Книга: Перстень Тамерлана. Шпион Тамерлана. Око Тимура
Назад: Глава 11 Май—июнь 1397 г. Киев. Тост за императора
Дальше: Глава 13 Лето 1397 г. Дикое поле. Свист

Глава 12
Июнь 1397 г. Киев. Селивон

Аз же объят есмь блудным помышлением
И гордостным и высокоумным возношением.
Ох, ох, увы, увы! Како, окаянный, спасуся
И от злых и неподобных дел своих освобожуся?
«Послание с покаянием от духовнаго сына к отцу духовному»
…ты знаешь? Кто-то сказал тебе? Кто?
– Убери кинжал, Ганс, – тихо попросил Раничев. – Поверь, мне нет никакого дела до твоей тайной миссии.
– Но, черт побери, как? – убрав кинжал в ножны, воскликнул немец. Ну точь-в-точь – доктор Ватсон.
– Да просто. – Улыбнувшись, Иван кратко пересказал суть своих умопостроений.
Рассказ его, видимо, удовлетворил Майера, поскольку тот перестал хмуриться и лишь удивленно покачал головой:
– И в сам деле, просто…
– Так мы будем пить или как? – усмехнулся Раничев.
– За императора, – подняв кружку, тихо повторил немец. – Кажется, ты просил об одной услуге?
– Да, – Иван кивнул. – Дело касается лично меня. Полагаю, ты умеешь обращаться с оружием?
Майер даже не удостоил его ответом, лишь хмыкнул, мол, владение оружием – дело для него само собой разумеющееся.
– Тогда попрошу тебя после вечерни подойти на постоялый двор Селивона Натыки. Это на перекрестье Лиственичной и Предместной, знаешь?
– Найду. – Немец пытливо взглянул на Раничева: – А ты не так прост, как казался… и наверняка не тот, за кого себя выдаешь.
Иван похолодел – вот те раз! А он-то думал, что выглядит для всех окружающих обычным мелким торговцем, приказчиком, наконец – скоморохом. Однако вот Майер сразу же раскусил его.
– У тебя гордый и вольный взгляд, – пояснил немец. – Слишком вольный для простолюдина. И ведешь ты себя соответствующе. Манера держаться, разговаривать, даже пить пиво… Признайся, ты знатного рода?
– Угадал, – не долго думая, тут же «признался» Иван. – Род мой знатен, но, увы, беден, а я – третий сын.
– Так и я – третий сын! – рассмеялся Майер. – Выходит, мы с тобой ровно как братья. Ни золота, ни земель – зато гордости и чести в избытке!
– Да, уж этого добра хватает, – приосанился Раничев. – Так жду тебя вечером.
– Слово чести, – встав, поклонился немец. – Я рад, что мой спаситель оказался человеком благородного происхождения! – с улыбкой добавил он.

 

