Григорий Оглезнев
Поиск в тайге
Документальный рассказ
Немного истории
В 1984 году наша страна отмечает славное пятидесятилетие челюскинской эпопеи, когда советские летчики, проявив самоотверженность и героизм, в суровых условиях Арктики сняли со льдины всех участников экспедиции.
В числе отважных летчиков был покоритель северного неба Сигизмунд Александрович Леваневский, перелет которого в 1937 году через Северный полюс в Америку на самолете Н-209 закончился трагически.
Мне хочется рассказать о поисках этого самолета, продолжающихся по сей день.
В августе 1937 года я, будучи студентом Томского индустриального института, проходил преддипломную геологическую практику в Забайкалье, работая начальником поискового отряда в долине речки Жарчи. В это время у всех советских людей в памяти были свежи события, связанные со спасением экипажа ледокола «Челюскин» и награждением летчиков, снявших челюскинцев со льдины в Ледовитом океане, недалеко от Берингова пролива. Звания первых Героев Советского Союза были удостоены М. В. Водопьянов, И. В. Доронин, Н. П. Каманин, С. А. Леваневский, А. В. Ляпидевский, В. С. Молоков, М. Т. Слепнев. Всех волновал и недавно закончившийся беспосадочный перелет Москва — США, совершенный выдающимися летчиками В. П. Чкаловым, Г. Ф. Байдуковым и А. В. Беляковым. Полеты через Северный полюс в Америку продолжались.
Сигизмунд Александрович Леваневский получил Золотую Звезду Героя Советского Союза под номером два. Эту высокую награду прикрепил на его грудь сам «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин. После этого С. Леваневский много летал в северном небе и не хотел расставаться с полюбившейся ему Арктикой. Обладая настойчивым характером и неиссякаемой энергией, он добился разрешения от Советского правительства на перелет в Америку через Северный полюс на отечественной машине АНТ-25. Ему не повезло. Самолет поднялся в воздух, но вынужден был вернуться: обнаружилась неисправность в маслопроводе.
Вскоре после этого внимание Леваневского привлек четырехмоторный самолет конструктора В. Ф. Болховитинова. И он задумал совершить на нем беспосадочный перелет в Америку. В первый раз по такому длительному и трудному маршруту направлялся транспортный самолет, полетный вес которого равнялся 35 тоннам. В составе экипажа были: второй пилот Николай Кастанаев, штурман Виктор Левченко, механики Григорий Побежимов, Николай Годовиков, радист Николай Галковский.
Герой Советского Союза Георгий Байдуков, вспоминая проводы самолета Леваневского, пишет: «Мы только что вернулись из Америки, несколько-раз встречались с экипажем самолета Н-209... Только помню, что у ребят перед стартом почему-то было грустное настроение».
По словам Михаила Водопьянова, «Леваневский был... очень хорошим, но «невезучим» летчиком. Завершила это невезение катастрофа последнего перелета, который мог стать самым большим триумфом его жизни».
Что же произошло с воздушным кораблем Н-209? Из Москвы он вылетел 12 августа 1937 года. Михаил Водопьянов в книге «Путь летчика» писал: «Вначале полет проходил благополучно, но 13 августа во второй половине дня с борта самолета была получена тревожная радиограмма, сообщавшая, что один из моторов вышел из строя.
На этом связь прекратилась...»
Сразу же после получения тревожного известия о прекращении связи с самолетом в Кремль были вызваны руководители Главсевморпути и летчики, принимавшие участие в спасении челюскинцев. Была создана Правительственная комиссия, которая возглавила работы по розыску самолета. Поисковыми работами с нашей стороны руководил начальник полярной авиации Марк Шевелев. В воздух поднялись лучшие летчики М. Водопьянов, А. Алексеев, В. Молоков, Н. Каманин и другие.
Всю работу по координации поисков Леваневского со стороны Америки взял на себя президент «Клуба исследователей» В. Стефансон. В США были арендованы три самолета, на которых вместе с американцами полетели Михаил Беляков и Савва Смирнов. В это же время из Аляски летал на поиски пропавшего самолета известный полярный исследователь Уилкинс.
Целый год продолжалось прочесывание суровых просторов, но все было напрасно. Арктика умеет хранить свои тайны. Совет Народных Комиссаров СССР по прошествии года постановил: дальнейшие поиски прекратить, считать самолет Леваневского погибшим и всем семьям экипажа назначить персональные пенсии.
...Но вернемся к тому тревожному дню. Я приехал с поля по делам геологической партии в поселок Вершина Дарасуна. И тут в приисковой столовой услышал по радио взволновавшее всех известие о пропаже самолета Леваневского. Находившиеся здесь горняки десятой шахты, только что закончившие смену, прервали еду и стали обсуждать случившееся.
— Не может того быть, — прогудел старый горняк, сидящий со мной за одним столиком, — чтобы столь знаменитый летчик и геройский человек вот так пропал без вести. Найдут, — убежденно закончил он:
— Север шутить не любит, — возразил ему кто-то с соседнего столика. — Всякое бывает...
И оба горняка вопросительно взглянули на меня — человека им незнакомого, видимо, желая услышать и мое мнение об этом сообщении.
— Думаю, Советское правительство не оставит в беде наших летчиков, — уверенно сказал я, — конечно, будут приняты меры к розыску самолета. Надо следить за новыми сообщениями радио и газет о ходе поисков.
Горняки согласно кивнули.
За другими столиками также взволнованно переговаривались. Каждый вспоминал события, связанные со спасением челюскинцев и перелетами через Северный полюс. Говорили о трудной работе полярных летчиков, о том, как иногда удается спасаться в безвыходных положениях... И всем людям, находившимся в столовой, было тревожно.
Закончив свои дела в приисковом управлении, я выехал обратно в тайгу. К сожалению, в нашем отряде не было никакого приемника, и мы были лишены возможности узнавать новости. После выезда с полевых работ я продолжал интересоваться судьбой исчезнувшего экипажа, но обнадеживающих сообщений с каждым днем становилось все меньше.
Прошли годы. Отгремела Великая Отечественная война. Когда отмечались знаменательные даты спасения челюскинцев, много говорилось о полярных летчиках — первых Героях Советского Союза, и всегда в памяти людей возникала беда, случившаяся с самолетом Леваневского. Его друзья писали книги, делились воспоминаниями, с большой любовью отзывались о мужественном пилоте.
И вот 14 октября 1982 года о давней трагедии вновь напомнила «Советская Россия». В ней было опубликовано следующее сообщение командира вертолет Н. Балдина: «Недавно в глухой тайге я обнаружил потерпевший аварию четырехмоторный самолет. Он лежит на склоне сопки у реки Кава. К месту аварии добрался с трудом. С одного мотора удалось снять медную табличку-паспорт. На некоторых приборах разобрал надписи «Изготовлено в северном варианте». Возможно, это знаменитый СССР Н-209 Леваневского, что исчез в августе 1937 года во время перелета из Москвы в Америку? Командир вертолета Н. Балдин. Охотск».
