Глава 11
Лето. Окрестности Чудского озера
ГРУППА КРОВИ
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою…
Виктор Цой. «Кино»
Как нарочно, день похорон выдался замечательным — теплым, но не знойным, со свежим, дующим с озера ветерком и ярким солнцем. В высоком голубом небе величаво проплывали белые, словно манная каша, облака, гуртовались, сбивались в кучи, быстро разносимые ветром.
Тему хоронили на местном кладбище, что располагалось километрах в двух от поселка, в сторону пилорамы и скупки Узбека, как раз по дороге к озеру. Высокие, рвущиеся к небу сосны, покосившаяся, а местами и просто отсутствующая ограда, нестройные ряды могил с разномастными памятниками — крестики, пирамидки со звездами, солидные гранитные постаменты с выбитыми золочеными буквами. Постаментов, впрочем, было мало, все больше железные, сваренные на скорую руку, крестики.
Вокруг кладбища и между могилок рвались к небу могучие корабельные сосны, шумели вершинами, перебивая довольное карканье воронья, всегда жировавшего во время религиозных праздников и поминок.
В последний путь несчастного паренька провожало не так уж много народу, честно сказать — и совсем мало. Директор детского дома Иван Андреевич Сидоров, медсестра Алия — знойная брюнетка с большой грудью и чуть заметным пушком на верхней губе, — пара старших воспитанниц — чтоб не было совсем уж убого, трое местных бичей — землекопы — ну и Ратников заглянул, опоздал, правда, поздно узнал, и, когда приехал, уже зарывали. Да уж, и денек сегодня! Недаром — тринадцатое число…
Бросив машину внизу, на дороге, рядом с желтым «детским» автобусом, как видно, выпрошенным по такому случаю в районо, Михаил все же успел кинуть на гроб земельки. Потом уж поздоровался со всеми, кивнул, отошел в сторонку наблюдая, как бичи, среди которых был и пресловутый Леха Афоничев, Афоня, не так давно раздетый Олексой, сноровисто закапывают могилку землей.
Девчонки уже перестали плакать и о чем-то шептались… Вот и совсем отошли, закурили. Директор и медсестра деловито суетились с бутербродами и водкой, на которую уже давно поглядывали трудившиеся ударными темпами гопники. Водка была плохая, паленая, та самая дешевка, что продавалась в лабазе Капустихи по цене сорок девять рублей за пол-литра. Ратников даже знал, в какой баньке ее катали. Димыч говорил как-то.
Вот кто-то — медсестра! — пролила водку мимо стакана, засмеялась… улыбнулся и директор, что-то сказал, погладив женщину по руке… Этак вот погладил, тоже нехорошо, неуместно, тем более здесь, сейчас, на кладбище — уж больно похотливо все выглядело. Впрочем, черт с ними. Кому какое дело-то до чужой личной жизни? Никому — верно. А особо психопатические личности, одержимые зудом нездорового любопытства, пущай ток-шоу «Пусть говорят» смотрят.
Миша подошел к девчонкам и тихонько спросил про Тему: мол, как хоть все произошло-то?
— Да как громом! — выбросив окурок, откликнулась одна, стройненькая такая блондиночка с простоватым круглым лицом. — Целый день веселый бегал, ну, Артем-то… И вот…
— А вообще-то нам запрещено с незнакомыми взрослыми разговаривать, — вмешалась другая, тоже светленькая, но полная, если не сказать — толстенькая — с упитанно-добродушным лицом. — Директор строго-настрого наказал!
— Ну, правильно, — Ратников пожал плечами и подошел к могиле, которую как раз уже зарывали. Помог воткнуть крест, запоздало сожалея, что не успел купить венок. Ничего… еще будет время сюда наведаться, как следует помянуть…
— Давайте, мужики, подходите, — громко позвал директор.
Бичи оживились, побросали лопаты, однако вели себя скромно, даже с достоинством, вполне сообразуясь с моментом.
