Книга: Атаман 4-6
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

Прошел месяц. За это время стараниями каменщиков стены моего дома поднялись на половину этажа. Но уже сейчас было видно великолепное качество кирпича, пиленого камня и самой кладки. Добротно делали кладку — на извести, на века. Интересно — сколько простоит дом, доживет ли он до моего времени, или предстоящие катаклизмы в виде войн и революций разрушат здание? Такие стены — в метр толщиной — развалить непросто.
А вскоре нашел меня гонец от Федора Кучецкого с просьбой — явиться в первопрестольную.
Я выехал немедля в сопровождении ратников.
После приветствия Федор сказал с укоризной:
— Что же ты, князь, носа в Москву не кажешь? Боярина с людишками его в Разбойный приказ сдал и больше не интересуешься следствием? Суд княжеский послезавтра будет. Ты ведь княжеского звания, потому и суд будет из князей. Трое достойных людей будут судить боярина, обидчика твоего. А ты — обвинитель, и ты же — пострадавшая сторона, значит, присутствовать должен.
Я улыбнулся:
— Ну, не больно-то я и пострадал, хотя убыток, конечно, понес. Знаешь, Никифоров для меня — как комар: сильно не навредит, но и спать спокойно не даст.
— Ты бы и без суда иногда ко мне заезжал, все-таки недалеко от Москвы живешь, не в Вологде, чай.
— Прости, Федор, дел много, закрутился совсем.
— О! Еще один твой промах.
— Какой же?
— Ты — князь, ты во главе удела стоять должен, осуществлять планирование, так сказать — общее руководство. А конкретные дела подручные, свита твоя, исполнять должны — под твоим неусыпным надзором. Если закрутился, значит — толковых помощников мало, или совсем их нет. Твоя недоработка! Исправляй!
— Помилуй бог, Федор! Где же их, надежных, взять-то?
— Приглядываться, присматриваться к людям надо. Они сами по себе не появятся. Ты думаешь, мои помощники сами меня находят? Не тут-то было! Вот вспомни, как мы в Вологде с тобой познакомились?
— Это когда я убийство расследовал?
— Именно. Поглядел я на тебя — проворен, умен, сообразителен. Чем не опора? Помог, конечно, слегка-у государя слово замолвил, среди бояр да князей да высокого служивого люда разговоры о тебе пустил — де, умен и достоин. Думаешь, ты только заслугами своими звание княжеское да земли получил? Нет, конечно, заслуг твоих я никоим образом не умаляю, они есть. Но когда заслуги твои не забыты, в нужном месте и нужным людям упомянуты, то человека и дальше продвинуть можно. И тебе хорошо, и у меня опора есть. Не могу я при своей должности без опоры быть — без тебя, бояр да князей из братчины. И каждый побратим друг другу помогать должен. Вот тогда — попробуй-ка нас сверни. Ты думаешь, у меня завистников да врагов нет? Есть, и больше, чем мне хотелось бы. Но — свой человек вовремя предупредит, другой — подскажет, глядишь — и не получилось злоумышления у твоего недруга. Мотай на ус! То ты в Вологде своей безвылазно сидел, теперь из вотчины не вылезаешь. Ты ведь не тиун княжеский, ты — князь!
— Понимаю, Федор, но земли новые, бедные. Едва холопов приобрел, сразу избы ставить пришлось — осень ведь впереди, жить-то им где-то надо. Я сам не успеваю.
— Неправильно княжить начал потому что. Не с низов, не с холопов начинать освоение дачи надо, а с верных людей — кого можно поставить управляющим, кого — тиуном, кого — десятником. Ты им указания отдавать должен, а уж они — шевелиться в меру своего разумения. Иначе захлебнешься в делах, к вечеру от усталости упадешь, а дело медленно двигаться будет, потому как — не в корень зришь. Ладно, хватит о деле. Думаю, ты и сам понял, что дальше должен делать. Ты скажи лучше — скакун арабский, что я тебе подарил, жив еще?
— Жив, что ему сделается. Выезжаю иногда, а больше — сын.
— Жеребца в конюшне постоянно держать нельзя, он в форме должен быть. Я к чему это говорю? По весне из Персии боярин Гутионтов вернулся, по государевым делам ездил, — да не о том речь. Пристрастился он там к скачкам. Слышал о таком?
— Слыхивал.
— Поучаствуй, все на глазах у боярства будешь. К тому же деньги немалые на кону — люди ставки делают. Потому сам на коня не садись — тяжел ты для скачек. Подбери из своих холопов кого полегче. Да что мне тебя учить — сам понимать должен.
— И где скачки проводятся?
— Так на Воронцовом поле. Следующие — через две седмицы.
— Спасибо, что известил.
— Товарища в курсе дел московских держать — труд невеликий. Ты подумай над тем, что я насчет свиты да окружения ближнего сказал.
Мы тепло попрощались.
Суд послезавтра, время еще есть. А вот скачки? На постоялом дворе я подошел к Федьке-занозе, а ныне десятнику, и объяснил ситуацию.
— За скакуном надо кого-то в Вологду отправить, да и наездник нужен, и не абы какой — чтобы и лошадей любил и сам был веса невеликого.
— Это, князь, вовсе нехитрая задача. На конюшне у тебя паренек есть — конюха твоего, Якуни-хромого, сынишка, пацан совсем. В лошадях понимает, любит их, чаще отца на конюшне бывает, почитай — живет там. Вот его и надо на скачки. И лошадь сдуру не запалит, и сам маленький — ему ведь годков двенадцать будет, не более.
— Не маловат?
— В лошадях разумеет, а для другого чего он тебе и не надобен.
— Уговорил. Посылай кого-либо из своей десятки. Денег вот возьми — на прокорм в дороге. Да накажи ратнику — пусть парня сопровождает в пути, конь дорогой, кабы не случилось чего.
Федор пошел к ратникам.
Я отобедал на постоялом дворе да и улегся на постель — прямо поверх одеяла. Голова кругом идет — скачки, суд, стройка… Воинскую избу в Охлопково ставить надо, конюшню, церковь! Где набрать столько строителей, материалов и, главное — денег?! Стройка и управление поместьем пока только поглощали деньги, как пылесос. И отодвинуть ничего нельзя.
Взять, например, конюшню. Лошади не объяснишь, что денег не хватает — ей зимой в теплом стойле стоять надо и овсом хрумкать. И церковь нужна: все холопы и слуги православные, в праздники да по воскресениям в Никифоровку, к злыдню этому в церковь ходят. Да и в Москве дом какой-никакой — уж не каменные хоромы — приобретать надо. Ведь теперь часто в Москве бываю, и не один — с холопами, на конях. Все время на постоялом дворе останавливаться — никаких денег не хватит, да и неудобно. Приезжаешь, бывало, а свободных комнат и нет. Значит, надо свой угол иметь.
И вот настал день суда. С утра я с Федькой-занозой направился к Разбойному приказу. У коновязи уже было привязано около десятка лошадей.
Стражники на входе почтительно склонились в поклоне.
В здании приказа царила обычная суета. Я осмотрелся и увидел — по лестнице спускается сам дьяк Кирилл Выродов. Это ж сколько времени прошло, как дьяк по предложению Кучецкого просил меня сыскать убийцу князя Голутвина! И вот он спешит навстречу мне — не иначе как Федор загодя известил. Мы тепло поздоровались.
— Как же, как же — слышал о чинимом тебе соседом твоим зловредстве, мои люди разобрались тщательно.
Дьяк с восхищением оглядывал мой княжеский наряд:
— И с возвышением от государя поздравляю. Давно достоин!
Выродов сделал жест рукой и пригласил войти.
В небольшом зале стояли три кресла, сбоку — маленький стол с восседавшим за ним писарем. По бокам вдоль стен были расставлены длинные скамьи.
— Князь Михайлов, — представился я.
— Доброго здравия, князь, — вскочил писарь. — Присаживайся на лавку.
Ждать пришлось недолго. Вошли трое незнакомых мне мужей в красных княжеских плащах. Я встал и склонил голову в приветствии. Князья ответили тем же. Затем не спеша они уселись в кресла.
— Ну что же, сначала послушаем потерпевшую сторону. Князь Михайлов, тебе слово.
Я встал и коротко, четко изложил основные события.
— Можно сесть. Я уселся.
— Теперь послушаем боярина Никифорова. Стражники ввели Никифорова.
М-да, темница никого не красит. Опал с лица боярин. Щеки-то не такие уж красные, как раньше, и нет прежней наглости в глазах.
Излагая события на свой лад, боярин увиливал как мог. Говорил, что его холопы попали на мои земли случайно, а факела нужны были, чтобы дорогу освещать.
— И куда же они ночью шли? — невинно осведомился один из князей.
