…попал в ноздри. Откашлявшись, Раничев покрепче ухватился за сидевшего впереди всадника в серой накидке жителей пустыни и гор – берберов. Они неслись быстро, так быстро, что Иван не сразу заметил, как песчаная низменность сменилась крутыми горными кряжами. Атласские горы тянулись почти через весь Магриб, от Марракеша и Феса на западе и почти до Туниса. На севере зеленовато-коричневые, поросшие плотными кустарниками-маквисами отроги гор словно бы вырастали из приморской низменности, на юге круто обрывались в пустыню. Дорога – вернее, узкая, еле заметная глазу тропинка, вилась меж скал, то вздымаясь почти к самым вершинам, то ныряя в пропасть. Раничев устал уже считать повороты, махнув рукой на это пустое дело – ясно было, что беглецов уже никто и никогда не догонит. Стража, даже если и погналась бы за ними, то только до первых же скал – продолжать погоню средь гор было бы крайне опрометчиво, мало кто из берберов всерьез воспринимал правителя Алжира, фактически подчиняющегося султану Марокко. У Мухаммада Абу Зайяна не хватало сил даже для того, чтобы навести порядок у стен столицы, покончив с междоусобными войнами, которые беспрестанно вели его многочисленные родственники, подзуживаемые марокканским султаном Абдаллахом, исповедовавшим древний римский принцип «разделяй и властвуй». Так что у берберских всадников не было особых причин опасаться погони. Тем не менее они не сбавляли ход: как пустили лошадей мелкой приемистой рысью, так и ехали, лишь иногда, на особо крутых участках, сгоняя с коней лишних седоков – беглецов из каменоломни. Вокруг было довольно холодно, Иван сильно продрог и, едва только остановились передохнуть, принялся растирать ладонями замерзшие щеки. То же самое делали многие, а Жан-Люк даже прыгал на месте.

– И холодина же! – бросил он Раничеву. – Я думал, у меня отвалятся уши.

– Ну и где же твой земляк? – оглядевшись вокруг, усмехнулся Иван. Ему почему-то совсем не нравились нежданные спасители, особенно те, что весь путь скакали далеко впереди – в длинных черных бурнусах, в темных шерстяных накидках, с короткими копьями. Лица их были смуглы, а души – кто знает?

Все дальше и дальше всадники забирались в горы. Уже, не останавливаясь, проехали несколько деревень – маленьких, в несколько затерявшихся в горах домиков, однако хорошо укрепленных. Местные жители, такие же смуглые, как и сопровождающие беглецов берберы, с любопытством разглядывали отряд, однако расспрашивать явно не осмеливались. Странно, но среди них Иван заметил нескольких молодых женщин, совсем еще девчонок, с веселыми открытыми – безо всякой чадры – лицами. Вообще похоже, ислам у берберских племен имел особую окраску.

Небо постепенно очистилось от туч, сделалось бирюзовым, и наконец-то проглянуло солнце. Сразу стало заметно теплее, а на узкую тропу упали длинные корявые тени скал. Одна из теней, впрочем, имела более правильные формы. Раничев выглянул из-за спины бербера – впереди, в синей туманной дымке, высились башни. Селение! И довольно большое. Может, именно здесь и нужно что-то построить, как и обещал подрядчик Хятиб? На башнях маячили вооруженные фигуры стражей в черных бурнусах.

– Слезай, – обернувшись, коротко бросил Ивану бербер. – Приехали.

Беглецы спешились и пешком побрели в селение по узкой тропе, тянувшейся по самому краю пропасти, в глубине которой журчал ручей или небольшая речка. Над золотистыми от лучей солнца вершинами гор клекотали орлы, а прилепившиеся к скалам домики чем-то напоминали ласточкины гнезда. Раничев, да и все остальные, с любопытством осматривали деревню – глинобитные дома, ограды, выложенные из круглых камней, башни, крепостные стены, круто обрывающиеся в ущелье. Да, не просто отыскать средь отрогов гор это берберское поселение, но еще труднее взять его штурмом.

Ехавший впереди всадник спешился перед запертыми воротами в глухой стене, толщиной и основательностью сильно смахивавшей на крепостную. Впрочем, нет – внутри оказался двор, и довольно просторный по здешним меркам. По периметру двора располагались смуглолицие воины с копьями наперевес. Блестящие, заточенные с обеих сторон острия копий уперлись в беглецов.

– Что такое? – недоумевающе обернулся Раничев.

Не говоря ни слова, воины оттеснили их к стене и повели к какой-то приземистой хижине… Послышался стук молота о наковальню. Кузница. Но – зачем?