Ближе к вечерне Иван спустился из своей каморки в общую залу. Отыскав Натыку, негромко поинтересовался насчет серебришка.
– Получишь, как и договаривались, – стрельнув по сторонам темными, близко посаженными глазками, отозвался тот. – После вечерни, как стемнеет, загляни ко мне в каморку.
Раничев кивнул.
Когда с колоколен многочисленных храмов заблаговестили к вечерне, Иван вместе с толпой постояльцев вышел со двора, направляясь к ближайшей церкви. Немного не дойдя до храма, свернул к кустам, встал неприметненько – высматривал немца. Судя по опустевшей паперти, уже началась служба, а немец что-то не шел. Зато появился кое-кто другой – давешний монах доминиканец с узким желтым лицом и жестоким взглядом. Брат Гвиччарди – так, кажется, именовал его Майер. Интересно, он за какого папу – за Бенедикта или за Бонифация? Скорее всего, за Бонифация, тот хоть итальянец, как, судя по фамилии, и монах. Не смотря по сторонам, доминиканец быстро миновал храм и свернул к постоялому двору. Общие шашни с Селивоном. Не постоялый двор, а самое настоящее шпионское гнездо! И главное, ведь непонятно, на кого оба работают – на короля Ягайло или на орден святой Марии Тевтонской? Впрочем, какая разница? Главное, рассчитались бы честно. А если что худое задумают, вот тогда пригодится помощь Ганса. Кто там может противостоять? Сам хозяин да его слуги. А один рыцарь в короткой схватке стоит пятерых простолюдинов. Так что силы будут неравными, и – неравными явно не в пользу Натыки. Однако где же немец? Опаздывает его благородие. Ага, вот, кажется, и он.
Иван вышел из-за кустов и с улыбкой помахал рукою:
– Рад приветствовать славного рыцаря Ганса!
– Тсс, – заоглядывался тот. – Ты можешь не кричать так, Иван? И не называй меня рыцарем, для всех в Киеве я всего лишь ганзейский приказчик.
– И для доминиканца?
– Гвиччарди? – неожиданно встревожился немец. – Ты снова видел инквизитора?
– Не далее как только что, – пояснил Иван. – Папежник прошел к постоялому двору. Даже по сторонам не смотрел, видно, торопился.
– Видно, на постоялом дворе у него есть свой человек, – задумчиво произнес Майер. – Наверное, кто-то из слуг.
Раничев хохотнул:
– Скорее уж сам хозяин.
Он с удовлетворением осмотрел приятеля. Под накинутой, несморя на жару, епанчой немца явно угадывалась кольчуга, а на поясе, кроме всегдашнего кинжала, болтался длинный меч с золоченой рукоятью. Ну Майер, конспиратор хренов, такой меч на себя навесить – все равно что табличку: «рыцарь, фон барон такой-то». Еще бы золоченые шпоры нацепил, господин «всего лишь ганзейский приказчик».
– Что ты смотришь на мои сапоги? – перехватил взгляд Ивана немец. – Хочешь увидеть золотые шпоры?
Оба захохотали разом.
Дождавшись окончания вечерни, они пристроились к вышедшим из церкви людям, вместе с которыми и зашли на постоялый двор. Майер уселся за столом с двумя кружками пива, а Раничев подошел к хозяину, подмигнул.
Тот, занятый беседой с какими-то людьми, по виду – средней руки купцами, лишь рассеянно кивнул. Странно, но доминиканца нигде не было видно. Ушел уже? Может, и ушел… Но ведь хозяин тоже только что вернулся с вечерни. Что же, монах его не дождался? Зачем тогда приходил?
Расположившись в своей каморке, Иван, дожидаясь темноты, размышлял о том, как бы получше подстраховаться. Комната – или, уж лучше сказать, кабинет – хозяина располагалась на втором этаже бревенчатого сруба. В кабинете, как помнил Иван, три двери. Одна – входная, с галереи, вторая вела в людскую, третья… Третья? Куда-нибудь в амбар? В сени? Тоже на галерею? Да, скорее всего – последнее. Ведь там, во время его первой встречи с Натыкой, похоже, ходили люди, закрывая время от времени солнечный лучик, падающий на стол в кабинете. Хотя, может быть, это просто облака пробегали по небу? Да нет, день-то был безоблачный, жаркий, такой же, как и сегодня. Значит – галерея… Галерея…
Пока Иван думал, на улице сгустились лиловые вечерние тени. В трапезной зажгли свечи, было хорошо слышно, как там спорили немного припозднившиеся гуляки. Спустившись вниз, Раничев шепнул пару слов расплатившемуся со служкой Майеру и, перекрестившись, поднялся на галерею. Оглянувшись по сторонам – тени и тьма, лишь на углах галереи горели два факела – осторожно постучал в дверь. Та открылась тихо, без скрипа.
В освещаемой тусклым пламенем свечи каморке находился один хозяин, Селивон Натыка. Наклонив голову, он что-то подсчитывал на столе, обширная лысина его блестела. Смешная, с оттопыренными, как у летучей мыши, ушами, тень кабатчика падала на крышку стола.
– А, пришел, господине, – поднял глаза Селивон. – Вона, в сундуке твое серебро. – Он кивнул на большой, обитый позеленевшей медью сундук, зачем-то перетащенный к самой двери. Той самой, что, по размышлению Раничева, вела на боковую галерею.
– Бери, бери, что стоишь? Иль мешок дать? – На лице кабатчика мелькнула кривая, очень не понравившаяся Ивану улыбка.