— Ну, пусть земля ему…
Выпили. Иван Андреевич водрузил на крест аляповатый венок, почему-то с желтой лентой, по которой шли кривоватые буквицы «от детского дома №…». Сами, что ли, писали? Наверное. Экономил на всем — и это тоже было неприятно. И еще… Артем ведь был крещеный, а тут… Даже батюшку не позвали, зарыли как собаку — водку вот теперь пьют, смеются, Андреич медсестру свою уже открыто лапает. Тоже еще, козлик…
Кстати, насчет священника… Нужно будет поговорить с отцом Александром. Да-да, обязательно поговорить, и в самое ближайшее время.
Ратников не стал больше пить, уехал, по пути соображая, что делать дальше? Все почему-то не давала покоя полученная в морге информация. Об анализах на группу крови. И в самом деле — почему так срочно-то? Еще и там, в том времени, в тевтонском бурге, тоже ведь брали кровь. Тоже — на группу?
Ощущение какой-то нехорошей зловещей тайны не оставляло его ни на минуту. Тот же Артем… Может, он не сам, может… Прикоснулся невзначай к этой вот тайне и… Почему бы и нет?
Нет! Сколько можно-то?
Резко остановив машину, Михаил спустился к ручью, ополоснул холодной водицей лицо и шею. Господи! Да что за бред-то в голову лезет? Ну, отправила Алия эта кровь парней на группу — так на то она и медсестра, чтоб о здоровье подопечных заботиться, а Тема… тут уж, как ни крути… Мог! Вполне мог. И то, что он целый день веселый пробегал, ничего особо не значит. Дети, они ведь такие, в эмоциональном состоянии неустойчивые… то смеются, то сразу плачут. Нет, вряд ли Артем кому-то был нужен… да и по похоронам этим видно — никому!
Зарыли и забыли. Даже за могилкой наверняка ухаживать будет некому… ну разве что самому Мише… и Маше. Вот кого искать надо, искать!
Итак, что есть-то? Надпись на фотографии — «Артему!!!» — ну, у того теперь не спросишь… Брошенная у железнодорожного вокзала «Ока»… Хотели запутать следы? Типа Маша куда-то срочно уехала… Хм… дурацкий ход, как есть — дурацкий…
Красно-белый «мерс»! Мужик еще в нем такой сидел, в старомодной шляпе «борсалино», с рыбьим холодным взглядом… Неприятный тип! Вот его бы и прижать, попросить Димыча, а если что, вызвать из Питера «тяжелую артиллерию» — старшего опера Ваську Ганзеева, знаменитого Веселого Ганса. Да, Ганс сразу врубится в ситуацию, уж не откажет. Позвонить… и срочно!
Миша поднялся на горку — там, с горки, брало — вытащил телефон… Слава богу, отозвались!
— Здорово, Ганс! Да я понимаю, что здоровей видали… Тут такое дело… Ты сейчас можешь разговаривать? Тогда слушай, что не поймешь — спроси…
Веселый Ганс все понял. Ну или почти все. Что не понял, можно было рассказать и потом, как приедет, а приехать он обещал быстро, на той неделе — как раз в отгулы… Ну, вот и хорошо, вот и славненько! Уж с таким опытным опером, как Вася, поиски куда быстрее пойдут.
Так… время сейчас… Миша взглянул на телефон… кто-то звонил. Ну да — один пропущенный звонок… Кто?
Максик. Максим Гордеев, тот самый молодой человек лет четырнадцати, с которым в прошлом году шастали по тевтонским да псковским землям. Тот, кто знает… кто был… Тоже неплохая поддержка! Лишняя пара зорких глаз, быстрых ног… да и не дурак Максим, не дурак… Вот его и зарядить выспрашивать у детишек про Тему… Может, кто-то видел, как они с Машей общались, может, даже слышал — о чем? Да уж, с этим делом подросток куда лучше справится, все же подозрительно выглядит, когда взрослый дядька пристает с непонятными расспросами к детям, да и не все дети взрослому — тем более незнакомому или плохо знакомому, скажут, далеко не все.
Михаил улыбнулся…
— Здорово, Максюта! Смотрю, звонил… Да ничего живу, так себе… Сюда приезжаешь? Отлично! Дело к тебе есть… Какое — потом расскажу, при встрече… Вечерним автобусом? Понял… Пока.
