Глава 15
Осень 1949 г. Угрюмов. «Midnight Special»
Трудно даже представить себе такой участок хозяйственного и культурного строительства, где не находили бы применение энергия, творчество и держание комсомольцев.
Л. И. Брежнев.
Из Отчетного доклада ЦК КПСС двадцать четвертому съезду Коммунистической партии Советского Союза
…Кощей. А он умный, не чета Егозе! На кривой кобыле не объедешь, единственная зацепка – мальчики. Попробовать прямой шантаж, может, и получится? Конечно, не самому, через подставных лиц. Сделать жизнь Кощея невозможной, вынудить его залечь на дно, а лучше – вообще уехать, как Егоза. Гм… одному не справиться, в глазах Силыча нужно выглядеть, как жена Цезаря – вне подозрений. Стало быть, и не стоит маячить на виду, действовать крайне осторожно, лучше – через официальные органы. Иван задумался. Через милицию или прокуратуру опасно – там вполне могут его помнить еще по старым делам, значит, что же…
От вокзала в сторону сквера, о чем-то весело переговариваясь, шли четверо парней с красными повязками на рукавах – дружинники-бригадмильцы. Один из них задержался около сидевшего на скамейке Раничева:
– Товарищ, здесь ребята не пробегали?
– Какие еще ребята? – Иван приветливо посмотрел на парня.
– Да такие… лет по двенадцати, мелочь в общем… Представляете, повадились, сволочи, бросать в проходящие поезда камни!
– Страшное дело! – покачал головой Раничев. – Этак и до крушения недалеко. Нет, не видал никаких ребят. Увижу, обязательно сообщу… только скажите – куда?
– В линейное отделение милиции можете. Там, на вокзале, – бригадмилец улыбнулся. – А лучше – нам, во-он видите, дом с железной крышей?
Иван посмотрел на двухэтажное здание, покрытое нежно-голубой штукатуркой и расположенное сразу за сквером.
– Там наш опорный пункт, – с какой-то гордостью пояснил бригадмилец, совсем еще молодой, лет восемнадцати-двадцати, парень.
– Обязательно сообщу, – приложив руку к сердцу, уверил Раничев.
– Спасибо, товарищ!
Парень побежал догонять своих, а Иван, ощутив вдруг кое-какую – пока еще дремлющую – мысль, быстро вскочил со скамейки и закричал:
– Эй, молодой человек! Вы, вы, бригадмилец.
– Что такое? – молодой бригадмилец обернулся. – Вспомнили что-то, товарищ?
– Да нет, не в том дело… Просто один мой знакомый тоже в подобной бригаде, в районе Курдина патрулирует, там, где четвертая мужская школа, знаете?
– Знаю. Только там с химзавода ребята, а мы – стройтрестовские.
– А там у них опорный пункт где?
– Кажется, где-то на Советской, за школой.
– Спасибо.
Поблагодарив парня, Раничев задумчиво зашагал в центр. Остановился у попавшегося по пути киоска, накупил газет – «Правду», «Известия», «Рабочий край», сунул их в карман пальто и, перейдя улицу, остановился у автобусной остановки, напротив витрины магазина «Оптика». Автобуса долго не было, и Иван от нечего делать пялился на витрину, а когда подошел под завязку набитый людьми «ЗиС», не поехал, а зашел в магазин, где купил очки с простыми стеклами в тонкой золоченой оправе, делавшими Раничева похожим если и не на главу кадетской партии Милюкова, то на партийного функционера – точно. Поправив шляпу, Иван вышел из магазина и, решив не терять времени зря, поймал бежевую в шашечках «Победу» – такси – да поехал на Курдина, к четвертой мужской школе. Обойдя школьный стадион с азартно играющими в футбол ребятами, он вышел на Советскую и, немного пройдя, обнаружил на одном из добротных, недавно оштукатуренных, домов красную табличку с надписью «Опорный пункт милиции» и номером телефона. Запомнив номер, Раничев перешел на другую сторону улицы, к телефонам-автоматам, и, прикрыв за собою железную дверь будки, закрутил диск.
– Опорный пункт? Это из горкома звонят. Нет, не по поводу взносов. Бригадмильцы у вас обычно как патрулируют? С восьми до одиннадцати? Понятно. Мы к вам подошлем агитатора с лекцией о международном положении. К какому часу подойдет? А вот к восьми и подойдет, ничего, на патрулирование и попозже выйдут. Там ведь с химзавода все? Ну и отлично. Да, агитатора зовут Петров Иван Петрович – человек он знающий, много чего повидавший.
До вечера еще оставалась целая уйма времени. Иван зашел в ресторан, пообедал и неспешно направился домой, на Героев-полярников. Дождь перестал, и сквозь разрывы облаков проглянуло солнце. Встречавшиеся на пути прохожие улыбались и, обходя лужи, вежливо раскланивались друг с другом.
– Эй, дядя Иван, подождите!
Раничев оглянулся: через улицу, прямо по лужам, бежал Генька. В расстегнутом пальто, с развевающимся на ветру галстуком и улыбкой во все лицо.
– А я смотрю, вроде бы вы… Дядя Иван, я контрольную по арифметике на «хорошо» написал!
– Молодец, – одобрительно кивнул Раничев. – У нас по пути мороженицы нет?
– Как же нет? А павильон в сквере?
Свернули в сквер. В павильоне «Соки-воды» Иван угостил Геньку молочным мороженым по два рубля за сто граммов, взял и себе, с сиропом, хотел было еще и пару бутылок пива, дорогого, по восемь рублей, но раздумал – вечером он должен был выглядеть, словно на приеме у английской королевы. Да, еще нужно было замотивировать его вечерний уход из дома.
