Значит, кто-то есть в бурге! Кто-то, кто как-то связан с работорговцами, кто помогает, пусть даже не зная всей правды. И это, скорее всего — кто-то из «старичков», из тех, кто живет здесь уже достаточно давно, можно даже сказать — постоянно. Следовательно осталось лишь его вычислить…

Кто бы это мог быть? Кто постоянно в бурге? Отец Арнольд? Хм… маловероятно, хотя и его нельзя сбрасывать со счетов. А кроме него? Кузнец с молотобойцем, каштелян, конюхи… да, еще может быть кто и пришлый, из деревенских. Были они в тот день, когда Эгберт проспал? Ну, разумеется — ведь каждый день кто-нибудь да приходит, то с оброком, то пожаловаться на соседей, то еще с каким делом — земли-то окрестные теперь — орденские. Пойди, попробуй, вычисли… Однако и то хорошо уже, что теперь точно известно…

Был уже послеобеденный час, и солнце постепенно клонилось к закату. Размышляя, Ратников валялся себе на лавке, закинув ногу на ногу, и даже чуть задремал, когда услышал донесшиеся со двора крики. Кто-то кричал… Должно быть, опять бранденбуржцы с баварцами что-то не поделили, вот уж, поистине, вражины — и дня не могут прожить без доброй ссоры.

А ну их… Пускай десятники разбираются — потом доложат.

Михаил перевернулся на бок, пододвинув под голову медвежью шкуру, заставив себя не обращать решительно никакого внимания на доносившуюся со двора возню. Оруженосец Макс вновь отпросился на Танаево озеро — Ратников не возражал, пускай, может, чего-нибудь еще отыщет?

Браслет, браслет… Эх, если б вдруг целый! Тогда бы можно было Максика спровадить обратно домой, а самому уж остаться здесь, выручать Лерку… если она тоже сюда попала, если ее Колька Карякин не придушил. Честно говоря, закрадывались у Миши сомнения насчет Лерки — что-то про внезапно объявившуюся в здешних лесах странную полуголую девку в окрестных деревнях не болтали. А ведь, по идее — должны были б…

Снизу послышались шаги, скрипнула лестница.

— Герр комтур!

И кого там черт несет…

— Мы с вами договаривались…

Ах да, отец каштелян.

— Входите, входите, брат Герман!

Вот уж поистине, более незаметного человека нельзя было себе представить! Вечно сгорбленный, низенького росточка, отец Герман и сам, казалось, старался выглядеть как можно скромнее, незаметнее. Он был монахом, не рыцарем — темная, подпоясанная обычной веревкою, ряса, благообразное, без всяких особых примет, лицо, нельзя сказать, что красивое, но и не безобразное, обычное такое лицо мелкого канцелярского служащего, этакого офисного планктона, бюрократа средней руки. Ему бы еще нарукавники… Кстати, в окрестных селеньях отца Германа почему-то уважали, Ратников узнал это не так давно от Макса, а тот — от Эгберта — и был очень удивлен. Впрочем, тут же и позабыл — настолько отец Герман был неприметен, не вызывал буквально никаких эмоций.

Вот и сейчас, перекрестившись, долго и нудно читал список оброчников — кто чего должен был и кто чего дал…

— Крестьянин Гуго Лахти, с женой и детьми, держащий надел от Ордена, должен хлеба на 12 любекских марок, да десяток яиц, да — на день Святого Марка — курицу… Эйно, кузнец, за пользование водою из орденского ручья — подков на 12 шиллингов или на одну кельнскую марку, либо серебром — арабским, ромейским или германским — на ту же сумму… Кроме того, бесплатно чинить орденские брони, и копья, и мечи и прочее… Василиса, вдова, за водяную мельницу на орденском ручье — две любекские марки в год, а помесячно на сумму, равную двум шиллингам серебра — в любых монетах либо продуктами на указанную сумму…

Ну, настолько нудно читал отец каштелян, что Ратников опять задремал, лишь иногда просыпаясь.

