Глава пятая
– Держи! — Осси вытряхнула из рюкзака кусок окорока, предусмотрительно захваченный в кладовке, и кинула его хилависте. Потом подумала немного и вслед за окороком на пол шмякнулся круг кровяной колбасы. — Отсюда не шагу! Понял?
– Понял, — вздохнул хилависта и потянулся к колбасе.
Осси кивнула и поспешила в зал, на ходу разворачивая посох. Игры кончились! Начиналось веселье!
«Слушай, я хотела тебе сказать…» — леди Кай внимательно осматривала разгромленный клешор, аккуратно пробираясь меж разбитых лавок к выходу, когда в голове зазвучал «голос» Ходы.
– Да? — одними губами шепнула Осси. — Что случилось?
«Ты только не волнуйся!» — Хороший это был призыв. Оптимистичный и многообещающий.
– Что? — Осси остановилась, продолжая внимательно шарить глазами вокруг. — Ну, говори.
«Ты поняла, что с Ташуром случилось?»
– Ну? — Прошипела Осси. — Давай короче! Не время сейчас! Да и не место!
«Из него жизнь выпили!»
– Да поняла я! Поняла! Давай только потом об этом…
«Хорошо, — безропотно согласилась Хода. — Потом, — так потом… Только я хотела, чтобы ты знала, что и ты тоже…»
– Что тоже? — обомлела Осси.
«Ну… — Хода замялась. — Постарела немного».
– Постарела!? — Леди Кай аж посох опустила. Как-то мысль эта ей в голову не приходила, хотя не так уж и трудно было одно с другим связать…
Она стянула перчатки, глянула на руки и обомлела — под серой морщинистой, словно высушенной кожей, покрытой темными разводами пигментных пятен, отчетливо проступали синие вздувшиеся вены и острые костяшки суставов.
– Господи! — Осси принялась ощупывать лицо, но и там, похоже, все было плохо. Очень плохо. Во всяком случае пальцы его не узнавали… — Боже мой…
«Все! — Рявкнула Хода! — Хватит! Ну-ка, соберись! Во-первых, это уже проходит. Ты бы себя видела в тот момент, когда перстень полыхнул… Вот уж — кошмар кошмаров…»
– Проходит? — Встрепенулась Осси. — Правда проходит? Не врешь?
«Не вру. Да, не вру, не вру… Скажи спасибо своему вампирскому прошлому и отдельно Керту Абатемаро».
– Спасибо, — на полном серьезе прошептала Осси.
«Вот и все. А теперь успокойся! Такими темпами — к вечеру будешь такая же, как и прежде. И нечего тут панику разводить».
– Я не развожу, — улыбнулась Осси. Вроде и правда, пятна на руках чуть поблекли, а кожа чуть поглаже стала, и это успокаивало больше чем все уверения Ходы. — Просто страшно вдруг стало… А что — во-вторых?
«Что, во-вторых?» — Не поняла Хода.
– Ну, ты сказала: «во-первых, все проходит»… А во-вторых — что?
«А во-вторых, если ты тут еще немного потопчешься и поскорбишь о своей безвременной старости, то возраст твой тебя вообще уже волновать не будет. Да и ничто уже не будет… Или — забыла где мы?»
Словно в подтверждение ее слов во дворе что-то глухо бухнуло, а затем с грохотом осыпалось, будто стена какая-то обрушилась. На миг вновь наступила тишина, а потом послышалась виртуозно завернутая брань и частые сильные удары. Хрякающий звук этот был настолько специфичен, что спутать его нельзя было ни с чем — кого-то рубили, не то — топором, не то — мечом, но по-любому — со всем старанием и очень самозабвенно.
«Вот. Видишь. Ты — следующая».
Осси кивнула. Хода, как всегда была права, и нужно было брать себя в руки, пусть хоть и выглядели они сейчас совершенно чужими, и идти разбираться. Потому, что в жизни нашей так уж заведено, что если ты не разберешься с проблемой, то она вскорости разберется с тобой. А этого бы не хотелось…
Осси перехватила посох поудобнее и осторожно двинулась к входному проему, навстречу солнечному свету и звукам схватки, которая заканчиваться, похоже, пока не собиралась.
С верхней ступеньки небольшой лестницы монастырский двор большим не казался, и чтобы оценить ситуацию и выработать план действий нескольких мгновений было вполне достаточно.
Огороженный с одной стороны невысокой, но крепкой стеной, а с двух других — служебными постройками, в которых располагались кельи монахов, библиотека, мастерские, и все остальное не такое уж маленькое хозяйство, двор этот в плане имел некое подобие треугольника, в одной из вершин которого находилась сейчас леди Кай.
Прямо напротив нее в стене, отделяющей монастырь от остального суетного мира, располагались массивные и наглухо, кстати, запертые ворота. Мало того — для какой-то надобности, а пуще — для надежности, они были еще и завалены большими серыми мешками, набросанными явно впопыхах, но зато почти до самого верху.
Впрочем, если создатели этой баррикады надеялись, что она кого-то тут удержит и остановит, то они сильно ошибались, потому как четверка разупокоенных мертвецов завал этот наполовину уже разобрала, сбрасывая тяжеленные мешки прямо на тела повергнутых строителей. Причем делали они это очень методично и не спеша, нимало не отвлекаясь на кипящий рядом бой.
Бой же этот сильно походил на тренировку бойцов гунь-савер, с той лишь только разницей, что вооружены участники были не длинными гибкими шестами, а полновесными нагитами, широкие серповидные лезвия которых уже были обильно смочены в крови. С десяток разваленных и искромсанных трупов вокруг вполне недвусмысленно указывал на то, что кровь эта отнюдь не бутафорская, а действо, которое бурлило в монастырском дворе — не потеха и не пустая забава для поддержания тонуса.
