…коричневые воды Джейхуна, Амударьи, великой реки, что отбирала жизнь у мертвых песков пустыни.

И снова дорога, великолепная, мощенная булыжником дорога без ям и выбоин. Караван-сараи, где любой путник мог найти приют, свежих лошадей и защиту, медленно отстраивающийся Ургенч, древние стены Хивы, переправа через бурный Джейхун, оазисы с яблоневыми и вишневыми садами, Бухара – город ученых муфтиев, небольшой, уютный, с медресе и резными стенами библиотек – поистине, земля Мавераннагра была благодатной, давая по четыре урожая в год. Арыки с чистой, прозрачной водой тянулись вдоль самой дороги, и, чем ближе караван подходил к столице, тем больше людей и всадников встречалось на пути. Наконец впереди засияли голубые купола Самарканда, Голубой город – так все чаще называли его жители, он, казалось, стал еще прекрасней с тех пор, как Раничев был здесь в рабстве. Мощеные улицы, великолепнейшие дворцы и мечети с вязью арабесок по стенам, многочисленные чайханы и тенистые улочки, даже питейные заведения на окраинах – как ни старался Тамербек – так здесь называли Тимура – так и не смог уничтожить их все. Интересно, существует ли еще майхона рыжебородого огнепоклонника Кармуза?

Проехав по большой площади Регистан, мимо мечети, спустились по холму вниз, караван остановился на улице Медников, что примыкала к длинной и широкой улице Работорговцев. Халим оглянулся на Раничева и, спешившись, постучал в глухие ворота дома, во дворе которого, за глинобитной стеной, росли величественные чинары.

– Повелитель велел тебе жить здесь, – с поклоном пояснил купец. В этот момент дверь открылась и какой-то смуглый старик в белом тюрбане, кланяясь, пригласил гостя в дом.

– Не буду мешать, – улыбнулся Халим в ответ на просьбу Ивана зайти. – К сожалению, у меня еще много дел.

Простившись с караванщиками, Иван подхватил свои пожитки – не так-то много их было – и вслед за стариком пошел по тенистому саду. Миновав помост и летнюю кухню, они очутились перед большим домом, с плоскою крышей и верандой, с поддерживаемым витыми колоннами навесом. От глиняной печи – тандыра – вкусно пахло лепешками и еще какой-то снедью, посередине двора, меж чинарами, журчал фонтан. Рай, да и только! Еще раз поклонившись, старик распахнул перед Раничевым резные двери дома… Мягкая прохлада обволокла Ивана; не выдержав, он сразу же опустился на широкое низкое ложе, почувствовав наконец, как сильно его измотал почти двухмесячный переход. Скинув кафтан и рубаху, Раничев разлегся на ложе, чувствуя, как неудержимо смежаются веки. Во дворе, на ветках чинары, насвистывал соловей. Иван и сам не заметил, как задремал, а когда проснулся, рядом с ним сидела девушка, пери, в голубых прозрачных шальварах, в накидке из желтого солнца.

– Кто ты, дева? – спросил Раничев на фарси.

Девушка усмехнулась и погладила его по груди.

– Иване, – тихо произнесла она. – Наконец-то я вижу тебя, любый…

– Евдокся! – вскочив, Иван не поверил своим глазам. – Тебя ль вижу я иль то, может, сон?

– Нет, не сон, – сбросив накидку, рассмеялась боярышня и лукаво сверкнула зелеными глазами. – Коль думаешь, что сон, так потрогай меня!

Она распахнула халат и со стоном упала на грудь Ивану.

– Любый мой, – шептали губы девушки. – Любый…

До самого вечера они лежали вместе, слушали соловья и пили холодный шербет, принесенный расторопным слугою. А вечером, когда спала дневная жара, к Раничеву пришел гость. О нем, не входя в комнату, громко объявил старый слуга в белом бурнусе.

– Я пойду к себе, на женскую половину. – Евдокся быстро оделась и ушла, грустная от полученных известий о том, что сталось с родовым сельцом и с приемным батюшкой – старым воеводой Панфилом Чогой.

Иван же набросил на плечи висящий на стене у ложа халат из золотой парчи, уселся, скрестив ноги.

– Сюда, милостивый господин. – Слышно было, как слуга показывал дорогу гостю. Шевельнулась завешивающая входной проем кисея…

– Тайгай! – радостно вскричал Раничев, завидев старого приятеля – знатного ордынского вельможу. – Тайгай! Как же я рад тебя видеть!

– А я как рад! – распахнул объятия Тайгай. Красивое лицо его озарилось дружелюбной улыбкой, черные кудри разлохматились и падали по плечам. – Ты знаешь, в последнее время мне тут и выпить не с кем, – доставая из-под полы принесенный с собой кувшин, обиженно посетовал он. – Тимур-Кутлуг все в походах да битвах, а больше тут и не пьет никто – Тамербек запретил.

– Вот гад! – не выдержал Иван. – Уж зачем так-то? У нас вон тоже Горбачев запрещал в свое время – ничего хорошего из этого не вышло.

– Вот и я говорю, – согласно кивнул гость, будто бы хорошо знал и Михаила Сергеевича и его антиалкогольный указ. – Теперь хоть с тобой выпьем. Вспомним былые годы! Ну рассказывай, как ты?

С отвращением выплеснув шербет на улицу, Тайгай наполнил кружки принесенным вином.

– Ну за встречу, – улыбнулся Иван.

Приятели выпили. Вино оказалось чрезвычайно вкусным, терпким, пьянящим. Раничев сразу почувствовал приятное головокружение.

– Еще по одной? – тут же предложил гость.

– Давай. – Иван махнул рукою. – Ты сам-то вообще как?