Боярин не смог найти ответа.
Его увели, затем поочередно доставили в зал никифоровских холопов. Были они в изодранных рубахах и со следами побоев.
— Расскажите, как злоумышляли против князя Михайлова? Кто приказал избы жечь, да сено и хлеб на полях?
Холопы, уже допрошенные в Разбойном приказе с пристастием, не запирались и рассказали суду, как было дело.
После того, как их увели, князья коротко посовещались. Приказав привести в зал всех участников процесса, судьи объявили свой вердикт:
— Холопов боярина Никифорова повелеваем на рудники в Пермский край сослать, на самого боярина за убитого холопа князя Михайлова наложить виру — пять рублей серебром, столько же — в доход государев. А за избу сожженную — рубль серебром князю Михайлову. А кроме того, за злоумышления, неоднократно чинимые, изъять у боярина Никифорова земли в Подмосковье с селом Никифоровка и деревнями Озерки и Кондаурово в пользу государя, оставив за сим боярином поместье под Суздалем. Князь, все ли понятно?
— Все, сударь.
— Удовлетворен ли ты решением суда?
— Да, благодарю.
Я взглянул на злодея и не увидел в нем прежней заносчивости. Никифоров выслушал приговор княжеского суда с опущенной головой. И то неплохо — значит, суд ему пошел на пользу.
Внизу меня уже поджидал дьяк Выродов. Он довольно кивнул головой:
— Все знаю. В праведном деле мы завсегда поможем справедливость обрести. Если зло еще кто учинит, заходи! — и пожал мне руку на прощание.
Я вышел из Разбойного приказа с легким сердцем. Зло наказано, беспокойный сосед впредь не будет уже тревожить мои земли и занимать мои мысли, напрягая холопов. Интересно, кому государь отпишет земли бывшего теперь владельца — боярина Никифорова? Не дай бог, попадется такой же наглый сосед! Впрочем, снаряд не попадает дважды в одну и ту же воронку.
Ожидавший меня у входа Федька по одному моему виду сразу догадался — дело выиграно!
Я в сопровождении Федьки отправился к Купецкому.
Федор собирался уезжать на службу — возок уже стоял во дворе, и я застал стряпчего в последний момент.
Поздоровались.
— Что, Георгий? Как суд прошел?
— Благоприятно для меня. У боярина Никифорова, что злоумышлял против меня, земли изъяли в государеву казну, виру на него наложили да холопов его сослали в Пермский край.
— Отлично! Не зря, значит, я с князьями, что в суде были, накануне говорил.
— Я почему-то так и подумал, была такая мыслишка.
— А ты сомневался?
— Спасибо, Федор!
— Долг платежом красен. Впрочем, шучу, конечно.
— О том не забуду.
— Не забивай голову пустым, мелочь. — Федор широко улыбался, явно довольный исходом суда.
Стряпчий, как всегда, спешил по своим нескончаемым делам. Я не смел его задерживать. Мы обнялись на прощание.
Заехав с Федором на постоялый двор и забрав ратников, мы выехали из Москвы. Некогда прохлаждаться в столице, дела в имении ждут, и подумать надо, крепко подумать — кого ставить на хозяйство, кого определить тиуном, воеводой своей пока малой дружины.
Вот Федор. Как ратник — хорош, десятник неплохой, может командовать полусотней — вполне потянет, но это его потолок, большего ему не дано: нет кругозора, не видит перспективы. Как исполнитель — Цены нет, но воеводой? Да и не может холоп воеводой быть. Ему придется в сечах с другими воеводами общаться, кои все из бояр или боярских детей. Кто из них холопа воспримет всерьез? Сына Василия поставить? Молод, опыта нет — пусть пока десятком покомандует, практику приобретет.
Андрей как управляющий имением хорош, слов нет — разворотлив, сообразителен, хозяйственник, каких поискать. Но он свободный человек, а не простой холоп — приказать ему нельзя. Да еще вот к Вологодчине прикипел, в Подмосковье переезжать не горит желанием.
Теперь о моей свите. Вот и Кучецкой наказал — свитой помощников себя окружить, которые бы сами могли делами заниматься, под моим приглядом. Так для нее бояре потребны или боярские дети. И потом — боярину ведь земля с холопами нужна для прокорма. А у меня в Подмосковье с землицей и так не густо. Можно, конечно, одну деревеньку с людьми боярину отдать, так любая из трех деревень мала, скудное кормление получается. Есть еще вариант — бояр на службу нанять. Существуют служивые бояре, что тянут у князя или государя службу ратную или в приказе каком обретаются — так они ведь и жалованье испросят соответствующее!
И так — по всем направлениям. Денег не хватает, людей, способных к управлению, тоже почти нет. И что мне проку от громкого титула князя? Кругом одни проблемы. И главная — нехватка людей, не холопов-исполнителей, а умных, надежных, способных без подсказки дело делать. Вот, вроде как есть у меня такой — Макар, из бояр литовских. Но не проверен пока делом или боем. Хоть и купил я ему оружие, да помнил подспудно, что из врагов он моих бывших и только случай не свел меня с ним в том бою под Опочкой один на один. Нет, спешить нельзя — присмотреться надо, повременить с его повышением.
Через несколько дней в Охлопково прибыл ратник с моим арабским скакуном.
Когда я увидел наездника, разочарованию моему не было предела. Небольшого роста, худенький, рыжий мальчонка в потрепанных обносках. Куда ему до скачек?
Федор, видя мое разочарование, уверенно сказал:
— Мал золотник да дорог. Не смотри на его малый рост. Парень — прирожденный лошадник.
Ну что же, посмотрим.
Я подозвал маленького наездника к себе.
— Звать-величать тебя как?
— Тит, — с поклоном ответил мальчонка.
— Ты и в самом деле с конем управляться умеешь?
— А ты проверь, князь, — малец гордо вскинул голову, — сам увидишь, какой Набег молодец! — он с гордостью поглядел на своего любимца.
Я посмотрел на скакуна. И правда — необыкновенно хорош! Блестящая шерсть, тонкая грива, пушистый хвост, копыта, глаза, оскал — все изящно, чувствовалась порода чистой крови.
Тит, увидев, что я тоже любуюсь конем, добавил:
— А еще Набег самый умный! Он все-все понимает, лучше других лошадок.
— Федор, у кого из твоих ратников лошадь резвая?
— У Онуфрия.
— Пусть оружие и доспехи здесь оставит — нечего лишний вес возить. Давайте все на луг, к реке, там и посмотрим!
Предвкушая потеху, ратники сели на лошадей и — на луг, на берег Оки.
— Вы оба — Тит и Онуфрий — проскачите полверсты, развернитесь и будьте готовы: как только Федор шапкой махнет — галопом сюда. Поглядим, кто чего стоит.
Тит и Онуфрий отъехали на край луга. Федор остался на месте — знак подать, а ратники расположились на косогоре — отсюда удобно наблюдать за состязанием, и сразу же принялись обсуждать — кто придет первым. Демьян даже поспорил на полушку, сделав ставку на лошадь Онуфрия.
Я услышал возбужденные голоса за спиной и обернулся. Ба! Да это ж, считай, вся деревня на холм сбежалась поглазеть — что это ратники на конях затевают?
Вот всадники остановились, развернулись и замерли на исходной позиции.
— Федор, давай отмашку!
Федька привстал на стременах, взмахнул шапкой. Лошади рванулись вперед.
Всадники пригнулись к шеям коней. Тит был настолько мал, что из-за головы лошади его и видно не было. Издалека казалось, что лошадь бежит сама по себе.
Ратники закричали, заулюлюкали. Демьян сунул пальцы в рот и свистнул.
«Давай, давай, Онуфрий!», «Не отставай от пацана, не подведи князя!», «Наддай жару!» — поддерживали ратники наездников.
Господи, ратников всего-то десяток, а шуму — как на новгородском вече!
Вот кони все ближе, ближе к нам. Стало заметно, что мой скакун вырвался вперед.
— Эх, плакала моя полушка! — в сердцах бросил Демьян.
Всадники стремительно приближались. Да, теперь уже не было сомнений — мой араб шел впереди на несколько корпусов. Рубашка у мальчонки надулась от ветра пузырем на спине.
Вот всадники пролетели мимо нас. Демьян махнул с досады рукой:
— Онуфрий! Что же ты отстал?!
Ратники спустились с косогора и окружили всадников.
Соревнующиеся подъехали. Глазенки у Тита азартно горели, а Онуфрий опустил голову.
— Ну что, не смог догнать пацана? — беззлобно подначивали ратники товарища.
Онуфрий беспомощно развел руками и повернул ко мне:
— Дык, княже, скакун у него уж больно резвый.