Нападавших было ощутимо больше, и хотя десятка полтора разупокоенных уже вернулись обратно в пределы, которые они, недавно покинули, и теперь их тела устилали сухую утоптанную землю монастырского двора, победа сегодня была явно на их стороне. Хоть и много их полегло в этой схватке, но по меньшей мере пятикратное превосходство в численности они сохранить сумели. Это если не считать тех четверых, которые не покладая рук, и на пустую земную суету не отвлекаясь, продолжали разбирать баррикаду у ворот.
Противостояла вырвавшимся из покойных пределов тройка монахов в темно-синих рясах, — братья Фатура, как пояснила Хода. Хотя тройка — это было громко сказано, потому как, по меньшей мере, одного из них за бойца можно было уже не считать — седоволосый старик тихо постанывал в углу, привалившись к стене и придерживая левую руку из предплечья которой сильными толчками вырывалась алая кровь. Рука его была почти отрублена и висела на одном лишь лоскуте кожи, и если судить по закатывающимся глазам страдальца и сильно посеревшему лицу, — жить ему оставалось уже недолго.
Всю эту эпическую картину интесса охватила одним взглядом, а на то, чтобы принять решение тоже много времени не ушло.
Выбрав в качестве первой цели неутомимых работяг у ворот, Осси подняла посох. Эту четверку легче всего убрать было, а счет от этого сразу резко как-то выравнивался. Да и оставлять за спиной потенциальное подкрепление, готовое в любой момент ринуться врагу на помощь тоже не очень-то хотелось.
Череп в навершии полыхнул золотом, выбросив перед собой сноп слепящего света, и только тогда леди Кай, поняла, что держит в руках посох Зеир Тифетта — бывшего хозяина ларонны, — так ею ни разу еще и не опробованный. Не выпадало все как-то случая…
Отливающий золотом ветер ударил продолжающих разбрасывать завал мертвяков, отбросив их в сторону, и тут же распался на части, окружив четверку разупокоенных яркими, как солнце коконами. Ожившие мумии древних монахов оказались в плену солнечных смерчей, бурлящих вокруг них, заставляя вскипать не только высушенную годами плоть, но и сам воздух.
А потом в небо взвились четыре черных как ночь столба, клубящихся и уносящихся в бескрайнюю высь, будто вознамерившись погасить самые далекие звезды. Вознеслись, качнулись пару раз, а затем объятия света сжались и все пропало.
Все, включая четверку поднятых мертвецов. Лишь серые пузырящиеся лужицы какой-то непонятной субстанции остались в тех местах, где только что стояли разупокоенные. И словно легким ветром несомые, скользнули от них прочти прозрачные тени, устремившись к посоху, пожравшему их без следа.
«Неплохо! — Оценила получившийся результат Хода. — Этот мне даже больше нравится!»
Больше — не больше, но Осси тоже была довольна — с первой задачей она справилась. Правда, она и самой легкой была.
Естественно, что такой фейерверк не мог пройти незамеченным, и ожесточенная схватка монахов с наседающими на них умертвиями на миг замерла сама собой.
Все — и живые и мертвые разом повернулись на вспышку, а затем множество взоров устремилось к леди Кай, появление которой во дворе монастыря ознаменовалось явлением столь красочным и эффектным.
Пауза эта была, однако, недолгой и прервалась вероломным и совершенно бесчестным ударом молодого белобрысого монаха, который коротко взмахнув нагитой, разом подрубил голову ближайшего к нему мертвяка, а обратным ходом своего оружия, обращаться с которым он умел, по всему, весьма и весьма неплохо, развалил надвое еще одного противника. Поголовье умертвий, таким образом, скачком сократилось до двенадцати, что никак не могло не сказаться на боевом духе оставшихся в строю тварей.
Оно и сказалось.
Бой вспыхнул с новой силой, и почти сразу же одному из нападавших удалось дотянуться и зацепить широким пером нагиты второго монаха. Не сильно, но кровь из бедра брызнула, измазав бурыми кляксами выбеленную стену постройки, а толстяк в синем балахоне, припадая на левую ногу, отступил назад…
Пятерка разупокоенных, справедливо оценив леди Кай, как новую силу и потенциальную угрозу, отделилась от своих собратьев и бодро направилась к ней, немного расходясь в стороны и охватывая интессу полукольцом.
Мертвяки на этот раз были самые обычные. В том смысле, что никакие волны по ним не пробегали, и нити никакие от них тоже не тянулись. И это было хорошо.
Что было странно, так это то, что были они — разной степени попорченности. И не в том даже дело, что возраста эти разупокоенные мумии были самого разного. Это-то, как раз — понятно и естественно. А в том, что некоторые из них выглядели много лучше своих собратьев — и плоть, вроде, на них какая-никакая наросла, и кожа сухой не выглядела, — а как давеча у той четверки была влажной и блестящей, — да и глаза были временем не высушены, а сверкали ярче, чем у иного живого.
Но таких из той пятерки, что к Осси приближалась только двое было. Остальные выглядели, как мумиям и положено — худыми, сухими и серыми. Даром, что давно уже выпотрошены были…
Их сотоварищи, тем временем, потихоньку теснили отчаянно обороняющихся последователей Фатура. Что и немудрено, ибо у монахов в строю оставался один лишь белобрысый. Правда, пока он справлялся: раскрутив свою нагиту, что смертоносный веер, ему удавалось удерживать мертвяков на почтительном расстоянии, но долго так продолжаться не могло, и рано или поздно…
Раненный в ногу толстяк пытался в меру сил поддержать своего союзника, и прислонившись к стене, с остервенением тыкал широким лезвием своего орудия укрощения в подступающих все ближе врагов. Но слабел он прямо на глазах, и движения его становились все более и более неловкими.