– Да так, – фыркнул ордынец. – Не сказать, чтоб совсем уж хорошо, но и не плохо. Повелитель мне пожаловал союргал в Семиречье – вот, значит, обзавелся землицей, людишками… Слежу там за законами да за порядком. Скажу без хвастовства, народ мною доволен – семь шкур не деру, лиходеев-разбойников поизвел всех. Сюда приехал не только тебя повидать – с Халебом ибн-Баддаси, архитектором, хочу сговориться, чтоб он у меня поработал немножко.

– Так ты знал, что я буду здесь?

– А как же! – Тайгай самодовольно хлопнул Раничева по плечу. – Слыхал про Евдоксю, чай, при дворе человек не последний.

Иван насторожился:

– А не слыхал, случайно, зачем я вдруг понадобился Тамербеку?

– Нет. – Ордынец покачал головой. – Могу только догадываться…

– Ну-ну?

– Эмир затевает большую войну. Скоро мы все, воины, отправимся в Великий поход.

– Куда на этот раз?

– В Индию! Туда уже отправились недавно передовые войска внука Повелителя, царевича Пир-Мухаммада, скоро, совсем скоро выступать остальным. Махмуд-шах, султан Дели, достойный противник!

Раничев покивал головой:

– Так, а я-то при чем? Что, тоже пойду с вами в Индию?

– Вряд ли… Думаю, насчет тебя у великого эмира совсем другие планы. Впрочем, ты их завтра узнаешь. Эмир желает видеть тебя утром.

– Что ж, – усмехнулся Иван. – А вот я, наверное, и вовсе не желал бы видеть его, особенно при таких вот условиях.

Ближе к ночи Тайгай ушел. Скакнул в седло иноходца, золотисто-каурого, такой же масти, как и конь Тамерлана, кликнул ждущих во дворе слуг – и был таков. Только стук копыт загремел по булыжникам мостовой, затихая у Регистана.

Утром пришли посланцы эмира. Раничев уже ждал их, облаченный в богатые одежды, что были заранее приготовлены в доме.

– Повелитель желает видеть тебя немедля. – Войдя в дом, учтиво поклонились посланцы – довольно молодые еще вельможи в зеленых чалмах и блестящих панцирях, украшенных изящным чеканным узором. – Конь ждет тебя, почтеннейший господин Ибан.

– Хорошо, – приняв соответствующий ситуации вид, важно кивнул Раничев. – Тогда едем, и пусть Аллах будет милостив ко всем нам.

– Нет Бога, кроме Аллаха, а Мохаммед – пророк его! – хором откликнулись посланцы.

Во дворце правителя, щедро украшенном голубыми изразцами и золоченой арабской вязью, их уже ждали. Управитель – морщинистый ушастый старик в золоченой одежде и с украшенным драгоценными камнями посохом – торжественно проводил Ивана в небольшую комнату с обитой зеленым шелком софою, приемную, где и велел ждать.

– Ждать так ждать. – Раничев пожал плечами. – Дело привычное.

Ожидание, впрочем, затянулось не долго. Не успел Иван по-хозяйски вытянуть на софе обутые в красные сапоги ноги, как в приемную заглянул все тот же ушастый старик и сделал нетерпеливый жест рукою – пошли, мол.

Поднявшись, Иван поправил пояс и вслед за стариком вошел в бесшумно распахнувшиеся высокие двери. Эмир сидел на невысокой скамеечке, у бившего посреди зала фонтана и играл в шахматы с каким-то неприметным человечком с большой головой и умными карими глазами.

Подойдя ближе, Раничев отвесил поклон.

– А, – повелитель полумира поднял на него глаза. – Я звал тебя, Ибан… Шах!

– Хм, – большеголовый задумчиво почесал бороду и взялся за ферзя. – А если так?

– Тогда вот! – Эмир передвинул коня. – Все равно шах… – Он снова посмотрел на гостя. – Видишь этого черного ферзя, Ибан? Это мой враг, султан Дели… А это… – Он показал на ладей и слонов. – Это тоже мои враги, сплоченные во многом благодаря предателю Тохтамышу, которому я когда-то помог взять трон в улусе Джучи! И вот благодарность.

– Не следует надеяться на людскую благодарность, мой повелитель, – переставляя фигуры, задумчиво произнес обладатель большой головы.

– Ты прав, почтенный визирь мой, Каим-ходжа, – скорбно поджав губы, кивнул Тимур, и небольшая рыжая борода его смешно дернулась. Сделав ответный ход, эмир снова воззрился на Раничева. – Я ухожу в Индию, Ибан, и, быть может, надолго. Мои враги не станут меня ждать, они будут встречаться, плести заговоры и интриги… До чего дошло, султан Египта Баркук убил моих послов! Эта подлая собака скоро ответит за все свои злодеяния, и скорей, чем предполагает… Еще шах! Так вот, верный слуга мой. Я вполне доволен тем, как ты действовал по моему поручению в Литве и Кафе, ты достоин награды, Ибан, и будешь мной награжден, поверь, я умею награждать достойных. Ты смог многое… И сможешь еще. Султан Дели Махмуд – опасный враг. Я буду там, в Индии, и я возьму с собой всех своих верных людей, всех… кроме тебя, Ибан! Ты будешь действовать совсем в другой стороне. И получишь от меня союргал… и свою невесту.

– Я бы осмелился отказаться от союргала, – возразил Раничев. Играющий в шахматы эмир вовсе не производил на него впечатление кровавого деспота. – Ты же знаешь, у меня и моей невесты есть и родная сторона. Я б хотел вернуться туда… после того, как исполню твое поручение.

– Хочешь – вернешься, – кивнул Тамербек. – Мат! Вот так-то, почтеннейший Каим-ходжа. – Со смехом смахнув с доски фигуры, он обернулся к Ивану. – Мой визирь введет тебя в курс дела.

Большеголовый кивнул. Эмир поднялся со скамьи – встали и остальные.

