Глава двадцатая
Когда Тит проснулся, на стенах пещеры, озаряемых красным светом костра, прыгали непропорционально огромные тени, отбрасываемые выступами камня; тени удлинялись, потом снова сокращались. Папоротники, свисающие с куполообразного потолка, казались языками пламени, а камни грубого очага, в котором Флэй развел большой костер из веток и еловых шишек, сияли как жидкое золото.
Тит, приподнявшись на локте, увидел силуэт похожего на пугало, почти легендарного Флэя – Тит слышал много историй об этом слуге своего отца, – который стоял на коленях у огня. Его огромная тень пересекала ярко освещенный пол пещеры и ложилась на стену.
Я переживаю самое настоящее приключение, – подумал Тит и повторил эти слова про себя несколько раз, словно они сами по себе имели какое-то особое значение.
Проснувшись, мальчик сразу понял, где он, и мгновенно припомнил все, что с ним произошло за день. Но его воспоминания тут же были прерваны дразнящим запахом жареной птицы. Скорее всего, именно запах и разбудил его. Флзй поворачивал какую-то тушку, насаженную на прут, над огнем. Голод, терзавший Тита, стал непереносим. Мальчик вскочил на ноги; Флэй, посмотрев в его сторону, почтительно сказал:
– Не извольте беспокоиться, ваша светлость, все готово, я сейчас вам подам.
Отделив несколько кусков фазаньего мяса и полив их густой подливкой, он поднес его Титу на самодельной деревянной тарелке. Когда-то старик выдолбил ее из куска дерева. Во второй руке Флэй держал кувшин, наполненный ключевой водой.
Тит снова улегся на постели из папоротника. Опираясь на локоть, он подпер голову кулаком. Он был так голоден, что не мог вымолвить ни слова, и лишь приветственно помахав Флэю рукой, набросился на еду, как зверь.
Флэй вернулся к очагу и занялся своими делами, время от времени отправляя в рот что-то съестное. Затем он сел на выступ скалы около очага и устремил свой взгляд на огонь. Тит был слишком занят едой, чтобы обращать на Флэя внимание, но, вычистив свою деревянную тарелку так, что стали видны волокна дерева, он напился воды из кувшина и взглянул на старого изможденного человека, верного слугу своего исчезнувшего отца. А теперь – изменника.
– Флэй, – позвал Тит.
– Да, ваша светлость?
– Далеко я от Замка?
– Милях в двенадцати, ваша светлость.
– А сейчас уже поздно, совсем поздно? Ночь?
– Да, ваша светлость. Я отведу вас назад, как только рассветет. А сейчас время спать. Закрыть глазки и спать.
– Все это так похоже на сон, Флэй. Эта пещера, ты, огонь. Но это не сон, правда?
– Нет, не сон.
– Мне все очень нравится, только страшно чуть-чуть.
– Ваша светлость, это нехорошо, что вы здесь, у меня, в моей южной пещере.
– А у тебя что – несколько пещер?
– Да. Есть еще две, где я бываю. Подальше к западу.
– Я обязательно хочу их посмотреть. Если мне снова удастся убежать, ты мне их покажешь?
– Это нехорошо, ваша светлость, нехорошо убегать.
– А, мне наплевать. А что у тебя еще есть?
– Хижина.
– А где?
– В Лесу Горменгаст, на берегу реки. Иногда ловлю там лососей.
Тит поднялся и, подойдя к огню, уселся, скрестив ноги. Пламя осветило его детское лицо.
– Знаешь, Флэй, мне действительно немного страшно. Я первый раз в жизни ночую не в Замке. Наверное, меня уже все ищут.
– А… конечно, ищут.
– А ты вот все время один… тебе бывает страшно?
– Нет. Я в ссылке.
– А что значит – в ссылке?
Флэй пошевелился на выступе камня, на котором сидел, и высоко поднял плечи, став похожим на грифа, сложившего крылья. Комок в горле не позволил ему ответить сразу. Он наконец перевел взгляд своих маленьких, запавших глаз с огня на Тита и поднял голову. Брови были нахмурены, но лицо было удивленное, задумчивое. Затем Флэй опустил свое длинное тело на пол, двигаясь так, будто был заводным механизмом; его суставы громко пощелкивали, когда он сгибал и разгибал ноги.