— Не огорчайся, Онуфрий, зато у тебя конь — боевой, в сечах закаленный! А ты молодец, Тит! Чтобы в настоящих скачках так же скакал! Федор, вот тебе деньги, съезди с Титом завтра в Коломну, одень его поприличнее да сапоги купи, а то ведь как оборвыш выглядет.
— Будет исполнено, князь!
Мальчонка сиял от удовольствия. А как же? Забег выиграл, да еще и справу новую получит!
Следующим днем Федор с мальцом уехали в Коломну, я же уговорил плотников-рязанцев взяться за строительство конюшни. Худо-бедно, но четыре избы уже готовы, даже печи в них сложены. Холопам и ратникам теперь есть где жить, а лошади пока под открытым небом ночуют.
Через пару дней мы выехали в Москву, на скачки: я, Тит в новой одежде верхом на арабском скакуне, и Федор с парой ратников — для охраны и солидности. Помня наставления Купецкого, я прихватил с собой и красный княжеский плащ.
Скачки должны были проходить аккурат на Яблочный Спас или, по-церковному, на праздник Преображения Господня.
Как уже повелось, мы остановились на постоялом дворе. Тит отказался спать в комнате, снял новые одежды, переоделся в старое платье и, как ни уговаривал его Федор, пошел ночевать в денник — на соломе, рядом со скакуном. Неволить парнишку я не стал, пусть его…
И вот настал день скачек. Народ с утра потянулся к церкви, сходили и мы. А уж затем пошли на Воронцово поле.
Прослышав про скачки, здесь собралась толпа желающих поглазеть на бесплатное развлечение.
Я подошел к группе бояр, стоявших у небольшого шатра.
— Доброго здоровий, бояре.
— И тебе того же.
— Кто Гутионтов будет?
— Я, князь, — ответил с поклоном дородный боярин. — Желаешь в скачках поучаствовать?
— Желаю. Выставляю жеребца с наездником.
— Это хорошо, прибавляется нашего брата. Чисто мужское занятие. Забег — рубль серебром. Ставки делать будешь?
— Буду. Только поперва немного, я тут новичок.
— Новичкам всегда везет. На кого ставишь?
— На своего жеребца.
— И сколько же?
— Двадцать рублей.
Голоса бояр, гомонящих рядом, враз смолкли, все повернулись ко мне. Я увидел на их лицах изумление. Вот черт! Надо было бы через людей узнать сперва — какие ставки здесь делают. Много я поставил или мало?
— Рискуешь, князь. Однако ставку принимаю. Правила знаешь?
— Покамест нет.
— Они простые. Все лошади выводятся за версту. По взмаху флажка начинается гонка. Кто первый придет, того и победа. Только запрещаются шпоры.
— Понял, спасибо.
Я вернулся к своим людям, объяснил правила.
Федор с Титом не спеша поехали к месту старта. Предчувствуя скорое начало, зеваки выстроились вдоль места забега. Всего в забеге участвовало семь лошадей.
Гутионтов сам поднял красный флажок, поглядел на конников — все ли готовы? — и дал резкую отмашку начала забега.
Лошади сорвались с места. Издалека не было видно, кто вырвался вперед. По мере того, как всадники приближались к зрителям, рев толпы нарастал: «Давай, давай, вперед, не сдавайся!»
Когда большая часть версты была пройдена, стало видно, что вперед от основной группы вырвались две лошади.
Меня охватил азарт: я стал вглядываться в лидирующих скакунов. Кто впереди?
Летели секунды, нарастало волнение.
На одном из коней я разглядел всадника в синей рубахе. А второго просто не было видно. «Мой!» — екнуло сердце. Понятно, мальчонку не видно из-за головы коня.
Стук копыт нарастал, пыль плотной пеленой скрывала основную группу участников забега — кроме первых двух. Внимание всех было приковано к ним.
За сто шагов до финиша мой скакун вырвался вперед. Тит почти лежал на лошади, его маленькая фигурка было мало заметна на фоне коня. Лишь рубаха вздымалась и опадала под напором ветра.
И вот кони пересекли финишную черту. Мой скакун был на два корпуса впереди. Народ завыл, засвистел, закричал. Шум поднялся просто оглушительный.
— Первым пришел скакун князя Михайлова! — громогласно объявил боярин.
— Поздравляю! Князь, у тебя прекрасный скакун и хороший наездник. Только уж мал больно, — подивился боярин Гутионтов.
— Так пацан еще, вырастет.
— Князь, прошу получить выигрыш!
Боярин отсчитал серебро. Я получил сорок рублей. Если не учитывать свои вложенные двадцать, то чистая прибыль — двадцать рублей. Неплохо! Но я не обольщался. Часто победа на скачках случайна. Сегодня мой жеребец пришел первый, завтра — другого владельца.
Ко мне подъехали сияющие Федор и Тит. Я снял с седла мальчонку — легонький совсем — и подбросил в воздух.
— Молодец, не посрамил боярина! В награду держи рубль.
При виде серебряной монеты глаза парнишки радостно вспыхнули. Рубль — деньги серьезные, корову купить можно. А для парня, что больше медной полушки в руках сроду не держал — так целое состояние.
На постоялом дворе мы закатили пирушку. Тит, как главный герой дня, сидел за столом рядом со мной — по правую руку.
Пир продолжался до вечера, пока не опустел щедро накрытый стол — с жареным поросенком да рыбными пирогами, да рыбкой копченой, исходящей немыслимым ароматом. И выпили много — за победу арабского скакуна и юного наездника, за удачу, однако Титу, ввиду малолетства, наливали только квас. Наелись так, что еле встали из-за стола. Тит все оглядывал да оглаживал свою новую одежду, где за кушаком рубашки лежал сверкающий рубль.
— Служи князю верно, и всегда сыт, одет и обут будешь, — пьяно поучал мальчонку Федор. — А постарше станешь — в ратники пойдешь, в боевые походы, за добычей. Хочешь в ратники?
— Не, дяденька Федор, не хочу. Я лошадей люблю.
— Ну, тогда за заслуги твои князь тебя конюхом главным поставит али стремянным. То честь большая, да только заслужить ее надо. Вот видишь, я из простых холопов десятником стал.
Федор икнул и чуть не свалился с лавки.
— Все, хлопцы, все сыты и пьяны, — по комнатам, отдыхать! Завтра возвращаемся в Охлопково.
Когда мы заявились в имение, ратники — из числа оставшихся — сразу же стали спрашивать Федьку:
— Ну, как скачки прошли? Федор показал большой палец.
— Мальчонка наш, даром что мал пока, первым пришел, за что князь рубль серебряный ему жаловал, да пир в его честь закатил. — И хвастливо добавил: — И мы на том пиру были, мед-пиво пили!
Ратники завистливо вздыхали.
Имение мое медленно, но верно росло — уже были готовы стены первого этажа. А вот рязанцы меня беспокоили — строили хоть и добротно, да медленно. Эх, не успеем до осени поставить все, что задумано.
— Рязанцы! У вас еще артели есть ли где? Помощь нужна, мне конюшню ставить надо, церковь.
— Помилуй бог, князь! И так в полную силу работаем. Подряжались-то только на избы, а у тебя работы невпроворот. Не, до морозов все сами не осилим.
Пришлось мне посылать Андрея в близкую Коломну — искать плотников. Нашел с трудом: дело шло к зиме, и все торопились завершить строительство.
На следующий день на подводе прибыли пять мужиков. Мы оговорили место для конюшни, ее размеры и цену.
Работа закипела. Мои холопы теперь едва успевали валить и шкурить лес да стаскивать его к месту стройки волокушами. Андрей сообщил, что в лесу уже вырублена изрядная делянка.
— Что предлагаешь?
— Луг рядом, на полянке бы бортника посадить, да с ульями. Богатый медосбор должен быть на следующий год.
— Ищи.
— Попробую. Одно плохо — знакомцев здесь нет, не знаю я, кто на что способен.
— Ты в людях разбираешься — поговори с местными, приглядись. Не мне тебя учить.
Через две недели Андрей все-таки нашел бортника из коломенских. К осени уже и улья на пеньках стояли. Стало быть, следующим летом со своим медом будем.
Одно было плохо — ратников мало. Вологодских, из Васяткиного десятка, я брать не могу — в случае войны Василий сам их выставить должен. И здесь у меня всего один десяток. Мало!
— Вот что, Макар, — решил я поговорить с боярским сыном. — Иди, куда хочешь, но набери себе людей. Твое дело, из кого — из свободных, из холопов, или перекупишь кого. Мне воинство нужно. И не отребье всякое, учти. Сам же и десятником пока у них будешь — воинскому ремеслу обучать. Плохо обучишь — в сече полягут все.
— Это дело по мне, князь. Только ведь деньги надобны.
— Денег дам, когда людей приведешь, да уговоримся.