– Иди же с моим визирем, Ибан, – с усмешкой кивнул Тимур. – И пусть милость Аллаха не оставит все наши начинания.

Низко поклонившись эмиру, Раничев вслед за большеголовым визирем покинул парадную залу.

– Сюда. – На выходе визирь указал рукой влево, и они быстро пошли по широкому, выстланному хорассанскими коврами коридору. Миновав по пути несколько украшенных колоннами зал, Раничев и визирь еще раз свернули налево и оказались в уютном помещении с широким столом на низеньких ножках, такими же низенькими скамеечками и резными деревянными полками, уставленными книгами и бумажными свитками. Вполне к месту Иван вспомнил вдруг, что именно здесь, в Самарканде, в это время делали лучшую в мире бумагу – тонкую, прочную, снежно-белую. Такую бы бумагу да тому же Авраамке для летописей, вот бы обрадовался! Надо будет потом попросить у эмира пачку. Не откажет, наверное…

– Садись, почтеннейший господин Ибан. – Каим-ходжа кивнул на скамеечку и сам уселся напротив. – Ты, верно, удивлен, почему эмир выбрал именно тебя? – Эту фразу визирь нарочно произнес по-арабски.

– Немного, – на том же языке отозвался Иван.

Визирь внимательно взглянул на него и улыбнулся:

– Кажется, вы с купцом Халимом Ургенчи не теряли времени даром. Что ж, похвально. – Он перешел на фарси, временами вставляя тюркские и даже русские фразы. Похоже, Каим-ходжа был настоящим полиглотом, впрочем, как и сам Тимур, тоже знавший несколько языков.

– Всех своих верных людей эмир забирает в поход, к тому же кто-то должен остаться и здесь, не секрет, что Повелитель не находит должной поддержки в своих сыновьях, впрочем, ты это уже слышал. – Визирь перебрал лежащие на столе бумаги. – Теперь слушай внимательно и постарайся запомнить. Путь твой лежит в земли османов – их султан Баязид один из главных врагов Тамербека. Ты должен узнать об их армии все! Вооружение, корабли, конница, планы крепостей – все! Ибо после Индии настанет очередь надменного гордеца Баязида. А там, там недалеко и до Египта… туда отправится твой спутник, с которым ты встретишься позже. Помни, у тебя мало времени – всего год-полтора, и за этот период ты должен много успеть. Я понимаю, задание непростое. Но ведь и разыскать Абу Ахмета и покончить с ним тоже было не так-то легко! До тебя это никому не удавалось. Поэтому эмир верит в твои силы. Ты, наверное, хочешь спросить, почему б не послать к османам кого-нибудь из перебежчиков, того же Энвер-бея.

– Его там многие знают, – возразил Раничев.

– Не только поэтому. – Визирь покачал головой. – Тамербек не доверяет предателям. Кто предал раз, предаст и другой. Тохтамыш не зря мутил в тех краях воду, посылал послов к Баязиду, к египетским мамлюкам, в Кара-Коюнлу, даже в Ирак… Они все, все не считают Тамербека законным правителем, по их мнению – он безродный выскочка, барлас, не имеющий никакого права на трон Мавераннагра. На котором он, впрочем, и не сидит. Тамербек всего лишь эмир, не хан. Хан – Махмуд из рода Чагатая. Но врагов не удовлетворяет и это! О, как хотят они превратить в дымящиеся развалины благословенные земли Мавераннагра. Да, Мавераннагр богат, но здесь нет естественных границ и оградить его от врагов не так-то просто. Раньше с севера угрожал Тохтамыш, теперь у него оказались свои заботы. Но созданный им союз продолжает действовать. Хорошенько запомни всех, кого я сейчас тебе назову. Это враги. Ну о Баязиде ты уже слышал. Кроме него очень опасен Баркук. Баркук аз-Захир Сайф ад-Дин, мамлюкский султан Египта. Все в Египте держится только на нем, и если его не будет… впрочем, это не твоя забота… Следующий наш враг – багдадский султан Ахмад Гийас ад-Дин. Пользуясь тем, что Тамербек был занят войной с Тохтамышем, а сейчас готовится к походу в Индию, Ахмад снова воцарился в Багдаде и строит козни на пару с засевшим в Тебризе Кара-Юсуфом. Таким образом, с запада, с севера, с юга – везде враги, которые только и ждут своего часа. Мы должны не дать им соединиться и разбить. А для этого нужны знания. И твоя забота – Баязид и его армия. Вы – ты и твой спутник – сначала отправитесь в Кафу, а затем под видом беженцев доберетесь до османов. Так сейчас многие делают, это не вызовет никаких подозрений. Тем более, у тебя в Кафе, думаю, уже есть знакомые, которые смогут в чем-то помочь. Будь осторожен – османы подозрительны и жестоки. Впрочем, вряд ли кто сможет заподозрить урусута, христианина, в том, что он тайный соглядатай Тамербека – меча Пророка! Око эмира. Этим оком и предстоит стать тебе, Ибан, именно тебе – почему, мной уже было сказано. Дело предстоит трудное… Кроме османов, там много арабов – поэтому мы с Повелителем хотели, чтоб ты хоть немного понимал по-арабски. Мы не можем дать тебе много денег – в дороге случается всякое. У нас есть один человек в Антиохии, бывший торговец скотом, я скажу, как найти его дом. Действуй с ним, если он еще жив, в чем я, честно говоря, сомневаюсь – слушком уж давно не было от него никаких вестей. О невесте своей не беспокойся, в любом, даже самом крайнем случае она останется богатой женщиной, ханум, и будет жить, где пожелает.

– Зачем было ее вообще красть? – невесело усмехнулся Раничев.

– Зачем? Да эта девушка привяжет тебя лучше любого поводка! – расхохотался визирь. – Или я говорю неправду?

