Глава тридцать пятая
Бывают моменты, когда чувства столь возбуждены, а разум столь погружен в мир фантазий, что невозможно определить, где кончается реальность и начинаются образы, порожденные воспаленным воображением.
Ирма, уже вставшая с полу, видела Рощезвона так явственно, словно он стоял рядом с ней, но в тоже время она могла смотреть и сквозь него, так что сквозь его мантию просматривался рисунок обоев на стене. Ирма видела великое множество Профессоров, тысячи и тысячи их, все размером с булавку, они стояли на ее кровати плотной и торжественной толпой и кланялись ей, однако при этом Ирма видела и то, что наволочку на подушке давно уже нужно поменять. Она посмотрела в окно, ее глаза были широко раскрыты, но все, что она видела, было по-прежнему несколько не в фокусе. Лунный свет туманом окутывал густую листву высокого вяза, и сам вяз превратился в Рощезвона с его царственной гривой. Ирма увидела еще какую-то фигуру, которая перелезла через стену ее сада и тенью метнулась к окну аптечной комнаты Доктора Хламслива. Хотя Ирма была уверена, что это тоже было порождением ее воображения, однако что-то в потаенных глубинах ее сознания говорило: «Ты видела этого человека и раньше, его быстрые как у ящерицы движения, то, как он сутулится, поднимает плечи – все это так знакомо!» Однако Ирма была в том состоянии, когда теряется способность различать явь и фантазию.
И посему, увидев фигуру человека, крадущегося по саду под ее окном, Ирма не думала о том, что это мог быть вполне реальный человек, из плоти и крови, и уж конечно она не могла вообразить себе, что это Щуквол. Но тем не менее это был именно он. Он, умело используя принесенный инструмент, открыл запертое окно, располагавшееся как раз под тем, у которого наверху стояла погруженная в лунатический транс Ирма, затем забрался вовнутрь, зажег свечу и среди бутылочек и бутылок, которыми были уставлены полки, быстро нашел то, что ему было нужно. Бутылочки при свете маленького колышущегося пламени отсвечивали голубым, красным и ядовито-зеленым. Щуквол, сняв нужную ему бутылку с полки, перелил часть густой жидкости, содержавшейся в ней, во флакон, который принес с собой, и вернул бутылку на полку. Тщательно закрыв притертой пробкой свой флакон, он мгновенно вскарабкался на подоконник.
Над стеной сада вздымались громады Замка Горменгаст, залитые зловещим лунным светом. Щуквола, замершего на мгновение на подоконнике, неожиданно охватила дрожь. Ночь была теплой, и поэтому не прохлада вызвала дрожь, а вспышка радости, черной радости, которая сотрясала тело человека, одиноко сидящего под луной, воровски раздобывшего то, что ему было нужно, затаившего в сердце коварство, а в голове холодный расчет.