До вечера Ратников четко наметил, что поручить Максу, а что оставить себе… вместе с Васей Ганзеевым. Подкрепился, наскоро похлебав все тех же Машиных щей — не съел и тарелки, ну не было совсем аппетита! Забрался в машину, поехал, остановился напротив автобусной остановки, в тени. Ждал на удивление недолго — обычно всегда солидно опаздывавший автобус на этот раз приехал вовремя, и даже чуть раньше. Старый чадящий «Икарус», красно-белый… как «мерс»!
Максик за год не изменился — все такой же смешливый, лохматый, с непокорными темно-русыми прядями, во всегдашних своих белых пижонских шортах и черной маечке «Чилдрен Оф Бодом». С сумкой через плечо.
Ага, вот встал, оглядывается. Ратников посигналил. Ага! Пошел!
Все ж таки он вытянулся, ну да, вытянулся, за год-то… можно даже сказать — возмужал.
— Здрасьте, дядя Миша!
— Привет, привет. Ты чего, Максюта, такой потный?
— Так жарко ж в автобусе. Пекло просто какое-то! А я в лагерь ездил, в Анапу, здорово!
Михаил засмеялся:
— Вижу, вижу — обгорел, как черт!
— Не видели вы, дядя Миша, как обгорают… Маша-то где? В магазине?
Ратников опустил глаза:
— А нету Маши, Максюта. Пропала.
— Как пропала?! — подросток ошарашенно захлопал глазами.
— Да так… была и нету. Я вот думаю — не туда ли ушла?
Туда… обоим было ясно — куда.
— Так она, что, собиралась?
— Как раз и нет! В этом все дело… Я вот даже думаю — не увели ли?
А еще Миша думал, что супруги его может уже не быть и в живых. Но гнал от себя подобные мысли. Надеялся… А надежда, как известно, умирает последней…
— Маша о чем-то таком говорила с мальчишкой одним, детдомовским… только вот тот умер, схоронили сегодня. Так что не расскажет теперь ничего.
— Умер?! Господи… — Максим сглотнул слюну. — Ну и дела здесь…
— Я вот что думаю, Макс… Кто-то ведь из ребят, детдомовских да с площадки летней, мог ведь и… кому-то Артем мог сказать…
— Артем?
— Парнишка тот… увы, ныне покойный… И вот о чем я тебя. Максюта, хочу попросить… Поговорил бы ты с ними… ну со всеми этими детишками… у детдомовского лагеря пошатайся… они, кстати, еще и тайком на танцы ползают. В общем, тебе сподручней, чем мне… Понял, о чем спрашивать-то? Только так, невзначай… Поможешь?
— О чем разговор, дядя Миша! Да я ради вас… ради Маши… Эх, да вы не переживайте так. Найдется она, обязательно найдется!
В общем-то основную работу Максик и сделал, уже на следующее утро явился докладывать — приехал на усадьбу на старом, на ладан дышавшем «Восходе». Ратников еще издали услыхал треск, приглушил выставленный на подоконник магнитофон — слушал старые альбомы «Кино», сборник, музыка Мише думать помогала — выглянул за ворота:
— Здоров будь, Максюта. Ну, что скажешь?
Судя по хитрому виду парня, кое-что тот все-таки выяснил. Но начал издалека.
Даже немножко подпел Цою:
— Следи за собой, будь осторожен…
Ратников хмыкнул: ишь ты, знал ведь откуда-то!
— Короче, в детдоме Артема этого и не вспоминает никто, так, погоревали малость.
— Ну да, ну да, — Миша покивал головой. — Он же там новенький, не прижился еще… вот уж точно — не прижился! Эх, что за жизнь такая штука поганая?
— Больше о беглецах говорят, мол, вроде как и не собирались они никуда убегать, наоборот даже — с девчонками-дачницами замутили, на танцы втихаря бегали, хвастались. Нет, не собирались они рвать — все уверены. И Милка, и Ленка с Катькой…
— Ты что же, всех уже их знаешь? — удивился Ратников.
— Вчера познакомились, в клубе… Веселились.
Михаил сплюнул:
— Веселились они… парня только похоронили. Ну, люди! Ты, не подумай, Макс, это я не в твой адрес.