– А я вот в театр сегодня собрался, – доев мороженое, улыбнулся Иван. – Хорошую пьесу дают, по Чехову.
– Мы его еще не проходили… Но я читал – «Лошадиная фамилия», «Хамельон»… А вот «Вишневый сад» мне совсем не понравился, а вам?
– Ну как тебе сказать? Все-таки – классика.
– Дядя Иван, у нас на следующей неделе сбор – ну в честь Дня рождения комсомола, помните, я говорил?
– Да помню.
– И вы обещали песню со мной разучить, ну, на гитаре. Будем сегодня?
Раничев вздохнул:
– К сожалению, сегодня не получится, Генька, в театр ухожу. А вот завтра – в самый раз. Ну что, идем? Мать, поди, волнуется – где это ты так задержался?
Генька вдруг погрустнел:
– Знаете, дядя Ваня, а мы с мамой, наверное, скоро уедем… Ой! – он вдруг закрыл рот ладонью. – Проговорился! Вы только, пожалуйста, не говорите маме, что я вам сказал, ладно?
– Ладно. А почему такая тайна?
Пацан нахмурился:
– Мама говорит, Николай Силыч не захочет, чтобы мы уехали… Ой, вы и ему не говорите!
– Не скажу, – Иван потрепал Геньку по волосам. – А куда собрались-то? Поди, на север?
– Не-а, наоборот, на юга, в Краснодар! Там мамина тетка, теть Зина, у нее свой дом с садом, такой красивый, и… Вообще там здорово! Хотя и здесь… с ребятами расставаться грустно.
– С какими ребятами, с Егозой, что ли?
Генька засмеялся:
– Скажете тоже! С друзьями школьными, у нас знаете какое звено?! Сильное. Я, Мишка Васильков, Колька, Дашка с Наташкой – все друг за друга горой.
– Здорово, – согласился Раничев. – Ну раз вы такие друзья, так ты летом возьми да и пригласи их к себе в Краснодар.
– Ой! – мальчик засиял. – И правда! Мама только рада будет…
Раничев усмехнулся. Это хорошо, что Надя с Генькой уедут, это прекрасно просто, все ж таки почему-то не хотелось, чтобы с ними случилось что-нибудь нехорошее. Может быть, потому, что Иван помимо своей воли сильно привязался и к Надежде, и к Геньке. Пацан вообще был славным, да и Надя, как оказалась, вовсе не походила на содержательницу бандитской малины. Правда, любила хорошо одеться – а какая женщина этого не любит? – и, кажется, сильно боялась Силыча. А вот к Раничеву относилась хорошо – кормила обедом и ужином, искренне смеялась над шуткам, вообще, похоже, Иван ей нравился, и, может быть, даже не столько в сексуальном смысле – как красивый и сильный мужчина – а как порядочный человек. Надежда даже как-то что-то такое высказала по этому поводу. Да-а, по сути – несчастная женщина. И, наверное, именно при первой встрече с Иваном она и была искренней, а потом… потом – все на людях.
* * *
Придя домой, Раничев с удовольствием попил с Надеждой и Генькой чаю с мягкими, усыпанными маком, баранками, затем поднялся к себе, разложив на столе газеты – к вечернему выступлению следовало подготовиться. Так, о чем там пишут? О грядущем укрупнении колхозов – ну это, пожалуй не надо. А вот и вполне подходящее – полный текст ноты правительства СССР правительству ФНРЮ от 28 сентября сего года – месяца не прошло – за подписью замминистра иностранных дел А.А.Громыко…
«…руководители югославского правительства вели и продолжают вести свою враждебную и подрывную работу против СССР… теперешнее югославское правительство находится в полной зависимости от иностранных империалистических кругов и превратилось в орудие их агрессивной политики… Советский Союз отныне считает себя свободным от обязательств…» В общем, как в том анекдоте – «Да здравствует клика Тито!»
Вечером Иван вышел на крыльцо – в распахнутом пальто, в белой рубашке с галстуком, в светло-сером элегантном костюме, при шляпе. Вышел заранее – для полноты образа требовалось еще прикупить солидный кожаный портфель – такие как раз продавались в универмаге РАЙПО, там же, на Советской.
– Генька говорит, в театр собрались? – Надежда вышла на веранду с тазиком, полным только что выстиранного белья.
– В театр, – Иван улыбнулся.
– Сто лет не была в театре, – вдруг вздохнула Надя. – Да и в кино-то никто не зовет, разве что Генька. Счастливо вам сходить, Иван.
– Спасибо.
Приподняв шляпу, Раничев направился в сторону центра, там – он точно знал – находилась телефонная будка, можно было вызвать такси – уж больно не хотелось полгорода тащиться пешком. Ага, вот и телефон… Черт! Оторвана трубка. Вот шпана поганая, руки бы поотрывать!
– Эй, дядя, закурить не найдется?
Из подворотни вывалили трое – начищенные сапоги, длинные пальто, надвинутые на самые глаза кепочки, в уголках губ словно бы приклеились папироски. Курить вам нечего, как же! У того, что в центре, – белое кашне на шее.
Остановившись, Иван подождал гопников и, не говоря, ни слова, резко ударил того, что в кашне, кулаком в челюсть. Бил от души – гопник, жалобно вскрикнув, отлетел куда-то к забору, глухо ударившись головой об мокрые доски. Не давая опомниться, Раничев саданул ногой второго, третий успел отскочить в сторону и, вытянув вперед руку с зажатой в ней финкой, нервно заорал:
– Не подходи, падла, не подходи!
