Глава 15
Наши дни. Октябрь. Северо-восток Ленинградской области. Турбаза «Долгое озеро»
Боярыня
Кто сколько-нибудь знаком с русской историей X–XV вв. по данным источников или по художественным произведениям, имеет собственное представление о месте и роли в ней женщин.
Н. Л. Пушкарева. Женщины древней Руси
Кнут тоже узнал Мишу и, надо отдать ему должное, действовал без промедления: сузив глаза, тут же вскочил, выкрикнул:
— Хватайте его!
Бородачи тут же набросились на незваного гостя, однако и тот уже сообразил, как нужно действовать — ударил кулаком в скулу одного, второго, остальные — трое — навалились, скрутили руки…
— Может, ножом его?
— Нет! Живым брать, гада.
Живым… Ну-ну…
Чья-то тень вдруг неслышно скользнула в двери… на миг все затихло. Миша дернулся… эх, слишком уж их тут много, слишком… И все здоровенные, с одним-то еле справишься, а тут столько…
В общем, как Михаил ни старался, а вырваться не удалось — чай, не в голливудском боевике, не так-то просто! Один супротив шестерых бугаев — поди-ка, попробуй… Разбили губу, схватили, заломили за спину руки, связали… эх, судьба-злодейка.
Но, черт побери, откуда они здесь? Как?! Каким образом?! Так значит, и все пленники тоже здесь?
Скрипнув дверью, в домик вошел Кнут. Хм… вот как, он, оказывается, куда-то выходил.
— Связали?
— Так, господине. Накрепко!
— Давайте его… м-м-м… до утра хоть заприте в амбарце, а уж потом, — верзила нехорошо ухмыльнулся и положил руку на торчащую за поясом рукоять кнута. — А уж там поглядим!
Миша и опомниться не успел, как уже оказался в амбаре, точнее сказать — в подвальчике, тесном, холодном и темном. В таком запросто можно было замерзнуть! Да еще и руки связаны — не развязаться, не выбраться. Вот это попал, вот это засада!
И все же — надо пытаться, не сидеть же здесь сиднем? Вот, что это здесь, рядом? Гвоздик? Сучок? А вот бы и… так, так… чуть-чуть извернуться, зацепиться веревкой… черт, соскакивает… а если немного растянуть? Так… ага… есть! Теперь потянуть… зацепилась! Еще потянуть… еще…
Есть!!!
Не особо-то и долго возился — минут, наверное, двадцать, ну — полчаса — вряд ли дольше. Тоже еще — вязальщики, мать их за ногу.
Растерев затекшие запястья, Михаил почувствовал себя куда веселее и, не тратя времени даром, тут же приступил к двери… которая вдруг распахнулась, словно сама собою! Что, уже утро? Да нет вроде бы, не похоже. Что-то рановато пришли… ладно, сейчас, сейчас…
Миша сжал кулаки…
— Мил человече!
Что такое? Откуда здесь женский голос!
— Ты, чай, не мертвый? — голос звучал тихо, словно бы журчал, как маленький ручеек.
Пленник ухмыльнулся:
— Да вроде покуда жив!
— Тогда выбирайся скорее! Бежим!
— Бежим?
А интересные дела заворачивались! Вот и неизвестная спасительница объявилась. Кстати, похоже — вовремя. Ну, а раз так…
Михаил выскочил из подвала, словно черт из бутылки, оглядел темный девичий силуэт — платье до пят, да и речь старинная — ну, явно «оттуда» девушка, только вот космы по плечам — простоволосая.
Схватила за руку:
— Бежим, господине! Бежим, пока не проснулись.
Хорошее предложение! Почему бы не убежать?
— Куда бежим?
Незнакомка махнула рукой:
— Туда, вниз, к лодкам.
— Отлично!
Спустившись по дощатым мосткам к озеру, Михаил быстро отвязал первую попавшуюся лодку и галантно протянул руку даме:
— Прошу. Осторожней, тут мокро.
Незнакомка невесомо скользнула в лодку:
— Здесь, на мостках, должны быть весла.
На мостках? Ну надо же…
Михаил пошарил рукой — действительно, были!
— Я днем видела… случайно, когда вели в узилище.
— Что-то не убрали…
— А здесь нет татей.
Татей, сказала, не воров — по-древнему.
