Нагнать князя Казимира удалось лишь после нескольких смен лошадей. Врага они заметили из небольшой рощицы, через которую вела утоптанная к пытами широкая дорога.

Вереница конных фигурок, растянувшихся вдоль тракта, выделялась пестрыми одеждами и яркими гербами на серо–зеленом фоне ранней весны. Двигались всадники медленно и устало, а направлялись, судя по всему, к видневшимся вдали стенам и башням небольшого городка.

— Сродо, — озабоченно проговорил Янек.

— Что?

— Это сродовская крепость. На полпути от Легницы. Если куявцы въедут туда или к ним навстречу по спешит подмога, нам лучше повернуть коней. Повернуть?!

В центре куявского отряда Бурцев углядел единственную невооруженную фигуру. Женскую… Аделаида! Слава богу, хоть везли ее не поперек лошадиного крупа, а в седле. Правда, руки дочери Лешко Белого были связаны. И связаны основательно — куда там стальным браслетам спецсредства «нежность»! Запястья обмотаны так, что княжна лишь кончиками пальцев могла держаться за повод лошади. Да и могла ли? Вряд ли из–за тугих пут она вообще ощущает повод затекшими руками. Если б не уроки верховой езды опекуна–воевода, Аделаида давно вывалилась бы из седла.

Сердце Бурцева забилось чаще. Куявцев втрое больше, но их загнанные лошади едва передвигали ноги. Впереди на огромном коне, покрытом плотной матерчатой попоной, ехал всадник в нагруднике из толстой кожи с металлическими бляхами поверх длинной кольчуги. Ноги предводителя куявцев прикрывали металлические поножи, а плечи — плоские и широкие наплечники, похожие на погоны сумасшедшего генерала, страдающего манией величия. Кольчужные рукава и перчатки защищали руки. Сбоку болтались два меча в богато украшенных ножнах: один — покороче и полегче — на перевязи, другой — подлинней и потяжелее — был приторочен к седлу всадника. На пятках поблескивали шипастые колесики золотых шпор. Золотым шитьем был покрыт и наброшенный на плечи конника роскошный шелковый плащ.

Треугольный щит с изображением белого льва красном фоне и черного орла на желтом, а также тяжелое рыцарское копье за вожаком везли двое оруженосцев в легких касках и коротких кольчугах, небольшими мечами на кожаных поясах и серебряными шпорами на сапогах. Третий оруженосец, словно ценнейшую реликвию, держал перед собой глухой шлем — топхельм своего господина. Лицевую сторон ведрообразного головного убора усиливали две стальные полосы, закрепленные крест–накрест. Над поперечной полосой чернели две узкие смотровые щели, в нижней части шлема можно было различить частую сыпь отверстий для дыхания. По бокам шлем торчали два рогообразных нароста. То ли для дополнительной защиты, то ли для устрашения врага.

Важный куявец как раз обернулся к прислуге. Пока он отдавал распоряжения, Бурцев успел разглядеа лицо — неприятное заносчивое лицо чуть располневшего, но еще уверенного в своих силах человека. Усы и борода тщательно обриты, напоказ выставлены мясистый подбородок, по–бульдожьи отвислые щеки, искривленные в презрительной насмешке тонкие губы. Из–под толстой войлочной шапочки–подшлемника невыбивалось ни волосинки. «Лысый!» — не без злорадства констатировал Василий. Вожаку куявцев было под сорок. Или около того. Неужели именно его два Конрада — тевтонский магистр и мазовецкий князь пророчили в супруги только, только расцветающей семнадцатилетней красавице Аделаиде?!

— Казимир Куявский! — подтвердил догадку Бурцева Янек. — Мне доводилось видеть его еще при Лешко Белом. Ох, и сдал же с тех пор князь. Постарел и жирком пооброс. Покойно, видать, ему живется под покровительством тевтонов–то.

— Думаешь, справиться с ним будет несложно? — Про себя Бурцев решил, что в грядущей стычке постарается лично достать ненавистного куявца.

— А вот этого я не говорил, — покачал головой Янек. — Казимир — не пример для подражания, но чего у него не отнимешь, так это смелости и боевого мастерства. Он смел отчаянно, смел до безрассудства. Согласись, трус не отправился бы самолично искать пропавшую княжну прямо под носом у татар. Да и на ночной побег из осажденного язычниками Вроцлава с обузой полонянкой и столь малым отрядом не решился бы. Ну, а что касается воинского искусства Казимира… Я присутствовал на турнирах с его участием. Может быть, сейчас рука куявского князя не так тверда, как в молодости, но, думаю, он по–прежнему остается опасным противником.

— И много там, по–твоему, еще опасных противников? — Бурцев кивнул на цепочку всадников.

— С куявскими рыцарями из свиты Казимира придется повозиться. Видишь тех вон гордецов с золотыми шпорами, расшитыми перевязями и гербами на щитах? Все они профессиональные воины — с отрочества постигают науку убивать. Не будь их лошади настолько измученными, я бы вообще не рекомендовал сейчас нападать на куявцев. Но в бою рыцарь без лошади — уже и не совсем рыцарь.

Золотошпорых «профи» Бурцев насчитал не больше полудюжины.

— А остальные?

— Кнехты–то? Оруженосцы и стрелки–арбалетчики? Вряд ли они дадут достойный отпор. В пешем строю эта челядь не представляет опасности, а лошади у кнехтов, я смотрю, еще хуже, чем у их господ: вот–вот падут от усталости. К тому же куявцы сейчас не ожидают нападения. Рыцари, вишь, хоть и в кольчугах, но без шлемов, а у арбалетов сняты тетивы. Если напасть внезапно…

Именно так они и сделали.

Рощица, из которой просматривался тракт, находилась на небольшой возвышенности, так что преследователи буквально слетели с пологого склона на свежих лошадях наперерез куявским всадникам.

Воины Казимира сделать уже ничего не могли. Для поспешного бегства их вымотанные кони были слишком слабы. Для контратаки с невыгодной позиции — годились еще меньше. Единственное что успели куявцы, — надеть шлемы, похватать оружие, развернуть лошадей мордами к атакующим и выставить перед собой щиты и копья.

Князь Казимир встал в первом ряду — среди шестерки своих рыцарей, в самом центре. За золотошпорыми всадниками изготовились к битве кнехты и оруженосцы. Стрелки–арбалетчики в третьей линии с шились и приводили в боевое состояние самострелы.