Третий монах перестал подвывать и затих, скорчившись в углу, то ли потеряв сознание, то ли окончательно покинув этот мир.
В общем, плохо там дело было…
Мертвецы надвигались на Осси, ощетинившись острыми лепестками нагит, которые описывали небольшие круги и восьмерки, словно выискивая брешь в обороне интессы, и готовы были в любой момент ужалить, вспарывая плоть и отбирая жизнь.
В глазах пятерки разупокоенных не было ни жалости ни страха. Одно лишь обещание скорой смерти, замешанное на дикой звериной ненависти ко всему живому и полному равнодушию к своей участи. И в этом все эти мертвые глазки — и ожившие, впитавшие в себя какую-то неясную пока силу, и сухие и бесцветные — были едины.
Вот только одной ненависти маловато будет…
Осси сделала шаг назад. Затем еще, вступив под свод клешора, и заманивая мертвецов за собой. Расчет был прост — увести их за собой, с тем, чтобы, оставшиеся в живых монахи не попали в сектор, где через мгновение должно было взбурлить изгоняющее смерть солнце. Уже и посох поднят был до нужного уровня, и оставалось сделать еще один шаг.
Дальше все происходило в полном соответствии с действующими уложениями, ни на йоту не отклоняясь от намеченной программы — удар, солнечный ветер, столбы, подпирающие небо, воспарившие над лужами прозрачные субстанции, и еще пятеро так не ко времени восставших переселились за Вуаль…
А белобрысому, тем временем, надоело вращать свой несущий смерть меч, и он перешел в наступление. Отчаянный, по всему судя, он парень был. Вот только зря он это сделал, — ему бы леди Кай дождаться, — может оно бы все и по-другому пошло…
Сделав два невероятно быстрых шага, монах пырнул острием зазевавшегося мертвяка, но то ли не рассчитал силу, то ли рука у него соскользнула, но широкое острие нагиты пропороло покойника насквозь и вышло из спины мертвяка почти на всю свою длину, напрочь застряв в пересушенной плоти старшего брата.
Белобрысый потратил несколько драгоценных мгновений в безуспешных попытках выдернуть свой меч из мертвой плоти, но зазевавшись, потерял контроль над ситуацией и тут же получил чудовищный по своей силе удар ногой в грудь, отбросивший его назад к стене.
Меч, правда, свой он так и не выпустил, и тот, последовав за своим уносящимся по воздуху хозяином, выдрал здоровый кусок плоти из туловища мертвеца. Белобрысый, однако, плодов своей маленькой победы вкусить так и не смог, потому как пролетев с пяток ардов упал на спину, и от этого второго подряд удара потерял сознание.
Воодушевленные таким поворотом дел, мертвяки не стали оплакивать своего безвозвратно потерянного товарища, а слаженно рванули в наступление, пытаясь если не развить, то хотя бы закрепить свой успех. Остановить их не смогли даже огненные шары, выпущенные, показавшейся к тому времени в дверном проеме леди Кай. На них они даже внимания не обратили, а прилетевшие один за другим сгустки огня, так и умерли, расплескавшись о стены и серые сумрачные фигуры, но так и не найдя себе пищи.
Действовали мертвые братья четко и дружно, будто многие годы провели они в неустанном оттачивании боевого мастерства, а не лежали спокойненько в каменных резных домовинах, восславляя даже после смерти своей светлых богов.
Рывком преодолев только что отыгранное у белобрысого расстояние, троица самых шустрых, — и, кстати говоря, самых свежих на вид, — покойников, разом воткнули свои мясницкие лезвия в тело истекающего кровью толстяка и резко, — как по команде, — подняли его вверх, насадив на длинные свои мечи, как свинью.
Как свинья он и визжал, надрывая горло и до дна опустошая легкие, пока его тело, подвешенное в воздухе на широких лепестках похожих на короткие копья мечей, шинковала оставшаяся троица разупокоенных. Тонкими ломтиками они его нарезали, но делали это на удивление быстро и аккуратно, будто не монахами они в прошлой жизни своей были, а служили на королевской кухне под началом легендарного мастера Соббы…
Со стоном зашевелился последний из братьев Фатура, но быстро вспомнив все, что предшествовало его замечательному полету, начал подниматься, мотая головой, чтобы скорее стряхнуть с себя дурь оцепенения.
С другой стороны к разупокоенным приближалась леди Кай, ради такой долгожданной встречи сменившая неудобный в ближнем бою посох на меч, который держала в руке далеко отнеся в сторону.
Собратья белобрысого по давно уже забытой религии быстро оценили изменения, происходящие на маленькой сцене военных действий, и отбросив в сторону то, что еще совсем недавно было бодрым и полным сил толстяком, разделились на две равные группы, явно намереваясь поскорее покончить с сопротивлением. Действия их были разумны и с точки зрения логики боя безусловно оправданы. На их месте Осси и сама бы так поступила.
Не дожидаясь пока троица старших братьев подберется к нему на расстояние вытянутого жала, белобрысый подпрыгнул, и оттолкнувшись от стены древком нагиты, резко ушел в сторону, обеспечивая себе больший оперативный простор, и изменив угол атаки. Мало того, — теперь он находился много ближе к леди Кай, выстроив, таким образом, их объединенные силы в некое подобие фронта.