Сообщение Балдина вызвало острый интерес читателей. В редакцию посыпались письма, запросы, телефонные звонки. Вновь вспыхнула надежда разгадать, наконец, загадку исчезновения Н-209, тревожившую память целого поколения. В то же время высказывались сомнения о возможности находки этого самолета в охотской тайге. И все же многим хотелось бы надеяться на чудо... Находка Балдиным четырехмоторного самолета в долине Кавы всколыхнула и мою память. Ведь в далекие осенние дни пятьдесят пятого года и мы, трое магаданцев, искали машину Леваневского. Мне хочется рассказать читателям об этих поисках.
Неожиданная версия
В 1955 году я работал заместителем заведующего промышленным отделом в Магаданском обкоме партии. Как-то к нам в отдел зашел старейший летчик Магаданского авиаотряда Николай Иванович Крылов. Завязалась беседа. Вспомнили челюскинскую эпопею, двадцатилетие которой широко отмечалось в нашей стране.
— До сих пор остается загадкой, куда девался самолет Н-209 под командованием Леваневского, — неожиданно проговорил Николай Иванович.
— Знаете, и меня вот уже много лет волнует этот вопрос, — поддержал я разговор.
— У летчиков немало версий, — продолжал Крылов, — Одна из них: самолет будто бы упал в море у берегов Аляски. А недавно я услышал еще одно предположение, по которому выходит, что самолет сбился с курса и погиб где-то в Якутии, не то на Колыме. А что? Все может быть...
— Но это все просто досужие догадки, ничем не подтвержденные, — нерешительно возразил я Крылову.
— Не скажите. Иногда подтверждаются самые невероятные версии. Вот недавно из Тауйского совхоза вернулся наш пилот Семен Кирсанов. Он сам слышал рассказ местных жителей, что-где-то в долине реки Кавы лежит разбившийся самолет...
— От кого Кирсанов слышал эту легенду? — все еще недоверчиво спрашиваю его.
— От местного охотника — старого якута Ивана Горохова. Он сейчас работает сторожем на складе в поселке Талон. Долина реки Кавы, по рассказам охотников и золотоискателей, — очень глухая местность. И дичи, и рыбы полным-полно. Было бы время — слетал бы туда. Рассказ о самолете сам бы проверил, да и поохотился бы вволю. Но, увы, отпуск свой уже использовал...
Мы еще немного поговорили о делах, и Николай Иванович ушел.
А его сообщение засело у меня в голове: «Чем черт не шутит, — думалось, — может быть, на Каве действительно лежит разбившийся самолет, а вдруг это Н-209? Крылов опытный летчик, всего повидал. И такую возможность не исключает. Не отправиться ли мне на Каву? Кроме поисков самолета можно ознакомиться с геологической обстановкой в этой неизведанной долине, рельефом местности, животным и растительным миром. Все это пригодится и по работе». И я решил поехать на Каву, использовав очередной отпуск. Сам я уже много лет работал на Крайнем Севере, полюбил его дикую, особенную природу. Как геолог, много ходил по таежным тронам, пристрастился к рыбалке и охоте.
Бог, как говорится, здоровьем не обидел. И друзья были хорошие, надежные. С собой в эту поездку позвал двух своих приятелей — Сергея Коленова и Николая Арабова. Их увлекла идея поиска самолета и возможность охоты в нехоженой тайге.
И третий наш спутник — овчарка по кличке Пират.
Сговорившись, мы за два дня оформили отпускные документы, получили деньги, запаслись продовольствием, экипировались по-дорожному и готовы были пуститься в путь.
Река Кава протекает вдоль побережья Охотского моря почти в широтном направлении между Охотском и Магаданом, отделяясь от морского берега невысоким Безымянным хребтом. Граница между Хабаровским краем и Магаданской областью делит эту реку с удивительно тихим течением почти пополам. Добираться, туда совсем не просто. Поначалу нужно попасть в поселок Балаганное Тауйского района, который находится на самом побережье Охотского моря при впадении реки Тауй.
Звоню в Нагаевский порт.
— Как нам добраться до Балаганного? — спрашиваю начальника порта Александра Шевченко.
— Через два дня из Нагаева до Балаганного пойдет пассажирский катер, с которым могу отправить вас.
Тратить зря два дня! Нет, это не для нас. Тут же решили плыть до Балаганного на барже, идущей с грузом для Тауйского совхоза. Баржу должен буксировать небольшой катер. Метеорологи сообщили, что в море наблюдается легкая зыбь, но ожидается ветер. Это нас не испугало.
В Охотском море
Выйдя из бухты Нагаева, наш караван благополучно миновал полуостров Старицкого и оказался в открытом море. Справа показались скалы небольшого острова со странным названием Недоразумение. Такое имя дала этому небольшому клочку суши гидрографическая экспедиция Бориса Давыдова, производившая здесь работы в 1913 году. Исследователи приняли его за полуостров, а потом обнаружили узкий пролив, отделявший его от берега.
На траверзе Армани со стороны моря дул резкий ветер, поднимавший высокую волну, которая подвергала баржу сильной болтанке. Надвигалась ночь, а ветер не только не утихал, а, наоборот, усилился. В начале пути мы устроились было на палубе среди тюков с мануфактурой и бочек с мазутом. Но основательная качка и соленые брызги морской воды, долетавшие до нас, заставили подумать о перебазировке в другое, более защищенное место.
— Братцы! Давай в укрытие! — предложил Сергей, отворачиваясь от ветра и пряча лицо под капюшоном. — Попробуем залезть в будку к рулевому, а то живыми не доберемся!
Укрыв брезентом свои манатки и взяв с собою только ружья, кое-как добрались до будки, где у штурвального колеса дежурил матрос. Качка нас так измотала, что мы легли здесь прямо на пол и тотчас же уснули.
Ночью я проснулся от сильной болтанки и какого-то неосознанного тревожного чувства. Мне показалось, что баржа проваливается в морскую бездну, сильно кренясь на правый борт. Вскоре она приняла горизонтальное положение, а затем свалилась на левую сторону. С большим усилием поднявшись на ноги и выглянув в окно, я с ужасом заметил, что наше судно делает какие-то немыслимые зигзаги. Тут же увидел, что дежурный матрос спит.
— А ну, вставай! — крикнул рулевому, толкая его в бок.
Тот вскочил и спросонья стал тревожно озираться по сторонам.
— Держи руль! Быстрей! — командовал я.
Тот, наконец, сообразил, что к чему, и с трудом направил «гуляющую» баржу вслед за катером.
На горизонте уже виднелись огни Балаганской пристани. Слева и справа по ходу нашего каравана тускло светились самодельные маяки, установленные на косах Тауйского лимана.
— Вот и конец нашего морского путешествия, — проговорил Сергей, вглядываясь в приближающиеся огни.
Баржу поставили под разгрузку к причальной стенке. Мы сошли на берег. Теперь надо было добраться до Талона. Нам повезло. Вскоре из этого поселка подошла бортовая машина, груженная картофелем. Когда автомобиль разгрузили, я обратился к шоферу:
— Подбрось, хозяин, до Талона!