Иван ничего не ответил, лишь поинтересовался, кто будет его спутник.

– Один человек, – уклончиво отозвался Каим-ходжа. – Ты познакомишься с ним позже.

Когда Иван вышел из дворца эмира, солнце уже клонилось к закату, и теплые оранжево-желтые лучи его играли на голубых изразцах куполов Шахи-Зинда. Вдоль улиц журчала по свинцовым трубам вода, подведенная почти к каждому дому, с минаретов доносились заунывные крики муэдзинов, созывавших правоверных на предвечернюю молитву. В сопровождении слуг эмира Раничев вернулся домой, и, совершив омовение, растянулся на ложе в ожидании готовящейся в летней кухне пищи. С женской половины дома прибежала Евдокся, непривычно радостная от одного вида любимого. Узнав о том, что предстоит Ивану, боярышня погрустнела, притулилась рядом на ложе, обняла Раничева за шею, заплакала.

– Ну что ты? – Иван погладил ее по волосам, как ребенка. – Не плачь, не надо…

Ювелирная мастерская и дом мастера Махмуда Ак-Куяка располагался в глубине квартала-махалли, на узенькой улице Златников, начинавшейся от мавзолея Шахи-Зинда; здесь издавна селились ювелиры. Раничев отыскал мастерскую почти сразу – спросил игравших у мавзолея мальчишек. Прошел в глубь квартала в благодатной тени чинар, остановился у небольшой дверцы в глинобитной ограде, постучал. Дверь тут же открылась, и высунувшийся привратник вопросительно посмотрел на Ивана.

– Я бы хотел заказать мастеру Махмуду перстень, – тщательно подбирая слова, улыбнулся Раничев.

Привратник молча поклонился и широко распахнул дверь:

– Пожалуйста, проходи, уважаемый господин. Хозяин сейчас в мастерской, я провожу тебя.

Войдя в тенистый дворик, Иван осмотрелся: двухэтажный дом с плоской крышей, сарай, яблони и персиковые деревья, ажурная беседка, увитая виноградной лозою, в глубине двора – длинное приземистое здание из красного кирпича. Туда и направился слуга. Остановившись на пороге, дождался, пока стихнут звонкие удары молоточка.

– К тебе посетитель, усто.

Хозяин, Махмуд Ак-Куяк – худой сутулый старик с белою бородою – поднял глаза на Раничева и вежливо улыбнулся:

– Входи, уважаемый гость. Хочешь что-нибудь заказать?

– Не совсем так, – пожал плечами Раничев. – Можешь ли ты, достопочтенный мастер, оценить одну вещь.

– Оценить? – Махмуд Ак-Куяк вытер руки о кожаный фартук, оглянулся на двух молодых парней-подмастер?td. – Пока отдохните, ребята, и не вздумайте начинать без меня, – сказав так, он повернулся к Ивану. – Идем в дом, уважаемый.

Они прошли мимо беседки, мимо яблонь и персиков, мимо тенистых чинар и по узкой лестнице поднялись на второй этаж, в небольшую комнату, устланную ворсистым ковром. Ювелир вежливо предложил сесть, уселся и сам, скрестив ноги:

– Ну вот, достопочтенный, здесь нам никто не помешает. Ну что нужно оценить?

– Вот. – Раничев снял с шеи деревянный ковчежец и, раскрыв его, вытащил перстень. Волшебное сверкание изумруда вдруг озарило всю комнату до самых темных углов. Камень сверкал так ярко, что Иван даже зажмурился, а старый ювелир округлил глаза.

– Не может быть… – осторожно взяв в руки перстень, прошептал он. – Нет…

– Что не может быть?

– Нет, это он… Тот самый перстень… – Глаза старика вдруг наполнились ужасом. – Ты напрасно носишь эту вещь с собой, уважаемый, – покачал головой ювелир. – Это – кольцо Ифрита!

– Как это? – переспросил Раничев.

– Почти тридцать лет назад, в Ургенче, тогда еще веселом и богатом, его изготовил молодой магрибинец Хасан. Да-да, Хасан ад-Рушдия – так его звали.

– Магрибинец?

– Как он появился в нашем городе – никто не знал. Говорят, магрибинец пришел ночью в грозу и так же исчез, создав на прощание этот проклятый перстень из дикого золота и зеленой желчи ифрита. В руках могучего колдуна это кольцо может многое, правда, никто точно не знает – что.

– Абу Ахмет не говорил мне. – Иван почесал бороду.

– Абу Ахмет? – покосившись на дверь, воскликнул старик. – Ты знаешь Абу Ахмета?

– Знал, – не стал скрывать Раничев. – Абу Ахмет был убит в Кафе около года назад.

– Да-а, – покачал головой старик. – Абу Ахмет был великий воин. Но и он вряд ли знал, что можно делать с перстнем.

– И никто не знает? – насторожился Иван.

– Здесь, в Мавераннагре, никто, – твердо заверил Махмуд. – Кроме… Впрочем, вряд ли и он…

– О ком ты говоришь, усто?

Старый мастер вздохнул и еще раз полюбовался на перстень.

– Вот уж не думал, что мне удастся его увидеть… А? – Он переспросил, бросив на собеседника быстрый взгляд.

– Ты что-то хотел сказать мне о том, кто может помочь.

– Наверное, мог бы… – загадочно отозвался старик. – Но вряд ли захочет… Да и идти в его дом – накликать на свою голову несчастья. Я даже не знаю, где он живет.

– Да кто – он? – всплеснул руками Иван.

– Все называют его – Исфаган или – Кара-Исфаган – Черный Исфаган… – Ювелир испытующе посмотрел на Раничева. – Вижу, тебе еще не знакомо это имя. Остерегайся спрашивать его у приличных людей.