Заняв новую и несколько неожиданную для мертвяков позицию, он прямо с ходу атаковал ближайшего потрошеного брата градом ударов, которые следовали один за другим, заставив умертвие уйти в глухую защиту и не оставляя ему ни единого шанса для контратаки. Молниеносно перетекая из одной стойки в другую, и перебрасывая нагиту из руки в руку, он настолько замотал своего противника, что тот начал опаздывать с защитой, не успевая отражать сыплющиеся на него буквально со всех сторон удары, и в итоге один из них все-таки пропустил. Фатальный и окончательно смертельный…
Леди Кай тоже времени даром не теряла, и уже успела проверить на прочность все три золотистых клинка, что имели неосторожность выбрать ее в качестве потенциальной нарезки. Мастерством своего нового союзника леди Кай, конечно, не обладала, но некоторое время на равных противостоять тройке мастеров все же могла, да и в рукаве всегда что-то припрятано. И даже, если это что-то не всем покажется честным и доблестным, бой — не поединок, а победителя кто осудит? Уж точно — не мертвые…
Светловолосый красавец взмыл в воздух, пропуская под собой широкое мясницкое лезвие неожиданно напавшего слева мертвого собрата — только полы темно-синей рясы взметнулись диковинным цветком. А когда опали, голова мертвяка с застывшим на веки вечные удивлением в глазах уже катилась по утоптанной площадке двора — еще в прыжке мастер гунь-савера успел полоснуть врага нагитой.
А Осси, с немыслимой скоростью вращая мечом, шаг за шагом отступала назад. Полностью сосредоточившись на обороне и стараясь не пропустить не одного удара от своих грозных противников, она пыталась мысленно дотянуться до перстня. Неожиданное вмешательство его в эпизоде со странными мертвецами в клешоре, намекал на некую его власть над мертвыми, — что, впрочем, и не удивительно было, — и теперь очень хотелось войти с ним в контакт. А пока она отбивала следующие один за одним чудовищные удары и искала, искала ауру перстня…
Высокий с перекошенной оскаленной мордой мертвяк резким ударом вспорол воздух, всего лишь на какой-то волос не дотянувшись до синей сутаны. Разочарованный неудачей он рявкнул что-то нечленораздельное и широко замахнулся, намереваясь пригвоздить монаха к стене, но тот в последний миг успел пригнуться, пропуская над собой несущую смерть сталь, а затем, молниеносно сделав длинный шаг, выпрямился, резко выкинув перед собой руку с зажатой в ней нагитой. Рука ощутила слабое сопротивление мертвой плоти, и по-крайней мере этот бой закончился…
Леди Кай этого не видела. Не до того ей было. Не раз и не два уже успела пожалеть она, что ввязалась в эту драку, вместо того чтобы решить проблему каким-нибудь иным способом и, по возможности, издалека. Не ожидала она как-то такой невероятной прыти от разупокоенных. Да и умения их после смерти никуда не делись. И в тот момент, когда совсем уже была готова плюнуть на свою безнадежную затею и отступить, чтобы собраться и одарить настырных покойников чем-нибудь подходящим по случаю, вдруг почувствовала — вот оно!
Забилось в самом дальнем уголке сознания что-то иностороннее. Вспыхнули неясные образы чужих теней — прежних владельцев. Вспыхнули и растаяли под натиском новой силы, которая отозвалась наконец на призыв и явила себя, раскрываясь, как бутон диковинного цветка.
Тело жило будто само по себе, продолжая наносить удары и уклоняться от выброшенных навстречу клинков, а сознание уже налаживало народившийся контакт, напитывая его силой, и создавая прочную и нерушимую связь. Еще немного оставалось продержаться. Совсем немного…
Уцелевший и победивший почти всех своих врагов монах рванулся на помощь, заходя сбоку и уже замахиваясь для сильнейшего удара, который должен был развалить напополам иссохшего за годы упокоения верзилу, когда невысокого роста, но очень вертлявый мертвяк все-таки дотянулся своим широким пером до Осси.
Острый как бритва край сверкающего клинка скользнул по руке, оставляя за собой узкую полоску крови и жгучую боль. И боль эта была той последней каплей, что прорвала в сознании и без того уже изрядно подточенную плотину на пути к магии перстня. И как только исчезла эта последняя преграда, в сумраке подсознания леди Кай забрезжил далекий свет, и она устремилась к нему, растворяясь в нем полностью, подчиняя и сливаясь с ним.
А перстень с оскаленным черепом взорвался огнем. Но не сам по себе, как давеча — защищая себя и карая отступников, а уступив чужой воле, и ведомый только ее желаниями. А желание у леди Кай в этот миг было только одно.
Страстное желание убивать…
Череп на перстне вспыхнул, раскинув по двору ослепительные лучи, которые будто живые шарили по сторонам, ощупывая пространство вокруг, но нигде не задерживаясь.
Они равнодушно скользнули по синей сутане, затем мазнули яркой кистью по земле, все ближе подбираясь к троице разупокоенных. А те вдруг застыли на месте в каких-то совершенно противоестественных позах, будто время их навеки остановилось, удерживаемое властной рукой, для которой и смерть и жизнь едины и одинаково безразличны.
И едва только щупальца-лучи добрались до мертвой, но восставшей из тлена плоти, как с новой яростью вспыхнул оскаленный череп, и задрожал меж его клыков язык тик-палонга. И тут же невероятная, немыслимая, пульсирующая в мертвых телах боль заставила их упасть на землю и забиться в падучей, выгибаясь так, что казалось, что еще немного и все — кости не выдержат. Но, видно, оставался еще в них запас прочности, и они продолжали извиваться на земле, взбивая сухой песок. Сдавленные хрипы мертвых повисли в воздухе, и уже совсем немного оставалось им до грани, отделяющей нежизнь от смерти.