– Руки! – В спину Раничева уперлось острие копья… А на запястья лег железный холод наручников. Всех беглецов опять заковали в цепи и вывели обратно на двор.

– Тому, кто будет роптать, мы тут же отрубим голову, – усмехнувшись, предупредил один из тех, кто сопровождал невольников от самой каменоломни. – Стойте спокойно и делайте, что вам говорят.

Однако… Иван передернул плечами. Похоже, они просто сменили одного хозяина на другого… вернее – на хозяйку! В окружении воинов из дома во двор вышла высокая женщина в такой же черной накидке, как и у всех, с огромным золотым монистом на груди. Смуглое, не лишенное определенной красоты лицо ее дышало умом и силой. Темные, прятавшиеся под густыми ресницами глаза, узкий, чуть длинноватый нос, с несколько хищным изгибом, пухлые губы. Волосы женщины прикрывал темный платок, повязанный на арабский манер и украшенный многочисленными золотыми шариками, уши оттягивали тяжелые, видимо тоже золотые, серьги со вделанными в них крупными самоцветами, лоб и щеки покрывал сложный орнамент не лишенной изящества татуировки.

Завидев женщину, воины почтительно поклонились.

– Меня зовут Каради-Куюг, – осмотрев пленников, громко произнесла женщина. – Теперь я владею вами…

– Э, так мы не договаривались, – неожиданно возразил Жан-Люк.

Берберка лишь чуть скривила губы, пара воинов тут же вытащила несчастного парня на середину двора…

– Не убивай, – взмолился марселец.

Каради-Куюг усмехнулась:

– Дайте ему плетей, только не сейчас, позже. Следующий, кто меня прервет, лишится головы… Есть ли среди вас искусные ремесленники?

– Есть каменщики, – выкрикнул кто-то.

– Отходите во-он к той стене, – показав, кивнула берберка.

Двое пленников отошли.

– Остальные? Вот ты чем занимался раньше? – Она посмотрела в глаза Жан-Люку.

– Э-э… понемногу торговал, мадам.

– Ясно. Торговцы нам не нужны. А ты? – Она перевела глаза на Раничева.

– Плавал по морям, – хмуро отозвался тот.

– Вот уж чего я точно не собираюсь делать! – под смех воинов заявила женщина.

– Что с нами будет? – осмелился поинтересоваться Иван.

– Вы – наши рабы, – терпеливо пояснила берберка. – Старый прохиндей Хятиб продал вас нам за не очень-то большую цену.

– Продал?! – возмущенно воскликнул Жан-Люк. – Так вот, оказывается… О-о-о, – звякнув цепями, застонал он.

– Теперь все вы принадлежите благородному племени кабилов, и что с вами делать – мы посмотрим. Сказать честно, скорее всего, ближе к весне мы вас продадим, но не думайте, что все это время вы будете бездельничать. – Обернувшись, Каради-Куюг повелительно махнула рукой старшему воину: – Уведи их, Кавсар.

– Слушаюсь, госпожа!

Кавсар кивнул воинам, и те, взмахнув копьями, загнали только что закованных в цепи пленников в длинный низкий сарай, глинобитный пол которого был устлан бурой подгнившей соломой.

– Ну вот, – прислонившись спиной к стене и вытянув ноги, произнес Раничев. – Похоже, зря бежали…

Никто не отозвался, даже обычно болтливый Жан-Люк. Все молча сидели, словно нахохлившиеся воробьи, лица беглецов выражали смесь отчаяния, горя и, как ни странно, надежды. Да, они снова попали в рабство – но кто знает, быть может, потом их все-таки продадут в хорошие руки? Быть рабом у хозяина – это совсем не то, что гнуть спину на каменоломнях.

Внезапно заскрипев, отворилась дверь. В сопровождении стражи вошел старший, Кавсар – высокий, несколько нескладный и даже смешной – с узким лицом и широким носом, украшенным золотым кольцом в левой ноздре. Впрочем, сейчас он был как нельзя более зловещ и серьезен. Воины держали в руках зажженные факелы – в сарае не было окон.

– Ты! – Кавсар остановился перед Жан-Люком, и тот, пошатываясь, поднялся на ноги. По знаку старшего воины подхватили его под руки и вывели вон. Скрипнула, закрываясь, дверь. Со двора донеслись щелканье бича и вопли несчастного марсельца – Каради-Куюг выполняла свое обещание. Впрочем, Жан-Люка постегали несильно – он вернулся в сарай самостоятельно и, тяжело вздохнув, повалился на солому ничком.