Иван – по-прежнему молча, что сильно действовало гопникам на нервы, еще раз ударил ногой упавшего – не того, что в кашне, там, похоже, особого успокоения не требовалось, а другого, и, схватив с земли камень, резко швырнул его прямо в рожу оставшегося на ногах парня. Тот увернулся, но Раничев достал его ногой – блеснув фиксатым ртом, гопник впечатался в стену рядом с телефонной будкой, финка его, жалобно звякнув, упала на тротуар. Иван подобрал ее и забросил в лужу.
– С-сука… – сползая по стене, зашипел гоп-стопник.
Раничев безо всякой жалости ударил его кулаком в живот:
– Не ругайся. Нехорошо это.
– Мы тя достанем, фраерок! – это очнулся тот, с кашне.
Иван подошел к нему и, отвесив хлесткую затрещину, ухватил за руку:
– Палец сломать, гнида?
Гопник заверещал от боли. А потом и завыл – Раничев все ж таки привел свою угрозу в действие. Никакой жалости к подобным шакалам он не чувствовал – навидался в далеком прошлом – и прекрасно знал: тут так, или ты их, или они тебя. Договориться миром никак не получится.
– Будешь орать – сверну шею! – Иван усмехнулся. – Надо же, щенки! На кого напасть решили? Силычу расскажу – долго смеяться будет.
– Так ты с Силычем? – удивленно спросил тот, что у стены. – Так бы сразу и сказал… Зачем пальцы-то ломать, дядя? Больно ведь.
– Больно им, – Раничев пожал плечами. – Скажите спасибо, что вообще на тот свет не отправил. А ну, пошли с глаз моих!
Постанывая и глухо ругаясь, гопники удалились в ночь. Иван прошел еще полквартала, пока наконец не отыскал работающий телефон. Такси – шикарный «ЗИМ» – приехало на удивление быстро, заметив стоявшего на дороге Ивана, водитель притормозил и высунулся в окно:
– Вы вызвали?
– Я. – Раничев с удовольствием уселся в просторный салон.
– Куда везти? – обернулся таксист в лихо заломленной на затылок фуражке с эмблемой угрюмовского таксопарка.
Иван устало махнул рукой:
– В центр. На Советскую, к универмагу. Работает он еще?
– Должен.
Купив в универмаге дорогой портфель дивной коричневой кожи, Раничев заскочил в аптеку – заклеил пластырем ссадины на кулаке. Надел на нос очки, поправил шляпу и, поглядев на часы, быстро пошел к опорному пункту милиции. Вот и знакомая вывеска, невысокое крыльцо, урна… Набрав в грудь воздуха, Иван решительно толкнул дверь.
И замер – весь первый ряд небольшого зала сиял белизной парадных милицейских мундиров! Однако…
– Вы из горкома? – подбежал какой-то молоденький лейтенант. – Товарищ Петров Иван Петрович?
– Он самый! – Раничев с улыбкой протянул милиционеру руку. – Здравствуйте. Здравствуйте, товарищи!
– Здравия желаем, – хором откликнулись милиционеры.
– Я Костиков, участковый уполномоченный, – запоздало представился лейтенант. – Старший здесь, на опорном пункте, ну и – комсорг. Кроме бригадмильцев, мы сегодня решили еще и постовых пригласить, и участковых – естественно, свободных от смен. Ничего?
– Славно, – кивнул Иван. – Так сказать, живое слово партии – в простые милицейские массы!
– Проходите, раздевайтесь, – радушно пригласил лейтенант. – Вешалка у нас в углу, а вон тут, видите, кафедра!
– Да, неплохо у вас тут все оборудовано, – раздеваясь, заметил Раничев.
– Шефы средства подбрасывают. Мы здесь и комсомольские собрания, и тематические вечера проводим.
– Рад всех вас видеть, дорогие товарищи! – встав за кафедру, Иван внимательно обвел глазами зал. Собравшихся было человек тридцать – с десяток милиционеров, остальные – бригадмильцы, молодежь с лесохимического завода.
– Меня зовут Петров Иван Петрович, и по поручению городского комитета партии я сегодня прочту вам небольшую лекцию о международном положении. Как вы знаете, товарищи, ситуация в мире сложная. Все громче бряцают оружием гнусные силы мирового империализма, все чаще и чаще засылают шпионов и диверсантов. И в этой борьбе, товарищи, никто из нас не должен остаться равнодушным.
Раничев сделал короткую паузу. Раздались аплодисменты.
– Наше родное правительство, партия никогда не оставят без ответа происки антисоветских сил! На каждый их удар мы ответим двумя!
– Правильно!
– На каждую идеологическую диверсию отзовемся сплочением комсомольских и партийных рядов! Выступим против клики Иосипа Броз Тито, позор югославским фашистам…
Иван говорил легко, про себя удивляясь – откуда у него взялись подобные трескучие фразы? Наверное, из далекого пионерского детства и комсомольской юности. Покритиковав Югославию, Раничев перекинулся на германский реваншизм, а затем, не оставив камня на камне от внешней и внутренней политики США, заговорил об укрупнении колхозов и развитии легкой промышленности.
– Что скрывать, дорогие товарищи, есть еще у нас отдельные недостатки – и голодно иногда бывает, и, что греха таить, неуютно. Живем мы пока бедно, но – и вы все это прекрасно видите – с каждым годом все лучше и лучше. Регулярно снижаются цены, отменены карточки… Кстати, товарищи, никто не помнит – когда?
– В сорок седьмом! – с энтузиазмом закричали сзади.