— Какой разговор! Садитесь! Только учтите, что дорога здесь не асфальт...
Очень быстро мы почувствовали справедливость шоферских слов. Грунтовая дорога была вдрызг разбита, на каждом шагу — колдобины. Однако ЗИС-150 бойко подпрыгивал, на них, а вместе с ним и мы. Через два часа такой адской тряски все же оказались в Талоне.
Встреча со старым якутом
— Где живет сторож со склада Иван Горохов? — сразу же спросили мы у первого прохожего.
— А вон в той избушке, — охотно указал он, — только редко старик бывает дома. Если не на работе, то на рыбалке или на охоте.
Посмотрев в указанном направлении, мы увидели на окраине поселка одиноко стоящую избушку без крыши, внешним видом весьма похожую на якутскую юрту. Такие же наклонные стены, засыпанные вверху дерном. Такая же дверь, обитая снаружи оленьей шкурой. Только в двух небольших окошках вставлены настоящие стекла.
Сторож оказался дома. Он лежал на ороне — деревянной лавке около одной стены. На полу расстилалась медвежья полость. Под ним ворох оленьих шкур. Несмотря на то, что было тепло, якут укрывался заячьим одеялом. На табуретке, рядом с ороном, лежала почерневшая от времени деревянная трубка. Перед, нами был старый якут с морщинистым лицом и узкими щелочками глаз. Он устремил на нас пристальный взгляд. Его голову покрывали редкие спутавшиеся седые волосы, которые, по-видимому, никогда не расчесывались. Натруженные руки со вздувшимися венами лежали поверх одеяла.
Мы поздоровались, назвали себя. Объяснили причину нашего появления в Талоне. Хозяин сделал усилие, чтобы встать, но когда ему это не удалось, махнул рукой и хрипло проговорил:
— Шибко я заболел. В прошлом месяце вернулся о охоты и захворал.
— Простудился, небось?
— Простудился. Но больше заболел от сильного испуга...
— Кто же так напугал?
— Железный зверь. В тайге у нас живет.
— Что же это за железный зверь? — серьезно спрашиваем мы.
И Горохов постепенно, с трудом делая большие паузы, рассказал нам о том, что увидел и пережил.
Он охотился на диких оленей в долине Кавы. Под горой нашел оленя, потом увидел лежку. По следу стал пробираться через мелкий чапыжник. Кругом заросли, высокая трава, и вдруг на земле показалось что-то страшное, с пятью головами. Одна большая голова вытянута вперед, а другие с обеих сторон от нее. Вместо глаз ямы. Головы молча оскалили зубы. Близко подойти Горохов побоялся, видел только, что шкура зверя блеснула в лучах солнца, как железная. Это злой дух тайги, который наказывает тех, кто нарушает его покой. Чтобы не рассердить злого духа и не попасть в беду, охотник бросился бежать, не разбирая дороги.
— Тут попал в болото, чуть не утонул, — тихим голосом продолжал якут, — с трудом вылез и опять побежал. Когда прибежал на берег реки, то увидел, что мои штаны и куртка превратились в лохмотья. С лица и рук капает кровь. Вот с той поры и слег в постель. Лежу и думаю, как бы злой дух не пришел ко мне в избушку, — закончил Горохов, едва переведя дыхание и бессильно уронив голову.
— Ох, ох, — стонал он, — шибко боюсь злого духа, даже ночью не могу спать.
Помолчав немного, Иван взял с табуретки трубку и с трудом набил ее табаком. Сергей достал из кармана коробок, зажег спичку и дал ему прикурить. После нескольких затяжек старик вроде немного успокоился и даже повеселел. Заметив, что я с интересом смотрю на медвежью шкуру, он пояснил:
— Это эге — медведь, хозяин тайги. Пока он меня не трогал, я его тоже не обижал. Только с одним эге мы не поладили. Он рыбачил на Челомдже, выбрасывая рыбу на берег. Медведь так увлекся, что даже не оглядывался назад. А я как раз вышел из кустов прямо к его рыбе. Он тогда шибко рассердился, бросил рыбачить, встал на задние ноги и кинулся на меня. Стрелять я не стал, потому как в стволе была мелкая дробь. Схватились один на один. Шибко он помял мне бока, да так крепко, что до сих пор к ненастью болят ребра. Но и сам пострадал — теперь его шкура лежит у моей кровати...
Но нам надо было подробнее узнать у Горохова о разбитом самолете, которого он считал злым духом, о его местонахождении.
— Смог бы ты, догор, найти то место, где лежит страшный зверь? Понимаешь, нам обязательно надо туда попасть. Очень важное дело.
— Пойти никуда не могу, — неохотно ответил Иван. Ему не понравилось, что мы вернулись к прежней, так неприятной ему теме.
— На двор выхожу только по нужде... Очень мне плохо, шибко заболел.
Тут я решил рассказать Горохову, что это не злой дух в образе железного зверя, а разбившийся самолет, который ищет вся страна. Его надо обязательно найти. Иван очень внимательно слушал меня, покуривая трубку, и временами задавал вопросы. Наконец он проговорил:
— Пусть меня доктора вылечат, пожалуй, пойду с вами.
— А если они долго будут лечить?
— Лишь бы вылечили хорошо. Тогда обязательно найдем самолет, — твердо сказал Горохов.
— Нет, ждать мы никак не можем, у нас времени в обрез, — вмешался Сергей. — Мы же отпускники.
— Тогда не знаю, как быть, — Горохов развел руками.
— Ну, расскажи нам приметы тех мест. Что запомнилось? — продолжаю расспрашивать яку,та.
— Где-то в среднем течении Кавы, на левой стороне реки, есть два озера, а напротив них большой остров. На другом берегу в густом лесу, внизу, под горой, наверно, лежит этот самолет, как железный зверь. Но лучше одним туда не ходить. Шибко там кусаган — плохие места. Большое топкое болото, из которого трудно вылезти. А через него надо обязательно переходить. Мне охотники говорили, что через это болото есть только одна тропа, по которой можно пройти. Если бы я отправился с вами, то обязательно нашли бы эту тропку. А одним вам лучше не ходить, можете пропасть в тайге. — Помолчав немного, Горохов таинственно добавил:
— Если поедете одни, опасайтесь... — он что-то не договорил и замолчал.
Нас заботил вопрос: что делать? Ждать, пока Горохов выздоровеет, мы не имели возможности. Кроме того, не было уверенности, что он пойдет проводником. Скорее всего суеверный якут, будучи страшно напуган видом разбитого самолета, наверняка найдет причины, чтобы отказаться от похода на Каву.
— Если Горохов правильно назвал ориентиры, то можно найти место и без него, — горячился Сергей.
— Это будет очень трудно, — предупреждал предусмотрительный и осторожный Арабов.
Но у нас не было выхода. Приходилось рисковать. Прежде всего требовалось обзавестись лодкой. Пошли к заместителю директора совхоза Ивану Ивановичу Бондаренко. В Тауйском совхозе он работал уже не первый год.