Подойдя к сундуку, Раничев откинул тяжелую крышку… которая тут же с неожиданной силой захлопнулась снова, придавив Ивану руки.
– Да что это… – Раничев в ужасе оглянулся, увидев, как, сжимая в руке нож, метнулся к нему Селивон.
Иван, напрягая все силы, вытащил-таки ушибленные крышкой руки и швырнул в лицо кабатчика пыльный, валявшийся на дне сундука мешок.
– Входите, братие! – отплевываясь, негромко позвал тот и, торжествующе улыбаясь, отбросил мешок в сторону.
– Хочешь сказать, Селивон, что я слишком много знал? – поймав взгляд кабатчика, усмехнулся Раничев. – А ведь есть и другая поговорка – куй железо, не отходя от кассы! А вот я сейчас тебя, гад ползучий! На твой-то ножичек у меня, чай, кинжалец найдется. Что глаза выпучил? Давай кричи: хулиганы зрения лишают!
– Входите же! – Увидев появившийся в руке Раничева кинжал, кабатчик забежал за стол. – Входите!
– Идем, – глухо отозвались из-за двери, той самой, что вела на галерею.
В глазах Селивона Натыки вспыхнуло злобное торжество. Иван плотнее сжал кинжал. Дверь медленно отворилась.
– А-а-а… – роняя нож на пол, захлопал глазами кабатчик.
– Что, хочешь спросить – где твои люди? – засмеялся Иван, увидев вошедшего в каморку Ганса Майера, вернее – фон Майера, с мечом, обагренным кровью.
– Слишком уж их там много скопилось, – кивнув на галерею, виновато улыбнулся он. – Пришлось поуменьшить.
– А монах? – поинтересовался Раничев.
– Папежник? Бежал, гад. Переметнулся через галерею – и как только ноги не поломал.
Натыка бросился на колени:
– Пощадите!
– Пощадим? – Майер перевел взгляд на Раничева.
– Ну если серебришко отдаст, – задумчиво протянул тот.
– Все, все забирайте, – не отрывая взгляда от окровавленного меча рыцаря, в страхе зашептал кабатчик.
– Ну чужого нам не надо. – Иван уселся на стол. – Но что было обещано – дай. Кажется, пять рублей серебром. Иначе…
– Отдам, отдам, – замахал руками Натыка. – Пусть этот меч уберет, с детства видеть не могу крови.
– Ага, так мы и поверили. Чего ж в шпионы подался?
– Ась? – не понимая вопроса, Селивон приложил руку к уху.
Раничев подошел ближе:
– Спрашиваю, на кого работаешь, тварь? На Ягайло или на орден? Впрочем, не важно.
– Гм… то есть как это не важно? – спохватился вдруг немец. – Если хочешь жить, будешь теперь на меня работать… вернее, на императора – короля Вацлава. Согласен?
– Так я ж уже… на обоих… И на Ягайло, и на тевтонов…
– Ну, тогда тем более. – Рыцарь захохотал. – Одно другому не мешает.
Кабатчик почесал лысину и метнул на немца быстрый пристальный взгляд:
– Скажите, благороднейший господин, это насмешка или предложение?
– Можешь считать это предложением, – сухо кивнул Майер. – Отдельно взятые сведения будут оплачиваться особо.
– Что ж было мечом-то махать? – Вздохнув, Селивон поднялся с колен. – Могли бы и сразу договориться.
– Ой, вряд ли бы сразу получилось, – с усмешкой покачав головою, Раничев напомнил про деньги.
– Отдам, отдам. – Покивав лысой башкой, кабатчик полез в маленький стоящий под столом сундучок. Пошарив там руками, высыпал на стол горсть денег – серебряные рейнские гроши, ордынские дирхемы, московские и новгородские деньги и даже приличное количество золотых – Раничев разглядел изображение корабля. «Корабельники» – английские золотые нобли времен Эдуарда IV, выбитые в честь морской победы над французами. Откуда они у Селивона? Что, он еще на англичан шпионит? Вряд ли, уж кому-кому, а англичанам здесь совсем делать нечего, и своих проблем хватает – Столетняя война еще далеко не кончилась, да и со времен восстания Уота Тайлера прошло не так уж и много времени.
Отправив перевербованного Натыку убирать с галереи трупы, фон Майер с Иваном выпили на прощание – утром Раничев уже должен был быть у сотника Петра – по чарке стоялого медка. Разумеется, за счет заведения и – за здоровье сюзерена немца, германского императора, одновременно – короля Чехии – Вацлава, старшего сына императора и короля Чехии Карла Люксембурга.
– Ну нет, мы с тобой еще не прощаемся, Иван, – шутливо погрозил пальцем Ганс. – Ты же пойдешь завтра на Торг или к оружейникам за экипировкой?
– Ну да, наверное, пойду, – кивнул Раничев.
– Вот и мне туда тоже надо, кой-чего прикупить. Заодно советую все-таки зайти к сурожцам. Взять рекомендательное письмо к кому-нибудь из их контрагентов в Кафе. Может, и сгодится.
– А ведь верная мысль! – обрадовался Иван. – Да и мед у этого аспида вкусный. И тихо кругом – ночь. Хорошо. Так бы и просидел до утра.
– Так в чем же дело? – хлопнув его по плечу, захохотал рыцарь. – Эй, корчмарь! Давай еще меда! И сам садись, выпей… за нашу совместную деятельность, ха-ха-ха!

 

Селивон не стал упираться – принес еще кувшинец, налил, выпил.
– Что б ни делалось, даст Бог, пусть делается к лучшему, – философски заметил он.
Сквозь распахнутую дверь проникали первые оранжевые лучи. За Днепром, за степями и кручами…
Назад: Глава 11 Май—июнь 1397 г. Киев. Тост за императора
Дальше: Глава 13 Лето 1397 г. Дикое поле. Свист