– Ничего, парень, – утешил его Иван. – Может, оно и к лучшему.

– К лучшему? – взвился вдруг один из беглецов – коренастый широколицый мужик из каталонских крестьян. – Да эти черномазые нехристи уморят нас здесь всех!

– Вряд ли. – Раничев усмехнулся. – Зачем им это?

– А зачем было похищать нас?

– Помолчи лучше, Хосе, – прервал его сосед, мрачного вида бородач с мускулистыми бицепсами молотобойца. – Никто нас не похищал, сами бежали… Кто ж знал, что прощелыга Рауль окажется такой тварью?

– Да, он неплохо поправил на нас свои дела… Ничего, может, еще и посчитаемся с ним.

– Сначала попробуй, выберись отсюда.

– Выберемся… Уж если из каменоломни бежали, то…

Снова распахнулась дверь.

– Выходите, – повелительно махнул рукою Кавсар. Золотое кольцо в его ноздре вспыхнуло в проникающем в сарай через крышу узком лучике солнца.

Уныло звякнув цепями, невольники вышли на двор. Раничев повертел головой, ожидая увидеть главную берберку, мадам, как он ее про себя назвал. Ничего подобного – развод на работы произвел лично Кавсар, безо всякого участия госпожи.

– Ты, ты и ты, – быстро проходя мимо пленных, он тыкал их пальцем в грудь. – Пойдете с Сахим-Химом на рытье колодца… – Обернувшись к скромно стоящему у ворот седенькому старичку в грязно-белой чалме, Кавсар что-то сказал ему на своем языке. Старичок улыбнулся и принялся низко кланяться. Отобранные невольники быстро пошли за ним в сопровождении двух воинов.

– Вы четверо – на огороды, ты и ты – ремонтировать стену, а вы двое… – Кавсар остановился около Раничева и Жан-Люка. – Пойдете с Кабиром… Он скажет, что делать.

Кабир – средних лет человечек, небольшого росточка, юркий, с ушлым лицом базарного проходимца – сладенько улыбнулся и поинтересовался у Кавсара, понимают ли рабы по-арабски.

– Понимают, – утвердительно кивнул тот. – По крайней мере, должны.

Вслед за «проходимцем» Кабиром – как впоследствии выяснилось, занимающим при дворе Каради-Куюг должность управителя хозяйством – Раничев и марселец вышли со двора и в сопровождении пары совсем еще юных воинов быстро пошли на самую окраину поселения. Узкие… даже язык не поворачивался назвать это улочками, скорее – просто щели, едва протиснешься, некоторые приходилось преодолевать боком. Высокие, узкие – под стать улочкам – дома с оконцами-бойницами, башни, каменные заборы, огородики на горных террасах… Выйдя из очередной трещины-улицы, Кабир и невольники с воинами внезапно оказались на довольно широкой площади, усыпанной песком и камнями. Песчаный склон выходившей на площадь горы был усеян отверстиями, словно норами, правда, большими – в человеческий рост. Часть «нор» закрывалась плетеными циновками с довольно красивым орнаментом, а часть даже имела двери. Пещерные жилища! Еще в Касьбе кто-то из арабов-надсмотрщиков с презрением рассказывал про такие.

Войдя в одну из пещер, Кабир вскорости вышел оттуда, держа в руках кирку и лопату.

– Вот! – Он протянул инструменты невольникам. – Будете расширять во-он ту пещеру. – Он кивнул на самый край склона. Работайте. Сделаете мало – получите плетей.

Усмехнувшись, Кабир тут же ушел куда-то, прихватив с собой одного из воинов, так что другой охранник остался теперь в единственном числе. Усевшись на камень, он поставил перед собою копье и что-то повелительно крикнул пленникам.

– Что он говорит? – оглянулся на Ивана Жан-Люк.

Раничев пожал плечами:

– А пес его знает… Наверное, хочет, чтоб мы поскорей принялись за работу.

– Тогда, пожалуй, и примемся, – озабоченно произнес марселец. – Что-то не очень хочется еще раз получить плетей.

– Да-а, – шагая в пещеру, согласно кивнул Иван. – Жаль только, что этот чертов Кабир не сказал, каковы нормы выработки.

Жан-Люк махнул рукой:

– Увидим.

В пещере неожиданно оказалось довольно тепло и уютно. Даже свет проникал откуда-то сверху, наверное, через специально устроенные отверстия. Сухой песчаный пол, стены… узковато, правда.

– Что ж, расширим главную залу, – усмехнувшись, поднял кирку Иван. – Интересно, этот наряд нам на все пятнадцать суток? – пошутил он. – Или есть еще и другие – на ликеро-водочный завод, например, или на мясокомбинат.