Опустив весла в воду, Михаил сделал осторожный гребок, направляя лодку на середину озера, точнее сказать, на огни, вспыхнувшие по тому берегу — кто-то явно врубил генератор, наверняка вернувшийся начальник.
Черт побери, электричество! Цивилизация… а здесь? Господи, и принесло же упырей… ладно, разберемся!
— Нам не туда, — послышался голос с кормы. — Не на тот берег.
— Не на тот? — удивленно переспросил Миша. — Это почему же?
— Там люди Кнута. Везде. Сторожат, — отрывисто пояснила беглянка.
Ах вот что. Однако предусмотрительны, сволочи! Значит, выставили посты. Умно.
— Сворачивай на правую руку, мил человек, — слышно было, как незнакомка зачерпнула рукою воду, напилась. — Там островок есть, там укроемся, денька два переждем.
— А не сыщут?
— Нет, — девушка неожиданно расхохоталась. — Да и некогда им будет. Я-то давно тут… островок тот приметила.
— А остальные? — быстро переспросил Михаил.
— А остальные — по-всякому. Кого продали уже, кого вот-вот продадут. Меня вот для забавы держат… муторно все, худо!
Для забавы… Легко себе представить — для какой именно. Немудрено, что эта девчонка решилась-таки убежать.
— Я тебя сразу приметила, — голос незнакомки ручейком журчал с кормы. — Как вязали, как в амбарец вели. Помыслила — помогу, вместях убежим, одной-то мне страшно, да и не сдюжить — лес дремучий кругом!
— Да уж, — поворачивая лодку, довольно хохотнул Миша. — Вместе выдюжим — точно! Ты сама-то откуда?
— Из Новгорода, Господина Великого.
— Ясно. Я тоже, считай, оттуда. А как здесь оказалась?
— Долго рассказывать… Потом, как приплывем.
Плыли долго, часа, может, три или даже больше. Лодка оказалась неповоротливой, тяжелой, Михаил на веслах упарился, к тому же пару раз едва не врезался в берег — темно было еще, хоть и ночка выдалась ясной, однако месяц — еще молодой, растущий, колыхался серебристым узеньким серпиком. Какой от него свет — смех один. Ладно, хорошо хоть — звезды, да беглянка в меру своих сил помогала.
— Левым веслом греби, мил человече! Теперь — правым… Скоро уже и остров, скоро…
Добрались лишь с рассветом — алая заря вставала над дальним лесом, быстро голубело небо, а вот и первые лучи солнца окрасили в золото поросшие соснами и елью холмы.
— Вот он, остров! — приподнявшись, вскрикнула девушка…
Настоящая красавица, Миша только сейчас рассмотрел, как стало светать. На вид — лет восемнадцать-двадцать, молоденькая совсем девчонка, волосы золотистые, пышные, лицо такое… красивое-красивое, правильное, как у греческой статуи. Высокий лоб, пухлые губы, длиннющие ресницы, глаза… кажется, светлые… нет, синие, словно весеннее небо!
Направляя суденышко к небольшому островку, Михаил улыбнулся:
— Тебя как звать-то, душа моя?
— Ириной…
— Ирина? Ирина… Мирошкинична? — словно сами собой вырвались эти слова.
Боярышня — вот именно, боярышня! — приосанилась, сверкнула глазами и вдруг рассмеялась:
— Все сидела — думала, когда ж ты меня признаешь? Ведь говоришь — из Новгорода. А там меня многие знали.
Ну точно — боярышня! Пропавшая юная вдовица из могущественного рода Мирошкиничей! Так вот, оказывается, как с ней поступили — похитили! И теперь измываются, используют для… гм… для разного рода «забав»! Эх, бедолага… Тебе б обратно вернуться, в свое время, в Новгород, на свою усадьбу…
— Что? Что ты сказал? — боярышня неожиданно встрепенулась.
— В Новгород бы тебе, говорю. Домой.
Ирина вдруг резко посмурнела:
— Нельзя мне домой… Братец мой старший меня лиходеям и спровадил. Мешала я ему.
— Ну и гад же!
— Хорошо — не убил.
Лодка ткнулась носом в высокий песчаный берег, поросший папоротниками и осокой, уже осенними, желтовато-бурыми. Соскочив в воду, Михаил помог боярышне выбраться и, привязав лодку в кустах, поднялся следом за беглянкою.
