После разоблачения Бельтракки знатоки окончательно перессорились друг с другом. «Да ведь картина похожа на новогоднюю елку — вся блестит и переливается! Сам художник так никогда не написал бы!» — возмущался Ральф Йентш, один из авторитетнейших специалистов. Вернер Шпис стоял на своем: фальсификатор на славу постарался, не хуже самого мастера. В этом Шписа поддерживал коллекционер Даниэль Филипакки, купивший одну из фальшивых картин Макса Эрнста. Равнодушным не остался никто, однако и объективностью никто не отличался. После подобного разоблачения эксперты, изначально отрицавшие подлинность картины, всегда стараются набить себе цену, а те, кто все же заглотил приманку, продолжают расхваливать ее достоинства, чтобы окончательно не потерять лицо.

Сейчас, когда со времен Меегерена прошло почти столетие, многие искусствоведы, в том числе и Юханнес Рёд, недоумевают, как этому фальсификатору удалось обвести вокруг пальца почти весь мир. Однако в то время самая известная из подделок — «Христос в Эммаусе» — заняла почетное место в музее Бойманса в Роттердаме, причем никто и не посмел возразить. Бредиус нашел в этом полотне доказательство собственных теорий, но ведь остальные-то должны были понять, что стиль картины значительно отличается от вермееровского... Как сказал немецкий историк искусства Макс Фридлендер, подделки «нужно скармливать горячими»: пройдет лет сорок — и всем станет ясно, что фальсификатор взял за основу клише, принятые среди его современников. Живущие в одну эпоху с фальсификатором этих клише просто не заметят, подобно тому, как рыбы не замечают воды, в которой обитают. Одна из подделок Меегерена получила название «Гарбо-Вермеер»: женщина на картине словно написана с Греты Гарбо. Возможно, фальсификатор сделал это неосознанно, но историк искусства Джонатан Лопез полагает, будто Меегерен вполне сознательно придал портрету сходство с великой актрисой, чтобы добавить полотну шарма современности.

Новости о подвигах Вольфганга Бельтракки привели к довольно ожидаемому эффекту: этот талантливый фальсификатор вызвал симпатию как у обычных людей, так и у журналистов. Немецкое издание Die Zeit предложило организовать выставку его работ, а Frankfurter Allgemeine Zeitung заявило, что картины Кампендонка, написанные Бельтракки, даже лучше, чем работы самого Кампендонка. Журналы Der Spiegel и Vanity Fair опубликовали большие интервью с супругами Бельтракки, в которых те были представлены как совершенно очаровательные, хотя и страдающие манией величия хиппи. Бельтракки довольно быстро освоил навязанную ему роль Робин Гуда от искусства. По его собственным словам, он подделывал картины вовсе не ради денег, все свои шикарные виллы купил лишь для создания образа, а об утраченных миллионах ничуть не сожалеет. Ко всему прочему, он оптимист, поэтому годы в тюрьме его совершенно не пугают.

Подобные истории случались и раньше: разоблаченных фальсификаторов представляют непризнанными гениями-мстителями, которым не удалось занять собственную нишу в искусстве. Поэтому они вынуждены творить, прикрываясь чужими именами, и благодаря их подделкам мир искусства кажется одной гигантской фальсификацией: в нем не находится места таланту и красоте, а его истинная суть — это торговля известными именами. Сегодня картина оценивается в миллионы долларов, а завтра превращается в вещественное доказательство — возможно ли это? Ведь еще вчера эта самая картина вызывала восхищение искусствоведов всего мира, и за этот день она ничуть не изменилась... Подобный сюжет очень любят сценаристы, а фальсификатору отводится в них роль маленького мальчика, у которого хватило смелости воскликнуть: «А ведь король-то голый!»

Сомнительная слава великого фальсификатора пришла к Хану ван Меегерену после Второй мировой войны. Его разоблачили, потому что он продал одно из полотен Вермеера собственного изготовления нацистскому рейхсмаршалу Герману Герингу. Если бы полотно было подлинным, ван Меегерена обвинили бы в государственной измене. И ради собственного спасения он немного приукрасил историю, сказал, что намеренно обманул Геринга, подсунув тому подделку, и стал в глазах общественности настоящим героем. Находясь в тюремной камере, ван Меегерен успел создать еще одно поддельное полотно, якобы желая доказать, что действительно способен на фальсификации подобного масштаба. На самом же деле это было лишь рекламным трюком. Свои подвиги в области фальсификации картин он преподносил как самый настоящий крестовый поход против сложившейся системы. Кроме того, на протяжении всей жизни его не покидала мечта написать идеальную, без малейшего изъяна картину Вермеера. Когда в суде Меегерену напомнили, что подделки приносили ему миллионы, тот вызвал восхищение и аплодисменты публики, ответив, что продавай он картины дешевле — и все тотчас догадались бы, что он торгует фальшивками.

Похожими аргументами воспользовался и английский живописец-фальсификатор Том Китинг, после разоблачения утверждавший, будто боролся против «насквозь прогнившей системы». Он также признался, что его подделки представляют собой «бомбы замедленного действия». И действительно — в рентгеновских лучах видны сделанные фальсификатором надписи, а при очистке картин краски размываются. Кроме того, в его подделках имеются и откровенные анахронизмы — например, бокал с эмблемой пива «Гиннесс» на картине, якобы созданной в эпоху Возрождения. Более того, Китинг утверждал, что сам он никогда не подделывал подписи художников — их якобы добавляют жадные галеристы. Китинга оправдали, и впоследствии он даже снялся в серии передач ВВС, где демонстрировал характерные для разных художников техники.

Китинг, если верить его словам, мог воспроизвести стили и технику 100 художников. Ван Меегерен создавал свои подделки в стиле Вермеера и таких мастеров, как Питер де Хоох и Франс Халс. В интервью журналу Der Spiegel Бельтракки заявил: «Поллок? Проще не бывает! .. Я все что угодно могу нарисовать. Леонардо? Запросто!» Если поверить, что эти фальсификаторы действительно могут имитировать стили различных мастеров, напрашивается вывод, что им удалось превзойти тех, чьи работы они подделывали. Ведь и Поллок, и Эрнст ограничивались одним стилем и одной техникой, а Вермеер написал всего 35 знаменитых полотен. Мы склонны сочувствовать не получающим признания талантам, и этим отчасти объясняется наша симпатия к подобным робин гудам от искусства. Сами искусствоведы, такие как Абрахам Бредиус, Вернер Шпис и Ральф Йентш, много ли картин они написали?

Фальсификаторы произведений искусства обладают по меньшей мере одним из качеств, которыми должны отличаться художники, — они талантливы. Но неужели от искусства больше ничего не требуется?