Книга: Орден (сборник из 5 романов)
Назад: Глава 38
Дальше: Глава 40

Глава 39

Мункыз затараторил что–то — быстро, невнятно.
— Во двор, скорее! — перевел Хабибулла.
Повозку со свининой и контрабандным оружием загнали в ворота, поставили под навес у глинобитного забора. Заперли засов. Перевели дух.
А на площади все кричали.
— Что?! Что там происходит? — спросил Бурцев.
— Там — убивают! — ответил Мункыз.
Коротко ответил, сухо и жестко.
— Но почему?! Почему убивают?!
— Мне неведомы замыслы немецких колдунов, — вздохнул лекарь–алхимик. — Возможно, потому, что сегодня ночью опять зарезали предателя–мунафика. Или потому, что в городе назревает бунт.
— Бунт?
— Люди говорят, будто у Иосафатских ворот было явлено чудо, и какой–то христианский дервиш едва не поднял народ против Хранителей Гроба. Дервиша–смутьяна повесили, но слухи о нем уже разошлись по Эль Кудсу. Может, поэтому немцы лютуют. А может, дело в том, что на днях возле крепости Торон германцев разбил неведомый отряд. Об этом тоже говорят люди. Всякое говорят…
Старик посмотрел на гостя испытующе. Кажется, под маской радушия и дружелюбия таилось что–то еще. Кажется, этот Мункыз был в курсе последних событий. Всех событий. Похоже, к дедку стекалась оперативная информация местного подполья. Но как? Откуда такая осведомленность? Ладно, об этом позже. Сейчас Бурцеву становилось не по себе вовсе не из–за всеведения лекаря–алхимика. Другое мучило. Нелепое, но и неистребимое чувство вины. Если карательная операция на рынке Иерусалима — результат нападения на эсэсовско–тевтонский отряд под Тороном–де–Шевалье, значит, и сам Бурцев, и вся его дружина косвенно повинны в этой облаве на торжище. Снова перед глазами возникли беременная женщина с растоптанным животом, пацаненок в слезах, потерявший сознание араб, раненый христианский паломник…
— Что будет с теми, кого схватили немцы, Мункыз?
Дурацкий вопрос! Известно ведь что. И все же ответ показался ему страшным.
— Они исчезнут. Иногда несчастных, пойманных Хранителями, находят на виселице перед воротами. Но обычно люди пропадают без следа. Говорят, немецкие колдуны топят ими шайтанскую печь. Как дровами! Со стороны Храмовой горы часто идет черный дым и запах горелого мяса.
Высокая закопченная труба… В самом деле крематорий!
— И часто у вас хватают людей на улицах?
— Иногда, — уклончиво ответил старик. — Но запоминается такое надолго.
— Уж я думаю…
Шум на площади между тем стихал. Автоматные очереди звучали реже…
— Все? — с надеждой спросил Бурцев.
— Нет. — Мункыз качнул головой. — Все только начинается. Сейчас немцы начнут ходить по домам. И если в вашей повозке действительно есть оружие, лучше его спрятать понадежнее. Немцы не побоятся прикоснуться к свинине. Они найдут…
Спрятать? Но куда? Бурцев скользнул взглядом по маленькому дворику. Впереди — на небольшом возвышении, у самого дувала, симпатичная крытая беседка. Стены увиты виноградными лозами. На полу простенький коврик да пара подушек. И все. Прекрасное место отдохновения и несуетных размышлений. Однако для хранения контрабанды беседка не годилась.
Сразу за забором — госпитальерские развалины. Может, в руинах и сыскалось бы укромное местечко, но повозку туда незаметно не подгонишь, не разгрузишь тайком от наблюдателей из Прохода Шайтана и с колокольни Сен–Мари–де–Латен. Ночью, в темноте, — запросто, днем — никак.
Справа коновязь, ясли для скотины и прокопченная подсобка, в которой проводились алхимические опыты. Двери в убогом сарае настежь. Внутри печь да меха. Ничего там, конечно же, не спрячешь! Слева дом. Домишко. Хижина из камня и глины. Убогая лавчонка и тесная жилая комнатушка. Бурцев подошел, заглянул в махонькое оконце. В другое. М–да… Мебели никакой, если не считать хлипких полочек, от пола до потолка. Все до единой заставлены ступками, плошками и сосудами толстого мутного стекла. Были еще старые свитки, книги, карты, разбитая астролябия. Все это добро аккуратно разложено по пыльным углам. А так — голые стены да куча тряпья на глинобитном полу.
— Ступай за мной, Василий–Вацлав, — усмехнулся Мункыз.
С легкой руки Хабибуллы имечко это прилипало к Бурцеву прежде, чем он успевал представиться сам.
— И вы ступайте, — позвал старик остальных.
Гости последовали за хозяином. Прошли по–над забором к беседке. Мункыз отбросил подушки, сдернул коврик, разгреб соломенную подстилку. Под тонкими сухими пальцами лекаря–алхимика обозначилась крышка из плотно сбитых и обтянутых кожей досок. Посредине — медное кольцо.
Люк!
