Что именно заставило его предупредить Джеймса? Может быть, этот дерзкий брави был ему более симпатичен, чем хитромудрые венецианцы. Может, поступки киллера казались понятнее и естественнее, чем действия копейщиков «эллина». Может, сомнения Джеймса зародили неясные подозрения и в душе Бурцева. А может, просто по жизни не любил он таких вот ударов в спину. Даже если речь идет о спине наемного убийцы.

— Джеймс! — крикнул Бурцев. — Сзади!

Да, Джезмонд Одноглазый не зря считался профессионалом высшей пробы. Весь его жалкий вид, скованность членов и непрекращающийся кашель как рукой сняло. Или все это изначально было игрой на публику — изумительной в своей правдоподобности игрой, которой Джеймс ловко усыплял бдительность венецианских гвардейцев?

— …ади!

Бурцев еще кричал, а брави уже подобрался, крутнулся на месте. Не отпрыгнул от копейных наконечников — нет. Наоборот. Извернувшись, уклонился, юркой ящерицей ушел из–под колющих ударов. Отбил ладонями копья в стороны, ловко вскользнул, вклинился меж ними. И…

Копейщики хороши в строю. Эти же двое оказались вне строя. Джеймс приблизился к ним на расстояние вытянутой руки. И в вытянутой руке наемного убийцы блеснула сталь — смертоносное жало верного кольтэлло выпало из рукава в ладонь.

«Молодец!» — невольно восхитился Бурцев. Этот средневековый шпион и киллер, пожертвовав сапогами, умудрился, однако, сохранить при себе оружие.

Джеймс орудовал ножом с потрясающей, просто нечеловеческой ловкостью. Брави волчком вертелся между стражниками. А его маленький, почти игрушечный, клинок наносил страшные раны.

Сейчас, в плотном ближнем бою, длина древкового оружия — не преимущество, а помеха. И солдаты–копейщики уже мало отличались от скота на бойне. Раз, два, три… Вжик–вжик–вжик. И еще — вжик. Сухожилия на ногах и руках. Бедренные и сонные артерии. Глаз, шея… Каски и кожаные панцири оказались бесполезными. Оба венецианца повалились к ногам Джеймса.

Хрип, кровь…

На все про все ушло не больше двух секунд. Еще с полсекунды длилась немая сцена. Потом началось всеобщее движение. Пошло–поехало потом…

На дядьку Адама, Бурангула и Ядвигу, стоявших чуть в сторонке, налетел вдруг добрый десяток солдат. Откуда–то появились ремни и веревки. Грубо и живо венецианцы скрутили всех троих.

Видя такое дело, Освальд и Дмитрий схватились за мечи. Но не успели даже вырвать клинки из ножен. Ни тот, ни другой. Поляка и новгородца сбили с ног копейными древками, навалились скопом… Снова ремни, снова веревки…

Похоже, сбежавших пленников отца Бенедикта, в отличие от Джеймса, гвардейцы дожа убивать пока не собирались. Только вязать. Но легче–то от этого не было. Что же это получается, елки–палки?! Их освободили из одной темницы, чтобы сразу бросить в другую?

Бурцев больше не рассиживался — подскочил. Правда, стоял на ногах недолго: болезненный удар копья под коленки завалил и его. За спиной возник тот самый гондольер, что чартерными рейсами вывозил их под мост из цитадели Санта–Тринита.

Збыславу тоже не повезло: в тылу у литвина оказался сам кондотьер. Тяжелой рукоятью палаша «эллин» с размаху саданул Освальдова оруженосца по голове. Збыслав обмяк, осел, повалился головой вперед. В приготовленные путы.

Лишь Гаврила Алексич и китаец Сыма Цзян пробились к Джеймсу. Русский богатырь ловко перехватил копье одного из нападавших, мазанул владельца древкового оружия о камни, отправил бесчувственное тело в канал и, размахивая трофейным копьецом как оглоблей, занял непробиваемую оборону.