Спешивший на помощь монах замер в отдалении, не решаясь приблизиться ни к Осси, ни к катающимся в пыли мертвецам. Так и стоял, судорожно сжимая рукоять своего меча, который уже испил сегодня достаточно мертвой и перебродившей крови. Стоял и с ужасом переводил взгляд с леди Кай на корчащихся на земле мертвяков.
А боль, пожиравшая их, похоже, не только не отступала, но становилась все больше, тщательно пережевывая высушенную смертью плоть, и страдания последних разупокоенных были столь велики, что почувствовав это, леди Кай даже пошатнулась слегка и на всякий случай сделала шаг назад. Чисто рефлекторно.
А светлых лучей становилось все меньше, причем те, что еще оставались, бледнели прямо на глазах, теряя свой ослепительный первоначальный блеск, и становились почти прозрачными, потихоньку вливаясь в тела, распятые на земле. Они напитывали мертвецов своим умирающим светом, и это было сродни тому, как совсем недавно такой же странный и непонятный свет пожирал тело Иффы, так не вовремя оказавшегося в пределах его досягаемости.
Вот так же и сейчас — понемногу начинали светиться все еще дергающиеся трупы, источая вокруг новое сияние, прорывающееся изнутри сквозь трещины в пересушенной временем коже и глазницы в которых плескались мутные, словно застывающее стекло, зрачки. И свечение это все нарастало, а когда достигло своего апогея, мертвецы поплыли. Мертвая плоть их таяла, как воск на горящей свече, стекая на землю густыми, отвратительно воняющими волнами, и расплескивалась вокруг мерзкими мутно-серыми лужами, над которым вились тонкие струйки пара.
Скорость этого разложения все нарастала, и вот уже медленно сползающие волны жидкой плоти захватывали с собой целые куски мертвых тел. Грязными уродливыми ошметками они плюхались на землю и истаивали уже там, питая своей массой уже слившиеся в одно-единственное озерцо лужи.
И над всем этим победно сиял перстень некромансера, в очередной — уж неведомо какой по счету раз победивший смерть, но впервые сделавший это во славу Осси Кай и подчиняясь ее воле.
А потом он вспыхнул снова. Да так, что леди Кай на какое-то время ослепла, а когда зрение вернулось, то не было во дворе уже ни уродливых скрюченных костяков, ни смрадных луж, ни тяжелого, стелющегося над ними не то пара — не то дыма… Лишь немного спекся песок в том месте, где только что заново умирала троица разупокоенных, да черные хлопья сажи кружили над пятном свежеиспеченного стекла, в мутной глубине которого угадывались три чуть более темные тени.
– Готово! — Выдохнула Осси и, оторвавшись от жуткого пятна на земле, повернулась к монаху.
Тот стоял в нескольких шагах от нее, продолжая сжимать свой меч, и с ужасом смотрел на Осси, казалось, раздумывая — броситься ли ему со всех ног прочь, спасая свою облаченную в и синюю рясу шкуру, либо же — напасть на мерзкую тварь, — коей он, без сомнения считал теперь леди Кай, — и славно погибнуть в борьбе с богопротивным некромансером.
Все эти чувства и вся эта невероятно сложная их борьба отчетливо отражались на его лице, но, похоже, что здравый смысл все же сумел взять верх, и он пересилил себя:
– Здорово ты их…
Осси кивнула, соглашаясь, что здорово, но в подробности, что это, типа, не она, а кольцо… вдаваться не стала.
А с перстнем, тем временем, произошла новая метаморфоза, и тот мутант, который возник когда-то из слияния трех черепов вдруг ожил, и теперь как-то очень не по-доброму зыркал по сторонам злющими сапфировыми глазками, периодически разевал пасть, демонстрируя окружающему миру остро отточенные клыки, не забывая время от времени выбрасывать наружу дрожащий от возбуждения язык тик-палонга. Жуткое это было зрелище, да и к тому же не сулящее ничего хорошего в будущем.
«Да уж, — отозвалась этим мыслям леди Кай Хода. — С такой образиной на пальце в обществе находиться будет несколько… проблематично!»
«Не то слово…» — мысленно ответила леди Кай и, оторвавшись от перстня, подняла глаза на монаха. Это сейчас поважнее было.
А тот, похоже, уже окончательно овладел собой, справился с бурлящими внутри противоречивыми чувствами и теперь в упор и с интересом разглядывал леди Кай.
Был он ничего, так, собой — жилистый, высокий и ладный, и, не смотря на скрывающую фигуру рясу, смотрелся он эффектно и весьма соблазнительно.
Более чем соблазнительно…
Глядя на его разгоряченное схваткой тело Осси совершенно не к месту вспомнила вдруг, что давно уже не была с мужчиной, и от этого как-то сразу слегка закружилась голова…
И кого-то он очень напоминал. Просто до боли знакомое лицо было… Длинные светлые волосы, перевитые синей — под цвет рясы — лентой, и стянутые в тугой хвост, тонкий прямой нос и пронзительно голубые глаза. Немного грустные и немного… насмешливые.
Осси почувствовала, что под пристальным их взглядом стремительно краснеет, и вдруг спохватилась:
«Как я…»
«Как выглядишь? — Хмыкнула Хода. — Нормально. Также, как и раньше, если ты об этом… Помолодела, можно сказать… Вот только…»
От неуместности этих мыслей и невысказанного Ходой осуждения Осси смутилась еще больше, и стала (вот идиотизм-то!) просто пунцовой.
Чтобы справиться с собой и с так не ко времени нахлынувшими мыслями и чувствами она вытерла рукавом со лба несуществующий пот и откашлялась.
Стало легче.
Немного.