Узнав о цели нашей поездки на Каву, он задумался:
— У нас все лодки заняты в бригадах сенокосчиков. Сами понимаете — страда колымская. Осталась одна лодка, но ее нужно подремонтировать...
— А где она?
— Стоит где-то на речке Кривой — левом притоке Тауя. Уж поищите сами, послать некого...
С Николаем отправились на поиски лодки. Нашли ее примерно в двух километрах от поселка в полузатопленном виде. А когда вычерпали воду, были совершенно обескуражены: два шпангоута поломаны, в днище и по бортам зияли щели. Такую лодку следовало капитально ремонтировать, а не «подремонтировать». Но мы рады были и такой посудине. Доставив лодку в Талон, мы втроем трудились над ее ремонтом целый день.
— На безрыбье и рак рыба, — успокоительно проговорил Николай Сергеевич, когда мы закончили ремонт и стали искать попутную машину, чтобы отправиться в дальнейший путь — на речку Челомджу.
На Челомдже
Стремительная горная речка Челомджа берет начало с отрогов высокого хребта Сунтар-Хаята, отделяющего верхние притоки Колымы от речек, впадающих в Охотское море. Она образуется от слияния трех потоков, стекающих с крутых гор, и несет свои кристально чистые холодные воды по каменистому руслу почти в меридиональном направлении до соединения с тихими струями Кавы.
Забегая немного вперед, отвечу, что в 1956 году мне удалось увидеть Челомджу с борта рейсового самолета Магадан — Охотск, пролетающего над этим районом на высоте примерно трех тысяч метров. Прильнув к иллюминатору, я наблюдал с правой стороны сплошную тайгу, раскинувшуюся по обоим берегам этой реки и уходящую далеко к ее верховьям. Среди таежного моря, отражаясь под лучами солнца, блестели несколько мелких озер. Как три больших ветки виднелись три истока Челомджи, а чуть пониже их слияния вырисовывались мелкие веточки боковых притоков. Было отчетливо видно, что бассейн Челомджи со всех сторон замыкали высокие горы.
Даже в эти глухие места в прошлом забредали искатели счастья. Бывалые люди рассказывали мне, что когда-то старатели пробовали добывать золото в притоках Челомджи. Давно погасли костры этих неудачников... Но разве только золото представляет ценность? Эти горы могут хранить немало и других, не менее необходимых нам металлов и минералов.
Дорога на Челомджу не из легких. Если до пятьдесят шестого километра проселок был все же накатан автомашинами, увозившими картофель, то дальше пролегала только лесная тропа. И нам порой приходилось превращаться в лесорубов, прорубающих просеку среди деревьев и кустарников.
Но вот мы, наконец, на берегу долгожданной Челомджи. Здесь снова стали тщательно конопатить и заделывать щели в нашей старей посудине. За работой не заметили, как наступили сумерки. Пришлось ночевать тут же на берегу, среди густых зарослей молодых тополей и раскидистых кустов ольхи. Утром поднялись затемно. Густой туман окутал все вокруг, с реки тянуло прохладой. Сергей быстро развел костер и вскипятил чай. Наскоро позавтракав, снова взялись за работу. Подняли на руках подремонтированную лодку и стали пробираться с ней сквозь густые заросли прибрежных кустов. И вот лодка — на плаву. Посмотрев на быстрое течение и большие волны, говорю:
— Ну и река! Какая бурная! Достанется нашей лодчонке. Нам нужно глядеть в оба.
— Не так страшен черт, как его малюют, — отшутился Сергей. — Вы с Николаем Сергеевичем садитесь на весла, а я буду управлять лодкой.
Как только выплыли на главное русло, лодку тут же подхватило стремительное течение. Нам не пришлось даже работать веслами. Суденышко неслось со скоростью курьерского поезда. Опасность нас поджидала на каждом шагу. Русло реки было усеяно крупными валунами и утопленными деревьями, корни которых торчали над водой. Но Сергей не зевал. Лодка вертелась между этими, препятствиями, как юла.
На наше счастье, отрезок водного пути по такой сумасшедшей реке был сравнительно коротким. Нам пришлось проплыть по стремнине около трех километров. За это короткое время мы не успели даже осознать всю грозившую нам опасность: Ведь лодка в любую минуту могла наскочить на топляк или валун и опрокинуться. Наконец, мы с облегчением вздохнули; вошли в тихие и спокойные воды Кавы.
Кава
Наша лодка медленно поплыла по большой заводи, образованной от слияния двух рек.
— Смотрите, смотрите, кто-то выглядывает из воды, — закричал Сергей, и мы увидели круглую черную голову с выпуклыми глазами.
— Это нерпа, — сказал я, всматриваясь. — Они любопытные животные. Ее, видимо, очень заинтересовало наше появление.
— Насколько я понимаю, нерпа — морское животное? — недоуменно промолвил Сергей.
— Она может жить и в пресной воде, мне пришлось наблюдать нерп на Байкале, их там множество.
Пират, заметив нерпу, поднял неистовый лай и стал рваться из лодки. Николай Сергеевич с большим трудом его удержал. Нерпа тем временем спокойно нырнула в глубокий омут и больше не показывалась. Видимо, она поднялась вверх по многоводному Таую, впадающему в Охотское море, и нашла здесь прибежище. Тем более, что место слияния Челомджи с Кавой изобилует рыбой, — главной пищей этого животного.
— Эх, надо бы и нам закинуть здесь удочку и поймать на уху хариусов, — мечтательно проговорил Сергей, когда мы проплывали по плесу, направляясь в главное русло Кавы. Однако нам нужно было спешить.
В отличие от Челомджи Кава протекает в широтном направлении, имея спокойное и тихое течение. Она плавно несет свои воды навстречу бурной и неспокойной сестре Челомдже. Соединившись, обе вскоре переходят в Тауй, впадающий в Тауйскую губу Охотского моря. В устьевой части река разбивается на несколько проток, образуя большую и плоскую пойму. Долина Тауя очень богата плодородными землями. Тут мне вспомнилось, как старожилы рассказывали нам, что Тауйский совхоз был организован еще в 1932 году по прямому указанию руководителя Дальстроя Эдуарда Берзина. Далеко умел смотреть и видеть перспективу этот человек. Он задумал превратить долину Тауя в колымский огород, чтобы выращивать здесь овощи и разводить стада коров для снабжения продуктами животноводства и огородничества горняков Колымы. Теперь это осуществилось, а впереди еще более заманчивые перспективы. И действительно, какие природные богатства, доселе нетронутые, предстали перед нами! Кава течет в широкой, хорошо разработанной долине. Безымянный хребет отделяет ее от побережья Охотского моря, вдоль которого спокойно струится река. Кава изобилует протоками, островами, заросшими густым лесом, уже тронутым осенней позолотой. Подобно типично равнинной реке, она делает удивительные меандры, сильно искривляя свое течение. Долина со всех сторон замкнута горами. Особенно выделяется высокий водораздел между Кавой и Челомджей. При взгляде на крупномасштабную карту видно, что на всем протяжении широкой долины разбросано множество озер. По свидетельству здешних старожилов, все они богаты рыбой.