— Несколько человек из рабов выкупить можно — напрасно скупишься, княже.
Деваться некуда, пришлось отсыпать ему в кошель серебришко.
Макар вскочил на лошадь, гикнул лихо, да и умчался. Стоявший рядом Федька, глядя ему вслед, сказал:
— Конь справный, есть седло и оружие — да теперь еще и деньги при нем.
— Ты о чем, Федор?
— Убыток считаю, чую — не возвернется он.
— Поглядим.
Макара и в самом деле не было долго — около трех недель. Я сожалел сперва, что доверился ему, потом плюнул и перестал ждать. А вдруг — на тебе, Макар объявился! Да не один. Сам впереди на лошади едет, а за ним, пешком — толпа оборванцев идет, едва поспевает. Двадцать пять человек привел! Я такого и не ожидал.
Макар выстроил всех в шеренгу.
Федор услужливо скамейку маленькую для меня вынес, рядом встал. С другой стороны Макар пристроился.
— Ты где их взял?
— Пятерых из плена выкупил, русины литовские. Этих знаю — вояки обученные. Остальных из свободных людей набрал, что на торгу работы ищут — охотники, разорившиеся мастеровые.
— Ну что ж, давай поглядим. Пусть по одному подходят.
Пятерых русинов я принял сразу. За них Макар ручался, да и деньги уже уплачены. С остальными оказалось сложнее. Двоих отсеял сразу — не понравились они мне: глаза бегают, морды разбойничьи. От таких больше проблем будет, чем проку. Другим свободным людям я предложил остаться служить у меня — посмотрю, как они себя проявят.
— Все, Макар, теперь это твое воинство будет. Одевай, вооружай, обучай… Деньги на первое время — вот! — Я протянул ему мешочек с деньгами.
А утром вся ватага пешком отправилась в Коломну, на торг — одеваться, обувь покупать — ведь все пришли босые, оружие присмотреть. Впереди, верхом на лошади, ехал Макар.
Я с тоской смотрел вслед босоногому «воинству». Коней бы им еще, но с этим погодить немного придется: не все к воинскому искусству способны — глядишь, некоторые сами уйдут, когда поймут, что это не их дело.
Проводив взглядом Макара и его «команду», я сел на пенек и задумался. Интересно, все бояре так княжение начинают, или я один такой, можно сказать, невезучий? Все достается тяжело, с потугами. И впрямь, посмотришь — у меня все не так. Может быть, я спешу, хочу всего сразу и быстро?
Бояре на Руси — люди дородные, с животами, чтобы всем достаток их виден был. Худой — стало быть, бедный. Или больной. Так все бояре считают — но только не я!
Вот и с другим атрибутом боярства — шубой — тоже непросто получается. Была у меня такая — подарок Кучецкого. Шубу эту московскую — тяжелую, с длинными рукавами и подолом до пола — не люблю: мешает она. Летом жарко, зимой на лошадь в ней не сядешь, пешком не пройдешь. Бояр в такой шубе двое слуг из доверенных под руки белые поддерживают, я же люблю одежду легкую, чтобы не стесняла движения, чтобы не мешала саблю в нужный момент выхватить или от кистеня увернуться.
А в доме боярском? У всех бояр тараканы в догах так и шастают. Сядешь за стол — в миску со щами потолка падают. И никто с ними не борется. А как е? Тараканы в доме — верный признак, что в нем есть чего покушать. И бояре, можно сказать, гордятся этим. А я чистоту люблю. Сколько раз по зиме этих тварей из дома вымораживал. Способ-то простой. Не топи пару-тройку дней печи зимой, да раскрой двери окна нараспашку — тут и конец мерзким созданиям, тому как они тепло любят. Отсюда и вывод: боярин я неправильный. Ладно, более важными делами надо заниматься. Была у меня интересная мыслишка. Подойдя к Андрею, я сказал ему:
— Андрюша, река под боком, а холопы да ратники суп пустой хлебают. Разве это дело? Чего скажешь?
— Думал уже об этом, барин. Так ведь лодка для того нужна, сети и, главное — человек знающий толк в сем деле.
— Деньги на лодку и сети я дам. А рыбака можно и среди холопов найти. Ты поспрошай — может, кто раньше занимался рыболовством?
К нашему общему удовольствию, рыбак среди холопов нашелся — из корелов. У холопа, как услышал он о рыбалке, глаза загорелись.
— Князь, я и на удочку половлю, пока сетей да лодки нет. К вечеру всех ушицей угощу.
— Ой ли?! Не дели шкуру неубитого медведя.
— Чтоб я сдох, если вру!
Обрадованный холоп убежал. И что же? К вечеру он и в самом деле пришел, неся на плече прутик с нанизанными под жабры рыбешками. Для первой рыбалки улов неплохой — два щуренка да с десяток окуней. Коли на удочку столько поймал, то с сетью еще ловчее выйдет.
Мы с Андреем переглянулись. Похоже — не врал холоп насчет своего умения.
Холопы сразу развели костры да котлы подвесили. Через полчаса запахло ароматной ушицей. И только уха сварилась, как издалека послышался шум. Что за диво — вроде барабан бьет?
Ратники встревожились, взялись за оружие.
В наступающих уже легких сумерках было видно, как из-за леса выходили люди. Они шагали строем в колонне по четыре, и все были одеты в одинаковые кафтаны, на боку — сабли в ножнах. А сбоку всадник красуется. Я вгляделся. Да это же мой Макар! Фу ты, свои!
Ратники расслабились.
Макар лихо подъехал ко мне, легко спрыгнул с коня.
— Вот, полюбуйся, князь, на дружину свою.
Я прошел вдоль небольшой колонны. Удивительно просто — все в зеленых кафтанах, шапках суконных, сапоги дегтем смазаны. На ремнях — ножи и сабли. А впереди — ратник с барабаном. Прямо пруссаки! Наши так не ходят. Вроде бы и неплохо — чувствуется войско. И пусть пока и кафтаны по фигуре не обмялись, и строй неровный — то придет со временем. А ведь неплохо Макар задумал!
— Молодец! Ты превзошел мои ожидания, — похвалил я Макара. — Но люди твои проголодались, небось. Зови к костру ратников своих. Как раз уха готова, пусть ужинают и — отдыхать. Ну а завтра начинай учить их воинским умениям — бою на саблях, занятиям с тяжестями — словом, делай из них бойцов.
— Будет исполнено, князь!
А ведь не иначе — по литовскому образцу Макар дружину пытается создать. Да и пусть, посмотрим, как он справится. Начало неплохое.
Я уловил взгляд, брошенный искоса Федором на новое воинство и Макара. Ба! Неужели продолжает ревновать?
Следующим днем в деревне и около нее был просто муравейник. Сновали по стройке холопы, рядом с деревней новые ратники под командованием Макара учились ходить строем, собираться в шеренгу и колонну — но два, по четыре. Это азы, и Макар начинал обучение, на мой взгляд, правильно.
Учеба продолжалась до обеда, потом еда, короткий отдых и — снова упорные занятия, до вечера. Когда приблизились сумерки, объявили ужин. После ужина новобранцы просто попадали от усталости, и вскоре их сморил сон.
— Макар, может — полегче немного с ратниками своими? — встревожился я.
— Ничего, тяжело только спервоначалу, а потом втянутся, привыкнут. Зато слабые телом и духом отсеются быстро — сами уйдут, а сильные и выносливые останутся, вот тогда я с ними всерьез и займусь, оружием владеть научу.
— Хм, резонно.
— Коли дозволишь, князь, слово молвить, я снова о деньгах просить тебя хочу. Без них доброе воинство не создашь.
— Это еще на что? — удивился я.
— Кони потом потребны будут, пищали. Сам понимаешь, кони — это быстрота, натиск. Ну а пищали — огонь. Вон у Федора в десятке все ратники — с огненным боем. А ведь у русских бояр далеко не всегда ратники в дружинах пищали имеют. Стало быть, не понимают они пока, что за пищалями — сила. Сабля нужна, но за огненным боем — будущее. Еще хорошо бы пушки — хотя бы пару.
— Ты как мои мысли читаешь. Только я немного погодить хочу — как-то обучение пойдет. Я сейчас не только новобранцев оцениваю, но и твои способности.
— Я понимаю и не обижаюсь, сам бы так поступил.
— Тогда спать ложись.
Макар вздохнул, разделся и улегся спать. Вот ведь чертяка, наблюдательный — не отнимешь. Душу растревожил. Давно уже о пушках думаю, еще с Вологды. Дороги пушки, и на базаре их не купишь, надо идти на поклон в Нарядный приказ, может быть, удастся одну-две из трофейных пушек купить. Но ехать в Москву — время нужно и деньги. А где их столько взять? А вот коней купить надо, вторую конюшню строить — надо, а еще первая не готова — только ставить начали. Баня нужна просто край как. Хорошо, тепло сейчас — лето, хлопцы обмыться бегают на реку. Так ведь оно на исходе, и холода скоро настанут. А я уж и сам по баньке парной соскучился. Без бани нельзя — обовшивеют ратники, тогда жди беды в виде тифа.