Китайский ушуист с не меньшим успехом махал руками и ногами, демонстрируя изумленным венецианцам чудесами невиданной в этих краях боевой акробатики. Первый же копейщик, сунувшийся было к невзрачному старичку, тотчас отлетел обратно. С удивлением Бурцев отметил, что и Джеймс месит врага не только верхними, но нижними конечностями. Правда, верхними получалось все же лучше: в руке брави по–прежнему поблескивал кинжал.

Британский киллер, китайский мудрец и новгородский дружинник выстроили живой треугольник, прикрыв спины друг друга. Венецианцы тоже перестроились. Люди кондотьера стояли теперь сплошной стеной, ощетинившейся копьями. Стена эта отрезала упрямую троицу и от канала, и от темных улиц. Стена надвигалась. Около полусотни венецианских гвардейцев противостояли сейчас трем бойцам. Остальных — повязали. И Бурцева вязали тоже. Двое. Торопливо, мешая друг другу. Только это и помогло высвободить руки. Того, кто навалился на ноги, видно не было. Зато у парня, сидевшего на груди, с головы слетела каска. Сложив ладони в лодочки, Бурцев что было сил шарахнул венецианца по оттопыренным ушам. Получилось смачно и звонко.

Оглушенный солдат вскрикнул, отпустил пленника, схватился за отбитые лопухи. Из правого текла тонкая струйка крови. Что ж, от такого удара запросто могла лопнуть барабанная перепонка. Следующий удар был еще болезненнее — кулак Бурцева впечатался в кадык венецианца. Гвардеец, хрипя, повалился набок.

Второго противника Бурцев просто отпихнул. Согнул ноги и резко распрямил. Венецианец шлепнулся на пятую точку, выругался и, бешено вращая глазами, начал подниматься на ноги. К нему бежала подмога. Трое. С копьями. И с веревками. У Бурцева оставалось полторы–две секунды. Что ж, не один Джеймс выбрался на берег с оружием. Самое время проверить, на что годится немецкий «вальтер» после водных процедур. Благо вытащить из–за пазухи пистолет Бенедикта на суше проще, чем в воде.

Щечки рукояти из коричневого пластика ладно легли в ладонь. Предохранитель слева… Убрать…

«Вальтер» не подвел.

Венецианцы уже заносили над Бурцевым тупые концы копий и сапожищи с тяжелыми высокими подошвами. Проворные руки уже тянули ремни и веревки, когда грохнул выстрел.

В ужасе солдаты отскочили назад. Не все: один, с дыркой в груди, остался лежать возле хрипящего «лопуха» со сломанным кадыком. Следовало ковать железо, пока горячо. И Бурцев не тратил времени зря — он не стал даже подниматься. Замер, сидя с пистолетом наизготовку. Глаза выискивали следующую жертву.

Венецианские гвардейцы кричали и пятились. Не ожидали, да?! Копейная стена распадалась. Кондотьер, размахивая над головой палашом, дико орал на подчиненных. Ага, вот она, самая подходящая цель! Наипервейшее правило любой войны: первым делом выведи из строя вражеского командира. Бурцев вывел. Грянул второй выстрел. Пуля вошла под шлем–барбют. «Эллин» рухнул.

Венецианцы отступали теперь гораздо шустрее. Чтоб подбодрить ребят, Бурцев добавил еще. «Железо» он ковал до тех пор, пока гвардейцы дожа не сделали ноги. Пять раз подряд ковал.

Да, и канал, и прилегающие к нему улочки опустели на счет «пять». А пистолетная обойма? Бурцев осмотрел оружие. На коротком затворе, в его задней части, имелась типичная «вальтеровская» фишка — указатель наличия патрона в патроннике. Патрон наличествовал. Ну конечно. Семь штук израсходовано, а емкость магазина — восемь патронов. Один остался.

«Прямо как по заказу, — подумалось Бурцеву. — Последняя пуля — себе».