Мункыз наморщил лоб, вспоминая.

— Вундер–ваффен… вундер–ваффен… Да, кажется, Франсуа упоминал что–то подобное. Будто бы он подслушал в церкви аль–Кумамы разговор двух тевтонских братьев о некоей силе, способной превратить в пепел целый город. Но, сказать по правде, я не придал значения словам Франсуа. Во–первых, орденские рыцари всегда были склонны преувеличивать могущество своих союзников. А во–вторых… Мало ли у немецких колдунов чудо–оружия? Громометы, шайтановые повозки, железные птицы–джинны… И потом, речь в подслушанном разговоре шла о Риме. Якобы именно этот город намеревались уничтожить Хранители. А ромейские земли слишком далеки от Палестины. Я попросил Франсуа, чтобы он сообщил об услышанном Арману де Перигору — в отряде франков тогда как раз находился посланник католического патриарха, который мог бы предупредить ромеев. Больше я не вспоминал о том разговоре.

— Напрасно. Чудо–оружие действительно обращает в пепел города — тут нет преувеличения. И заготовлено оно не только для ромейских земель. Просто тевтонам знать об этом ни к чему.

Мункыз нахмурился:

— Вот как? Что тебе еще известно, каид?

— Хранителям Гроба не удалось сжечь Рим, и теперь они намереваются сделать это с Иерусалимом. Потому–то немецкие колдуны и покидают город.

— Сделать ЭТО с Эль Кудсом?! – Мункыз смотрел на него недоверчиво и гневно. — Сжечь Эль Кудс?!

Потом в глазах мудреца появился страх.

— Христианский дервиш, которого повесили сегодня у Иосафатских ворот… Так, значит, он говорил правду? Его видения — это предупреждение, посланное свыше? Аллахом?

Христианский дервиш и Аллах — н–да…

— Ну, можешь считать и так.

Мункыз нервно прошелся. Туда прошелся, сюда. Проронил негромко:

— А я–то никак не мог понять, почему немцы вдруг, без видимой причины, решили уйти из города, в котором так долго и упорно наводили свои порядки.

— Теперь понимаешь?

— Не все. Рыцари черного креста — они ведь остаются.

— Кто–то должен остаться, Мункыз. Остаться в городе, а значит, остаться в неведении. Кому–то надлежит удерживать население в страхе и охранять чудо–оружие, пока Хранители отойдут достаточно далеко, чтобы самим не стать его жертвой.

— Но, скажи, зачем немецким колдунам вообще потребовалось уничтожать Эль Кудс? Они решили стереть с лица земли мусульманские и христианские святыни, да?

— Дело не в этом, Мункыз. Не только в этом. Вундер–ваффен не простое оружие. С его помощью Хранители надеются…

Взломать пространство и время. Проложить через центральный хронобункер СС цайт–тоннель без конца и края. Начать широкомасштабную военную кампанию в прошлом.

— …Ну, скажем так, многократно умножить свои силы.

— Магия?

— Да, очень древняя магия… Помноженная на цепную ядерную реакцию.

— И насколько сильны станут немецкие колдуны? После ЭТОГО?

— Настолько, что не будут больше нуждаться в союзниках и смогут диктовать свою волю всему миру.

Мункыз задумался.

— Возможно, очень возможно, что ты прав, Василий–Вацлав. Не все рыцари черного креста поддерживают своего каида–магистра Генриха фон Хохенлоха. И не все готовы слепо повиноваться Хранителям Гроба. А после происшествия с христианским дервишем в рядах тевтонов и вовсе зреет раскол. Наверное, такие союзники немецким колдунам в самом деле уже не нужны. Но что можем сделать мы? Пока из города не ушли Хранители, захватить Эль Кудс нам не под силу. А когда Хранители уйдут, будет поздно, не так ли?

— Город захватят другие, — пообещал Бурцев. — Если вы отвлечете на себя внимание немцев и поможете открыть ворота Иерусалима. Ну, скажем, Иосафатские. Они уже знакомы нам и…

— Погоди–погоди, Василий–Вацлав, — Мункыз встрепенулся. — Ты сказал — другие? Кто другие? Какие другие?

— С наступлением темноты к Масличной горе выйдет войско египетского султана под предводительством наиба Айтегина аль–Бундуктара.

— Айтегин? — Мункыз оживился еще больше. — Он идет к Эль Кудсу?

— Он и десять тысяч всадников. Нужно лишь пустить их в город. И сделать это прежде, чем уйдут Хранители.

