А вот Сыма Цзяну так и не дали пострелять. В считанные секунды Освальд, Збыслав и дядька Адам сбросили в воду остатки немногочисленного, вяло сопротивлявшегося пиратского десанта. Дмитрий, Гаврила, Бурангул и Джеймс перебежали по узкому трапу на вражескую палубу.

На когге валялись трупы и несколько тяжелораненых. Остальная команда попрыгала за борт. Лишь полдюжины самых отчаянных головорезов сгрудились у мачты, прикрывшись легкими щитами, подняв мечи и копья. Эта шестерка была готова к последней битве. Но полноценной битвы не получилось. Бурангул помешал. Татарский юзбаши подхватил у абордажного мостика чей–то оброненный лук и колчан. Пустил стрелу навскидку. Пригвоздил одного из разбойников к мачте. Вторая и третья стрелы тоже не пролетели мимо цели.

Пассивная оборона была подобна смерти, причем смерти бессмысленной. И три уцелевших пирата с дикими воплями ринулись в бой. Хиленькая атака, однако, захлебнулась, не успев начаться. Один из горе–корсаров попал под секиру Дмитрия, другого смела за борт булава Гаврилы. Последний, целивший копьем в грудь Бурангула, вдруг споткнулся на ровном месте, грохнулся о палубные доски: чьи–то цепкие пальцы, поднявшиеся над решеткой трюмного люка, держали копейщика за ноги.

Прыжок Джеймса, точный добивающий удар смертоносного кольтелло — и морской разбойник затих. Когда Сыма Цзян протолкался наконец вперед, для «шмайсера» дела уже не нашлось. А на барахтавшихся в воде беглецов мудрый китаец решил «невидимые стрелы» не тратить.

— Отчаливаем! — приказал Бурцев. — Быстро!

Помогли Ядвиге перебраться на когг. Отцепили абордажные крючья. Обрубили веревки и канаты. Поднимать абордажный мостик оказалось сложнее — его Гаврила попросту сбил булавой.

Оттолкнулись, отвалили от катера. А на притопленную корму «раумбота» уже вползали пираты. Спасались. Хотя сомнительное это было спасение… Так, небольшая отсрочка перед неизбежной гибелью.

Джеймс профессионально и хладнокровно добивал раненых. Самая та работенка для наемного убийцы.

— Все правильно, Вацлав, — будто угадав мысли Бурцева, негромко произнес Освальд. — Кормить эту пиратскую братию нам смысла нет. Да и все равно долго они не протянут. А возиться с ними — только продлевать их страдания и осложнять собственную жизнь. Я бы на их месте тоже предпочел, чтоб кинжалом в сердце или ножом по горлу. Все лучше, чем валяться с выпущенными кишками. Уж ты мне поверь.

Бурцев верил. В конце концов, Освальд — сам из бывших разбойников, хоть и сухопутных, хоть и благородных.

— Готово! — подошел Джеймс. Быстро управился. И не притомился. И почти не испачкался. Профи…

Дмитрий, Гаврила, Бурангул и Збыслав уже кидали трупы за борт. Дядька Адам и Сыма Цзян собирали оружие. Ядвига держалась в сторонке.

— Все мертвы, брави? — поморщился Бурцев.

— Ага, как же, все! — хмыкнул тот. — Тут, между прочим, полный трюм народа. Пленники пиратские… Кстати, кто–то из них нам здорово помог. Если б не они, нанизали бы Бурангула на копье. Только что теперь делать с трюмным людом — ума не приложу!

— Ну, выпустить, наверное, для начала, — предложил Бурцев.

Ключа не было. Замок с люка сбили все той же булавой Алексича.

Вообще–то пленников оказалось вовсе не «полный трюм народа». Из открытого люка вылезло человек пятнадцать.

— Мерси, мсье! Мерси боку!

Говорил самый старший, самый статный и самый усатый. Здоровенный такой мордастый дядька с огромной шишарой на лбу. Видимо, мужика сначала вырубили и лишь после полонили.

Освобожденный узник еще что–то бормотал с типичным французским прононсом. Бурцев развел руками: не понимаю. Увы, французов у него в роду, как и итальянцев, не водилось: генная память молчала.

«Шпрехен зи дойч?» в этот раз не помог. Теперь уже усач растерянно мерил руками воздух.

— Дэзоле, же нэ компран па.

Бурцев обернулся к спутникам. Спросил без особой надежды:

— Кто–нибудь знает французский?

— Я, — выступил Джеймс. — Мне довелось пожить на юге Франции, где поднимала голову альбигойская ересь. Я выполнял там некоторые… м–м–м… поручения Его Святейшества Папы.

— Понятно. Бедные еретики… Ладно, брави, будешь у нас за толмача.

По–французски тайный убийца в самом деле шпарил так же уверенно, как по–итальянски и по–немецки.

— Это капитан нефа, — переводил Джеймс. — Зовут Жюль. Утверждает, что вез королеву Кипра Алису Шампанскую, бежавшую от Хранителей Гроба и братьев ордена Святой Марии Иерусалимской.

О–пс! Опять Хранители! Опять тевтоны!

