Внешне Асбьёрн Рэшли полностью соответствует нашим представлениям о супердетективе: высокий (почти под два метра ростом), худощавый, с ярко-голубыми глазами и высокими скулами. Даже сидя на стуле в своем кабинете, он смотрит на посетителей сверху вниз, а иногда, чтобы придать словам убедительности, склоняется над столом и буквально буравит собеседника взглядом. Рассказывая о допросах, Рэшли быстро входит в роль полицейского, и мне кажется, будто он вот-вот заявит: «Нам известно, что это ты сделал! Сознавайся!» Поэтому я старательно отвожу глаза или сижу, уткнувшись в блокнот.

Однако Рэшли считает, что ничего подобного полицейским произносить не стоит. Если допрос проводится по всем правилам, то давить на подозреваемого нельзя. Кстати, после войны со словом «допрос» стало ассоциироваться столько всего отрицательного, что теперь полицейские в Норвегии называют его иначе — «дознание». В некоторых других европейских странах полиция проявила еще большую гуманность, и теперь допрос там называется «investigative interviewing», а вот в США по-прежнему используется название «interrogation». Впрочем, американские полицейские нередко применяют и психологическое давление на подозреваемого. Но к этому аспекту я вернусь немного позже.

О своей работе в полиции Рэшли рассказывает так, словно служит полицейским всю жизнь. Отчасти это правда: в детстве Рэшли, подобно многим другим мальчишкам, мечтал стать полицейским — супердетективом. Но, в отличие от многих других, Рэшли свою мечту осуществил. Он поступил в Полицейскую академию, хорошо учился, а затем много трудился: ему хотелось заниматься именно расследованиями убийств. В 27 лет он поступил в отдел расследований Центрального управления полиции в Осло. И здесь познал все прелести работы следователем. В его обязанности входило, помимо прочего, проведение допросов, то есть от него требовалось выяснить, виновны подозреваемые или нет. Вот только отличить правду от лжи ему никак не удавалось. Когда он спрашивал совета у старших коллег, те обычно отвечали: «Все дело в опыте», — и добавляли, что со временем он непременно научится распознавать ложь.

Рэшли, за годы учебы привыкший систематизировать информацию, принялся чертить графики, отражающие зависимость между человеческими жестами и речью, пытаясь выявить закономерности. Ведь если человек лжет, значит, внешне это как-то проявляется?

— После каждого допроса меня вызывал начальник отделения и спрашивал: «Ну, Рэшли, как успехи?» — «Он так и не сознался». — «Ясно. А как он себя вел?» И иногда я отвечал: «Похоже, он виновен. Он жутко нервничал». Следователи непременно учитывали мнение того, кто проводил дознание, ведь он находился рядом с подозреваемым на протяжении многих часов.

Здесь резонно вспомнить дело Фрица Муэна, мужчины с психическими отклонениями, сознавшегося в убийстве двух девочек в 1977 году в Тронхейме. Одним из аргументов в пользу обвинения были показания проводившего допрос следователя. По его словам, обвиняемый во время признательных показаний говорил правду, и сам следователь это «видел». Впоследствии все обвинения с Муэна были сняты.

Шли годы. Рэшли работал и набирался опыта, однако по-прежнему сомневался, что может распознать ложь, основываясь лишь на внешних признаках. Когда он задал тот же вопрос более опытным полицейским, те ответили: «Ну что ж, знатоком человеческих душ не каждому дано стать».

— Я страшно расстроился, — в голосе Рэшли послышались отголоски обиды, — и решил, что, возможно, я просто лишен этого дара.