Однако несмотря на спокойное и тихое течение, плавание по Каве на лодке тоже сопряжено с большими трудностями. Дно реки обильно покрыто зелеными водорослями, от которых расходятся далеко в стороны фестоны узких и длинных листочков. Такие водоросли достигают длины двух метров, сильно препятствуя плаванию.
— Сильнее гребите! Эх вы! — то и дело кричит нетерпеливый Сергей, сидя на корме.
— Рады бы, да иди сам попробуй погреби сквозь косы водяной травы, — мирно отвечает Николай Сергеевич,
Несмотря на все наши усилия, лодка движется по реке со скоростью черепахи.
— А не лучше ли будет тащить ее бечевой? — предлагает рулевой.
— Можно попробовать! — соглашаемся мы.
Причаливаем к правому берегу, привязываем бечеву за среднее сиденье, и мы с Сергеем впрягаемся в это ярмо. Николай Сергеевич остается в лодке за рулевого. Неугомонный Пират также выскакивает за борт и бежит впереди нас.
Вдоль правого берега тянутся невысокие горы, сплошь покрытые густыми зарослями кедрового стланика. А возле самой воды берег усеян крупными обломками камней, то и дело встречаются глубокие промоины. Тянуть лодку бечевой не такое уж легкое дело. Пройдя не более трехсот метров, мы встретили неодолимое препятствие. Огромная скала вплотную подступила к воде, не оставив никакого прохода.
— Эй, рулевой, давай к берегу! — крикнул Сергей.
И когда наше маленькое суденышко причалило, мы немедленно залезли в лодку.
— А где же Пират? — встревожился Николай Сергеевич.
— Побежал, видимо, по своим собачьим делам.
— Еще чего доброго, потеряется, останемся без охраны.
— Не бойся, Пират в тайге не пропадет!
Когда, миновали скалу, мы с Сергеем опять впряглись в лямки. И тут к нам из кустов бросилась собака. Весь мокрый, с высунутым языком, Пират был чем-то сильно встревожен. Теперь он не отставал от нас ни на шаг, зорко посматривая по сторонам. Временами рычал, шерсть на загривке поднималась. Вдруг Сергей остановился и внимательно посмотрел себе под ноги.
— Глядите, да здесь недавно бродил сам хозяин здешних мест! — и он показал мне след, оставленный на песке крупным медведем. Чтобы не напороться на зверя, мы опять сели в лодку. Пират на сей раз не заставил себя уговаривать.
— Надо, пожалуй, перебраться на левый берег. Там вроде не так каменисто, — проговорил Сергей.
Но там виднелся густой лес, состоящий из высоких тополей и чозений. Причалив к берегу, решили осмотреться. Высадившись из лодки, мы с Сергеем тотчас оказались в густых зарослях ивы и ольхи. Удалившись немного от берега, попали в буйное царство кустарников и разнотравья. Среди тополей и чозений виднелся почти метровый вейник, весьма похожий на камыш, здесь же были высокие свечи иван-чая, сбросившего цветы и уже облепленного спелыми семенами. С удивлением я заметил на опушке поросль небольших полярных березок типа ерника, среди которых поднималась просветленная роща высоких белоствольных берез. Здесь же виднелись кусты рябины со спелыми ягодами, около которых уже летали дрозды-рябинники. А в одном месте нам встретилась необычайно густая растительность ольхи и черемухи с укрытыми среди них папоротниками.
«Вот это чудо, — думалось мне, — где еще встретишь на Севере папоротник и черемуху! Ведь они растут только в сравнительно теплом климате. Это же просто невероятно — какая красота!»
— Эй, бродяги, возвращайтесь, надо плыть! — услышали мы громкий голос Николая, оставшегося в лодке вместе с Пиратом.
Небо хмурилось. Появились тучи, и пошел дождь.
Мы решили, что в дождливую погоду лучше плыть на лодке, а не тащить ее бечевой, продираясь сквозь мокрые кусты. Надев плащи, взялись за весла и стали потихоньку продвигаться вперед. К вечеру добрались до барака, в котором жила бригада косарей Тауйского совхоза. Высушили мокрую одежду, сварили ужин. При неярком огоньке свечи, блаженствуя в тепле от железной печки, мы долго беседовали с сенокосчиками. Рассказывали им о последних событиях в мире, о магаданских новостях. Уже за полночь с удовольствием растянулись на полу барака с настланным сеном. Стоит ли говорить, какое это было наслаждение — отдых после трудного пути.
В таежном зимовье
Утром 18 сентября поднялись затемно. Сенокосчики, утомленные тяжелой работой, еще спали. Чтобы не разбудить их, мы потихоньку встали и вышли из барака. Наскоро подкрепившись сухим пайком, решили двигаться дальше. Хотя небо было закрыто тучами и накрапывал дождь, это нас не остановило. Мы загрузили лодку и поплыли вверх.
— Надо полагать, дождь не только не перестанет, а еще и усилится, — уныло проговорил Сергей, озабоченно глядя на небо и беря в руки весло.
Садясь в лодку, я посмотрел на воду, где капли дождя мелкими гвоздиками втыкались в поверхность реки, поднимая вокруг себя небольшую рябь.
— Хорошо, что течение здесь слабое, а при быстром мы не смогли бы двигаться вверх, — сказал Николай Сергеевич.
— Не падайте духом, — стараюсь подбодрить приунывших спутников, — если дождь вымочит, то костер высушит!
А тем временем дождь превратился в сплошной ливень. Хотя мы были одеты в брезентовые плащи и резиновые сапоги, но нас так промочило, что не осталось и сухой ниточки. Однако мы продолжали плыть, налегая на весла, чтобы быстрее добраться до восемьдесят пятого километра, где, как мы знали, есть таежное зимовье. По рассказам сенокосчиков, избушка очень ветхая, но все же можно укрыться в ней от непогоды. Вероятно, мы уже были где-то недалеко от зимовья. Но где оно? Ничего похожего вокруг не было видно.
Высаживаемся с Сергеем на левый берег, продираемся сквозь кустарник и в самой гуще видим полуразвалившуюся таежную избушку. Зайдя внутрь, обнаружили в левом углу печурку, сделанную из мелких окатанных галек и обмазанных глиной. Быстро разгрузили лодку и стали приводить в порядок жилище, набрали дровишек.
Сырые дрова сначала никак не хотели разгораться. Но с помощью сухих щепок, стесанных с сухостойной лиственницы, огонь расшуровали так, что от печки повалил жар. Обсушившись, мы с аппетитом поели суп из мясной тушенки, запив его крепким чаем.
— Хлопцы, — обратился к нам Сергей, прислушиваясь к шуму дождевых капель, барабанивших по земляному потолку, — кажется, дождь затихает, А не сходить ли нам на охоту?