И пищали нужны — это Макар правильно подметил. Значит, снова деньги, и немалые…
Хорошо Андрею, Федору да Макару. Подходят: «Князь, дозволь слово молвить: деньги опять нужны…» Можно подумать, у меня их прорва.
И кормежка становится серьезной проблемой. Людей много, продукты просто на глазах тают. Мешка муки на два дня только и хватает. И, наверное, кого-то из холопов поваром надо ставить. Не дело ведь — новобранцы после занятий с ног падают, а тут еще им же и готовить надо. Ладно, в боевом походе, коли лагерем стоим, выделяются дежурные. Здесь же вотчина, а времени впустую много уходит.
А как-то после полудня конные в деревню прискакали. Федька-заноза сразу ко мне их проводил.
— Вот, княже, люди государевы, сказывают — к тебе!
Я поднялся с пенька, на котором сидел и наблюдал, как Макар занимается с новыми ратниками.
— Не ты ли князь Георгий Михайлов будешь?
— Он самый. С кем имею честь говорить и по какому делу ко мне?
Служивые стянули шапки с голов, поклонились.
— Мы помощники подьячего, с Разбойного приказа. По суду ты виру с боярина Никифорова получить должон.
— Истинно так.
— Вот ведь дела какие. Денег у него не оказалось, хотя клянется-божится, что были. Врет, поди. Согласен ли ты взять виру натурой — скотиной, зерном?
— Отчего же не взять? В хозяйстве все сгодится.
— Тогда человека своего с нами в Никифоровку отряди да расписочку составь. Сам понимаешь — мы люди подневольные.
— Это можно.
Я зашел в избу, написал расписку, что вира получена полностью. Кликнул Андрея.
— Андрей, поедешь со служивыми московскими. Мне за злодеяния боярина Никифорова вира по суду полагается, а денег, вишь, у него нет. Возьми с собой двух-трех холопов. Выбери для хозяйства что-нибудь из скотины. Можешь коров, лошадей с телегами — все лишним не будет. Расписку мою служивым людям отдашь, как выберешь.
— Вот и славно! Все хозяйству прибыток, — обрадовался управляющий.
Андрей усадил в телегу пару подвернувшихся под руку холопов и уехал со служивыми в Никифоровку.
Вернулся управляющий уже ближе к вечеру.
Услышав шум и радостные голоса, я выглянул в оконце. Все свободные от работ крестьяне высыпали поглазеть на редкое зрелище. Вышел и я, заслышав мычание. И было чему дивиться и радоваться: во главе шествия ехал Андрей на подводе, за которой шли на привязи две упитанные коровы. А холопы вели под уздцы лошадей — каждый по паре. К ним сразу подбежал Тит, проворно осмотрел копыта, заглянул коням в рот.
— Барин, две лошади тягловые — только под соху, а две — верховые, и все ухожены, — уверенно сообщил он.
— Молодец, Тит! Забирай верховых лошадей. Пусть во дворе стоят, пока конюшню достроим. Приглядывай за ними. Вскоре конюшня готова будет, тогда лошадок и определим туда — помогать будешь с уходом. А ты, Андрей, коров да тягловых коней справным крестьянам отдай, на свое усмотрение выбери — тем, кто не ленится. Осень на носу, им еще сено на зиму заготавливать надо.
— Исполню, князь.
На Андрея устремились десятки горящих нетерпением глаз — кто ж из крестьян упустит возможность заполучить корову-кормилицу? Я не вмешивался в дела управляющего — он и сам прекрасно справится с задачей.
Коровы — это хорошо: теперь молока, сметаны, масла вдосталь будет. К сожалению, коров в Охлопково не было досель.
Прослышав о новых лошадях, ко мне тут же заявился Макар.
— Князь, позволь мне взять обоих коней для моих дружинников. У тебя, да и у десятка Федора, кони ведь уже есть.
— Дозволяю, забирай. Титу скажешь — я разрешил.
А еще через два дня воинство Макара понесло первые небоевые потери: утром недосчитались двух человек. Они просто сбежали, хлебнув нелегкой воинской доли. Утешало то, что сбежавшие не забрали оружие да не прихватили коней.
Макар аж зубами заскрежетал, как узнал, и — сразу ко мне.
— Князь, позволь догнать беглецов. Пешими они далеко не уйдут — я русинов в погоню возьму.
— Хорошо. Бери у Тита пару коней никифоровских и двух своих людей и — с Богом!
Через несколько минут трое всадников галопом вынеслись из Охлопково по коломенской дороге. И, ко всеобщему удивлению, часа через три вернулись с беглецами.
Макар привел несостоявшихся вояк ко мне для разбора:
— Вот! Недалеко ушли, в трактире одежу казенную пропивали, да не успели, канальи!
Оба вчерашних дружинника затравленно оглядывались по сторонам, ища сочувствия у бывших своих товарищей.
— Судить их надо, князь! — запальчиво крикнул Макар.
Я с ним был согласен. Такие поступки нельзя оставлять без последствий. Ненаказанный проступок или преступление развращают. Глядя на них, и другие могут сбежать. Вот дураки-то! Ну, подошли бы они ко мне, повинились, коли душа ратных тягот не приемлет. Разве держал бы? Хуже нет, если воин ненадежен — такой в бою подвести может.
Вина их была очевидна, и потому свидетели не требовались.
Я строго взглянул на беглецов. Они стояли, потупив глаза.
— За самовольное оставление службы я должен наказать вас. Макар, собирай дружинников у вашей избы. Этих — туда веди. И я сейчас подойду.
Какое выбрать наказание? То, что их следует прогнать — ясно. И другим урок надобно дать, как знать — кто еще в бега податься может? А без дисциплины в дружине никак нельзя. Ладно, послушаю, что их товарищи бывшие скажут.
Я подошел к избе. Здесь уже толпились ратники, ожидавшие моего решения — макаровские и десятка Федора.
Десятники построили ратников. Боже! Какие же они разные! Дружинники Федора стояли подтянутые, строгие, макаровцы же были под стать начальнику-франту.
Перед воинами стояли, понуро опустив головы, беглецы.
Я подозвал Федора и Макара. Они подошли и встали рядом со мной. Я поднял руку:
— Предупреждаю всех! Ратная служба непроста, спору нет. Мне дружина нужна, а не ватажка. — Повернулся к беглым. — Я взял вас на службу, доверив охранять жизни людей, которые вас во всем содержат, чтобы нужды ни в чем не знали. А вы еще и в деле серьезном не были, а уже подвели своего командира. Что ж вы так, соколики?
— Да мы…
— Вот даже слова честного смелости нет молвить! Я посмотрел на макаровских боевых холопов:
— Есть еще желающие от службы отстать? Говорите прямо — держать не стану!
«Нет, барин! За тобой быть хотим!» — раздались недружные голоса.
— А что полагается тем, кто бросил товарищей своих тайно, честь всей дружины поправ?
— Кабы в бою то было — живота лишать надобно! — крикнул Федька. — А так — задать им каши березовой, чтобы помнилось дольше! И пусть изыдут!
— Ну что же — так справедливо будет. А потому одежду снять — другим пригодится. Каждому — по двадцать плетей, и в исподнем из имения выгнать.
Приказание исполнили ревностно.
Сорвали с незадачливых воинов одежду, но аккуратно, не порвав. Каждого привязали к дереву, и ратники из макаровской дружины «поработали» плетьми над спинами беглецов. Спины их покрылись вспухшими багровыми полосами.
Федор, наблюдавший за поркой со своим десятком, ухмыльнулся.
— Набрал Макар всякую шваль да пьянь. Это цветочки пока, скоро ягодки пойдут, — тихо процедил он.
— Федор, угомонись. Они твои боевые товарищи. Тебе рядом с ними в бой идти, — заметил я вполголоса.
— Не приведи Бог, князь! Разбегутся же, как первый выстрел услышат!
— Типун тебе на язык, — пытался урезонить я горячего десятника, однако же некоторая тревога в душе и сомнения в надежности макаровских дружинников остались. Еще и трудностей-то настоящих новобранцы его не видели, а уже двое дезертиров появилось.
Наказанных отвязали от деревьев.
— Пошли отсель! — Макар топнул ногой. Конечно, произошедшее бросало на него тень — не усмотрел, набрал ненадежных.
С утра Макар взялся за обучение своего воинства с еще большим рвением.
