Белую флотилию заметили и в крепости. Наверху уже гудел хриплый рог, раздавались лающие команды, звенело железо. Бурцеву показалось, будто он различает даже лязганье передергиваемых затворов. А гондолы все плыли, как ни в чем не бывало, без шума, без спешки. С передних, наверное, уже можно было разглядеть фигуры людей, гроздьями висевших под мостом. Или еще нельзя?

Со стен закричали. По–немецки. Требовали остановиться, и притом немедленно, интересовались, кто плывет среди ночи под крепостными стенами и какой груз везет. С небольшим запаздыванием немецкую речь переводили на итальянский.

Безмолвные гондольеры — в самом деле, на каждой лодке было лишь по одному человеку — повинуясь приказу, опустили в воду широкие весла, притормозили. Несколько лодок глухо стукнулись бортами. Флотилия встала, запрудив канал яркими огнями и призрачно–белыми силуэтами. Чудное это было зрелище…

Несколько мгновений над черной водой висела напряженная тишина. Слышно было, как факельная смола капает с носов гондол и возмущенно шипит в холодной ряби жидкого антрацита. Наконец стражникам ответили. С самой первой лодки. На чудовищном немецком.

— Хэр! Синьор! Мы всего лишь перевозчики мертвых, и наш груз опасен не более, чем могут быть опасны покойники. Мы смиренно просим пропустить нас к Греховному кладбищу, дабы там предать земле тела, недостойные погребения в освященной христианской земле.

— Так это что же, похоронные лодки? — изумился Бурцев. — Такой веселенькой беленькой окраски?! Кого эти шутники хотят обмануть?!

— Никакого обмана нет, чужеземец, — ответил Джеймс. — Бьянко… белое здесь и сейчас уместно, как нигде и никогда. Да будет тебе известно: белый цвет в Венецианской республике — цвет траура.

Гондольер тем временем осторожно — чтобы не раскачивать перегруженную лодку — перебрался с кормы на нос. Поднял факел, откинул покрывало. Осветил окоченевшие ноги и руки, что сухими безжизненными палками торчали над бортом.

— Какого черта вы устраиваете свои похороны ночью?! — не унимался наверху бдительный страж.

— Синьор, мы не хотели бы смущать добрых католиков и благонадежных граждан республики видом такого количества покойников. И таких покойников.

— Каких таких?! И почему вы направляетесь за город — к дальнему Греховному кладбищу? Там ведь хоронят только самоубийц, отпетых разбойников, лицедеев да еретиков. Где вы набрали столько грешников? Откуда вы вообще взялись на наши головы?

— Мы плывем с острова Спинаулунга, известного также как Джудекка.

— Джудекка? Еврей–город?

— Да, синьор. Господа Хранители Гроба прошлой ночью снова изволили навестить Джудекку.

Наверху хохотнули:

— О, нам это известно! Говорят, там было весело.

— Но на острове осталось много трупов, хэр синьор. Если их не вывезти, в городе может начаться мор, эпидемия… Хоронить евреев неприятно, но кто–то должен выполнить эту работу.

— Да уж, да уж… приятного мало. Перетопили бы просто этих жидов — и дело с концом.

— Нельзя, синьор. Если мертвецы попадут в городские каналы…

— Знаю, знаю… Слышал уже — мор… Ладно, увозите эту еврейскую падаль с глаз долой, да побыстрее.

— Грацие, хэр синьор!

И вновь гондольеры гребли широкими коваными веслами. Плавучие катафалки продолжали свой скорбный путь. Похоронная процессия приближалась к мосту. Приблизилась. Уже почти вплотную!

Бурцев замер. Сейчас… вот сейчас их и обнаружат. Непременно обнаружат! Никак ведь нельзя не заметить людей, нависших прямо над головой.

Однако гондольеры не замечали. Или просто делали вид? Определенно, эти венецианские хароны либо слепы до безобразия, либо по неведомой причине весьма умело скрывают свое изумление. Перевозчики мертвых величественно и невозмутимо направляли погребальные лодки под мост.

Они, что же, так все и проплывут — мимо, молча, со скоростью сонных черепах?

Проплывали… Медленнее даже, чем вплывали…

Первая гондола прошла совсем рядом, едва не опалив рыжие волосы Ядвиги факельным огнем. За ней — вторая. И третья…

Четвертая неожиданно повернула к сваям моста.

— Куа! — шепотом позвал гондольер.

Венецианские гвардейцы не зевали. Один из копейщиков кондотьера ловко скользнул в лодку, откинул белое полотнище…

В этой гондоле трупов не оказалось. Только плетеные корзины, доверху набитые камнями. Они–то и обеспечивали видимую осадку судна. Быстро и без плеска груз ушел под воду. Место в лодке освободилось.

А мимо проплывала пятая гондола. И шестая. Водные катафалки походили друг на друга необычайно, и там наверху — на крепостной стене — сейчас трудно было заподозрить, что какая–то из лодок на время покинула процессию и задержалась под мостом дольше, чем следует.

— Что все это значит? — Бурцев повернулся к Джеймсу.

Тот улыбался:

— Что мы спасены. Я ведь говорил тебе — отсюда мы направимся к кладбищу.

Ловко! Операция по убийству Бенедикта и освобождению ценных пленников была продумана до мелочей.

— В этой гондоле могут укрыться четыре не очень тяжелых человека, — поторопил брави. — Один уже там.

В самом деле! Венецианский страж, помогавший спускать под воду корзины с камнями, растянулся на дне лодки. Гондольер призывно махал остальным.

— Ядвига, Освальд, Бурангул… — приказал Бурцев.

Все трое послушно спустились вниз.

— Главное — не двигайтесь, пока не отплывете от крепости, — напутствовал Джеймс.

Излишнее это было предостережение. Никто не шевельнулся. С ролью трупов четверо живых пассажиров, укрывшихся под белыми погребальными покровами, справлялись безукоризненно.

Еще одна лодка проскользила мимо. Следовавшая за ней — свернула, остановилась под сваями моста. Второй страж спустился вниз. Вместе с ним отправились тяжеловесы Збыслав и Дмитрий. Следующим рейсом отплыли дядька Адам, здоровяк Гаврила Алексич и начальник венецианской стражи при всем своем доспехе. В последней гондоле, освобожденной от камней, залегли Джеймс, Бурцев и Сыма Цзян.

Неприятное это было путешествие. Щеку холодила сталь трофейного «шмайсера». В ребра упирался сунутый под поддоспешник «вальтер» Бенедикта. От лодки–катафалка и тряпки над головой несло давней смертью и стоялой водой. В небольшую щель между бортом гондолы и смятым краем грубого покрывала виднелся медленно удаляющийся мост и крепость командорства Санта–Тринита. На стенах и башнях цитадели горели факелы, мелькали тени. Под мостом — меж темных свай покачивалась брошенная лодка. Ее пришлось оставить: угнанная темная гондола не вписывалась в белую погребальную флотилию.

А из–под моста появлялись все новые и новые плавучие катафалки с мертвецами.