– Так этот Кара-Исфаган точно знает о тайне перстня?

– Я сказал – может знать, – покачал головой Махмуд. – Но может и не знать. Впрочем, если хочешь, можешь встретиться с ним. Но только ищи его сам.

Старик протянул перстень Ивану и устало закрыл глаза, давая понять, что встреча закончилась. Пожав плечами, Раничев поднялся с ковра и, простившись, покинул дом старого ювелира.

Когда Иван, как бы между прочим, спросил о Кара-Исфагане слугу в своем доме, тот затрепетал и, упав на колени, принялся умолять больше никогда не произносить это имя.

– Однако, – подивился Раничев. – Как же я тогда его разыщу? Может, у Тайгая спросить? Так нет его.

Ордынский князь Тайгай как раз отъехал в свой союргал отдать необходимые распоряжения перед тем, как отправиться в индийский поход с войсками Тимура. Что было делать, как узнать адрес этого Кара-Исфагана – Иван не мог и предположить. И старик ювелир предостерегал, чтоб не расспрашивал об Исфагане у приличных людей… А если – у неприличных? В той же майхоне Кармуза или у Тавриза, если их еще не снесли по приказу эмира. Не, не должны бы – Тайгай говорил, Кармуза давно уж нет, а толстяк Тавриз все еще процветает, только его майхона работает глубокой ночью и для своих. А разве ж он, Иван, Тавризу и всем собирающимся в майхоне винопойцам не свой? Конечно же, свой! Ведь именно там пряталась когда-то Евдокся. Почему б и сейчас туда не пойти? Опасно, правда, но что же делать? Тем более, старый пират Нифонт недаром потратил на Ивана время – Раничев научился неплохо владеть мечом, копьем и саблей. Жаль вот, нет у него пока ни того, ни другого, ни третьего. Ну то дело поправимое – при прощании большеголовый визирь Каим-ходжа от имени эмира торжественно вручил Ивану увесистый кошель серебра и просил ни в чем себе не отказывать. Что ж, отказывать себе Раничев и не собирался. Едва дождавшись утра, тут же отправился на самый крупное торжище столицы – рынок Сиаб у мечети Хазрати-Хызр. Рынок оглоушил даже уже привычного ко всему Ивана огромным количеством людей и шумом. Зазывные крики торговцев, перемежались проклятиями и руганью, а те, в свою очередь, заглушались громкими воплями ишаков. Чего здесь только не было – изделия златокузнецов, золотая и серебряная посуда, ткани – легкие, из тончайшего шелка, и тяжелые, парчовые, глиняные горшки и кувшины с изысканным узором, наборные доспехи с золоченой чеканкой, кинжалы в зеленых сафьянных ножнах, сабли… Несмотря на растянутые над рынком навесы, уже с самого утра было жарко – Иван весь сопрел, пока добрался до оружейных рядов. Присмотрев вполне надежную саблю, протянул руку к поясу и ухмыльнулся – ага! Кошель-то срезали – и не заметил! Хорошо, там и было-то с пяток мелких медных монет, серебро Раничев предусмотрительно спрятал за пазуху, пришив потайной карман к внутренней стороне кафтана. Теперь вот достал дирхем, расплатился, посмеиваясь над незадачливым вором. Вот уж поистине на рынках всегда воровали, воруют и воровать будут – слишком уж много разинь там шляется, грех не воспользоваться. Потому хоть и обязал Тамербек все городские власти платить за украденные у людей вещи из своего кармана, а все равно воровали, не боясь самых жестоких казней. Удивительный же народ – ворюги!

Крепко придерживая саблю, – чтоб не украли – Раничев поспешил обратно домой и уже там внимательно разглядел покупку. Дорого запросил за нее оружейник, но сабля того стоила. Тускло блестевший клинок с небольшим изгибом и проступавшими словно бы в глубине узорами – дамасская сталь! – удобная длинная рукоять, такая, что при нужде можно действовать и двумя руками, мерцающее накладным узорчатым серебром перекрестье. Солидная тяжелая вещь! Такую даже в руку взять приятно. Иван сделал несколько взмахов – рукоять сидела в ладони, словно влитая. Что ж… неплохое приобретение, с таким оружием можно идти хоть к самому черту, не говоря уже о каком-то там Кара-Исфагане!

Вечером, соврав Евдоксе – чтоб не беспокоилась, – что идет на прием к эмиру, Раничев вышел во двор и, вскочив на подведенного слугою коня, вороного иноходца, тоже подарок эмира, быстро поехал на окраину города. Небо над головой постепенно делалось все синее, спадала жара, все больше людей становилось на улицах, вышедших отдохнуть и пообщаться с друзьями после изнурительного полуденного зноя. На берегу реки, играя, бегали ребятишки, а чуть дальше, у городских ворот, лениво прохаживались тяжеловооруженные стражи. Проехав вдоль реки, почти параллельно которой располагалась вытянутая в длину махалля гончаров, Раничев, придержав коня, осторожно свернул в переплетенье узеньких улиц, поехал небыстро, временами спешиваясь и ведя коня под уздцы. Несколько раз оборачивался, стараясь, чтобы похожие на перевернутую репу купола Шахи-Зинды оставались точно за спиной. Вот где-то здесь уже и должен быть знакомый пустырь… однако что-то не видно. Ага! Здесь уже начали строить какое-то здание – возвели стены, украсили голубоватыми изразцами, осталось только подвести крышу… или купол. Мечеть, медресе или библиотека. Однако быстро строится Самарканд! Впрочем, ничего удивительного – со всех покоренных земель по приказу Тимура сгоняли сюда самых искусных ремесленников, в том числе и каменщиков, строителей, архитекторов.