— Эх, отдохнуть бы после стольких трудов, — мечтательно говорит Николай Сергеевич, устраиваясь на земляном полу на ветках кедрового стланика.
— Сегодня отдохнем, а завтра двинем дальше, — соглашаюсь с Николаем. Но непоседливый Сергей так и не дал нам покоя. Скрепя сердце пришлось ему подчиниться. В лодку сели вчетвером, включая Пирата, на всякий случай взяли одноместную резиновую надувную лодочку. Переплыв на другую сторону реки, вскоре убедились, что никакой охоты не будет: вся дичь попряталась от ненастья в укромные места.
— Попробую проплыть на «резинке» вниз по реке, авось улыбнется счастье! — охотничий азарт Сергея не остывал.
— Стоит ли рисковать? — пытались мы его отговорить. — Дичи явно нет, и скоро наступят сумерки.
— Я быстро вернусь! — ответил неугомонный охотник.
Прождав с полчаса, мы решили переправиться на «свой» берег, полагая, что Сергей уже в избушке. Но его не было.
— Куда мог подеваться, непутевый, — заволновались мы, — надо искать!
Наступила темнота, плотно окутавшая все кругом. Ветер усилился, дождь припустил хлеще. Подойдя к берегу, мы с ужасом заметили, что ветер поднимает на реке большие волны, которые с шумом разбиваются у наших ног. Но нам надо было переправляться на другой берег. Как мы тогда переправились, просто уму непостижимо. Но горе-охотника и здесь не оказалось.
— Поплывем вниз, — сокрушенно сказал Николай Сергеевич.
Лодка неслась по течению, как норовистая лошадь, скача по бушующим волнам. Вокруг — ни зги. Но вдруг где-то на отмели мы заметили вспыхивающий временами слабый свет. Подплыли ближе и увидели в темноте какой-то странный силуэт. Это наш бедняга Сергей сидел под опрокинутой «резинкой» и подавал сигналы фонариком. С неимоверными усилиями добрались до зимовья.
Обогревшись, Сергей рассказал:
— Конечно, я быстро понял, что никакой охоты не будет. Но упрямство взяло верх. Когда я попытался на своей «резинке», переплыть реку, чтобы попасть в избушку, — ничего не получилось. Ее несло по волнам, как игрушку. Я чувствовал, что лодка в любую минуту может опрокинуться. На мое счастье, ветер дул поперек реки, поэтому я и оказался на песчаной отмели. Спасибо, что вы меня нашли. Но страха набрался основательно!
— Впредь будешь умнее, — проворчал Николай Сергеевич. — Нечего свою храбрость доказывать в одиночку. Хорошо, что для всех нас все окончилось благополучно.
Сергей молчал, виновато опустив голову. Наутро нам предстояло двинуться дальше по Каве в поисках самолета.
Сюрпризы реки
Этот день 19 сентября выдался особенно трудным. Опять шел дождь, сказывались напряжение и усталость. Отрезок водного пути примерно в двадцать километров мы прошли большей частью с помощью бечевы, меньше на веслах, а частично под самодельным парусом, сооруженным из плащей. На левом берегу — обилие горелого леса. Судя по мелкой поросли лиственницы и ольхи, пожар свирепствовал здесь лет 15—20 назад.
— Смотрите, мы, кажется, плывем в обратном направлении! — сказал я. — Вместо запада — почти на восток.
— И верно! Вон показались опять возвышенности на левом берегу, которые мы видели, когда плыли несколько часов назад, — оглядевшись, подтвердил Сергей.
— Хоть и мало времени, а надо бы сойти на берег и посмотреть на местность с этих высоток, — предложил я.
— За чем же дело стало? Давай поднимемся, — тут же согласился Сергей.
Сойдя на берег, мы сразу же оказались в буйном разнотравье. Заросли пырея и вейника были такой высоты, что почти полностью скрывали нас. Дойдя до высотки, взобрались на нее. Она не была одинокой. На некотором отдалении возвышалась такая же гора высотою около 150—200 метров, а дальше, в северном направлении, виднелись другие. Вершина, на которой мы стояли, была сложена осадочными породами — песчаниками и сланцами, прорезанными гранитами. Видимо, это были остатки небольшого хребта коренных пород, простирающегося почти в меридиональном направлении. А у его подножия, насколько хватал глаз, расстилалась плоская равнина, покрытая густой растительностью. В некоторых местах виднелись небольшие озера, по-видимому, связанные с рекой узкими протоками, которые местные жители называют «висками». Над озерами взлетали большие стаи уток.
— Вот здесь бы поохотиться! — воскликнул Сергей, глядя на птиц, — хотя бы на жареху добыть парочку уток, — и он вопросительно посмотрел на меня.
— Имей терпение, — охлаждаю спутника. — Пока нечего увлекаться охотой. У нас есть цель — быстрее добраться до самолета.
Глядя вокруг, я невольно думал о том времени, когда все эти благодатные угодья будут возделаны под зерновые и овощные культуры. Как будто прочитав мои мысли, Сергей проговорил:
— Да, в недалеком будущем здесь непременно будет большой колымский огород. Хороша землица. Урожайная!
Возвратившись к лодке, мы встретили взволнованного Николая.
— Когда вы бродили по тайге, нас обогнала лодка, в которой сидели два человека. Они сказали мне, что есть хорошее место для ночевки, примерно на сто пятом километре. Там они будут нас ждать.
— Что за люди?
— Местные охотники. Один из них — бухгалтер Тауйского совхоза Иван Козак. Я его знаю.
— Тогда быстрее вперед!
Поставили самодельный парус, и небольшой попутный ветер быстро погнал наше суденышко.
— Вот как здорово плыть! — довольно промолвил Николай Сергеевич, потирая руки.
— Рано еще радоваться, — охладил его Сергей, — вот скоро река изменит направление, и тогда парус нам ни к чему.
И действительно, попутный ветерок вскоре сменился встречным, и нам снова пришлось налегать на весла, а потом тащить лодку бечевой. Сумерки застали нас приблизительно на сто первом километре.
— Надо бы пристать к берегу, — предложил я, — в темноте плыть по незнакомой реке весьма опасно.
— Ты же сам твердил, что нужно поторапливаться, чтобы скорее достигнуть цели нашей поездки, — возразил Сергей.
С таким доводом пришлось согласиться.
Ночь наступила быстро. Темнота окутала все: и берега, и лес, и реку. На небе не было звезд. Опять полил дождь. Лодка очень медленно скользила по темной воде, и нам казалось, что она стоит на месте. В то же время опасность подкарауливала на каждом метре. В одном месте мы почувствовали, как лодка на что-то наскочила.
— Не иначе, коряга, — промолвил Николай Сергеевич, перегнувшись через борт и стараясь что-либо разглядеть в темной воде. К счастью, глубина здесь была небольшой, всего метра полтора. С помощью шеста нам кое-как удалось освободиться от коварного топляка.
Вдруг мы услышали сильный всплеск воды у берега.
— Вроде за нашей лодкой кто-то следит... — предположил Сергей, всматриваясь в темноту.