– Вот! А в Англии, между прочим, – только в пятьдесят первом… – Иван вдруг осекся – какой, к черту, пятьдесят первый, когда сейчас еще только сорок девятый?
– Только в пятьдесят первом году правительство Этли планирует отменить карточки в Англии, – выкрутился Раничев. – На фоне неуклонного повышения жизненного уровня всех советских людей, что же происходит, товарищи, так сказать, на загнивающем Западе? А вот что! Коррупция снизу до верху, попирание морали и прав, порноиндустрия и игорный бизнес, повышение коммунальных платежей и монетизация льгот! Давайте же – за то, что у нас всего этого нет и не будет – от всей души поблагодарим родную коммунистическую партию и нашего любимого вождя, Иосифа Виссарионовича Сталина!
Иван кивнул на висевший напротив входа портрет вождя в белом парадном мундире с золотыми погонами генералиссимуса.
Бурные, долго не прекращающиеся аплодисменты перешли в овацию.
– Спасибо! Спасибо, дорогие товарищи! – расчувствованно произнес лектор и пристально посмотрел в зал. – Может быть, у кого-то есть вопросы? Прошу вас, не стесняйтесь.
– Товарищ лектор, – в середине зала поднялся белобрысый худощавый парень в явно большом – видно, с отцовского плеча – пиджаке, представился: Кучеров Сергей, цех красителей. – Товарищ лектор, у меня вопрос, может быть, не по существу освещаемой темы, но тем не менее хотелось бы знать, как вы – и в целом партия и комсомол – относитесь к классической музыке?
– Положительно относимся, товарищ Кучеров! – под смех присутствующих ответил Иван. – Правда, не ко всей. Вот, к примеру, Шостакович. Спорный, надо сказать, композитор. А об опере Вано Мурадели «Великая дружба» в партийной прессе так прямо и сказано – сумбур вместо музыки!
– А Моцарт? Штраус? Вивальди? – не отставал дотошный любитель музыки, а сидевший рядом с ним шатен с небольшими усиками безуспешно пытался усадить его в кресло за фалды пиджака.
Раничев улыбнулся:
– Насчет классической музыки, товарищи, скажу так: мне лично много чего нравится – и вальсы Штрауса, и сороковая симфония, и «Времена года», и даже Бетховен. Как ответственный партийный работник, считаю, что слушать классику комсомольцу и вообще советскому человеку, вовсе не зазорно!
– Вот так, слышал? – довольный меломан победно взглянул на своего соседа с усиками.
– А джаз? Что вы насчет джаза скажете?
– А вот насчет джаза, уважаемые товарищи бригадмильцы и милиционеры, поговорим в следующий раз!
Под бурные аплодисменты Иван Петрович сошел с трибуны, вернее – вышел из-за кафедры. Молодые люди, среди которых, к удивлению Раничева, было достаточно много девушек – переговариваясь между собой, подходили к участковому Костикову на инструктаж.
– Спасибо, дорогой товарищ, за интересную и познавательную лекцию! – вполне искренне поблагодарили Ивана уходившие милиционеры.
– Не стоит, – скромно потупил глаза тот. – В конце концов, вести партийную пропаганду – это моя работа.
Дождавшись, когда зал почти опустел, Раничев подошел к участковому:
– Товарищ Костиков, у меня к вам небольшое дело.
Милиционер оторвался от инструктируемых:
– Слушаю вас внимательно.
– Видите ли, как лектор я частенько выступаю по правовым вопросам перед различными аудиториями, и мне было бы чрезвычайно интересно увидеть работу бригадмильцев так сказать изнутри. Пройтись, как говорится, вместе с комсомольским патрулем по ночным улицам нашего любимого города… Да вот хоть с этими симпатичными молодыми людьми, – Иван кивнул на оставшуюся в зале группу – трех юношей и двух девушек.
Лейтенант почесал затылок:
– Вообще-то не положено… Но если вы так хотите, что ж… Ребята у нас надежные, – участковый улыбнулся, и Раничев тут только заметил на его кителе несколько нашивок за боевые ранения. Наверное, воевал, хоть и выглядит совсем еще молодым парнем – ну сколько ему, двадцать четыре? Двадцать пять? Да, воевал, да и эти ребята с девчонками наверняка хватили лиха – война-то едва четыре года как кончилась.
– Ну тогда знакомьтесь, товарищ лектор! – весело предложил участковый. – Я и сам с вами пойду, прогуляюсь.
– Кучеров, Сергей, – снова представился белобрысый меломан.
– Павел, – это его приятель, высокий, усатенький. Еще был несколько угрюмый Николай с лицом плакатного стахановца, и две девчонки – Лера и Галя. Лера – пухленькая и с короткой стрижкой, а Галя – высокая худышка с косой.
– Очень приятно, – Раничев с чувством пожал бригадмильцам руки. – Иван Петрович.
– Ну что ж, Иван Петрович, идемте?
Бригадмильцы лесхимзавода патрулировали район, ограниченный улицей Советской и Курдина, этакий чуть вытянутый квадрат, включавший в себя сквер и мужскую школу.
– Сквер – это наша головная боль, – жаловался по пути участковый. – Как вечер, так обязательно либо изобьют кого-нибудь, либо ограбят. А вот еще повадились с пьяных часы снимать. И чего удумали, сволочи, – специально дождутся, когда на заводе получка или аванс – и хоронятся за деревьями, поджидают выпивших граждан.
– В школе на вечерах тоже драки бывают, – обернувшись, заметил Сергей. – Но это, когда какое-нибудь мероприятие.
– А вы, Сережа, не в этой школе учились? – Иван показал рукой на «четвертую мужскую», мимо которой как раз и проходил их патруль.