Небольшой — буквально несколько десятков шагов в поперечнике — островок почти полностью зарос густым сосняком, рябиной и вербою, так, что не видать было свободного места… хотя нет, имелось таки — и там стояла изба. Небольшая такая охотничья заимка, с маленьким — в ладонь — оконцем и квадратной дверью из толстых дубовых плах.
Остановившись перед избенкой, боярышня обернулась:
— Вот здесь покуда и поживем. Конечно, не хоромы…
Ох, какая же она все-таки была красавица! Классическая, безо всяких изъянов — это что касаемо лица, что же до фигуры — фигуру скрывало длинное, синее с красным, платье с богато вышитым мелким бисером воротом, подолом и рукавами. Впрочем, даже под этим плотным — бархатным, точнее сказать, аксамитовом — платьем угадывалась — фигура была ничего себе… мягко сказать.
С такой девчонкой, да в одной избе?
Миша внезапно почувствовал, что краснеет.
Примерно до полудня провозились с дровами, да с костром, да с ушицей — в избушке нашлись все рыбацкие припасы: лески, крючки, а к тому же еще и соль, и перловка, и котелок, и — ура! — спички, ничуточки даже не отсыревшие.
Наломав на дрова хворосту, Миша развел костер, да, накопав червей, отправился на берег — половить на ушицу рыбки. Попались и окуни, и пара щучек, и даже хитроглазый прощелыга хариус.
Боярышня, ничуть не чураясь, почистила рыбу найденным все в той же избушке перочинным ножом, да побросала в котел — вариться.
Михаил все опасался — как бы лиходеи не заметили дым.
Ирина в ответ лишь беспечно расхохоталась:
— А на этом островке часто охотники-рыбаки живут, я видала. Нет, лиходеи сюда не сунутся. И нас искать не станут… мы больно уж далеко… от Новгорода далеко и от иных городов. Так далеко, что тебе, Мисаил, и в самом страшном сне не приснилось бы!
— Загадками говоришь, — пробуя уху перекрученной алюминиевой ложкой — уж какая нашлась! — усмехнулся Миша.
— Ничего, поймешь еще, что за загадки. Ты сам-то как к лиходеям попал? Расскажи, интересно.
— Да так вот и попал… Можно сказать, случайно.
Михаил, мало что привирая, бегло изложил историю с похищениями людей некими «водяниками», потом еще рассказал про бирича и усадьбу Онциферовичей. Боярышня слушала внимательно, время от времени задавая уточняющие вопросы, видать, ей и в самом деле было интересно.
А потом… А потом завечерело, и, похлебав на ночь оставшейся от обеда ушицы, беглецы загасили костер, да отправились в избушку — спать. Уступив даме лежак, Миша набросал в углу лапника, улегся…
Нет, он ничего такого не думал, не мечтал даже… Ирина пришла сама, просто прилегла рядом, и, почувствовав щекой горячее дыханье, Михаил машинально приобнял девушку, точнее сказать — молодую женщину — неожиданно почувствовав нежную шелковистость кожи. Сам-то он спал, не раздеваясь, а вот боярышня…
Миша провел рукой по ее спине, погладил плечи, рука, словно сама собой, скользнула к нежной выпуклости пупка… вот поднялась выше, ощутив восхитительно-упругую грудь… Дыханье боярышни стало тяжелым, жарким, и вот уже Михаил ощутил на своих губах сладкий вкус поцелуя… а нежные руки принялись стаскивать с него одежду…
— Ирина… Ира… Боярышня… — с нежностью и страстью шептал молодой человек, чувствуя в своих объятьях гибкое юное тело…
— Ирина…
Покончив с любовной атакой, боярышня в изнеможении прильнула к Мише и тихонько засмеялась.
— Здорово, — поцеловав женщину, восхищенно промолвил тот. — Вот уж не думал, чтобы я… чтобы ты…
— Тсс! — смеясь, Ирина накрыла его губы ладонью. — Я всегда любила сама выбирать мужчин. Тех, которые мне по нраву.
— Ого! — обрадованно хмыкнул Михаил. — Выходит, я тебе по нраву!
