты в татарском войске почти не использовались, ну а луки…

Дмитрий дал подержать один. Да уж! Жалкие самоделки стрелков из лесной ватаги дядьки Адама не шли ни в какое сравнение с этой убойной машиной. Сила, скрытая в упругих изгибах, казалось, способна метать стрелы без участия стрелка. За долгие века нескончаемых степных стычек кочевники создали поистине идеальное орудие убийства на расстоянии.

Гуннская — с двумя изгибами — форма; накладная — из дерева, усиленного рогом основа; звенящая тетива сложного плетения… Лук был покрыт специальным лаком, предохраняющим оружие от влаги и пересыхания. А длинные стрелы с тяжелыми наконечниками, закаленными особым образом в солевом растворе, выглядели весьма впечатляюще.

Дмитрий уверял, что ТАКИЕ стрелы, выпущенные из ТАКОГО лука, пробивают любую броню, а по дальности полета не уступают болтам польских и немецких арбалетов. Причем опытные лучники накладывают на тетиву и метают в бою по две–три стрелы сразу. Ну а что до меткости стрелков, то… В общем, дядька Адам отдыхает.

— Татары учатся стрелять из лука, так же как и ездить на лошади, сызмальства, — пояснил новгородец. — Первые малые луки–игрушки они получают от родителей уже в три–четыре года. А в отрочестве прекрасно владеют серьезным оружием, годным не только для охоты, но и для войны. Лук же взрослого воина ты держишь сейчас в своих руках, Василь.

Бурцев попробовал натянуть лук взрослого воина. Увы и ах! Видать, не те мышцы качал. Слабоват он еще для подобных тренажеров. Дядька Адам — тот, может быть, и совладал бы, а вот омоновец, больше привыкший палить на стрельбищах из автомата, — никак. Арбалет — еще куда ни шло, но вот лук степняка…

Как справиться с упругой косичкой воловьих жил, как удерживать ноющими пальцами тугую тетиву и стрелу, как прицелиться, да на полном скаку?! Нет, все это было выше его понимания.

— Ладно, не пытайся. — Дмитрий забрал лук. — Все равно наша дружина больше врукопашную рубится.

Помимо оружия Бурцева снабдили всем необходимым для похода. Хан Кхайду не требовал от союзников вооружаться по монгольскому образцу. Зато прочая амуниция оказалась унифицирована в лучших традициях регулярной армии. У каждого воина была палатка или хотя бы пара теплых шкур. Кроме того, в походе ему полагалось иметь два кожаных мешка–турсука. Мешки эти использовались не только для хранения воды и пищи, но и при переправах через реки. Надутые воздухом, они хорошо держали на воде и человека, и его поклажу.

Походное меню в войске кочевников было без изысков: просо, вяленое мясо да сухой кислый сыр–крута. Ну и, конечно, провиант, что доставался им по праву победителя на захваченных землях. Если припасы истощались, войско могло обходиться без воды и пищи до десяти дней. Степняки просто пускали кровь лошадям и пили ее. Впрочем, польские княжества — не безжизненные выжженные солнцем степи. Здесь пить лошадиную кровь пока еще никому не приходилось.

Кроме запасов провизии и воды, каждый воин хана вез с собой веревки, походный топор, сито для просеивания муки и очистки грязной воды, шило, нитки, иголки, пилки для затачивания оружия.

— Кстати, — заметил Дмитрий. — За отсутствие любого из этих предметов Чингисхан мог казнить своего воина. Кхайду не столь строг, особенно с союзниками, и из–за потерянной иголки головы не лишает. Но вот трусость в бою карается без пощады. Побежит с поля брани один человек — казнят весь десяток. Побежит десяток — казнят сотню. Казней не будет лишь в том случае, если в бегство обратится все войско. Но такого, по крайней мере при мне, еще не случалось.

Еще бы! Трудно обратить в бегство армию, каждый солдат которой знает, что, спасая собственную шкуру, он обрекает на неминуемую смерть себя и своих товарищей после сражения. Ни шагу назад, в общем… Законы военного времени покруче сталинских расстрелов на передовой.

— Поэтому предупреждаю сразу, Василь, — продолжал Дмитрий. — Коль увижу, что ты начинаешь пятиться перед супостатом, зарублю вот этим самым мечом.

Бурцев промолчал. Но раз уж на то пошло, то же самое вправе сделать и он, стоит десятнику смалодушничать в бою.

— Зато можешь быть спокоен, — Дмитрий подмигнул. — В полон тебя ни поляки, ни тевтоны не возьмут. Мы не позволим. С этим тоже строго: если кого–нибудь пленят, татары опять–таки убивают весь десяток.

Бурцев вспомнил брата Себастьяна с его пыточным арсеналом. Пожалуй, татаро–монгольский вариант круговой поруки — не такая уж и плохая вещь.

Знакомое уже «Бр–р–рум–бам–п» громыхнуло вдруг где–то на краю лагеря. И еще раз, и еще.

— В чем дело? — встревожился Бурцев. — Нападение?

— Нет, — мотнул головой десятник. — Сигнал сбора на казнь. То, о чем я тебе говорил. Смерть — она легка на помине.

— И часто у вас такое происходит?

— Не–а. С тех пор, как вошли на польские земли, — в первый раз. Так что, думаю, стоит посмотреть. Особенно тебе, Василь. Оно полезно будет. Идем!

В «полезности» предстоящего зрелища Бурцев сомневался. Но последнее слово десятника прозвучало как приказ. А в войске, где царят столь крутые нравы, пререкаться с командиром — себе дороже. Он предпочел не ерепениться. Пока, по крайней мере.