Я же подозвал Андрея.
— Езжай в Коломну, подряди еще плотников. Баню надо ставить, вторую конюшню, воинскую избу. Не успеют рязанцы одни до холодов. И думаю — причал пора на берегу ладить. Дожди зарядят — дорога для подвод непроезжей станет. Как тогда известь да кирпич с камнем для стройки возить? А на ладье еще месяца два вполне можно материалы доставлять.
— О том же думал, княже!
— Тогда езжай.
Андрей вернулся через день с целой артелью плотников, на этот раз — владимирских.
И закипела работа: два дня — и на краю кручи, что к реке шла, появилась баня, еще неделя — и конюшня на двадцать лошадей. Рязанцы, видя, что конкуренты наступают на пятки, тоже темп работы подняли. Избы росли как на дрожжах. Забор бы еще бревенчатый вокруг усадьбы поставить, да рановато пока — не знаю, где постройки вокруг имения будут стоять.
В баньке печник печь-каменку соорудил, и через несколько дней мы устроили первую помывку. Выходили из мыльни чистые и довольные.
У меня в деревне, хотя я специально к этому и не стремился, образовалось две улицы. Прежняя улица — со старыми избами и хозяйственными постройками, что были до меня. Вторая улица выросла при мне. На ней по левую руку — жилые избы и воинская изба, справа — две конюшни: одна каменная, уже готовая, и вторая — большая, только приподнявшаяся на три бревна от земли, а еще и банька в этом же ряду. Выше по холму — мой строящийся каменный дом.
Стены первого этажа уже стояли, лаская взор чистотой кладки и оконными проемами — пока без рам стекол. Так и просился забор — окружить жилье от неприятеля, недоброго глаза, жулья да зверья зимой. Причем угрозы эти не гипотетические, а вполне реальные. Дам задание Андрею, чтобы выделил несколько холопов — пусть лес валят, чистят от сучьев да стаскивают в деревню. Вполне можно оградить забором же имеющиеся постройки, а вокруг каменного дома попозже поставить, когда он готов будет. Так и сказал Андрею.
— А что неясно будет, подойдешь ко мне, обсушим — ну, в смысле — где башни сторожевые ставить, где ворота располагать.
— Не хватает холопов. Крестьяне полем заняты, их не трогаю. Остальные на каменном доме помогают да лес валят для плотников. Две артели сейчас работают, теперь для них лес только подавай, едва бревна успевают возить, — пожаловался Андрей.
— Все понимаю, да только зимой забор не поставишь — земля замерзнет. Понемногу начинай. Уж коли совсем туго придется, на несколько дней десяток Федора возьмешь. Надо до снега, до морозов тын поставить. Конечно, без рва да насыпи пока надо обойтись — народу не хватает, понимаю, но ров — дело будущего. Однако тын нужен — какая-никакая, а защита. А ну ворог нападет? С татарина станется.
— Верно все говоришь, князь. Только и я уже замотался вконец, и холопы передышки просят.
— Нельзя сейчас все бросить, понимаешь? Да и до холодов осталось времени немного. А пока, скажи им — пусть все же подналягут. Вот выпадет снег — до весны отдыхать будут, не побеспокою. Да, лодку нашел ли?
— Ох ты Господи! Забыл совсем. Рыбак наш, что из холопов, лодку-плоскодонку у местных присмотрел, деньги вот только нужны.
— Сам посмотри да поторгуйся.
— Сделаю, княже.
Спать я лег с чувством удовлетворения. Все-таки строится, растет моя усадьба. Людей прибавилось, почитай вчетверо от прежнего, изб заметно прибавилось. Жизнь вернулась в деревню. Не сравнить с той убогой деревенькой, которую я увидел, когда приехал сюда — тишь да паутина по углам. То ли еще будет! С тем и уснул.
Да только выспаться в эту ночь мне не удалось.
После полуночи, ближе к первым петухам, в избу ворвался Федька-заноза.
— Пожар, княже!
— А, что?
Я вскочил с постели, еще ничего не понимая, однако слово «пожар» сразу заставило очнуться ото сна.
— Где пожар, что горит? — пересохшим со сна голосом спросил я.
— Дык, до ветру вышел я, княже, гляжу — зарево.
— Так то не у нас горит, что ли, не в Охлопково?
— Спаси Бог! Не в деревне, но недалече.
Мы разом выскочили во двор. Вдали, справа, над лесом виднелось зарево. Мои деревни — Чердынь, Обоянь, Вереши — были левее и южнее.
— У соседей горит чего-то. Не солома ли?
— Не, — авторитетно заявил Федька, — от соломы искр много. Наверное, изба. — И добавил каким-то упавшим голосом: — И, похоже, не одна.
И в самом деле, зарево было не одно, а целых три. Так деревни не горят. Если загорелся один дом, от искр может заняться соседний. Тогда издалека зарево все равно будет выглядеть как одно.
Не беда ли случилась? На подмогу надо спешить. Похоже, горит поместье Василисы Куракиной.
— Федор, подымай людей — седлать лошадей! Тревога!
Я ринулся в избу, растолкал Макара.
— Вставай скорее!
Макар поднял голову от подушки, потер глаза.
— Темно же еще, барин.
— Беда у соседей — кажется, деревня горит. Дай мне пару русинов из твоих, что попроворнее и у которых кони есть. Сам на всякий случай со своими людьми оборону здесь займи. Не знаю сам пока — там просто пожар или похуже что. Но нам подстраховаться — не лишнее. Понял ли?
— Понял, князь! Я мигом.
Макар быстро оделся и выбежал из избы. Я тоже наскоро оделся — ведь на улицу с Федькой в одном исподнем выбегали. Опоясался саблей, оба пистолета за пояс заткнул. Вышел из избы. Во дворе спешно собирались ратники. Суматоха, беготня, кони ржут…
Вскоре Тит подвел ко мне моего оседланного коня. Рядом собрались ратники десятка Федора, готовые к выступлению. Русины пристроились в конце колонны.
— За мной, рысью — марш!
Мы выехали из деревни. Хотя луна и светила ярко — было полнолуние, но все равно дорогу было видно плохо. Гнать галопом, значит — переломать лошадям ноги. Я и ездил-то по этой дороге один раз, когда с Макаром решили соседку-боярыню навестить да поближе познакомиться.
Меж тем зарево становилось все ближе и ярче.
Когда до деревни оставалось совсем немного, мы увидели бежавшего по дороге запыхавшегося мальчонку. Завидев нас, он юркнул в кусты.
Я поднял руку, дав знак отряду остановиться, и отъехал к обочине дороги.
— Эй, я тебя видел! Вылезай из кустов!
В ответ — тишина, только кусты зашуршали.
— Вылазь, покажись, а то стрелять велю!
Из кустов на дорогу выбрался мальчонка лет десяти, в порванной рубахе и босиком.
— Кто таков?
— Митька, из деревни я.
— Чего бежал?
— Татары у нас! Деревню подожгли! Помогите, дяденька!
— Много ли татар?
— Много!
Откуда им тут большим отрядом взяться? Засеки порубежные есть. Или заставу порубежную вырезали втихаря да — в набег? Послать гонца в Коломну? А если просто небольшая банда мародеров татарских просочилась? То-то позору на мою голову будет! Надо разведать. Опять-таки — заставы порубежные не сплошной цепью стоят, небольшая банда вполне проникнуть могла. Может — сами справимся?
— Митька! Дорогу знаешь?
— Конечно знаю, пастушок я, коз да овец гоняю.
— Садись ко мне, дорогу покажешь. Мальчонка подбежал ко мне. Я за руки поднял легонькое тельце и усадил Митьку перед собой.
— Давай показывай дорогу!
Мы остановились на опушке леса. Перед нами предстала страшная картина: горела деревня, и от пылающих в ночи изб было светло как днем. По улицам, размахивая саблями и копьями, носились конные, метались испуганные люди, истошно кричали женщины и дети.
— Вот что, Федор. Я забираю пару твоих и еще русинов. Деревню обойду по полям — Митька вот путь кажет. Ты же нападай. Постарайся тихо подскакать, том — залп из пищалей, и в сабли их бери. Коли немного их окажется — порубим.
— А если банда большая?
— Тогда сразу гонца посылай в Коломну, пусть известит наместника.
— Слушаюсь, княже. Начинать по сигналу?
— Какой к лешему сигнал, Федор? Сразу, как стелешься с врагом, так и начинай.
По моему сигналу от колонны отделились двое федоровских ратников и двое русинов. Они подъехали ко мне.
— Вот что, братцы. Басурмане в деревне бесчинствуют. Нам придется обойти вокруг деревни и ударить им в тыл. Сколько их, я пока не знаю, но — рубиться без страха, чтобы видели — русские здесь! Вперед!