— …Эрмендрада, крестьянка из эстов, недавно крещенная, за крешение лично отцу Арнольду — десяток яиц, да курицу, да двух утиц, да холста домотканого на полдюжины шиллингов или на половину любекской марки…

Насколько помнил Миша, все эти шиллинги да марки были в это время чисто счетными единицами, точнее сказать — счетно-весовыми, монетами же обходились разными — какие попадутся, в большинстве случаев — германскими либо византийскими.

— Иоганн, крещеный чудин, за пользование орденским лугом…

Орденский лучей, орденский луг, орденская роща — а не многовато захапали? Словно тут до появления рыцарей и не жил никто! А ведь жили же — чудь в основном, но и русские деревни имелись, и селенья эстов…

— К чему вы мне все это читаете, брат Герман? — Ратников уже немного понимал и по-латыни и по-немецки — вернее, на той его разновидности, что использовалась в Ордене. А брат Герман прекрасно знал и русский… и даже говорил с чудинами и эстами на их родном языке!

— К тому, чтобы вы знали, герр комтур. Хочу вас кое о чем попросить.

— Да, слушаю.

— Лето нынче жаркое, сухое… боюсь, плохо уродиться хлеб. Потому счел бы целесообразным заменить часть оброка с зерна на дичь и рыбу… И даже несколько его уменьшить — разоренные деревни нам не нужны, ведь это же наши деревни.

А его не зря уважают…

Ратников улыбнулся и махнул рукой:

— Делайте, как знаете, брат Герман. Не сомневайтесь, я вас во всем поддержу.

— Да, но отец Арнольд…

— Отец Арнольд всего лишь священник! Поступайте, как считаете нужным.

— Хорошо, — встав со скамьи, брат-каштелян поклонился. — Тогда у меня все, герр комтур.

— Послушайте-ка, брат Герман, что это такое там происходит, во дворе — кто там орет как резаный?

— А, — отец-каштелян улыбнулся. — Отец Арнольд велел пытать ведьму!

— Ведьму?! — несказанно удивился Ратников. — Откуда она здесь взялась-то?

— Из деревни чудинов, тех, кого недавно крестили, — пожал плечами монах. — Крестьяне же и пожаловались — мол, завелась у них одна приблуда — портит скот, наговаривает, порчу насылает. Засуху вот, говорят, она и вызвала.

— Вы сами-то в это верите, брат Герман?

— Даже не знаю, как вам и сказать, — каштелян неожиданно улыбнулся. — Дыма ведь без огня не бывает, верно? Так я пойду, герр комтур? Дел полно.

— Да-да, идите… А я уж все-таки тоже спущусь, посмотрю — что там за ведьма?

Нет, это была не Лерка. Обычная местная девка — чудинка или даже русская — на вид где-то лет двадцати, с длинными каштановыми кудрями и неожиданно черными жгучими глазами. Красивая. Наверное, потому ее и объявили ведьмой. Девка лежала на широкой лавке, специально для этого притащенной в распахнутый настежь амбар — кстати, именно там и стоял «УАЗик» — по пояс голая, на спине ее виднелись кровавые полосы, а рядом, ухмыляясь, поигрывал кнутом вислоносый извращенец Фриц.

Сидя на высоком стуле, отце Арнольд важно задавал вопросы, тут же записываемые служкой из числа послушников — тоже, кстати, одного из тех, кто остался в бурге при смене гарнизона.

— Итак, женщина, ты говоришь, что никогда не летала на метле, не вынимала ногти покойника и не колдовала с помощью свиной требухи?

— Нет, господин… — девушка отвечала по-немецки.

— А что же Эрмендрада, эта добрая женщина, наговаривает на тебя? А Салия? А Марта? А Евстифения? Они что же, все врут?

— Выходит, что так, святой отец, — плача, сказала девчонка. — Не знаю, чем уж я их так расстроила?

— Честно-честно, не знаешь? — неслышно войдя, Ратников наклонился к девушке. — А ну-ка подумай! Брат, перетолмачь… А ты поди пока прочь!