– Что значит в ссылке? – повторил он наконец удивительно тихим и каким-то осипшим голосом. – Это значит – в изгнании. Мне запрещено, ваша светлость, показываться в Замке, мне запрещено выполнять мои обязанности. Это все равно, ваша светлость, как если бы у человека вырвали сердце, вырвали с корнем, с длинным корнем. Вот, ваша светлость, что значит быть в ссылке. Это значит быть здесь, в этой пещере, когда я нужен совсем в другом месте. Нужен совсем в другом месте, – повторил он с горячностью – Кто бдит теперь?
– Бдит? Как это?
– А откуда я знаю? Теперь я не знаю, кто начеку, – сказал Флэй, словно не услышав встречного вопроса Тита. Накопившееся в нем за много лет молчания пыталось найти выход. – Откуда я знаю, что там происходит? Что творится в Замке? Там все хорошо, ваша светлость? С Замком все в порядке?
– Ну, не знаю, вроде бы.
– Откуда тебе знать, мой мальчик, откуда тебе знать, – пробормотал Флэй – Тебе знать об этом слишком рано.
– Это правда, что тебя изгнала из Замка моя мать?
– Да, правда. Графиня Стон. Это она отправила меня в ссылку. А как она поживает, ваша светлость?
– Ну, не знаю. Я вижусь с ней очень редко.
– А… твоя мать прекрасная, гордая женщина, мой мальчик. Она хорошо понимает, где зло, а где слава. Следуй за ней, мой господин, и с Горменгастом все будет в порядке, и вы исполните священную обязанность, завещанную вам предками. Твой отец, мальчик, честно исполнял свой долг.
– Но я хочу быть свободен, Флэй! Я не хочу исполнять никаких обязанностей!
Флэй резко вскочил. Наклонив голову, он исподлобья смотрел на Тита; его глаза светились из глубины темных глазниц. Руки его дрожали.
– Нехорошую вещь вы сказали, ваша светлость, совсем нехорошую, – сказал Флэй наконец. – Ты, мой мальчик, по крови – Стон, ты пока последний по мужской линии Стонов. И ты не должен подвести Камни Горменгаста. Нет, ваша светлость, пусть все зарастет крапивой и травой, вы не должны подвести Камни Горменгаста.
Тит с большим удивлением смотрел на Флэя, возвышающегося над ним – он никак не ожидал такой вспышки от этого, казалось бы, молчаливого и спокойного человека. Но усталость, притупляя все чувства, одолевала Тита, и глаза его стали сами по себе закрываться.
Флэй шагнул к Титу, и в этот момент в пещеру заскочил заяц. Неожиданно высвеченный светом костра, он вспыхнул золотом. Заяц на мгновение замер; присев на задние лапки и выпрямив спину, зверек внимательно смотрел на Тита, а затем, прыгнув на один из каменных выступов, поросших мхом и папоротником, удобно улегся и снова замер, как изваяние; его уши были аккуратно сложены на спине.
Флэй поднял Тита на руки и отнес на постель из папоротников. Но в мозгу уже засыпавшего мальчика что-то неожиданно вспыхнуло и он тут же сел. Хотя глаза у него были закрыты всего несколько мгновений, ему показалось, что он проспал уже долго.
– Флэй, – прошептал Тит, и по голосу его было ясно, что ему немедленно нужно было о чем-то спросить. – Флэй?
Человек лесов склонился над мальчиком.
– Да, ваша светлость? Я слушаю.
– Мне все это снится?
– Нет, мой мальчик, тебе это не снится.
– А я вот сейчас спал?
– Нет.
– Тогда я действительно видел…
– Видел что? Лежите спокойно, ваша светлость, лежите спокойно.
– Вот то, в дубовом лесу… то летающее создание.
Флэй весь как-то странно напрягся, и некоторое время в пещере царило абсолютное молчание.
– Какое летающее создание? – пробормотал Флэй наконец.
– Нечто летающее, летающее в воздухе… на вид очень хрупкое… но лица я не рассмотрел… но пролетело в воздухе и скрылось среди деревьев. Оно… мне привиделось, или оно было в самом деле? Ты когда-нибудь видел его, Флэй? Что это было, Флэй? Скажи мне, пожалуйста, потому что… потому что мне…
Но даже если бы Флэй что-то ответил, мальчик его уже не услышал – так внезапно погрузился он в глубокий сон. Флэй поднялся на ноги и, пройдя мимо тлеющих углей умирающего в очаге огня, направился к выходу из пещеры. Выйдя наружу, он прислонился к скале. Луны не было, но небо было чисто и россыпь звезд неярко отражалась в пруду. В ночной тишине отдаленным эхом разносилось потявкивание лисицы.