От деревни мы старались далеко не удаляться. Митька показывал путь.
В деревне от пожаров светло, со света в темноте ничего не видно, а крика в деревне хватает, и нас не услышат. Поэтому наше нападение получится внезапным для врага.
Мы обогнули деревню, в это время на другом конце ее громыхнул залп. То вступил в бой Федор.
Татары бросили гоняться за людьми и кинулись в сторону выстрелов. Однако не все.
— Выезжаем на улицу. Как только татары встретятся — сначала стреляйте сами — без моей команды, потом саблей работаем. Вперед!
Мы выбрались на улицу. Я остановился и ссадил Митьку.
— Малец, заховайся где-нибудь в огородах. В избы не ходи.
Мы рысью поехали по улице.
Из распахнутых ворот крайней избы выскочил татарин с узлом в руках. Ему бы узел бросить и за саблю схватиться, да видно — жалко добра награбленного стало, замешкался. Это стоило ему жизни. Так и умер с узлом в руках. Срубил его русин, только голова по земле покатилась.
— Вы оба — проверьте избу, не осталось ли кого живых?
Русины спрыгнули с коней, кинулись во двор и вскоре вернулись.
— Ни татар, ни русских.
Мы доехали до следующей избы. Вдруг из-за поворота, из переулка вылетели на конях два татарина и — на нас, с копьями. Ратник федоровский вскинул пищаль. Ба-бах! Обоих так и вынесло из седел. Все-таки картечь лучше пули.
Снова русины пошли проверить избу и вышли понурые.
— Вся семья порезана, кровищей весь пол залит.
У следующей избы нас снова атаковали. Один татарин вылетел на лошади с саблей наголо, но был сражен выстрелом из пищали. Второй прыгнул на меня с плоской крыши сарая с ножом в руке. И ничего бы я не успел сделать, да лошадь моя в сторону от испуга шарахнулась, и татарин, промахнувшись, грохнулся оземь в шаге от меня. Подняться снова ему была не судьба. Из пистолета, что держал в руке, я влепил ему тяжелую свинцовую пулю в лицо, и захлебнулся татарин своей кровью.
А навстречу еще татары скачут, да не один, не два — около десятка. Черт! Нас — пятеро против них. Выдюжат ли русины макаровские, не дрогнут ли, не сбегут ли с поля боя?
— Сабли наголо! — скомандовал я.
Сошлись! От ударов саблями искры летели да звон стоял.
С левой руки я выстрелил из второго пистолета во врага и кинулся на подмогу ратнику, на которого наседали сразу двое, и он едва успевал отбиваться. Ударил татарина в бок саблей, да вот незадача — клинок скользнул по кольчуге.
А тут и Федор с десятком своим по улице летит, лишь сабли сверкают в свете пожара. Вовремя! С лихим посвистом, под крики, сопровождаемые непереводимыми словами, теснили они от изб не ожидавших такого отпора татар.
Дрогнули татары, кинулись от горящей деревни в сторону, к реке.
— Догнать и порубить!
Все бросились за убегавшими татарами. Кто-то из отступавших сбросил со своей лошади узел, едва не попавший под копыта моего коня. Не хватало еще мне упасть с конем и шею себе свернуть.
Один из ратников остановился, перевел на миг дух, вытащил лук, наложил стрелу на тетиву и замер, прицеливаясь. Тетива щелкнула. Впереди раздался вскрик и звук падения тела.
Я подскакал.
— Молодец, Демьян! И как только ты его в темноте разглядел!
— Ненавижу тех, кто на землю нашу убивать православных христиан пришел. Я таких в темноте не глазами — сердцем вижу.
Вырвавшиеся вперед ратники Федора догнали и принялись добивать убегавших татар.
— Федор! Прочеши со своими всю местность вокруг. Вдруг спрятался кто. Если обнаружите — постарайтесь живым взять. «Язык» нужен — узнать сколько их было и, главное — как просочились они на наши земли. Русинов я с собой беру.
— Будет исполнено, князь!
Федор собрал ратников и отдал распоряжение. Конники рассыпались широкой цепью и стали осматривать местность — овраги, заросли кустарника, скирды с рожью. Я же с двумя русинами направился в деревню.
Недалеко от центра ее стоял многоголосый плач. Туда я и подъехал.
У одной избы я увидел несколько повозок, доверху набитых узлами с трофейным добром. Понятно, татары приготовили обоз. Рядом с повозками стояли связанные люди. Воспользовавшись нашим нападением и отсутствием татар, они безуспешно пытались развязать узлы и освободиться. Тщетно. Разбойники связывали на совесть.
— Хлопцы, рубите веревки!
Русины соскочили с коней и ножами шустро перерезали пеньковые веревки. Освобожденные кинулись к своим избам — узнать, что с семьями. Лишь одна женщина бросилась ко мне. Грязное лицо, порванный сарафан, трясущиеся руки.
— Князь!
Я всмотрелся в ее лицо. Вроде бы тут меня никто и знать-то не должен, кроме боярыни. Ба! Да это же она и есть — сама боярыня Василиса Куракина! Вот уж никак не признал ее среди крестьянок.
Я соскочил с коня.
— Прости, боярыня, не сразу признал. Богатой будешь! — сморозил я от неожиданности ночной встречи.
— Какое там богатство, князь?! Усадьбу спалили ироды, людей многих поубивали, саму в полон взяли. Да из дома моего все мало-мальски ценное вытащили. Откуда теперь богатству быть? — горестно развела она руками. — Спасибо тебе и поклон низкий за выручку-спасение!
Боярыня поклонилась мне в пояс.
— Быстро ты на помощь пришел, я и не чаяла, что так скоро здесь будешь.
— Подожди-подожди, ты о чем это говоришь? Ты что, гонца ко мне посылала?
— Ну конечно! Как только татары нагрянули, я холопа своего, Гришку, к тебе за помощью послала, лучшего коня дала.
— Видно, не доехал твой холоп — не было никого. Федор, десятник мой, случайно зарево от пожара увидел да меня поднял. А на дороге — уже совсем рядом от деревеньки твоей — мальчонку встретили, пастушка Митьку.
— Неуж татары Гришку убили? Среди тех, кого в полон взяли, его не было.
— Да и мы убитых на дороге не видели. Утек, наверное, от испуга, да от татар подальше и спрятался. Что делать думаешь, боярыня?
— А что мне остается? Усадьбу, еще мужем построенную, восстанавливать буду. Осень уже, и зима на носу, жилье нужно. А ну как дожди зарядят? Избы ведь сгорели. Только вот ума не приложу, что делать — все ценности татары забрали.
— Экая беда! Вон — все узлы на повозках лежат. Осмотри сама, коли холопам веры нет. Что из дома своего найдешь — забери, в хозяйстве все пригодится.
Боярыня кивнула, соглашаясь. Я уже собрался ехать дальше но улице, сопровождаемый двумя русинами, как боярыня вскинулась:
— Князь, ты еще не уезжаешь?
— До утра побуду — рассвета уже недолго ждать. Сюда спешили, а обратно чего в потемках ехать — ноги коню переломать можно да себе шею свернуть. Тем более, хлопцы мои вокруг деревни твоей все прочесывают — не притаился ли где недобиток какой?
— Слава тебе, Господи, услышал Ты мои мольбы. Плохо в имении без боярина, без сильной руки!
И столько жалости к себе да сожаления в голосе ее было, что меня аж передернуло. И в самом деле. Мне, мужику, — и то тяжко управляться с имением, времени на все не хватает. А каково ей тут одной?
Из темноты возник Федька.
— Князь! — в голосе его слышалось ликование. — Пленного взяли да еще холопа боярыни, в стогу прятался. А рядом конь бродил. Его, сказывает. Только че бросил-то? В голову не возьму — темнит он. А еще…
Федька похлопал по узлу с барахлом.
— Чего в узле?
— Откуда мне знать, не смотрел покуда.
— Коли вещи, можете себе оставить — то ваш трофей! Разделишь среди людей своих потом. А коли злато-серебро…
Я не закончил предложение. Федор кивнул:
— Нетто мы не понимаем!
— Волоки сюда татарина и холопа. Допросить желаю.
— Это мы мигом!
Федька обернулся, заложил пальцы в рот и свистнул.
К нам подъехал ратник. К седлу его была привязана длинная веревка, к другому концу которой были привязаны связанные по рукам двое мужиков. Кто из них татарин, а кто холоп, было ясно и так — по одежде.
Я обратился к холопу.
— Назовись!
— Гришка, холоп боярский.
— Подожди-ка, это ведь тебя боярыня ко мне за помощью посылала? Тогда почему тебя в стоге сена нашли?
— Прости, боярин, испужался я! Федор хлестанул его плеткой по спине.