Обойдя будущую мечеть – или медресе? библиотеку? – Иван вновь забрался в седло, обернулся, поискав глазами лазурные купола… Показалось вдруг, стремительно спрятались за мечеть какие-то люди в белых бурнусах. Разбойники? Не похоже. Те так не подставляются, да и нет их в столице, разве что отрубленные головы лиходеев украшают ограду дворца. Значит, показалось… Видно, местные жители торопились до закрытия попасть в чайхану. Пожав плечами, Раничев поехал дальше… Вот и кусты, чинара, куча мусора… И знакомый дувал! Вот она, Собачья улица, майхона огнепоклонника Тавриза. Сколько зависали здесь когда-то с Тайгаем!

Спешившись, Иван поправил расписной зуннар – пояс для неверных, постучал.

– Проходи, проходи, не беспокой зря правоверных, – неприветливо буркнул из-за калитки ломающийся мальчишеский голос.

– Э, Хасан, – вспомнив, как зовут слугу майхонщика Тавриза, рассмеялся Иван. – Так-то ты встречаешь старых знакомых! Что, дядюшка Тавриз уже умер?

– Да не умер. – Хасан поспешно распахнул дверь и, увидев Раничева, удивленно захлопал глазами. – Вах! Ибан, ты ли это?!

– Нет, я ужасный дух его, пришел за тобою! – состроил страшную рожу Иван.

Перепуганный служка, позабыв запереть дверь, с воплями бросился прочь.

– Вот дурень, – покачав головой, Раничев вошел во двор майхоны.

В отличие от фарраша-слуги, хозяин майхоны косматобородый толстяк Тавриз встретил Ивана радостно. Справившись о здоровье, похлопал по плечу, плеснул в пиалу доброго вина.

– За твое здоровье, Тавриз. – Раничев поднял чашу. Тавриз закивал, улыбнулся беззубым ртом. Выглядел майхонщик, надо сказать, не очень. Какой-то постаревший, забитый; видно было – словно бы угнетало его что-то, хоть и силился не показывать вида.

– Как девчонки, Юлнуз с Айгуль? – выпив вино, вежливо справился Иван.

– Да как обычно, – махнул рукой Тавриз. – Подались в степи с каким-то вельможей. Ох, прибьют их когда-нибудь, чует мое сердце! Греки про таких говорили – гетеры. Да и у самого майхону вот-вот прикроют, – наконец пожаловался он. – Совсем собираюсь съезжать – житья не стало от эмировых слуг. Ну пока пей, веселись… Налить еще вина?

– Лучше скажи, знаешь ли ты некоего Кара-Исфагана?

Майхонщик неожиданно расхохотался:

– Ты спрашиваешь, знаю ли я Черного Исфагана? Конечно, слыхал, как и все.

– Нет, – покачал головой Раничев. – Я бы хотел разыскать его, а перед этим узнать – что это за человек?

– Колдун, – отбросив улыбку, шепотом произнес Тавриз. – Ужасный омерзительный марабут – колдун и отравитель. Тебе что, приспичило отправить кого-то в лучший мир? Тогда да, Черный Исфаган вполне может помочь… но я не ручаюсь, что он не испытает на тебе своих мерзких колдовских чар. Вообще лучше б ты с ним не связывался.

– Ну это уж предоставь мне решить самому, – усмехнулся Иван. – Так ты покажешь мне его дом?

Майхонщик вздохнул:

– Конечно, покажу, коль ты просишь. Только будь с ним весьма осторожен и помни, Кара-Исфаган подл и хитер, как дюжина ифритов.

– Благодарю за предупреждение, Тавриз. – Раничев поклонился. – Так где мне его разыскать?

– Сейчас. – Выглянув во двор, хозяин громко позвал слугу: – Хасан! Хаса-ан! Да куда ж ты запропастился, ослиный хвост?

– Я здесь, дядюшка, – раздался голос Хасана откуда-то сверху. – На крыше.

– И что ж ты там делаешь?

– Боюсь, дядюшка!

– Боишься? И кого же?

– Дух Ибана, поклонника Исы, бродит по нашему саду!

– Сам ты дух, помесь ишака и обезьяны, – разозлился Тавриз. – Никакой это не дух, а наш дорогой гость. А ну слезай поскорей с крыши, подлое отродье шакала! Покажешь гостю дорогу в старый харабат. – Майхонщик обернулся к Ивану. – Хасан проведет тебя до трущоб, ну а там любой покажет. Да, забыл сказать: у Исфагана есть служанка, зинджка Зейнаб, про которую говорят, что она людоедка.

– Знавал я когда-то одну негритянку Зейнаб, – прошептал Раничев. – Неужто и в самом деле людоедка? Врут, поди, люди?

– Ну может, и не людоедка, – пожал плечами Тавриз. – Но отравительница, говорят, знатная. В этом деле заткнет за пояс самого Исфагана… Да ты слезешь когда-нибудь с крыши, Хасан?!

– Иду, уже иду, дядюшка.

Когда Хасан и следующий за ним с конем под уздцы Раничев достигли городских трущоб-харабат, уже совсем стемнело, и ринуться в жуткое месиво полуразвалившихся хижин мог бы, пожалуй, только сумасшедший, которому уж совсем недорога собственная жизнь.

– Пришли, – поежился слуга, указав на серебрившиеся в свете луны крыши. – Если ты хочешь встретиться с Исфаганом, иди сейчас, днем он никого не впустит.

– Ладно, посмотрим, – вспрыгивая в седло, кивнул Раничев и, положив руку на эфес сабли, медленно тронул коня.

Хасан посмотрел ему вслед, покачал головою и быстро пошел назад в майхону. Ему следовало поторапливаться – в заведении уже наверняка были посетители, а хозяин не любил, когда кто-нибудь отлынивал от работы. Вполне мог рассердиться и отвесить пару хороших затрещин, а то и вообще прогнать – и это было бы самое худшее.