— Просто зверь какой-то бродит, — успокоительно сказал Николай Сергеевич.
— А может, кто-то хочет завладеть нашей лодкой? — возразил Сергей.
Тут я вспомнил предостережение Горохова. Что-то нам Иван на этот счет говорил. Зря тогда его не порасспросили...
Мы стали прислушиваться, но на реке воцарилась тишина, только небольшой ветерок шумел листвой прибрежных кустов.
Проплыв еще немного, увидели слабый отблеск костра. Близко охотники! Однако наша радость была преждевременной. Казалось, до их бивака рукой подать, но прошло еще не менее часа, прежде чем мы стали различать едва заметные искры костра и около него силуэты людей.
Тревожная ночь
Поминутно измеряя глубину реки, мы, наконец, остановились напротив костра, в небольшом расстоянии от берега.
— Не можем подплыть к вам, мешает мель! — крикнул Сергей.
— Здесь большая песчаная коса, залитая водой, в ней есть борозды, по которым лодка пройдет, — ответил мужской голос. И мы стали искать проход.
— Кажется, нашел! — радостно крикнул Сергей, стоящий на носу с шестом в руках и измеряющий глубину. Двинулись по этой борозде, но, проплыв не больше пяти метров, снова стали скрести дно. Ничего не оставалось, как сойти в воду и тащить лодку за собой. Но коварная мель и тут стала преподносить сюрпризы. Протащив лодку метров семь, мы опять попали в глубокое место. Вода не только заливала сапоги, но порой доходила нам до пояса, но мы упорно продвигались к берегу. Николай Сергеевич изо всех сил помогал нам, усиленно работая кормовым веслом. Только Пират оставался безучастным свидетелем наших усилий.
Дождь уже прекратился, из-за небольшой тучки вынырнул месяц. Он, как сторож этих таежных мест, уселся на престоле мелких кучевых облаков. Мне так и захотелось ему крикнуть:
— Ну-ка, дай побольше света!
Но месяц безучастно глядел на незадачливых путешественников.
— Около, берега большая глубина, — предупредили нас издали охотники.
Пришлось опять сесть в лодку и взяться за весла. Наконец-то мы на берегу. Как приятно было обсушиться у яркого костра, а затем всласть поесть утиной похлебки, которой угостили нас охотники. Иван Козак оказался невысокого роста, плотно сложенным мужчиной, с большими черными усами, которые он поминутно поправлял то правой, то левой рукой. Он неторопливо рассказывал:
— На этом берегу, где мы высадились, есть несколько озер, которые соединяются между собой. Они имеют также сообщение с рекой. Осенью на них полным-полно уток и гусей. Вот завтра отведем душу — поохотимся!
— А можно ли на крайнее озеро перегнать лодку? — с надеждой спрашиваю Ивана.
— Протока, которая вытекает из озера, в большую воду достаточно глубокая. А сейчас — не знаю. Однако попробовать можно.
— А вы слышали что-нибудь о разбившемся самолете, остатки которого видел в тайге сторож Иван Горохов?
— Слух такой есть. Только вряд ли можно обнаружить самолет в такой глухой тайге, — с сомнением покачал головой Козак.
— Может, и нам поискать его? — вмешался другой охотник, которого звали Михаилом и который молча прислушивался к разговору, задумчиво глядя на огонь. — Жаль, что Горохов не мог пойти с вами на поиски. Одним трудно...
— Горохов дал нам ориентиры, — сообщил я. — Два больших озера на левом берегу, а посредине реки остров,
— Такие примеры не особенно надежны, — усомнился Козак. — На Каве множество озер и на том и на другом берегу. А посредине реки есть немало островов. Попробуй узнай, какие из них имел в виду Горохов.
Против такого довода, конечно, трудно было возразить. Однако я твердо сказал:
— Будем искать, раз уж забрались в такую глухомань! Не окажете ли нам помощь?
— Попробовать можно, — неуверенно проговорил Козак. — Посмотрим. Утро вечера мудренее.
Время было уже позднее. Месяц ушел на покой, зато ярче стали светить мерцающие звезды. Казалось, они совсем низко висят над головой. Ночь порадовала нас свежестью, яркостью звезд и обещанием лучшей погоды на завтра.
Надеясь, что дождя не будет, мы не стали раскидывать палатку, а расположились на ночлег возле костра.
Ночью я проснулся от гавканья Пирата и какой-то неясной тревоги. Пес надрывно лаял, глядя в сторону прибрежных кустов, но не отходил от нас. Растолкал своих спутников:
— Наверное, зверь бродит недалеко.
Мы прислушались. В кустах треснула сухая ветка, потом послышался далекий шелест кустарника.
— Это хозяин тайги приходил нас попроведать. Надо же ему узнать, кто появился в его владениях, — проговорил Николай Сергеевич, успокаивая Пирата.
Костер прогорел, вместо него остались только тлеющие головешки. Пришлось пойти в лес, набрать немного сучьев и снова разжечь огонь. Уснуть уже не удалось. Вскипятили чай и стали, ожидать рассвета, чтобы пойти на обетованные озера. У всех была надежда, что это те самые озера, о которых говорил Горохов.
Утром, перед тем как отправиться на озера, я все же решил осмотреть прибрежные кусты: меня беспокоило, кто мог подходить ночью к нашему стану. Отойдя совсем немного, заметил на влажной земле отнюдь не след медвежьей лапы, а отпечаток обуви большого размера. Так вот на кого лаял Пират! Кто же этот человек, так близко подходивший к, нашему стану?
Я возвратился к своим товарищам, ни слова не сказав о подозрительных следах. Но сам решил быть бдительнее.
В протоках и буреломе
Едва развиднелось, Козак со своим напарником двинулись к озерам. Около лодок остался Николай Сергеевич с Пиратом, а мы с Сергеем отправились вслед за охотниками. Впереди, раздвигая бурелом и кусты, пробивался Козак, а за ним шли мы, зорко посматривая по сторонам, и прислушиваясь к лесным звукам. Вскоре кусты поредели и мы оказались на берегу большого озера, берега которого заросли камышом. На самой середине сидели две стаи гусей, а вокруг них плавали утки. При нашем появлении они даже не улетели. Сергей хотел было выстрелить, но я остановил его, сказав:
— Не стреляй, только вспугнешь дичь!
— А может, они полетят над нами?
Но на это смешно было надеяться.
Козак со своим напарником пошли вокруг озера, а мы с Сергеем двинулись вдоль протоки, чтобы выяснить, проходима ли она для. лодки. Едва только отошли от озера, направляясь к воде, как попали в непроходимые заросли камыша и горелого кустарника, состоящего из ивы и ольхи.
— Надо взять немного левее, — предложил Сергей. Но и тут нас постигла неудача. Кругом был бурелом из поврежденного огнем леса, а среди него буйно росли зеленеющие кустарники и высокие травы. В одном месте между густых зарослей пырея мы обнаружили несколько медвежьих лежек. На мокрой земле виднелся отпечаток лапы крупного медведя, похожий на человеческую ступню.