А Жюль говорил и говорил, не останавливаясь. Судя по сбивчивому рассказу капитана, два пиратских когга атаковали королевский неф неожиданно — из–за островного мыса, поэтому уйти от погони или выброситься на берег не удалось. Команда приготовилась к схватке, но королева не желала бессмысленного кровопролития и приказала сложить оружие. Ослушаться Ее Величества никто не посмел. Алиса Шампанская вступила с морскими разбойниками в переговоры, предложила встать под знамена кипрского льва и посулила немалую награду. Увы, пираты предпочли не связывать себя королевской службой, а просто захватить богатую добычу. Неф взяли на абордаж. Команду частью перебили, частью пленили и распихали по трюмам. Моряков разбойники намеревались продать в рабство, а за королеву и прочих благородных пленников рассчитывали получить выкуп.

— Жюль благодарит нас за спасение, но на всякий случай интересуется, не являемся ли и мы тоже пиратами, — закончил Джеймс синхронный перевод.

— Мы? — Бурцев хмыкнул. — Да нет уж, мы скорее антипираты. Ну, те, кто против… Хотя, с другой стороны… Нам требовался корабль на плаву, и мы его взяли. Взяли силой. Так что пусть этот Жюль думает что хочет.

— Вы совершили благородное и богоугодное дело, покарав разбойников, осмелившихся напасть на корабль Ее Величества, — убежденно заговорил Жуль. — Сам Господь вершил свою волю вашими руками…

Джеймс переводил.

— …Ибо небеса выступили на вашей стороне, обрушив на головы пиратов громы и молнии. — Капитан завороженно смотрел на пробитые борта и дырявый парус. — Мы все слышали! И мы там, внизу, молились за вашу победу!

Джеймс, объясни ему, что это не гром и не молнии, — устало попросил Бурцев. — Скажи, что это просто оружие Хранителей Гроба.

Джеймс сказал. Усач в ужасе отшатнулся.

Похоже, бравый кипрский капитан раньше не видел и не слышал автоматов и пулеметов цайтко–манды в деле. Однако о существовании некоего колдовского арсенала Хранителей Гроба с чужих слов он знал. Жюля кое–как убедили, что к немцам никто из присутствующих отношения не имеет и речь идет всего лишь о трофеях. С трудом, правда, убедили, и с немалым. Поверить в небесные громы средь ясного неба королевскому капитану оказалось проще, чем в то, что магическое оружие Хранителей попало в чужие руки. Жюль в изумлении таращил глаза и не мог выдавить ни слова. Пришлось помочь…

— Джеймс, спроси капитана, куда подевалась его драгоценная королева?

Джеймс спросил. Капитан спохватился, завертел головой, разволновался.

— Он говорит, что пираты разделили пленников во избежание бунта, — переводил брави. — Королева и ее свита должны сейчас находиться либо на другом когге, либо на нефе.

Из груди капитана вдруг вырвался горестный вопль: усач заметил тонущий когг. Судно с пробоинами под ватерлинией уже изрядно осело и завалилось набок. Экипаж давно попрыгал за борт. А вот пленники…

Жюль насел на Джеймса, замахал руками, запричитал. В голосе капитана слышались то просительные, то требовательные нотки.

— Силь ву плэ! Силь ву плэ! — без умолку твердил Жюль.

— Умоляет помочь, — объяснил брави. — Просит не губить невинные души, запертые в трюме.

— Да уж, ситуация! Расстреливая корабль, Бурцев как–то не подумал, что на борту могут оказаться не только пираты.

— Если ребята Жюля управятся с этой, — Бурцев притопнул ногой о палубу, — посудиной — пусть действуют. Мы поможем, чем сможем.

Капитан медлить не стал. Голос усача обрел властность и зычность, зазвенел, загудел. Встрепенулись, забегали матросы. Без лишних церемоний морской волк взял в оборот и собственных спасителей. Джеймс едва успевал переводить команды с французского. Дырок в простреленном парусе было немного, и на скоростных качествах судна эти небольшие прорехи не отразились.

Успели… Едва–едва.

На корме тонущего когга валялось трое убитых арбалетчиков, еще один лежал на носовой боевой площадке. И больше — ни единого пирата. А из трюма в самом деле доносились призывы о помощи. Причем отчаянные «о сэкуры» уже сливались с характерным бульканьем…

Люк взломали булавой Гаврилы, взрубили боевым топором Дмитрия. Люди в трюме плавали под самой палубой. Внизу оставалась лишь небольшая воздушная прослойка — ровно столько, чтобы высунуть лицо и попытаться перед смертью надышаться вдоволь.

Людей вытаскивали, выдергивали, как морковьиз грядки. А вода все прибывала. Собственно, корабль с простреленными бортами давно бы уже пошел на дно, если б моряки Жюля не пытались заделать бреши. В ход пошло награбленное пиратами и сваленное в трюм добро с нефа Алисы Шампанской. Сундуки, парча, шелк, бархат, восточные ковры, расшитые золотом камзолы, меха и даже длиннющая королевская мантия, подбитая горностаем. В общем, утопающие, как могли, спасали себя сами. И спасли.

Правда, повезло не всем: по трюму вместе с живыми плавало два трупа. Один — с развороченной грудной клеткой. Другой — с пробитым черепом. Оба попали под пулеметную очередь. Случайные жертвы… Бурцев отвел глаза. На войне как на войне…