Осторожно осматриваясь по сторонам, Иван верхом пробирался по узеньким улочкам, по обе стороны которых тянулись наспех залатанные развалины. Откуда-то тянуло дымком, вкусно пахло жареным мясом и лепешками – видимо, не все здешние обитатели были так уж бедны. Быть может, больше прикидывались? Улочка неожиданно расширилась и привела Раничева на небольшую площадь, посреди которой образовавшаяся толпа подростков с кувшинами азартно разбирала льющуюся из самодельного акведука воду. Акведук – длинный рукав из толстой пропитанной конопляным маслом ткани – уходил куда-то на крышу. Так-то вот и воровали местные людишки воду.

Спешившись, Иван ухватил за руку пробегавшего мимо мальчишку:

– Скажи-ка, бача, где дом Кара-Исфагана?

– А вон. – Вырвавшись, мальчишка показал пальцем на ворота, выкрашенные в мрачный черный цвет. Впрочем, может быть, они просто казались такими в призрачном лунном свете.

Подойдя ближе к высокому дувалу, Иван стукнул в ворота ногой – и они тут же распахнулись, словно Черный Исфаган специально ждал поздних гостей. А может, и ждал?

– Входи же, господин. – Возникший в воротах слуга, длинный иссохший старик, поклонился и указал рукой во двор.

Проведя в ворота коня, Иван бросил слуге поводья и осмотрелся. Двор как двор, вполне обычный – несколько сараев, увитый виноградом помост под легкой деревянной крышей, круглая глиняная печь в углу… Ничего особенного, только на ветвях старой, росшей прямо посреди двора чинары были привязаны выбеленные человеческие черепа. На циничного от природы гостя они не произвели особого впечатления – мало ли кто как украшает свой двор? Пройдя под чинарой, Раничев уселся на расстеленный поверх помоста ворсистый хорассанский ковер, довольно-таки недешевый – Черный Исфаган, чем бы он ни занимался, явно не испытывал недостатка в средствах. Тогда почему жил в харабате? А наверное, ему тут было удобней общаться с клиентами…

– Что хочет уважаемый гость от хозяина? – неведомо откуда раздался вдруг звучный голос. – Фарраш, проводи гостя в дом.

Старик слуга молча поклонился Ивану и, остановившись перед распахнутыми дверьми дома, сделал приглашающий жест, и Раничев не заставил себя упрашивать дважды, оказавшись в довольно просторном помещении, несколько напоминавшем римский атриум – квадратное отверстие в крыше и журчащий фонтан. Да-а, Кара-Исфаган явно был не чужд роскоши.

Пожав плечами, Раничев уселся на низенькую софу у фонтана и задумался – как лучше изложить дело? Сказаться купцом, к которому попал неведомо как необычный камень? Или – наследником, коему перстень достался от батюшки? Или, может быть…

– Не надо думать, почтеннейший господин, – снова послышался тот самый голос, только теперь в нем явственно сквозила насмешка: – Говори все, как есть.

Высокого роста мулат лет пятидесяти, но вряд ли бы кто дал ему его годы, с огромными кулаками и широкой грудью – видимо, очень сильный, – одетый в просторный халат голубого шелка и красный, искусно обернутый вокруг головы тюрбан, подойдя ближе, уселся на ограждение фонтана и внимательно посмотрел на Раничева. В белках его глаз, казалось, отражались звезды… а может – и маленькие огоньки светильников, горящих в бронзовых нишах с изображением какого-то страшного бородатого бога. Кара-Исфаган явно не относился к числу правоверных, скорее это был язычник.

– Так я слушаю тебя, уважаемый, – сверкнул глазами мулат, вовсе не выглядевший агрессивным.

– У моего друга есть перстень, – негромко произнес Раничев. – Золотой, с огромным изумрудом в огранке. Перстень этот хорошо знаком старому Махмуду Ак-Куяку, но он затруднился оценить его и направил к тебе. Я и пришел – выполнить поручение друга.

– Перстень? – усмехнулся Кара-Исфаган. – Что ты хочешь знать о нем?

– Все!

– Но тогда мне нужен сам предмет разговора, – вполне резонно заявил мулат. – Иначе что я смогу сказать?

– Хм… – Иван немного подумал и наконец решился… – Вот! – Он показал на раскрытой ладони перстень – и все вокруг вдруг окрасилось изумрудом, а Кара-Исфаган попятился, прикрыв глаза рукою…

– Откуда он у тебя?

– Я уже говорил. Кстати, там, на улице, меня ждут всадники – слуги моего друга.

– Это древняя вещь, – спрятав в глазах хищный блеск, усмехнулся мулат. – Очень древняя… и очень страшная, колдовская!

– В чем же ее колдовство?

– Ты слышал о «Детях Ваала»?

– Ваал? Кажется, это древний бог финикийцев и Карфагена.

Кара-Исфаган удивленно посмотрел на гостя:

– Вижу, ты много чего знаешь. Гораздо больше, чем любой житель Самарканда… И хочешь узнать еще… Что ж! – Он вдруг громко хлопнул в ладоши. Иван схватился за саблю, но тут же расслабленно убрал руку – выскользнув из-за колонны, к фонтану подбежала закутанная в покрывало дева.

– Станцуй нам гедру – танец змеи, – улегшись на ложе, махнул рукой Кара-Исфаган. – А ты, уважаемый гость, смотри внимательнее – в этом танце скрыта одна из тайн перстня!

Откуда ни возьмись, послышалась нежная ритмичная музыка – танцовщица, сделав несколько движений, замерла, словно прикидывая что-то.