Мункыз потянул за кольцо. Скрипнула кожаная обивка. Видимо, благодаря ей вход в подпол закупоривался наглухо, основательно, как пробкой в бутылке. Старик поднял крышку…
Хорош тайник, ничего не скажешь! Погребок у алхимика был просторным, глубоким — без огня дна не разглядишь. То, что надо, в общем.
— Разгружай телегу, — приказал Бурцев.
Хабибулла, Мункыз и Бейбарс со своими бойцами смотрели на него, как на умалишенного. Ну да, конечно, запретная свинина! Эх, чтоб вас… Ладно, пусть мусульмане хоть на стреме постоят, что ли.
— Следите за немцами, правоверные, — проворчал Бурцев. — Мункыз, а ты принеси факел какой–нибудь, иначе мы в твоей норе все кости переломаем.
Остальные споро разгружали повозку. Даже благородный пан Освальд и сир Бейрута Жан Ибеленский не отлынивали. Бурцев тоже засучил рукава. Будь ты хоть каид, хоть воевода, но лишняя пара рук сейчас не помешает.
Туши сбрасывали на содранный с воза полог. Обратно ведь потом класть придется. И надо, чтоб ни комочка грязи, ни песчинки не налипло. Иначе догадаются фашики, что мясо зачем–то ворочали, заподозрят неладное.
А работенка оказалась не из приятных. Груз уже был с душком. Подванивал груз–то. По жаре как–никак везли, и не на рефрижераторе. Выкинуть испорченную свинину придется, а еще лучше — закопать. Но потом. Когда–нибудь.
До оружия добрались быстро. Мункыз заметил «шмайсеры». Удивился. Испугался. Насторожился.
— Громометы немецких колдунов?!
— Они самые.
— Откуда, Василий–Вацлав?!
— От верблюда.
— Но Хранители Гроба не ездят на верблюдах, — запротестовал араб. — И тевтонские рыцари тоже.
— Да трофеи это, отец! Просто трофеи!
— Трофеи?! – ахнул Мункыз. — Невероятно! Вы смогли отбить у Хранителей Гроба…
— Смогли–смогли, — оборвал Бурцев.
Не до долгих объяснений сейчас.
— А это что, каид? — Алхимик уставился на снаряды. — Шайтановы сосуды какие–то…
— Верно мыслишь, отец, — усмехнулся Бурцев. — Самые что ни на есть шайтановые. Поосторожнее с ними надо. А то, знаешь ли, громы, молнии всякие…
— Знаю, — серьезно кивнул Мункыз.
Старик засветил факел. Бурцев спустил вниз первую партию контрабандного груза.
Тайник сарацина–подпольщика представлял собой выложенную камнем подземную камеру два на три метра. Здесь, как и в доме–лавке, всюду висели полочки по стенам. А напротив входа–лаза громоздился массивный, грубо сбитый стеллаж. Каким образом его сюда втащили — неразрешимая загадка. Наверное, сколачивали по частям уже на месте. На полках и в неподъемном «шкафу»– опять–таки крынки–банки–склянки. Мази, притирания. Целебные, а может, и вовсе даже наоборот, бальзамы. Порошки неведомого предназначения. Сушеная, толченая, размоченная гадость и хрен еще знает что. В общем, под землей скрывалось нечто среднее между ведьминым уголком и химической лабораторией. А запах — бр–р–р!
— Чем ты тут занимаешься, алхимик? — не удержался Бурцев от ехидного замечания. — Наркоту, что ли гонишь?
По–немецки, да еще и арабу, объяснить это было трудно.
— Куда гоню? — не понял Мункыз. — Кого гоню?
— Ну, дурь…
— Ду–у–урь?! Как это?
— Ладно, забудь.
Мункыз надулся, разобиделся:
— Я умников–кафиров гоню, каид. Таких вот, вроде тебя, говорливых. Вон отсюда гоню. Клади, что принес, и уходи.
Наверное, старику не нравилось, когда в его заветную кладовочку совали нос чужаки да еще и насмехались при этом над хозяином. А кому понравится?
— Ну, извини, отец, не серчай.
Больше Бурцев не болтал понапрасну. Несколько ходок — и снаряды с оружием выложены на земляном полу, а самого каида бесцеремонно и настойчиво выставляют наружу. Выставили…
Мункыз задержался. Потушил факел. Долго возился в темноте, на ощупь. И не понять, чем занимался старик. Что–то звякало, скрежетало…
— Эй–эй, отец, — встревожился Бурцев.
Напомнил на всякий случай:
— Там того… Громы… Молнии… Шайтан–сосуд рвануть может.
— Иди–иди, Василий–Вацлав, — донеслось из непроглядных недр тайника. — Помогай своим людям мясо в повозку грузить. Я скоро.
Помощь каида–воеводы, однако, не потребовалась. Без него управились. Разделанные туши уже лежали в телеге. Вытряхнутый и выбитый полог — на тушах. Все нормально, в общем.
Только вот мусульманская стража у ворот занервничала.
К Бурцеву подбежал Хабибулла. Сказал одно только слово:
— Немцы!
Немцы направлялись к лавке Мункыза.
Назад: Глава 38
Дальше: Глава 40