Работали на совесть – аж взмокли – время от времени проведать их заходил парнишка-стражник и одобрительно кивал головой – видно, норму Иван с Жаном-Люком все-таки делали и даже, наверное, перевыполняли. Один раз страж даже похлопал по плечу Ивана и неожиданно показал пальцем на деревянный ковчежец, висевший у Раничева на шее. Особого интереса арабы к ковчежцу не проявляли – они вообще старались не трогать чужих амулетов, оставляя пленникам крестики, правда, серебряные или золотые вполне могли и отобрать, но случалось, что даже и такие не отбирали. Иван как-то привык к этому и успокоился… И вот тут вдруг…

– Амулет! – скривив губы, громко сказал стражу Раничев. – Охрана от демонов… Страшно, у-у-у! Понимаешь? Вижу, что нет… Покрутив ковчежец в руках, молодой кабил больше не проявлял к нему никакого интереса, и Иван в который раз похвалил себя за то, что не таскал спрятанный в ковчежце перстень на пальце, хотя, конечно, соблазн такой был и неоднократно, слишком уж красив был перстенек.

Вечером за ними зашел Кабир. Поначалу постоял у пещеры, слушая, как, позвякивая цепью, поет песни Раничев, покачал головой, вошел внутрь и довольно осклабился, увидев, сколько сделано.

– Хорошо, – кивнув, похвалил он. – Дома, может быть, получите по лишней лепешке.

– Лучше бы пива, – ткнув в бок Жан-Люка, шепотом пошутил Иван. – Или вина.

– Да уж, дадут они нам вина, как же! – так же тихо отозвался марселец. – Как б еще плетей не получить ни за что.

Господь оказался милостив – плетей никто сегодня не получил. А дальше стало еще лучше – в пещеру, которую расширяли и благоустраивали Раничев с Жан-Люком, повадился ходить рыжеголовый толстяк Джафар, собственно, для его семьи эту пещеру и рыли. Джафар оказался весельчаком и любителем поговорить, притом неплохо знал арабский, уж куда лучше, нежели сам Иван. Так вот и повелось – с утра Раничев и Жан-Люк работали в одиночестве, не считая остававшегося снаружи охранника, а затем, ближе к вечеру, являлся толстяк Джафар с лепешками и – часто – с вином. Усаживался на большой камень посреди залы и начинал болтать обо всем подряд, потягивая вино, запрещенное, между прочим, Кораном. Впрочем, Иван еще и раньше заметил, что ислам принял в берберской среде – в народе амахаг, как они сами себя называли – весьма странные формы. Например, лучшим знатоком шариата в данном племени кабилов считалась Каради-Куюг, она же была и правительницей племени, и, как поведал все тот же Ранид, имела трех мужей. Вообще в племени – и не только в этом – Каради-Куюг уважали, она славилась как умная и проницательная правительница и умелый военачальник. И сам-то Джафар, будучи дальним родичем этой, несомненно, достойнейшей женщины, беспрестанно пил за ее здоровье. Даже пару раз налил Ивану с Жан-Люком и угостил черствой лепешкой. А впрочем, кормили кабилы плохо – и у самих-то частенько было нечего есть.

– Весной продадим вас, – смеялся Джафар, – Раньше б можно было, да уж слишком далеко ехать – зима, горы, ветер.

Несколько раз заходил прощелыга Кабир в сопровождении воинов. Вот и сегодня, едва выпили…Заслышав шаги, Джафар быстро прятал кувшинец с вином в специально вырубленной нише и как ни в чем не бывало прохаживался по зале, заложив за спину руки.

– Э, да что ты все смотришь, – подозрительно поглядывая на Джафара, качал головою Кабир. – Сделают все как надо и без твоего присутствия… Э! – Он вдруг остановил Раничева. – Что это у тебя на шее?

– Амулет, – пожал плечами Иван.

– Амулет? – вдруг хитро ощерился управитель. – А ну-ка, дай взглянуть…

Взяв в руки ковчежец, хитрый прощелыга неожиданно раскрыл его и, пораженный, воскликнул, увидев озарившее пещеру волшебное сияние камня:

– Вах! А я-то, несчастный, все искал, что бы подарить повелительнице…

Перстень Тамерлана исчез в складках его одежды. Раничев не успел ничего предпринять – да и что б он смог, окруженный вооруженными воинами? Ну прибил бы парочку человек киркою, а дальше?

Иван только плюнул, видя, с какими неприкрыто завистливыми взглядами окинули Кабира воины… а особенно толстяк Джафар!