– Танцуй же, танцуй, дева черного дерева! – воскликнул Кара-Исфаган, и девушка, дернувшись, изогнулась, завалилась на бок, едва коснувшись пола – так стелется трава под бурным дуновением ветра. Хозяин дома взял в руки бубен и начал отбивать ритм, сначала медленно, потом все быстрее. Закутанная в покрывало девушка внезапно уселась на пол и замерла, подняв вверх тонкие, в звенящих браслетах, руки, казавшиеся совсем черными в тусклом свете светильников. Мулат перестал бить в бубен, на секунду замер и снова резко ударил. Руки девушки шевельнулись, словно почуявшие опасность змеи, подняли ладони-головы, посмотрели налево, затем направо, затем словно бы уставились на гостя – и Раничеву вдруг стало не по себе, будто бы и в самом деле он находился сейчас под немигающе злобным змеиным взглядом. Кара-Юсуф увеличил темп… Руки-змеи дернулись, опали, принялись извиваться, уползая от неведомого врага, танцовщица медленно поднялась на ноги, закружила, и руки ее, руки-змеи, сплелись, сцепились между собой и вновь опали, чтобы тут же подняться под убыстряющийся аккомпанемент бубна. Вот они опять разошлись в стороны, закружились, замерли, словно бы греясь на солнце, и вот резко воспрянули, раздули капюшоны-ладони! В этот момент, словно достигнув экстаза, танцовщица резко сбросила покрывало, оставшись нагою. Черная кожа ее – девушка оказалась негритянкой – блестела, умащенная благовониями и маслом, сквозь соски груди были продернуты кольца с висящими на них маленькими серебряными колокольчиками.

Две змеи-руки медленно поползли прямо на Раничева. Отдаваясь в ушах, звенел бубен, отбивая нарастающий сумасшедший ритм… которому все равно было еще далеко до пассажей Яна Пейса или Джона Бонэма, скорее так, на уровне «Ночного полета на Венеру», не больше. Подумав, Иван усмехнулся… и вздрогнул. И мулат, и чернокожая девушка вдруг исчезли, погасли светильники, а прямо перед Иваном, в ночном свете звезд, покачивались две огромные, раздувшие капюшоны кобры! Маленькие глазки рептилий светились лютой злобой.

Иван вытащил саблю… Ну, глупые твари, посмотрим, кто кого?

– Убери своих змей, Кара-Исфаган, – прозвучал за спиной Ивана усталый повелительный голос. – А ты, Ибан, спрячь в ножны саблю.

И – о чудо! – недовольно шипя, кобры уползли за фонтан. Раничев убрал саблю и обернулся – закутанный в черную джелаббу, позади него стоял Каим-ходжа, большеголовый визирь Тамербека.

– Мои люди устали сегодня ходить за тобой, Ибан, – укоризненно покачал головой визирь. – Помнишь, я говорил тебе о том, что ты отправишься в путь не один?

Раничев кивнул, сглатывая слюну. Он все еще не мог прийти в себя от увиденного.

– Так вот, – как ни в чем не бывало продолжил Каим-ходжа. – Сейчас ты познакомишься со своим спутником… вернее, спутницей. – Он улыбнулся: – Кара-Исфаган, представь же скорей свою гурию.

– Спешу, мой господин. – Вбежав, мулат упал на колени и кивнул на Ивана. – Клянусь Ваалом, я не знал, что это твой человек!

– Ты не понял меня, Исфаган, – поджал сухие губы визирь. – Тебя просят не клясться, а привести сюда девушку… Да, и ради Аллаха, верните ему перстень, это все ж таки подарок эмира. – Каим-ходжа резко повернулся к Ивану: – Ну как, друг мой, я появился вовремя?

– Пожалуй, – усмехнулся Раничев. – Еще немного, и я изрубил бы в куски обеих шипящих гадин… А потом занялся бы их хозяином. Тебе крупно повезло, Кара-Исфаган! Надеюсь, теперь-то ты мне расскажешь побольше?

Мулат лишь поклонился, блеснув белками глаз, и улыбнулся:

– А вот и Зейнаб!

Вновь завернувшаяся в накидку негритянка низко поклонилась визирю… и Раничеву.

– Это человек не очень-то поддался нашему колдовству, – тихо вымолвила она. – Обычно люди умирали, не дожидаясь появления настоящих змей.

– Низкий сорт, нечистая работа, – засмеялся Иван. – Однако ближе к делу. Значит, я так понимаю, эта Зейнаб будет сопровождать меня какое-то время, а потом свалит в Египет?

– Верно. – Визирь мотнул головой. – Только не совсем. Не Зейнаб будет сопровождать тебя, а ты ее.

– Вот как! Однако…

– И сделаешь все, чтобы ее путешествие было как можно более безопасным и быстрым.

– Значит, и мне с ней отправляться в Египет?

– Нет. Там уже не твоя забота… Вы отправляетесь завтра, с караваном почтенного работорговца Ибузира ибн-Файзиля.

Иван вздрогнул, услышав знакомое имя. Именно этот чертов купец когда-то увез в рабство Евдоксю!

– Ты поедешь под видом Хакима Иглысы, торговца фруктами из Сарая-Берке, – пояснил Каим-ходжа. – Девушка – твоя рабыня, да, найми еще и слугу, ордынский купец – невелика птица, одного прислужника вполне хватит. Готов ли ты ко всему, Ибан?

– Всегда готов. – Раничев шутливо отдал визирю пионерский салют. – Только я бы хотел сегодня закончить разговор с этим парнем. – Он кивнул на Кара-Исфагана.

– Закончишь, – уверил визирь. – Только быстрее.

– Ну это уж не от меня зависит. – Хохотнув, Иван повернулся к мулату: – Так что ты там говорил насчет каких-то детей Ваала?

– Я расскажу тебе о них все, что знаю, – спокойно кивнул Кара-Исфаган. – Велеть принести шербета?

– Лучше вина, – попросил Раничев.

В темной чаше фонтана…