– Нет, – бригадмилец покачал головой. – В другой.
– Мы – в этой, – глухо отозвался Павел. – Николай давно закончил – вон и в армии уже успел отслужить, а я только что, в этом году.
– И я – в этом, – улыбнулся Сергей. – Сейчас практику наработаем – в институты поступим.
– И куда же, если не секрет?
– Пашка в технологический, на инженера, а я в Ленинград, в лесотехнический.
– Хорошее дело, – одобрительно кивнул Раничев и оглянулся. – А вы что же, девчонки?
– А мы и так учимся! – хором откликнулись те. – В техникуме, на вечернем.
Обойдя школу, патруль углубился в сквер, тщательно присматриваясь к проходившим мимо подростками, да и вообще ко всем прохожим. Зря не бродили – записав фамилии и номера школ, отправили по домам трех припозднившихся мальчуганов с мячом, разняли у закрывавшегося пивного павильона драку – вернее, даже не успели разнять, едва заслышав свистки, драчуны разбежались. Еще немного походив по опустевшему скверу – беседа вдруг зашла на литературную тему, Сергей говорил о Твардовском и Трифонове, Раничев их тоже похвалил, а вот о Зощенко и Булгакове отозвался осторожно. Заспорили – Сергею нравился Булгаков.
– Мощный, интересный писатель!
– Но ведь он описывает наших классовых врагов, Сережа! – вступил в спор Павел. – Это же апологетика, понимаешь ты, апологетика!
– А я фантастику люблю, – обернулся к ним участковый. – Жюля Верна, Беляева. В центральной библиотеке их много.
Девчонки и Николай в спор не вмешивались, по-видимому, ничего не читали.
Похоже, патрулирование сегодня выдалось спокойным – Раничев украдкой глянул на часы – десять тридцать, еще полчаса, и привет…
– О, гляньте-ка, деятель! – замедлив шаг, участковый кивнул на только что вышедшего из такси молодого парня в велюровом, с широченными плечами, пальто, узеньких бричках-дудочках и тупоносых штиблетах на какой-то жуткой платформе. Из-под распахнутого пальто был виден модный светло-желтый пиджак, зеленая сорочка и умопомрачительного цвета галстук с изображением саксофонов и пальм.
Стиляга! – догадался Раничев. Ну конечно же – один из первых представителей данного вида «отщепенцев» среди советской молодежи. Смелый парень… Выглядел, конечно, смешно – но для сорок девятого года невообразимо круто. Вообще-то, сейчас его могли забрать в милицию за один внешний вид – или разрезать ножницами брюки, состричь на голове кок – запросто!
– Эх, жаль, ножницы сегодня не прихватили! – с досадой произнес Николай. – А то бы…
– И как только не стыдно этаким попугаем ходить? – дружно возмутились девушки, Лера и Галя. – Позорник!
– Тсс! – обернувшись, участковый приложил указательный палец к губам и шепотом пояснил. – Это Вовик Левадский, кличка – Боб и еще – Гужбан – видите, губы толстые… Махровый спекулянт!
– Что ж еще на свободе?
– Хитрый, гад! Один раз попался – на поруки взяли. Он в НИИ лесоматериалов работает, лаборантом или младшим сотрудником, коллектив там гниловатый – Гужбан, видать, достает им разные вещицы, вот они его и выручают. Моя бы воля – всех бы на лесоповал отправил! – милиционер в сердцах сплюнул.
– А куда ж в этом НИИ комсомольская организация смотрит? – тихо возмутилась Галя. – Или и там все шкуры продажные?
– Да он не комсомолец, – махнул рукой лейтенант. – Разве таких в комсомол берут? О! Смотрите, смотрите… К кинотеатру пошел, сейчас как раз последний сеанс кончится… Видно, встреча у него там! А ну-ка… за мной. Только осторожно, чтобы не заметил.
Бригадмильцы весело переглянулись, и их веселый азарт неожиданно захватил и Раничева, весьма заинтересовавшегося стилягой – наверняка одним из немногих в городе, а может быть, и единственным. Стиляга… Наверное, сейчас, в сорок девятом, еще и слова-то такого нет, чуть позже появится.
Немного пофланировав у входа в кинотеатр, Вовик встал на углу и, небрежно сплюнув на тротуар, закурил, вытащив сигарету из яркой иностранной пачки. Бригадмильцы во главе с участковым Костиковым спрятались в темноте, за тополями, посаженными вдоль тротуара.
– Слышь, Андрей, – наклонился к участковому Коля. – А этот Гужбан – он не шпион часом?
– Пробовали и на это прокрутить, – лейтенант вздохнул. – Да сверху сразу дали по шапке, сказали, чтобы дурака не валяли. Ну какой он шпион? Смех один. За версту виден. Вот на спекуляции его бы еще разок взять, уже бы не отвертелся. О, смотрите, кажется, сеанс кончился.
Из распахнувшихся дверей кинотеатра – бывшей церкви Параскевы Пятницы – повалил народ, громко обсуждая только что просмотренную картину «Подвиг разведчика». Предупрежденные участковым бригадмильцы смотрели на стилягу во все глаза, но нахлынувшая толпа захлестнула его, на какой-то миг скрыв от зорких глаз комсомольцев. А когда люди разошлись, вместе с ними ушел и Боб – не торопясь, поймал такси – синюю «Победу», сел…
– Бежим, Андрей! Уйдет ведь!
– Не спеши, Николай, – начальственный басом отозвался участковый. – Он наверняка уже все скинул – зря только время потратим, отопрется, гад! А вот покупателя я, кажется, видел…
– И мы видели! – хором закричали девушки. – Во-он, тот паренек, в длинном пальто, без кепки. К остановке пошел.
