На улице оказалось на удивление тихо. Видимо не обнаружив в крепости большого отряда противника, вердийцы успокоились и методично, улица за улицей, закоулок за закоулком принялись прочесывать весь город.

Изредка были слышны голоса перекликавшихся дозоров, в городе их стало больше. По дворам ходили егеря, предупреждая жителей о возможных опасностях.

Углуку, Фундинулу и их проводнику то и дело приходилось замирать у стен и прятаться за заборами, пережидая, пока пройдет очередной дозор или егеря на крыльце дома не закончат наставительную речь хозяевам.

Примерно через час лейтенант все же вывел орка с гномом к воротам казенного двора с казармами. Во дворе горел костер, пахло кухней, сквозь железную решетку были видны стена двухэтажной казармы и двое часовых - один стоял у входа, другой прохаживался вдоль здания. Еще несколько теней мелькали перед костром, но самих людей и костра видно не было, они скрывались за углом пристроенного к конюшне сарая.

Возле ворот тоже находился часовой, но он прогуливался в стороне от поста.

– У кого ключи? - спросил Углук шепотом.

– У сержанта, - ответил лейтенант. - Но он в дежурном околотке, в конце двора.

– Без ключей обойдемся, - сказал Фундинул, славившийся своей способностью сладить с любым механическим устройством. - Только как его спеленать, чтобы не заорал?

– Ты не подберешься - у тебя сапоги скрипят.

– Я не виноват, что новые.

– У меня тоже новые, но не скрипят, - заметил Углук.

– Это потому, что ты тяжелый… - Гном вздохнул. - Ладно, ждите здесь, сейчас я его успокою.

Гном снял шлем и передал его лейтенанту.

– Держи пока.

– Хорошо, - промямлил тот.

– Сколько солдат в охране?

– Около сорока. Но сейчас только половина - в случае тревоги они идут на помощь гарнизону.

– А тревога была?

– Ну да… наверно, из-за вас…

– Если двадцать - это уже лучше, а, Углук?

– М-да, - невнятно ответил орк, должно быть смакуя запахи кухни.

Гном выдернул из-за пояса сложенную жгутом сержантскую шляпу, расправил ее и натянул до самых ушей. Потом опустился на мостовую и недовольно поморщился, булыжник был покрыт слоем старого конского навоза, чтобы спасти бороду, пришлось закинуть ее за спину.

Проверив, не болтается ли на пояснице топор, гном пополз к воротам, не спуская глаз с неясного силуэта часового.

Где-то прокричал петух, ему стали вторить другие. Запах от кухни становился все сильнее, и Фундинул забеспокоился, что это выведет Углука из равновесия.

«И как он еще не завел разговор о жратве?» - удивился гном, подбираясь к решетке.

До часового было не дотянуться, требовалось как-то привлечь его внимание, но ни в коем случае не испугать, и Фундинул стал жалобно поскуливать по-собачьи.

– О, пескас мака тулави? - приветливо отозвался часовой и направился к воротам. - Куру-куру, пескас…

Порывшись в карманах, солдат отыскал кусок сухаря и, бросив его между прутьями, подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть собаку. Фундинул молнией метнулся вперед, схватил вердийца за плащ и, упершись ногой в решетку, дернул что было сил. Плащ затрещал, спустя мгновение часовой ударился о железные прутья. Фундинул перехватил его, чтобы он не упал.

Обеспокоенные шумом, солдаты со стороны кухни стали задавать какие-то вопросы, от казармы с алебардой наперевес к воротам заспешил часовой. Углук толкнул лейтенанта локтем, и тот закричал:

– Пилама, пилама! Туе пескас, курва матас!

– А-а, - протянул часовой. Он остановился и, обращаясь к тем, кто был возле кухни, продублировал:

– Пескас матас.

– Карл - курва пескас! - крикнули со стороны кухни, должно быть адресуя слова оглушенному Фундинулом часовому - и все, кто был во дворе, засмеялись.

Гном перевел дух и осторожно опустил вердийца на мостовую, потом достал отмычку и быстро открыл простой замок.

– Готово… - сказал он, возвратившись к Углуку.

– На каком этаже перебежчики? - спросил орк лейтенанта.

– Я не знаю.

– Пойдешь с сержантом Фундинулом в казарму, а я…

– Ты отвлечешь внимание, наведавшись в кухню, - угадал гном, возвращая на место свой шлем и бережно сворачивая шляпу.

– Молодец, догадливый. Следи за ним… - сказал Углук, передавая гному надзор за пленником, а сам прошел во двор и вдоль стены конюшни двинулся на запах еды.