Боярышня ничего не ответила, лишь опять рассмеялась и, взъерошив новоявленному любовнику волосы, принялась расспрашивать об его жизни. Снова. Теперь уже — в подробностях. Ох, и любопытная же! Впрочем, нелюбопытных женщин, наверное, и не существует вовсе.
Миша ничего особенно и не скрывал, рассказывал о жизни в Новгороде — какая теперь, к черту, разница, кто он там был — закуп или рядович? Теперь-то уж совсем другая ситуация, совсем другое время. А о том, что сам он — как раз из этого времени и есть, Михаил пока не говорил, посчитал, что еще рановато. Пусть уж лучше Ирина пока считает его дорогим земляком, а дальше… дальше видно будет. А вообще, интересно, представляет ли она — и те парни во главе с Кнутом — где очутились? Вряд ли… Верно, думают — где-нибудь в Обонежье, заплутали в чаще и вот… А что? Места тут глухие, безлюдные, ежели не общаться ни с кем, так и не подумаешь, что в двадцать первом веке. Лес и лес себе, чаща! Хотя, с другой стороны, Михаил подозревал, что не все здесь так просто, с Кнутом и его сообщниками. Да и боярышня…
— Ты сама-то как здесь?
— Похитили. Я же говорила уже.
А вот о своей жизни Ирина отвечала односложно — неприятно было вспоминать? — а потом и вообще, заглушая вопросы, накинулась с поцелуями. Миша, уж конечно, не сопротивлялся…
И только утром…
Утром он проснулся раненько, едва первый солнечный лучик весело заглянул в оконце. К удивлению, боярышни рядом не было… впрочем, чего удивляться-то, средневековые люди вставали рано, с восходом, и так же рано — с петухами — ложились.
Ну Ирина… и куда подалась с ранья? Хм… куда… Да по всяким интимным надобностям, вот куда.
А хорошо ночью было!
Прикидывая, одеваться или все-таки немного обождать — мало ли? — молодой человек подошел к окну, нагнулся… Боярышня — в одной нижней рубашке, перехваченной по бедрам поневой, стояла на пригорке у старой сосны и смотрела куда-то вдаль… да-да, именно такое впечатление — смотрела. Впрочем, недолго… Вдруг резко оглянулась, словно бы почувствовала на себе Мишин взгляд, передернула плечами и, зябко поежившись, пошла обратно в избу.
Михаил — сам не знаю почему — быстро отошел от окна и улегся. Скрипнула дверь… Молодой человек не стал притворяться спящим — распахнул глаза, улыбнулся:
— Какая ж ты красивая, Ирина!
— Я знаю, — боярышня усмехнулась, сбросила с себя поневу, через голову стащила рубашку тонкого золотистого шелка…
Михаил восхищенно замер — то, что он ощущал ночью при свете дня, оказалось не менее, а, наверное, даже и более, притягательным, манящим, волшебным! Тонкая талия, стройные бедра, грудь — небольшая, но и не маленькая, с твердыми коричневыми сосками, изящная ямочка пупка…
— Или сюда… — шепотом позвал Михаил.
Впрочем, звать было и не надобно…
Молодые тела сплелись в щемяще-радостной любовной неге, и лишь дыханье да сладостные стоны рвались сквозь приоткрытую дверь наружу, навстречу осеннему солнцу.
А потом уже, ближе к обеду, Михаил наловил рыбы и, возвращаясь, все ж таки подошел к старой сосне, той самой, что росла на пригорке… именно здесь утром стояла боярышня. Куда-то смотрела… Куда?
Миша приложил к глазам руку — с пригорка открывался прекрасный вид на противоположный берег, тот самый, где располагалось становище лиходеев Кнута. Виден был и перелесок, и пожухлый, с желтой травою, луг, и тропинка, и старый дуб на склоне холма. Рядом с дубом вдруг мелькнула чья-то фигура… быстро так… оп — и пропала. Но — Мише хватило времени, чтоб разглядеть старинную одежду — длинный отороченный рыжим мехом кафтан, шапку… Хм, интересные дела. Показалось? Да нет, не показалось…
Похлебав ушицы, Михаил ушел в избу и вновь притворился спящим… немного выждав, бросился к оконцу — боярышня вновь стояла у сосны! Вот махнула рукой…
Ой, нечистое дело!