— Князь перед тобой, смерд!
— Вот что, Федор. Холоп этот трус и предатель. Не исполнил он боярского поручения — за помощью ко мне скакать. Свяжи его, да утром суд учиним.
Холоп, заслышав мои слова, упал на колени и завыл.
— Заткнись, пес смердящий! — Федор от души еще раз угостил его плетью.
— А ты кто? — повернулся я к татарину.
— Юнус.
— Расскажи-ка мне, Юнус, сколько человек в набеге участвовало и где прошли порубежье?
Татарин молчал.
— Не хочешь говорить? Ты думаешь, я просто так возьму да отрублю башку тебе, как воину? Не воин ты, а разбойник. Поутру отдам тебя на растерзание крестьянам этой деревни. За то, что вы здесь натворили, они тебя живьем на части порвут.
— Не надо отдавать, — испугался расправы татарин.
— Тогда говори живей.
— Нас было… один десяток и еще семь.
— Федор, убитых татар считали?
— Нет еще.
— Посчитайте, свериться надо.
— Откуда пришли?
— Из Казанского ханства! — горделиво поднял голову татарин. — Из улуса Юмчи-бека.
— Где шли?
— По Дикому полю — на той стороне Оки.
— Так ведь заставы на порубежье стоят?
— Напились они, мы их ночью и вырезали всех, — пренебрежительно сплюнул татарин.
Меня передернуло — и что у них за привычка постоянно плеваться?
— Здесь переправились? — показал я рукой в направлении Оки.
— Нет, здесь, однако, река широкая, мостов нет. Дальше отсюда.
— Так выходит — эта деревня у вас не первая в набеге?
— Еще одна была — вчера ночью на нее напали. Богатую добычу взяли.
Татарин замолк, поняв, что проговорился, да было поздно.
— Добыча где?
— В этой деревне ничего взять не успели, ты отбил.
— А из первой деревни, где добыча богатая была, куда трофеи дели?
Татарин замолчал.
— Федор! Попроси нашего гостя дальше говорить.
Федор спрыгнул с коня, вытащил нож и полоснул им по щеке татарина. Татарин завыл и схватился рукой за щеку.
— Князь! Промахнулся я в темноте. Позволь ему глаз вырезать, — подыграл Федор.
— Зачем глаз? Не надо глаз! — заверещал до смерти испуганный татарин.
— Как детям да старикам животы вспарывать, так вы горазды, а за свой глаз ишь как испугался!
— Князь, не надо глаз. Все скажу. Там, на берегу, две подводы стоят. При них — десятник с двумя воинами. Там добыча.
— Ну, смотри мне — коли врешь, бабам тебя отдам.
Татарин радостно затряс головой.
— Федор, бери ратников — и за мной! Макаровским — пленника охранять, да смотрите мне, чтобы не убег. А то я сам головы вам поснимаю.
В предрассветных сумерках мы направились к Оке. Над водою стоял туман, и было промозгло.
— Федор, бери половину воинов и иди вверх по течению, я же с остальными — вниз. Если помощь нужна будет — пальни.
— Выполню, князь.
Мы разделились и стали двигаться вдоль берега, стараясь не шуметь. В тумане, у реки голоса и так далеко разносятся.
С той стороны, куда ушел Федор, раздался выстрел.
Мы остановились, прислушались. Я подозвал Демьяна:
— Так. Демьян, ты охотник. Потому поручаю тебе вот что сделать. Спустись по берегу еще на версту — только тихо. Посмотри, нет ли там еще где татар? Остальные — за мной!
Мы развернулись и, не особо таясь, рванули через кусты, вверх по течению реки — на выручку Федору. Только помогать уже не пришлось. У подвод лежало двое убитых татар — явно из простых.
Я огляделся по сторонам, ища глазами старшего татарской охраны.
— А десятник их где?
— Как нас завидел, сука, так к воде сиганул с мешком. Я ему в спину и стрельнул. Поплыл в Казань свою, кверху задницей. Не встречали?
— Шутки у тебя, Федор! А что за мешок-то? Где он?
— На дне теперь, а что в нем — не знаю.
— Ну, так достал бы, коли упустил.
Все ратники, как по команде, начали упорно разглядывать землю под ногами. Понятно — в воду лезть желающих нет, тем более что еще не рассвело. Пуще смерти они боялись навок, русалок и водяных. По поверьям, ночью в воде — их власть. Утащат в подводное царство или жизнь выпьют.
— Ладно, посмотрите, что в подводах лежит. Чай — трофей ваш.
Ратники с удовольствием ринулись к подводам. Вот так всегда: как барахло смотреть — так все кинулись, не то что в воду лезть.
Я смотрел, что достают из узлов. Небогата добыча: одежда, полушубки, сапоги. Чего же это пленный говорил о богатой добыче? Все-таки надо доставать тот мешок из реки.
А вот и немного провизии обнаружили воины — мешок крупы, вяленой рыбы. Очень кстати! Проголодавшиеся ратники развели костер, зачерпнули котлом воды из реки и высыпали туда найденную в повозке крупу.
Вскоре запахло кашей. Ложки у всех с собой были — это непременный атрибут в любом походе. На день воин идет или на месяц — нож и ложку всегда с собой берет. У кого-то ложка за голенищем сапога, а у кого-то — в чехле на поясе, как у меня.
Тут послышался топот копыт. Я всмотрелся — это Демьян вернулся.
— Князь, проехал, как ты сказал, вниз по реке. Никого!
— Ну и хорошо. Давай к костру! Каша готова. Федор разделил на всех вяленую рыбу, мы уселись вокруг котла и по очереди черпали ложками кашу. Была она без соли, но ее прекрасно заменял вяленый лещ.
В животе разлилось приятное тепло. Мы передохнули немного, кое-кто уж и захрапеть успел. Меня не оставляла мысль о мешке на дне реки. Быть может, всего в нескольких метрах от нас находится такое богатство. Но — надо! Надо действовать!
Я встал, сбросил одежду, стянул сапоги. Федор смотрел на мои приготовления удивленно.
— Ты чего, княже?
— За мешком полезу, коли все боятся, — буркнул я.
Федор и сам потупился.
— Ты же знаешь меня, князь, я не одну сечу с тобой прошел, не трус я. С врагами злейшими воевать пойду — скажи только, а в воде — нечисть речная, супротив нее с саблей не попрешь.
Я улыбнулся суевериям отважного десятника, посмотрел на коряги, торчавшие у берега, на волны, с шелестом набегающие на гальку, поежился от одной мысли о предстоящей малоприятной процедуре и вошел в воду. Холодная вода обожгла ноги. Я невольно дернулся, сзади ахнули. Обернувшись, я увидел, что все ратники с тревогой наблюдают за мной. Федька трижды перекрестился, что-то шепча губами.
Конечно, можно было бы и с берега нырнуть, да — друг под водой на корягу какую наткнусь. Шею себе верну, а молва недобрая сразу пойдет — мол, на на-их глазах водяной князя утопил.
Зайдя по пояс, я наклонился и стал обшаривать руками дно. Ил один, да и все. Пошел вдоль берега, зашел поглубже, вновь ощупал дно — ногами. Ничего!
— Федор! В каком месте татарин мешок бросил?
— Да вроде там где-то.
На берегу заспорили: «Дальше, кажись — выше по течению».
Ладно, чего их слушать, не приметили. Да то и понятно — на воде ориентиров нет.
Когда я уже совсем замерз и подумывал о выходе на берег — погреться у костра, ноги наткнулись на что-то плотное. А мне здесь — уж по шею. Пришлось нырнуть.
Руки нащупали что-то плотное — никак кожаный мешок? Я попытался его поднять. Какое там! Тяжелый, черт, вроде его и в самом деле водяной держит.
Я вынырнул, глотнул воздуха. Все ратники подошли к реке и стояли у самого уреза воды, не представляя, чем мне можно помочь. Я нырнул снова, подтянул мешок волоком по дну под водой, в сторону берега. Снова вынырнул, а то от нехватки воздуха уже в висках стучало. Отдышался и — опять под воду. С каждым нырком удавалось подвинуть мешок поближе к берегу. Как же татарин так далеко его зашвырнул? Или мешок воды набрал и еще более оттого потяжелел?
Когда уже можно было стоять почти по пояс, я поднял мешок и с силой швырнул его на берег, заорав:
— Поберегись! Это водяной!
Мешок со звоном упал на гальку, не пролетев и метра — настолько он был тяжел.
Ратники брызнули в испуге в стороны, даже Федька не удержался. Ох и смеялся же я, даже про озябшее тело забыл. Стыдно бывалым воинам стало, руки мне протянули, помогли на берег выбраться. Федор подал какую-то тряпку. Я обтерся насухо, оделся и обулся.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4