Хм… В самом ли деле Кабир собирается подарить перстень правительнице? Иль оставит себе? А Джафар-то, Джафар, так и смотрит… А этот Кабир – ну и прощелыга… Что ж, ничего не попишешь, теперь следует думать, как вызволить перстень… эх, надо было понадежнее спрятать его под соломой или хотя бы здесь, в пещере. Ага, в пещере… А вездесущие мальчишки? А тот же Джафар? Отыскали бы враз.

Понурив голову, Раничев плелся вслед за Кабиром.

– Я слыхал, ты поешь песни? – неожиданно обернулся он.

Иван кивнул.

– А умеешь ли играть хоть на чем?

– Могу, я ж был музыкантом.

– Уах!!! – Кабир оживленно всплеснул руками. – Завтра у госпожи праздник – выдает замуж младшую дочь. Вот и поиграешь гостям, наших-то музыкантов они уже всех знают…

– Что ж, поиграю, – пожал плечами Раничев. – Отчего бы не поиграть?

На следующий день, ближе к вечеру, в доме Каради-Куюг уже собрались гости – сваты из родственного кабилам берберского племени шауйя, что кочевали на границе с Тунисом. Привязанные к коновязи верблюды гостей были украшены красивыми краснотканными попонами и серебряными колокольчиками. Гости – седобородый старец, трое тучных мужчин и пятеро парней, видимо, прихваченных с собой для охраны, были одеты в просторные, щедро изукрашенные бисером и вышивкой одежды, на шеях поблескивали тусклым золотом ожерелья, руки украшали браслеты.

Раничева позвали в дом уже ночью, предварительно переодев в чистую накидку – джелаббу. Войдя в просторную комнату, Иван поклонился гостям и хозяйке, приметил разложенные на ковре яства, кувшины с вином и скромненько сидевших в уголке музыкантов со множеством барабанов и барабанчиков.

– Говорят, ты музыкант? – улыбаясь, поинтересовалась правительница. – Тогда играй.

Кто-то протянул Раничеву странный инструмент, нечто среднее между мандолиной и лютней. Усевшись на ковер, Иван тронул струны… звук был вполне приличным. Музыканты начали потихоньку отбивать ритм на больших тамбуринах, постепенно включая в игру телибаты – барабанчики поменьше, выточенные из твердых пород дерева. В общем-то, именно они, барабаны, и составляли основной инструментарий берберских музыкантов, потому и композиции, и танцы многообразием не отличались – гости либо водили волной хороводы, либо бегали по кругу паровозиком, на манер пресловутой летки-енки. В отличие от обычных мусульманских компаний, здесь были и женщины, к которым относились подчеркнуто уважительно. В златотканных одеждах, с открытыми лицами – довольно приятными, на взгляд Раничева – они весело смеялись и наравне с мужчинами принимали участие в плясках.

Приноровившись к ритму – берберские музыканты играли нечто вроде убыстренного варианта диско, – Иван принялся наигрывать «Распутина». Мелодия эта, видимо, пришлась по душе и гостям и хозяевам. После того как пляска закончилась и усталые, но довольные танцоры, шумно дыша, уселись на ковре, слуга-негр протянул Раничеву серебряный кубок с недурным по вкусу вином из красного винограда.

Поблагодарив хозяйку изящным поклоном, Иван выдал следующий хит, вернее целый сборник хитов, смешав в одну кучу Блэкмора, Мальмстина, Вэя и Джо Сатриани. И эта длинная компиляция имела не меньший успех, нежели «Распутин», которого Раничев три раза повторил на бис, беззастенчиво присвоив лавры Фрэнка Фариана.

Вино делало свое дело – развеселившиеся поначалу гости ближе к утру все сильнее клевали носами, а некоторые, наиболее ушлые, привалились на разбросанные по ковру подушки и безо всякого стеснения захрапели. В том числе и Кабир, которого давно уже заприметил Иван, а еще увидал сверкнувший изумруд на его пальце. Вот гад! Говорил ведь, перстенек правительнице подарит! Видно, решил оставить себе… Не переставая играть, Раничев поднялся на ноги и стал медленно пробираться сквозь спящих гостей, стараясь, чтобы этот его маневр не привлек особого внимания… Наконец, он уселся рядом с храпящим Кабиром. А уж дальше все остальное было делом техники. Миг – и перстень Тимура перекочевал с безымянного пальца управителя в ладонь Ивана. Вот, так-то лучше будет…

– А ты ловкий малый! – насмешливо прошептали у него за спиной.

Раничев медленно обернулся и увидел позади себя…