Последняя фраза относилась к Фрицу, немедленно убравшемуся.

Отец Арнольд недовольно покусал губы:

— Решили вмешаться в святое следствие, герр комтур? Осмелюсь напомнить, что, согласно капитулярию великого магистра от…

— Да бросьте вы, — Михаил рассмеялся. — Честно слово, просто стало вдруг любопытно — с чего бы это вдруг в здешней глуши взялась ведьма?

— Мне вот тоже очень любопытно, — желчно усмехнулся священник. — Смотрите, как бы она вас не околдовала, герр комтур. Знаете ли, бывали случаи.

— Ничего, ничего, как-нибудь… — Велев монаху развязать девушку, Ратников уселся рядом, на капот «УАЗа». — Оденься, голубушка…

— Вы очень добры, господин.

Да, это была настоящая красавица с тонкой талией и большой тугой грудью… посмотрев на которую, отец Арнольд сглотнул набежавшую вдруг слюну и перекрестился.

— Так что? — дождавшись, когда девушка накинет поверх белой полотняной рубахи жилетку, Михаил взглянул на нее неожиданно строго. — Расскажешь нам, как переспала со всеми мужьями уже упомянутых женщин?

— Что?! — нервно дернулся отец Арнольд.

— Да-да… Полагаю, именно за это на нее и были обижены. Ведь так, голубушка? Как твое имя?

— Лиина, — девушка зарделась. — А с мужчинам я не спала… не со всеми…

— Ну, остальные, стало быть, подстраховались… Я имею в виду жен. А как вы очутились в деревне?

— Приплыла на лодке. Нашу-то деревню сожгли, а здесь у меня родичи… Правда, не приютили.

— Не приютили? Понятно… Я б на их месте тоже такую не приютил. Кстати, отец Арнольд, вам не нужна экономка? Постирать там, полы помыть… а то зовете все какую-то старушку… И у меня в башне тоже бы неплохо начать убираться — а то пылища скоро все глаза выест.

— Экономка? — священник явно не ожидал подобного предложения.

Скорее всего, он намеревался отправить «ведьму» на костер, предварительно подвергнув пыткам… Но вот так…

— Пусть эта грешница сперва покается! — отец Арнольд приосанился. — Десять псалмов на ночь, сто поклонов… Ты знаешь ли псалмы, женщина?

— Нет, святой отец…

— Что ж, придется научить… Зайдешь ближе к вечеру. — Отец Арнольд поднялся со скамьи: — Пойду, посмотрю, как там дела со строительством церкви.

— Да-да, конечно, — громко засмеявшись, Ратников догнал священника одним прыжком. — Подождите, святой отец, и я с вами. Так вы, кажется, сказали, здесь уже бывали подобные случаи? И какого же рыцаря околдовали?

— Тсс! — отец Арнольд неожиданно завертел головой и понизил голос. — Об этом не велено распространяться. Был тут такой рыцарь, заезжал, незадолго до вас… Анри де Сен-Клер из Нормандии. Искатель приключений, авантюрист… Был тут проездом — возвращался из новгородского плена. Решил выкупаться в озере… ест тут оно, лесное… и там повстречался с русалкой!

— Неужто, с русалкой?! — ахнул Михаил. — А вы ведь говорили — с ведьмой.

— Ведьма это и была, — со знанием дела пояснил священник. — Просто она обратилась в русалку. И молодой граф увез ее с собой! Околдовала! Об этом немногие знают… Оруженосец графа рассказывал.

— И куда же он ее увез? — быстро спросил Ратников. — Неужто в Нормандию?

— Да нет, поближе — в Дерпт. Прежде чем вернуться домой, граф дал обет совершить какой-нибудь подвиг во славу христовой веры! И еще — он жаждет участвовать в какой-нибудь славной битве.

Лерка… расслабленно подумал Ратников. Неужто — Лерка? Ведь все сходится — время, место… и это… Русалка!