Лицо уже не пылало внутренним жаром, а мысли больше не роились в голове вспугнутой мошкарой, а вернулись к своему обычному течению, подчиняясь неуклонным законам логики и неодолимым всплескам взбалмошности.
Ну, все-таки жутко он на кого-то похож был…
«Хода!»
«Да?»
«Он тебе никого не напоминает?»
«Ты тоже заметила?» — Ну чем не замечательный ответ! Ее об одном спрашивают, а она…
«Ларго. Ларго Кесс», — был когда-то в монастыре вместе с Осси такой птенец… Симпатичный, веселый и… хороший… Лет по четырнадцать им тогда было… А потом жизнь разбросала, Осси уехала в Фероллу поступать в университет и больше друга своего детского так и не видела. Да и не слышала о нем ничего. Вспоминать — вспоминала… И его самого и первые свои поцелуи под раскидистой армой на берегу пруда, а вот свидеться так и не довелось.
«Ну… С поправкой на время… Похож! Но не он!» — Как приговор это прозвучало, и даже все эти «ну…» и «с поправкой…» ничего не меняли. Уж если Хода так решила…
Сердце разочаровано бухнуло в груди, а потом будто устыдившись пропустило удар, породив где-то внутри холодную пустоту.
Осси еще раз откашлялась и все равно каким-то совершенно не своим голосом спросила:
– Ты кто?
– Брат Эйрих, — монах поклонился и осенил себя знаком истинной веры. — Новообращенный адепт светлого Странника и покорный слуга Апостолата.
«Эвон, оно как, — хмыкнула Хода. — Новообращенный… А Фатура, значит, своего, все, — забыли?»
– Спасибо за помощь леди…
– Леди Кай, — представилась Осси.
– Леди Кай, — кивнул монах. — Без вас бы не знаю… Не справился бы, наверное.
– Да как сказать, — пожала плечами Осси. — Ты тоже здорово их…
Брат Эйрих в ответ поморщился:
– А они нас.
Осси кивнула:
– Да уж… Вижу. Еще кто остался?
Монах мотнул головой:
– Неа. Здесь все были. Остальных они раньше еще…
Интесса обвела глазами двор. Да… Немного их тут было… Человек семь в синих сутанах всего. Растерзанные и разрубленные на куски. Осси вспомнила толстяка и тут же об этом пожалела: не самая это приятственная картина была…
Неспешно обходя двор она добралась до угла, в котором привалился тот седоволосый монах с обрубленной рукой. Наклонилась посмотреть: жив — нет? Какое там… После таких ран долго не живут.
– Настоятель наш, — раздался голос из-за спины. — Брат Боне.
Эйрих склонился над трупом, прикрыл старику его все еще устремленные к небесным дорогам глаза и забормотал что-то. Не то молитву, — не то просто прощался.
Не желая мешать, Осси деликатно отошла в сторону.
«Знаешь, — оторвала ее от печальных мыслей Хода. — А я не стала бы их тут вот так оставлять».
– Ты имеешь в виду этих? — Осси кивнула, на скорчившийся в двух шагах от нее труп разупокоенного.
«Этих, этих… Мало, что им еще в головы их пересушенные втемяшится… Прибрать бы надо».
Хода была права, и Осси начала прибирать.
Занятие это было нудное и не очень, надо сказать приятное. Леди Кай принялась методично обходить двор, и отделять головы упокоенных мертвецов от их бренных и доставивших уже немало хлопот и проблем останков. А потом еще, для пущей надежности и уверенности в завтрашнем дне эти самые останки расчленять на мелкие составные части. Это — уж, чтобы совсем и наверняка.
Брат Эйрих, отбормотавший все ему положенное над телом своего духовного наставника, тоже включился в работу, и это было большим подспорьем, потому как умаялась леди Кай уже изрядно. И это не смотря на то, что использование для разделки тел Гасителя с его вампирскими замашками значительно процесс расчленения облегчало.
Работали долго, слаженно и в полной тишине. Не до разговоров как-то было, да и промысел такой не самый веселый не особо располагал. Осси рубила и кромсала, а брат Эйрих стаскивал все получившиеся в результате такой переработки в кучу, которая в итоге выросла до довольно-таки приличных размеров. Не отвлекаясь от работы он время от времени бросал на Осси взгляды, в которых в очень сложной пропорции было смешано неподдельное удивление, немного страха и недоверия, почти искреннее восхищение и много чего еще.
Вот это самое «еще» заставляло сердце девушки биться неровно и очень-очень громко. А это, в свою уже очередь, вызывало к жизни новое покраснение кожного покрова и еще большее остервенение с которым леди Кай расчленяла трупы разупокоенных. В общем, — с огоньком работали.
При этом скалящийся по сторонам перстень некромансера тоже не просто так на пальце болтался, а также как и все принимал посильное участие в приготовлении к похоронам. На свой, правда, и не очень понятный непосвященным манер. В лужи стеклянные он покойников больше не превращал, но легкие туманные полутени из трупаков высасывал исправно, а после с видимым удовольствием их пожирал. По мнению Ходы — и Осси была, в принципе, с этим согласна, — одного этого было вполне для полного упокоения повергнутых врагов достаточно, но все же решили подстраховаться.
В итоге после очень напряженных трудов и двух-трех градом сошедших со лба потов, получили две кучи трупов, разделенных по простому и вполне очевидному признаку — по одежке. В одну кучу, которая возвышалась почти до крыши небольшой, приделанной к дому постройки, были свалены части разупокоенных, с сохранившимися кое-где бинтами и саванами, в другую — поменьше — братья Фатура, переметнувшиеся во главе с настоятелем под сень Странника и украсившие свои темно-синие сутаны алым знаком истинной веры.