…Военный совет длился недолго. Действовать, но настоянию Бурцева, решили в четыре этапа. Первый: используя подземный ход госпитальеров, внезапно и без лишнего шума захватить тевтонские позиции в районе Церкви Гроба и Сен–Мари–де–Латен. Перебить часовых, овладеть арсеналом и конюшней, вырезать спящих. Правда, колокольня с пулеметом может оказаться крепким орешком. Но зато эта огневая точка на господствующей высоте здорово пригодилась бы в дальнейшем. Бурцев решил взять колокольню на себя.

Затем следовало раздобыть транспорт. Надо же на чем–то везти снаряды к городским воротам. Поначалу Бурцев думал ограничиться какой–нибудь тевтонской телегой с захваченного церковного подворья, но Мункыз, сам того не ведая, направил его мысли в иное русло. Целитель–алхимик обмолвился, что после наступления запретного часа неподалеку от церкви аль–Кумамы часто ездят «шайтанские» повозки немецких дозоров. А ведь «шайтанская» повозка подошла бы для атаки на ворота больше, чем повозка обычная.

Дерзкий план созрел мгновенно. Если в распоряжении повстанцев окажутся арсеналы и конюшни ордена Святой Марии, появится возможность безбоязненно приблизиться к какому–нибудь автомобилю Цайткоманды под видом тевтонского патруля. Приблизиться и, при удачном стечении обстоятельств, отбить машину. Пришлось, правда, долго убеждать предводителя иерусалимских подпольщиков, что германская «шайтан–повозка» покорится чужаку.

— Вот ты же, Мункыз, смастерил себе модфаа по подобию громометов Хранителей. Почему же мне не может быть известно, как обращаться с их самоходной телегой?

Аргумент подействовал. Да и новгородская дружина дружно заверила сарацинского мудреца, что «каиду–воеводе» не впервой укрощать колдовские повозки немцев.

Захватив авто, можно было переходить к следующему этапу операции: под прикрытием госпитальерских развалин обстрелять из трофейных луков и арбалетов Проход Шайтана. И привлечь тем самым к руинам внимание Хранителей Гроба и тевтонских рыцарей.

Алхимик–подпольщик объяснил, что самый удобный путь к разрушенной резиденции иоаннитов проходит под колокольней Сен–Мари–де–Латен, так что немцы непременно устремятся туда. И… в общем, грех не устроить там засаду. Пулемет под звонницей и горшки с греческим огнем Мункыза — вот чем намеревался встретить врага Бурцев. Главное при этом — пошуметь погромче и внести побольше сумятицы, вынудить фашиков и тевтонов стянуть в центр города и основные силы, и резервы.

А уж тогда… Тогда самое важное. И самое ответственное. То, ради чего, собственно, и затевается вся эта буча. Когда в Иерусалиме воцарится полнейшая неразбериха, когда патрули отойдут от Восточной стены, а у Иосафатских ворот останется минимум стражи, Бурцев постарается подогнать туда машину со смертоносным грузом.

Основной пороховой арсенал Мункыза закладывался в подвал алхимика. Лучникам и арбалетчикам, чьи стрелы полетят в Проход Шайтана, предстояло при отступлении взорвать подвальчик вместе с беседкой и обрушить вход в подземелье. Необходимая мера предосторожности: немцы не должны сесть на хвост уходящему противнику. Однако с полдюжины «громовых» горшочков старый сарацин предоставил в полное распоряжение Бурцева. Их удобно было использовать в качестве детонатора для фугасно–осколочных снарядов. Небольшой огонек в кузове — и мина на колесах выворотит Иосафатские ворота вместе с надвратной башней. Разнесет к шайтану!

Так было на словах. Как выйдет на деле, не знал еще никто.

…Когда они выбрались наконец из подвала Мункыза, уже темнело. На звоннице Сен–Мэри–де–Латен бил колокол. Безрадостный, тягучий, монотонный гул лился над Иерусалимом. Зловещий вечерний звон. Сигнал начала комендантского часа.

Потом раздался хрип громкоговорителя.

Бурцев подошел к дувалу. Сквозь щель в ворогах видно было, как по опустевшей рыночной площади катит легковой автомобиль. Внедорожник с открытым верхом, скошенным капотом и с матюгальником над лобовым стеклом. «Кюбельваген»… «Лоханка» или «немецкий верблюд», как называли этот пронырливый вездеходик сами гитлеровцы. А Мункыз говорил еще, что у Хранителей Гроба нет верблюдов…

Громкоговоритель все хрипел и орал. Орал, что, начиная с этой минуты, жителям Иерусалима категорически запрещается покидать дома и выходить на улицу. Орал, что непокорных ждет смерть. На хреновой уйме языков орал…

«Кюбельваген» свернул в боковую улочку. Лай матюгальника стих. Где–то в Проходе Шайтана заиграла музыка — пластинка с бодрыми немецкими маршами. Мощные динамики работали в полную силу. Приговоренному городу желали спокойной ночи.