И там, на том берегу, было нечистым. Слишком уж безалаберно его связали, слишком уж вовремя подоспела на помощь Ирина… Слишком. И — настояла, чтобы не плыть к турбазе, а повернуть к этому островку. Зачем? А затем, чтоб втереться в доверие, прояснить, что к чему! Могло быть так? Вполне вероятно. Кстати, и безудержный секс в эту картину очень даже хорошо вписывается… Правда, в этом смысле хотелось бы верить в несколько иное…
Решив для себя, что боярышню Ирину все ж таки стоит хотя бы подозревать, Михаил соответствующим образом и действовал — о прошлой своей (здешней!) жизни, естественно, не рассказывал, зато во всех подробностях живописал и средневековый Новгород, и Невскую битву, причем явно перехваливая юного князя Александра.
— Ой, не такая уж и великая битва была, — не выдержала боярышня. — Мнози рассказывали.
Миша развел руками:
— Великая не великая, а свеям все ж всыпали!
— Да и черт с ними, — прихватив опустевший котелок, Ирина направилась к озеру, вымыть, Михаил, естественно — за ней, в свете последних своих мыслей, не очень-то хотелось ему оставлять эту хитрую женщину без пригляду. Тем более что смотреть на боярышню было одно удовольствие… и не только смотреть.
Подобрав подол — ах, приятно! — Ирина принялась тереть котелок мелким песком, заодно пытливо расспрашивая Мишу о его будущих планах:
— Ну вот, отыскал ты людокрадов. И что? Дальше-то что?
— К биричу явлюсь княжьему! — сурово сдвинул брови молодой человек. — Обскажу все, как есть — мало злодеям не покажется.
— А при чем тут князь? — боярышня оторвалась от котелка.
— Так на землице-то сей, чай, суд — княжий! — весело напомнил Михаил. — Забыла, что ль?
Ирина фыркнула:
— А и верно — забыла. Так ты что же, бирича этого хорошо знаешь?
— Ермолая-то? Да неплохо. Можно сказать — друзья.
— Хм… вот как… — женщина надолго задумалась, все так же яростно натирая песочком закопченный бок котелка.
Если она входила в шайку, то бирич и его люди конечно же представляли явную опасность для лиходеев.
Ага! Так и есть! Некоторое время помолчав, Ирина начала выспрашивать о Ермолае: сколько, мол, у него людей, да много опытных ли воинов, да часто ли он в этих местах самолично бывает, да есть ли проводники из местных… В общем — хотела получить полный расклад. И радовалась, явно радовалась — ну, еще бы — верно, думала — не зря лоха охмуряла!
Ой, хитра, хитра — змея, а не женщина! Впрочем, очень даже приятная змея.
Михаил неожиданно улыбнулся: пора было бы уже и кончать всю эту комедию. Или… еще чуток растянуть, на ночку-другую?
Ирина-то наверняка бы не прочь… только вот как бы потом с ножиком под ребром не отыскали! Вполне может статься. В общем, как бы ни было сейчас хорошо и приятно с Ириной, а надо заканчивать. Как спать ляжет, сесть в лодку — да на турбазу! Всего и дел.
Вернувшись потом к костру, Миша украдкой осмотрел дверь. Вчера вот не обратил внимание на большие плотницкие скобы — как раз для засова, дверь-то открывалась вовнутрь избы. И видно было — недавно эти скобы вбиты, может, дня три тому или с неделю назад. Засова, правда, нигде поблизости не было, хотя — что же ему на виду лежать? Михаил пошарил по кустикам да под сосенками — нашел. Нашел-таки бревнышко — хороший такой засовец. Интересно, как его боярышня тащить собиралась? Силенок-то хватит?
— Пошто такой задумчивый? — боярышня с улыбкой уселась ближе к костру. — Дровишек подбросил бы, а?
— Дровишек? Это мы враз.
Михаил отправился к сосняку, краем глаза увидев, как Ирина швырнула в тлеющий костер охапку еловых веток… И сразу повалил дым!
Знак! Она ж знак подает кому-то! Хм… Кому-то? Ясно, кому… Видать, сегодня все и случится… к ночи ближе.
Однако, вернувшись с хворостом к костерку, Михаил понял, что времени у него практически не осталось — призывно облизывая языком губы, боярышня ждала его у избы в одной шелковой сорочке.