В общем, когда закончили, сил уже не было никаких, и уставшие от скорбных трудов союзники тяжело опустились на ступени, ведущие в молельню. Продолжая при этом обмениваться как бы случайными и ничего незначащими взглядами. В общем, — росло напряжение…
– Что теперь делать будешь? — Осси прервала молчание первой.
– Не знаю… — пожал плечами Эйрих. — Восстанавливать. Возрождать… Теперь я тут за старшего, — он кисло улыбнулся, поглаживая амулет верховного настоятеля. — Потом пришлют, может, кого, а пока мне придется…
Он помолчал, продолжая невесело улыбаться своим мыслям, покачал головой и добавил:
– Но сперва в деревню сходить надо. Может, помогут чем. Да и пара людишек там есть — с собой позову… А там посмотрим… А ты?
– Я? — Осси пожала плечами. Как-то не готова она к такому простому вопросу оказалась. То есть, что дальше — понятно, вот только говорить об этом не хотелось. Тему откуда она тут взялась, и куда, собственно, следует пока удавалось обходить молчанием, и хотелось бы чтобы так оно и дальше продолжалось. Пока, во всяком случае, распространяться на этот счет она не торопилась. А дальше, — опять же, посмотрим…
– Да я, вот, тоже в деревню думаю… А потом — не знаю. Поглядим.
Брат Эйрих понимающе хмыкнул, но тему эту для леди Кай скользкую развивать, хвала Страннику, не стал. Леди Кай этого все же показалось мало, а потому, стремясь увести мысли собеседника еще дальше, задала вопрос, который надо сказать, интересовал ее и беспокоил изрядно:
– Слушай, Эйрих… — брови монаха чуть поднялись, но вслух он против такого обращения, — имея ввиду пропущенный девушкой титул «брат» — возражать не стал. Хода, правда, тут же тихонечко и довольно противненько хмыкнула, а Осси, осознав ту бестактность, которую невольно допустила, в очередной раз залилась краской. Просто ужас, до чего она себя неловко в компании с этим «братом» чувствовала. Во всяком случае, мысли ее были очень далеки от благочестивых, то и дело рисуя картинки совсем уже непотребные. То ли изголодалась она за время своих скитаний (да и до них, честно говоря, — давно уже ничего не было), то ли — не до конца еще очистилась ее кровь, сохраняя в себе малую толику настоящего вампира, но так или иначе, сидеть и просто разговаривать с этим довольно-таки симпатичным парнем у нее получалось из рук вон плохо. А, имея ввиду, более чем фривольные картинки, которые рисовало ее возбужденное воображение — так и вовсе не получалось.
И тем не менее…
– Извини. Я хотела сказать — брат Эйрих…
– Ничего страшного, — улыбнулся брат (лучше бы он этого не делал!). — Все-таки мы с тобой, вроде как, в схватке породнились. Так что, когда мы наедине (вам надо объяснять, что с Осси при этих словах стало?) можешь по-простому, — Эйрих будто не замечал, что с девушкой творится. А может специально помучить решил. Парни они ведь такие…
– Я хотела спросить… — Осси облизнула внезапно пересохшие губы. А может и не пересохшие они были — кто знает… — Хотела спросить: а что тут у вас такое случилось? С чего они все повылезали?
– С чего повылезали, с чего повылезали… — хриплый сип хилависты прямо над ухом заставил Осси с Эйрихом подскочить на месте. Во всяком случае сердце замолотило как ненормальное, а очарование от того самого «наедине» испарилось моментально. — Жрать они захотели вот и повылезали! И не только они между прочим… в смысле — жрать захотели…
– Кто это? — Брат Эйрих будто в противовес залитой пунцовой краской леди Кай стал совершенно белым и уже медленно тянулся к отложенному в сторону мечу. — Это кто? — Голос его дрожал, и, по всему, видел он такого красавца впервые. Впрочем, понять его можно было.
– Кто-кто… — хмыкнул хилависта. — Норвик II Бросс. Не узнал?
– Нет, — пролепетал брат Эйрих. — Норвик?.. — Он, похоже, вообще ничего не понял, да и имя это ничего ему будто не говорило. Что странно в общем-то было…
– Да свой он. Свой, — поспешила успокоить его Осси. — И никакой он не Норвик, не второй, и уж точно, что — не Бросс. Это напарник мой. Ташур. Ташур, это — брат Эйрих.
– Эйрих, — задумчиво повторил хилависта. Будто на вкус он это новое для себя слово пробовал. — Что-то ты мне не нравишься, Эйрих… Какой-то ты странный… Не такой… Ты не из этих, случаем? — Хилависта стрельнул глазами в сторону груды тел сваленных у пристройки. — А то там в зале тоже, вот, один такой белый жрет чего-то. И он мне тоже не нравится…
– В зале? — Переспросила Осси.
– Жрет? — Почти одновременно с ней воскликнул монах.
Они переглянулись и вскочили, разворачиваясь к проему входной двери. Переглянулись еще раз и скрылись в темной пустоте зала.
– Совсем спятили, — вздохнул хилависта Постоял немного, поворочал глазами из стороны в сторону, а потом повернулся и крикнул вдогонку: — И, кстати, Эйрих… она для тебя высоковата будет, — после чего весь из себя довольный скатился вниз по лестнице.
Едва только Осси вместе с монахом вошли в зал, как тут же услышали странные звуки и почувствовали резкий запах, который ни с чем не спутаешь даже если очень захочется. Запах разлагающейся плоти.
Зажав носы и приготовив оружие, они принялись озираться по сторонам.