– Что ж, – участковый ухмыльнулся. – Задержим, проведем, так сказать, профилактическую беседу с далеко идущими последствиями.
К остановке как раз подошел автобус, и, выйдя из-за деревьев, бригадмильцы прибавили шаг.
– Участковый уполномоченный лейтенант милиции Костиков! – подойдя к пареньку, лихо козырнул Андрей. – Молодой человек, прошу пройти с нами.
– К-куда? – парень растерянно хлопнул глазами.
– В опорный пункт. Здесь не так далеко.
– Но… но я ничего такого не сделал!
– Пройдемте! Ребята, подмогните ему, смотрите только, чтобы не сбежал.
– Да не надо меня хватать, – севшим голосом пробормотал задержанный. – Сам пойду.
– Подожди немного, – участковый подошел к опоздавшей на автобус паре – высокому усатому парню и рыжеволосой девушке. Козырнул, представился:
– Товарищи, будете понятыми.
Задержанного тут же и обыскали, да, собственно, и не нужно было долго искать – за пазухой у парня тут же обнаружился пакет из вощеной бумаги, а в пакете – Иван глазам своим не поверил, хотя подсознательно чего-то такого и ожидал – старые рентгеновские снимки с нарезанными звуковыми дорожками – легенда советской действительности, музыкальные записи «на костях»! Интересно, что там?
– Во, тут наверняка всякая антисоветчина! – азартно потер руки Коля.
– Сегодня слушает он джаз, а завтра Родину продаст, – уничижительно добавила Лера. – И как только не стыдно?!
– Давайте это ко мне в портфель, – Раничев кивнул на пакет с дисками. – Чего в руках-то таскать?
– Держите, Иван Петрович, – Костиков протянул пакет Ивану и обернулся к ребятам: – Ну, хлопцы и девушки, пошли.
Впереди, по обе стороны от задержанного парня, важно шагали Паша с Сергеем, невообразимо гордые оказанным доверием. За ними, бурно обсуждая случившееся, шли девушки, а позади – Раничев, участковый и Николай.
– Здорово мы сегодня поработали, правда, Андрей? – захлебываясь, говорил Коля. – Наверняка заведут дело, и уж не закроют – доказательства есть…
Костиков усмехнулся:
– Ну сколько раз говорить – дела не заводят, их возбуждают, по веским обстоятельствам. И не закрывают – что, уголовное дело дверь, что ли, чтобы его закрывать? Прекращают – вот как правильно. Завести, закрыть – так, Николай, только в дальних деревнях неграмотные колхозницы говорят, еще при царском режиме родившиеся. Нам так не к лицу!
– Да понял, понял, – сконфузился Николай. – Так будет дело-то?
Участковый усмехнулся:
– Честно говоря, вряд ли. Ну что мы ему предъявим? Записи? Так он скажет – нашел или купил у неизвестного лица. Ведь сам момент передачи мы проморгали. Ну возбудим сейчас дело? И что, потом прекращать его за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого? После такого все по шапке получим, от того же горкома, верно, Иван Петрович?
– Да, – веско отозвался Раничев. – Не стоит показатели портить. Тем более – в конце года. Но с парнем этим профилактическую беседу провести надо! И сообщить по месту учебы.
– Сделаем, Иван Петрович, не в первый раз, – с улыбкой заверил Костиков. – Сейчас на опорнике ребята его опросят, потренируются объяснение брать, пропесочим, уж будьте-нате! Мало не покажется.
Иван еще раз улыбнулся, добавив что-то о нужности, важности и полезности профилактической работы милиции.
Придя на опорный пункт, совсем по-домашнему заварили чаек. Пока бригадмильцы опрашивали задержанного в зале, в соседней комнате участковый нарезал хлеб с ливерной колбасой, достал с полки пачку рафинада…
– Пойду посмотрю, как там у них? – негромко сказал Раничев. – Заодно позову чай пить.
– Ну это минут через пять, – хохотнул участковый. – Пока настоится.
Войдя в зал, Иван уселся чуть в стороне и с любопытством стал наблюдать за разворачивающимся действом. Задержанный, оказавшийся совсем еще юным пареньком лет четырнадцати, понурив голову, сидел на колченогом стуле, односложно отвечая на вопросы. Густые русые волосы его были аккуратно подстрижены, лишь на глаза нависала челка. Из-под расстегнутого пальто виднелась шикарная – с застежкой-молнией – куртка, наверняка – предмет лютой зависти одноклассников.
– Итак, – сидевший за конторским столом Николай посмотрел на бедного парня с таким видом, словно допрашивал опаснейшего шпиона. – Вольский Юрий Леонидович, одна тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения, русский… Комсомолец?
Парнишка кивнул.
– Громче! Не слышу!
– Да… Недавно приняли.
– Поторопились, – Николай ухмыльнулся. – Учишься где?
– Четвертая мужская школа, восьмой «А».
– Кто родители?
Парень сглотнул слюну:
– Умерли. Отец – от ран, мать – от рака. Я с бабушкой живу.
– С бабушкой? – Коля кивнул на куртку с молнией. – На бабушкину пенсию такой жакетик не купишь!
– Она переводчица и хорошо зарабатывает. Правда, и работает много… – Юрий вздохнул.
– Ну вот, – встряла в разговор Галя. – А теперь подумай, приятно ли будет бабушке – старому заслуженному человеку – узнать такое про своего внука?!
– А что? Что я сделал-то? – с вызовом бросил мальчишка. В серых глазах его появились слезы.