— Что-то я притомилась сегодня… Пойдем, отдохнем, приляжем.
Ага, приляжем… Потом, под каким-нибудь предлогом выскочит из избы, запрет на засов дверцу… А оконце в избенке маленькое, только кошке пролезть.
Бросив хворост, Миша подошел к Ирине и, крепко обняв, с жаром поцеловал в губы. Та подалась навстречу, обхватила руками шею:
— Ну, идем же скорей… идем…
— Идем… — Михаил едва оторвался от властных губ боярышни. С большим-большим трудом… Даже мелькнула мысль: а может, зря он плохое подумал? Может, показалось все? И боярышня Ирина — такая же безвинная жертва, как и все прочие…
Может быть. А может — и наоборот. И скорее — последнее. Главное сейчас — осторожничать, не потерять головы… а с такой женщиной ее потерять очень даже можно!
— Ты иди… Я сейчас… Сбегаю тут…
Миша кивнул на кусты, посмотрел, как, улыбнувшись, боярышня скрылась в избушке…
И бегом бросился к лодке! Вот она, в кустах, у бережка… Черт, где же весла! А нету! Ни в лодке, ни в кустиках… Что же, черт возьми, делать? Не руками же грести? Не руками…
Прыгнув в лодку, Михаил с силой ухватился за центральную скамеечку-банку… Ага! Ну, так и знал… Дернул — скрипнула, дернул еще сильней — поддалась, поддалась, зараза!
Ну, хоть что-то.
С силой оттолкнув лодку от берега, Миша перевалился через низкую корму и принялся ожесточенно грести оторванной доскою, направляя лодку к берегу — тому самому, где турбаза, до которой было где-то километров семь, а то — и все десять. Такой путь, раз уж нет весел, куда удобней пройти пешком.
Он уже подплывал к бережку, когда услыхал позади крик и, обернувшись, увидел Ирину — та махала рукою, что-то крича. Наверное, ругалась… или просила вернуться?
Дождавшись, когда лодка ткнулась носом в берег, беглец соскочил в ивняк, набрав в дырявые сапоги холодной водицы. И снова обернулся — боярышни на берегу уже не было… только от костерка снова повалил густой дым.
Ага! А вот теперь — выкусите, подите-ка, поймайте! У беглеца — сто дорог… А не могут ли лиходеи явиться на турбазу? Там ведь совсем мало людей. Почему б не явиться, да не перебить всех? Значит, надобно поспешать, предупредить всех, предупредить… Успеть бы!
Вылив воду из сапог, Михаил, как мог быстро, побежал по идущей вдоль края озера рыбачьей тропке. Хлестко били по лицу ветки, пахло сыростью и сосновой смолою, и холодное октябрьское солнце зябко светило в спину.
Беглец все поглядывал на озерную гладь, когда к тому находилась возможность, все высматривал, не покажутся ли вражеские лодки… Нет, покуда не показывались. Ан нет… вот нарисовалась одна, отвалила от островка, направляясь вдоль берега. Ишь, гады — умно придумали. Ничего, посмотрим еще, кто быстрее!
Михаил еще прибавил ходу, где возможно, сокращая путь. Тянувшийся по берегу густой смешанный лес внезапно сменился широкой поляной, выходящей к озеру песчаным плесом. Михаил остановился, нервно взглянув на преследователей — достать его стрелами здесь, на открытом месте, было бы плевым делом, и лодка-то с вражинами уже подгребала ближе к берегу, поворачивала… И вдруг… вдруг по крутой дуге свернула на середину озера!
Бросили погоню! Ушли! Но почему? Что им помешало?
И лишь только сейчас, чувствуя, как выпрыгивает из груди сердце, Михаил увидел причину… вернее, сначала услышал: глухой рокот двигателя.
Обернулся — через всю поляну, к плесу, выкатился темно-зеленый «УАЗ-Хантер», выкатился и остановился у самой воды. Хлопнув дверцей, из машины вылез высокий брюнет, чем-то похожий на Мишу, такой же небритый, только вот у Михаила глаза были синие, а у этого — карие.
И вообще, этого парня беглец очень хорошо знал! Настолько хорошо, что глазам своим не поверил. А потом, выйдя из-за сосны, свистнул, махнул рукою:
— Привет, Веселый Ганс!