Глаза после яркого уличного света ничего в полумраке клешора не видели, а звуки как назло прекратились. По всему, их заметили, и теперь внимательно изучали на предмет возможной съедобности, так что положение Осси Кай и ее соратника выигрышным назвать было трудно. А то, что не выигрышно…
«Слева. За скамейками. На полу», — хвала Страннику были еще в их отряде те, кому, что тьма — что свет — все едино и глубоко безразлично.
Осси стала всматриваться в то место, которое ей указала Хода, и вроде как, действительно, что-то там на полу такое темнело. Да и зрение уже потихонечку к полумраку адаптировалось. А когда в темноте неожиданно блеснули красными угольками чьи-то глаза, то и сомнений в том, что там кто-то есть уже не оставалось. Как, впрочем, и в том, что другом этого «кого-то» называть не хочется.
Указав кончиком меча на затаившуюся в углу тень и махнув Эйриху рукой, Осси осторожно двинулась вперед, чуть забирая вглубь зала и обходя неизвестного по небольшой пологой дуге. Новоиспеченный же служитель Апостолата напротив — крался почти прижимаясь к стене, и, таким образом, подобраться к неизвестному они должны были с двух сторон. Да и деваться тому уже некуда было.
Он правда и не собирался. В смысле — деваться… Заметив Осси и Эйриха, едва те только появились на пороге зала, и по достоинству оценив их маневр и тактическую выучку, мертвец, — а это был именно мертвец — отбросил то, над чем сопел и чавкал, выпрямился и не спеша развернулся к монаху. То ли брата своего узнал, то ли — дамой просто пренебрег, не усмотрев в ней для себя угрозы, но, как бы то ни было, а интессе это только на руку сыграло.
Мертвец был странный: мертвый, но… почти живой.
И ошибался хилависта — ничего трупак этот тут не жрал. А вот, что он делал — не понятно. От лица его, почти полностью, кстати, уже восстановившегося, и покрытого какой-то не то слизью, не то — какой-то другой пакостью, тянулись к отброшенному на пол телу такие же склизкие нити — сопли, как их назвала про себя леди Кай. Было их много, и он будто отклеивался от своей жертвы. Во всяком случае нити эти истончались и одна за другой лопались, разрушая эту противоестественную связь. А когда лопнула последняя, мертвяк прыгнул прямо на Эйриха, легко уклонившись от наносимого удара, просто поднырнув под пронесшееся над самой его головой лезвие. Прыгнул и сбил нового Оссиного приятеля с ног.
Застучала, перекатываясь по плитам, деревянная рукоять длинного меча, тихо лязгнул о камень стальной клинок, и Эйрих остался без оружия и один на один с валящимся на него сверху шустрым покойником.
А тот, стремясь закрепить успех после только что проведенной операции по обезоруживанию и обездвиживанию уже подмял под себя оглушенного страшным ударом юношу и теперь изо всех своих сил сдавливал его шею своими огромными ручищами. И уже опять распускал свои клейкие слюни-сопли, тянущиеся к побелевшему от ужаса лицу Эйриха. Но в тот момент когда контакт с этой мутно-серой пакостью был уже, казалось, неизбежен, Осси мощнейшим ударом ноги отбросила настырного мертвеца к стене и тут же с разворота ударила мечом.
Гаситель дело свое знал и не подводил никогда. Не подвел и на этот раз. Да мало что не подвел, так еще и, отделив сопливо-слюнявую голову от бренного тела, на пару ладоней углубился в камень — столько силы-ненависти вложила в этот удар леди Кай.
– Спасибо, — прокашлял Эйрих, растирая сильно покрасневшую шею, все еще хранящую отпечатки двух огромных ладоней. — Спасибо, я твой должник…
Осси собралась было ответить, но в это время сбоку послышался какой-то полустон-полувсхлип.
– Глесс! — Вскрикнул Эйрих и рванулся было к лежащему чуть в стороне телу, но был остановлен властной и неожиданно твердой рукой интессы.
– Это Глесс, — повторил он. — Он наш. Из братьев…
– Подожди, — сказала Осси, продолжая удерживать монаха. — Что-то не так тут… Не нравится мне…
– И мне он не нравится, — поддержал ее своим скрипом невесть откуда взявшийся хилависта. — Тот, что раньше тут был мне очень не нравился, и Эйрих твой не нравится. А этот — еще меньше! Не жилец он…
Тот, кого Эйрих назвал Глессом был еще жив — шевелился, но видно было, что это все — агония и рефлексы. Сам он уже походил на полуразложившийся, растекшийся по полу труп, истекающий зеленоватой слизью, сквозь которую все отчетливей проступали кости скелета.
«Не жилец, — поддержала Ташура Хода. И это на Оссиной памяти было в первый раз, когда ее соратники проявили столь слаженное единодушие. — Он сейчас сам мертвяком станет. Кончай его!»
Не жилец повернул к леди Кай свое как-то совсем уже не по-человечески обострившееся лицо с сильно выпирающими скулами и вытекшим прямо на щеку глазом, снова что-то прохрипел и дернулся, явно намереваясь подняться…
– Бей! — Заорал хилависта. — Бей, чего ждешь, дура!
И Осси ударила.
Ударила, отделяя нарождающуюся нежизнь от праха, и заставляя смерть, недовольно ворча и пятясь, убраться обратно в свое логово.
С глухим и очень неприятным звуком ударилась о пол срубленная голова, и тут же вспыхнул в этом месте ослепительный столб белого огня. И сразу же всех их — и Осси с Ходой, и хилависту, и преподобного брата Эйриха поволокло-потянуло к открывшемуся порталу, нисколько не заботясь о комфортности передвижения и не спрашивая ничьих желаний.