– Спекулянту помогаешь, вот что!
– Да никому я не…
– А эти твои пластинки? Там же наверняка что-нибудь запрещенное!
– Глен Миллер там! И еще кое-что, – яростно откликнулся Юра. – «Серенаду солнечной долины» смотрели?
– А ну-ка, не ори здесь! – Николай яростно хватил по столу кулаком.
Задержанный вздрогнул и закусил губы. Видно, сдерживался из последних сил, чтобы не разреветься.
Заглянувший в зал участковый жестом подозвал Сергея:
– Давайте, заканчивайте с ним.
Кивнув, Сергей – смешной, растрепанный, в кургузом пиджачке – с явным облегчением что-то прошептал на ухо Николаю. Как видно, Сережа, будучи поклонником классической музыки, все же в чем-то понимал задержанного меломана. А уж как понимал его услыхавший про Глена Миллера Раничев! Жалко было парня, очень даже жалко. В конце концов, Иван и сам когда-то, будучи подростком, всегда ходил к спекулянтам у музыкального магазина, дабы хоть одним глазком взглянуть на фирменные пласты «Led Zeppelin», «Deep Purple», «Slade»… Купить было не судьба – самый дешевый диск стоил сорок рублей, огромные для Ивана и его дружков-приятелей деньги. Хорошо хоть в те времена появились какие-то частные полуподпольные студии звукозаписи, у которых практически было все, включая такие экзотические отечественные редкости, как «Черный сентябрь» или «Трубный зов». «Писалы» – так назывались эти студии – их было несколько, адресами и прайсами обменивались и не всегда безвозмездно. Кстати, гибкие пластинки – не на костях, а с какими-нибудь поздравительными открытками – «писалы» тоже записывали – по рублю за штучку.
– И сколько одна такая запись стоит? – подойдя ближе, поинтересовался Иван.
Парнишка пожал плечами:
– Червонец.
– О! – Николай оторвался от листа с «объяснением». – Даже больше, чем бутылка пива! На, – он протянул задержанному листок. – Прочитай, распишись.
– Не забудь еще написать: «с моих слов записано верно, мною прочитано», – потеребив усики, подсказал Паша.
Юра написал требуемое и, поставив подпись, поднял глаза:
– Все? Я могу идти?
– Ты погоди – «идти»! – усмехнулся не так давно подошедший участковый. – Сейчас вызовем бабушку, пускай тебя заберет под расписку, домашний телефон, я смотрю, у вас есть…
– А может, не надо бабушку? – с надеждой посмотрел на него Юра. – Может, я сам пойду?
– Ага, сам… Случись что с тобой, с меня потом начальство голову снимет.
– А может, мы его доведем? – неожиданно предложил Раничев. – Где он живет? – Иван заглянул в объяснение. – Зеленый переулок, два. Мне как раз по пути будет.
– И мне по пути, – присоединился к нему Сергей. – Точно, отведем задержанного домой, возьмем расписку – чего зря пожилого человека таскать?
– Ну, как хотите, – участковый махнул рукой. – Ведите, если не лень. Чаю только на дорожку попейте.
Попили чаю. Участковый Костиков (он оказался парнем не злым) предложил и задержанному, но тот гордо отказался, и так и сидел в зале, глотая слезы. Наконец собрались идти.
– Спасибо вам, Андрей, и вам, ребята, – искренне поблагодарил Иван. – Было весьма любопытно и поучительно. От всей души спасибо. Обязательно попрошу отметить вас в горкоме.
– Ну что вы, Иван Петрович, – Костиков улыбнулся. – Рад, что вам понравилось. А как еще насчет лекций? Знаете, иногда нам таких лекторов присылают, уж до того нудных, что кое-кто прямо-таки спит в зале!
– Вот-вот! – со смехом поддержали девушки и почему-то оглянулись на Николая. Тот зарделся:
– А что я-то? Я ничего. Один я, что ли, спал? Вон, Мефодий Кузьмич, старшина…
– Ты, Николай, по Кузьмичу не меряй, – милиционер хохотнул. – Кузьмич на всех собраниях спит. Так как, товарищ лектор, как насчет следующего раза?
– Обязательно, и с большим удовольствием, – Раничев протянул участковому руку. – Только… Давайте уж где-нибудь в начале декабря, лады? А то у нас сейчас запарка, текучка…
– Лады! – радостно улыбнулся Костиков.
Дом два по Зеленому переулку оказался весьма приличным и добротным, старинной, еще прошлого века, постройки, с большими окнами и лепниной. Тяжелая дверь с бронзовыми ручками, просторная парадная, лифт.
– Нам на второй этаж, – показал Юра. – Вон она, наша квартира.
Он позвонил.
Дверь открыла интеллигентного вида женщина в пенсне и голубом бархатном халате, седые волосы ее были гладко зачесаны назад, лицо смотрелось неожиданно молодым, а в серых, как у внука, глазах бегали насмешливые чертики.
– О, ты не один, Юрий?
– Мы бригадмильцы, – Николай выставил вперед руку с повязкой… точно таким же жестом, как Моргунов-Бывалый. Раничев еле удержался от смеха.
– Пожалуйста, проходите. Надеюсь, мой внук никого не ограбил и не убил?
– Нет, не ограбил. Спасибо, мы постоим здесь.
– О, тогда не иначе как задумал государственный переворот!
– Он принимал участие в спекуляции! – солидным голосом пояснил Сережа.
– Ну надо же! – бабуля насмешливо всплеснула руками. – И чем же он спекулировал? Мануфактурой? Стройматериалами? Мукою?