— Если кто об Артеме и грустит, так это девчонки с площадки. Особенно одна… Светка, — подросток хитровато прищурился и, склонив голову набок, сунул руку в карман. — Они как раз в тот день тусовались, почти до самого вечера. У Светки этой как раз день рождения был… вот он ей и подарил, гм… кое-что…
Вытащив из кармана руку, Максик раскрыл ладонь… Сверкнули на солнышке бирюзовые осколки стекла… осколки браслетика… такого же, в виде витой змейки, как тот, желтенький.
— Артем Светке сказал — Маша дала. Мол, склеить можно — и будет, как целый. Они еще хотели «Момент» купить, да опоздали — Маши уже в магазине не было.
— Так-так-так… — тихо пробормотал Ратников. — Вот оно как, значит…
— И это еще не все! — Максим хохотнул. — Ты еще про красно-белый «мерседес» спрашивал, старинный… Так та же Светка рассказывала — видела она эту машину, и не раз. Белая, говорит, с красным, старинная…
— Ну, ее многие видели…
— И человека видела. Водителя, в шляпе — больше ничего не запомнила, только шляпу… издалека смотрела, да и недолго.
— Ну, мужика в шляпе я и сам видал. Даже разговаривал как-то.
Макс снова прищурился:
— А знаете, дядь Миша, что этот, в шляпе, делал? Ни за что не догадаетесь! Рисовал что-то мелом на старой трансформаторной будке! Ну, у школы которая, где детдомовский лагерь.
— Рисовал?!
— Ну или писал, я не знаю, Светка еще удивилась — вроде такой солидный дядька… А потом, утром, там стерли все — девчонки детдомовские всю стенку отмыли, видать, директор приказал.
— Отмыли…
— Да не особо-то они и старались, если хорошо присмотреться — заметно все… ну, не все, но большая часть. Я даже на листок все переписал, не поленился, случай уж больно стремный, вообще! Нужен листочек-то?
— Конечно, нужен! Давай! Ты молодец, Максюта…
Парнишка улыбнулся и, пригладив волосы, подошел к мотоциклу:
— Поеду… Еще, может, кого расспрошу.
— Эй, эй, — Ратников придержал его за локоть. — Ты это… не торопись, притормози пока. А вечерком я тебе разыщу… ну или звякну, лады?
— Лады, дядя Миша! Только вы это… если вдруг Маша придет, мне тоже звякните.
— Само собой, Максим, само собой…
Подросток разбежался, разогнал мотоцикл, завел с толкача и, прыгнув в седло, укатил все с тем же страшным треском. Проводив парня взглядом, Ратников зашел в дом и, расстелив листок на столе, вчитался:
«Ленка + Колька = Любовь до гроба дураки оба»,
«7 + 8 + 6 = X — У»,
«3 + 1 +»,
«Колька дурак»,
«АРИЯ»…
И дальше снова пошли какие-то арифметические примеры — кто-то считал в столбик…
— …под светом звезды по имени Солнце… — все так же пел Цой, магнитофон Ратников так и не выключил, правда, и звук не прибавил.
Звезда по имени Солнце… да… Интересно, кто тогда на острове подал знак, где следует искать браслеты? Кто-то, кто явно помнил песни «Кино». И знал, что Ратников их тоже помнит. Да-а… Что тут и говорить? Запишем пока в загадки.
А что мог написать на трансформаторной будке мужик в старомодной шляпе? «Колька дурак»? Или производил в столбик личные финансовые подсчеты? Икс от игрека отнимал… вернее — игрек от икса… И эти еще странные цифры — три и один. Три и один… три плюс один плюс… незаконченный какой-то пример получается.
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве…
Группа… группа крови? Ну да… Ратников хорошо запомнил — у парней-побегушников первая и третья положительная, у двух девчонок — вторая… Первая и третья… Три и один… Три — плюс, один — плюс… А может, не так все читается? Никакая это не арифметика! Третья — положительная, и первая — положительная… И потом оба парня с нужными группами — пропали… Ай-ай-ай…
От подобной догадки у Миши едва волосы дыбом не встали! Вот ведь оно как получается, вот как выходит… Выходит, медсестричка-то точно при делах, если не сам директор!
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожела-а-ай мне…