– Там все написано, – Николай вытащил из кармана Юрино объяснение. – Вот, ознакомьтесь. И напишите расписку.
Получив требуемое, бригадмильцы твердо отказались от чая и поспешили откланяться – в конце концов, время уже было позднее, а идти многим приходилось далеко.
– Та еще бабка, – уже на улице буркнул Николай. – Наверняка, какая-нибудь недобитая троцкистка!
– Скорей уж – уже свое отсидевшая, – хохотнул Паша. – Вы с нами, Иван Петрович?
– Да, пожалуй, прогуляюсь, – задумчиво отозвался Иван. – Люблю, знаете, гулять по ночному городу, тем более, кажется, распогодилось – тепло, сухо.
– Тогда сначала проводим девчат…
Девушки, Лера и Галя, жили здесь же рядом, на Исполкомовской, Николай – за школой, в трехэтажном доме в Заводском переулке, а Паша с Сергеем – по соседству, на Курдина.
– А может, мы все-таки вас проводим, Иван Петрович? – прощаясь, предложил Павел. – Шпаны сейчас хватает.
– Да я рядом живу, – Иван усмехнулся и, пристально посмотрев на ребят, спросил: – Можно вам доверить одно деликатное дело?
– Конечно! – дружно кивнули оба. – А что за дело?
– Закуривайте, – Раничев вытащил пачку дорогих сигарет.
Некурящий Сергей отказался, а Паша с удовольствием закурил.
– Видите ли, – выпуская дым, тихо произнес Иван. – Есть у меня один знакомый, неплохой парень, мы с ним на фронте вместе были. Был человек как человек, да вот, как жена бросила – запил.
– Бывает… – Павел солидно кивнул.
– И знаете, ведь стесняется своего пьянства, пьет не с друзьями, не со взрослыми даже – с подростками, и каждый раз – с новыми, специально высматривает у школ, знакомится…
– Спаивает, выходит…
– Выходит так… – грустно согласился Раничев. – Жалко человека. Но я вот, знаете что подумал? Ведь раз он нас, своих друзей стесняется, а пьет невесть с кем, значит, еще не все потеряно! Значит, еще остался в нем хоть какой-то стыд… На этом бы и сыграть.
– Верно! Припугнуть его как следует.
– Да нет, Паша, он не из пугливых. А вот ежели последить за ним немного, да так, чтобы он догадался бы, понял, что каждый шаг его под контролем, что ничего не удастся скрыть… Вот это бы, думаю, на него подействовало. А? Как думаете, ребята?
Парни явно застеснялись – ну конечно же, обоим было лестно, что именно к ним обратился за помощью такой солидный и уважаемый человек. Да и предложенное дело казалось не таким уж и сложным, но весьма деликатным.
– Вы хорошенько подумайте, – предупредил Иван. – Может, у вас какие-нибудь дела, со временем проблемы, да мало ли… Я тогда других попрошу…
– Да не надо других, Иван Петрович, – Сергей махнул рукой. – Мы согласны. Только скажите, что надо делать конкретно?
Раничев улыбнулся:
– А вот об этом чуть позже поговорим. Да, и если вдруг для поступления в институты вам понадобятся характеристики… Всегда обращайтесь в горком, поможем!
– Ну что вы, Иван Петрович, мы ведь не ради характеристик…
– И все-таки! – Иван выбросил окурок в лужу. – Такие характеристики всегда пригодятся. И вот еще что, сразу хочу предупредить – не болтайте. Приятель, знаете ли, не простой пролетарий, в степенях известных… Нехорошо, если слухи пойдут.
– Да понимаем мы все, Иван Петрович. Не маленькие.
– Так, значит, договорились?
– Договорились.
– Ну, вот и славно! – Раничев пожал ребятам руки. – Тогда давайте встретимся завтра…
– Завтра я не могу, – покачал головой Сергей. – В ночную смену работаю.
– Хорошо, тогда послезавтра. Кафе-мороженое на Советской знаете? Кажется, «Слава».
– Знаем, бывшая «Глория»… Там еще рядом магазин «Свет», раньше «Люкс» назывался.
– Ну, значит, там… В двенадцать часов, устроит? Как раз воскресенье.
– Придем.
Простившись с ребятами, Раничев неспешно направился к вокзалу – знал, в такое время поймать такси просто на улице было делом нешуточного везения. Шел, улыбаясь, – главное на сегодня дело, ради которого и была затеяна вся эскапада с лекцией и патрулированием, было сделано. Бригадмильцы согласились помочь. Теперь оставалось только дать им точные инструкции, которые, правда, еще следовало придумать. Ну, на то и голова на плечах.
Приехав домой, Иван расплатился с таксистом, осторожно, чтобы не разбудить Надю с Генькой, поднялся к себе в мансарду и, повесив на вешалку пальто, расслабленно уселся на диван. Неярко светила настольная лампа – старинная, под зеленым абажуром – по просьбе Ивана недавно притащенная из дому Генькой вместе с патефоном и трофейной пластинкой с двумя пьесами германского оркестра Бенни де Вайле. Пьесы Раничеву нравились – не рок и не блюз, но хоть что-то.
Иван вдруг стукнул себя по лбу и вытащил из-под стола портфель. Ну конечно, он же совсем забыл выложить из него пластинки, записи «на костях», конфискованные у незадачливого юного меломана Юры.
Естественно, Иван не удержался. Раскрыл патефон, вытащил из портфеля диски… тьфу – рентгеновские снимки.
Тихо заскрипела игла… Рванула гитара, и тут-то Иван ошалел, услыхав, как чей-то прокуренный, явно негритянский голос хрипло затянул знаменитый блюз «Midnight Special»…