— Видно, здесь часто отдыхает хозяин тайги, — промолвил Сергей.
Я приложил палец к губам: дескать, говори тише. И точно в ответ на это предостережение из зарослей кустов послышались треск веток и глухое рычание. Мы не стали испытывать судьбу и постарались быстро отойти от опасного места. После этого часа полтора продирались сквозь кусты и бурелом. Наконец, потные и усталые до предела, мы оказались на берегу реки.
К большому удовольствию увидели, что Николай Сергеевич без нас не сидел сложа руки. Теперь он чистил рыбу, а возле, него стояло ведро, доверху наполненное крупными хариусами.
— Вот так удача! — разом воскликнули мы.
— Уметь надо! — довольно ответил он. — Когда вы утром ушли на озера, я подошел к реке, чтобы немного сполоснуть лицо. И вдруг вижу: возле берега, в небольшом омутке, рядами стоят крупные рыбины. У меня аж сердце заколотилось. Ну, думаю, сейчас я вас выловлю. Смастерил удочку, насадил на крючок крошку хлеба и вознамерился порыбачить. Но получилась осечка. Когда забросил леску и подвел наживку к голове одной из рыбин, она не только не стала ее брать, а даже отплыла в сторону. Ах, думаю, какая незадача! Где же взять другую наживку? Хорошо бы добыть червей. Но где? В это время заметил недалеко от берега в ямке утиные кишки, которые выбросили охотники вечером, когда чередили уток для похлебки. Взял это я небольшой кусочек кишки и насадил на крючок. Получился точь-в-точь земляной червь. Стоило опустить снасть в воду, как из-под берега выскочил крупный хариус и схватил наживку. А дальше уж пошло! Один за одним красавцы оказывались у меня в ведерке. Вот так и наловил рыбы. Готовьтесь, уха будет знатная! — и он пытливо посматривал на нас, ожидая похвалы.
— Молодец! Ловко ты их подцепил, — восхитился Сергей.
Мы быстро сварили уху. Это было объеденье! По всем правилам надо бы отдохнуть, но не тут-то было.
— А ну, вставайте! — растормошил нас Сергей. — Нечего в такое время лежать в палатке! Пока не стемнело, надо проплыть по протоке, убедиться, есть ли путь дальше.
Вскоре наша лодка уже плыла по узкой, как канал, протоке. С обеих, сторон возвышались крутые берега, обильно покрытые кустами ивы, ольхи и буйной травяной растительностью. В разрезе был виден почти метровый пласт перегнившего торфа, похожего на чернозем. «Ждет, ждет эта плодородная почва земледельцев, — думал я, — и когда-нибудь сторицей вознаградит их за труд».
Над нашими головами как мостики лежали упавшие стволы даурской лиственницы и тополей.
На лодке нам удалось проплыть не более километра. Далее путь преградил остаток древнего ствола толстой лиственницы, лежащий поперек протоки и выступающий над водой на полметра.
— Кажется, приехали, — уныло сказал Сергей, посматривая на затонувшую лиственницу.
Никакими усилиями мы не смогли перетащить наше суденышко через проклятое препятствие. К тому же глубина в этом месте была солидная. Не оставалось ничего иного, как возвращаться. Но повернуть назад оказалось не так-то просто. Мы не смогли развернуть лодку в этом своеобразном каньоне. Пришлось выплывать кормой вперед. Когда пришли на стан, увидели, что Иван Иванович со своим напарником тоже вернулись с неудачей, не сделав ни одного выстрела. Оба были сильно этим раздосадованы.
— Надо плыть на тундру. Там наверняка можно пострелять гусей на перелете, — решительно сказал Козак.
— А как же с поисками упавшего самолета? — спрашиваю Ивана Ивановича. Тот, не моргнув глазом, ответил:
— Это мы предоставляем сделать вам.
Ночью была сильная гроза, напугавшая нас пушечными раскатами грома и яркими вспышками молний. Вначале я подумал, что это сон, потому как грома в осеннее время в северной тайге почти не бывает. Однако прошла минута, другая, и яркий сноп света ворвался в палатку через неплотно прикрытый вход. Вспышки молний, громовые удары, то близкие, то далекие, резкие и раскатистые, повторялись все чаще.
Пират в начале грозы покинул свой пост у входа, залез в палатку и теперь жался ко мне. Вдруг налетел такой сильный порыв ветра и так яростно стал трепать палатку, что она едва устояла. Ее качало, рвало, да так, что она готова была разлететься на куски. Мы все в страшной тревоге вскочили на ноги и старались удержать палатку изнутри. Но ветер внезапно стих, гроза пронеслась. Вскоре разъяснило. Все вокруг ожило и зазеленело. В лесу слышались голоса птиц. В реке плескалась рыба.
Козак со своим спутником утром чуть свет сели в лодку и поплыли вниз. А нам надо было двигаться вперед.
В горелом лесу
Утром мы увидели, как большие косяки перелетных гусей движутся к югу. Они не садились ни на озера, ни на реку. Мои спутники очень расстраивались, глядя на такое обилие недосягаемой дичи. Я же был спокоен. Для меня была важна не охота, а поиски самолета. Хотелось продвинуться по реке еще километров на пятьдесят и поискать там ориентиры, указанные Гороховым. На счастье, подул попутный восточный ветер. Загрузив лодку и поставив парус, мы направились вверх по реке. Картина, открывшаяся нашим взорам, была однообразная, больше того — весьма печальная. По обоим берегам виднелись большие площади выгоревшего леса. Это зрелище повергло нас в уныние. Высокие лиственницы с обугленными стволами поднимали вверх черные сучья, точно руки, просящие пощады. Только в некоторых местах мы видели редкие островки зеленой растительности, чудом уцелевшие от истребительного пожара.
— Сколько же здесь погибло леса! Боже мой, — печально произнес Николай Сергеевич, глядя на это унылое зрелище.
— Отчего же возник пожар? — поддержал разговор Сергей. — Была ли здесь виновата стихия, скажем удар молнии? Или это дело человеческих рук?
— Что гадать, — ответил я, — истину теперь не установишь. Пожар уничтожил богатую растительность этой цветущей долины. Когда-то теперь природа все восстановит...
Проплыв от нашей последней стоянки не более десяти километров, мы вынуждены были пристать к берегу.
Сергей, сидевший на корме и внимательно смотревший вперед, неожиданно крикнул:
— Впереди вижу остров!
И мы тоже увидели его. Он резко выделялся густой зарослью кустов на фоне черноты горелого леса.
— Надо пристать к берегу! Возможно, на левом берегу найдем озера, о которых говорил Горохов, — торопил я друзей.
Когда мы причалили лодку и вышли на сушу, нас встретил все тот же горелый лес, среди которого не видно было ни одного зеленого островка. В это время Сергей, по своей охотничьей привычке наблюдавший за пролетающими утками, заметил:
— Смотрите, все утиные стаи, летящие вдоль реки, сворачивают вправо и скрываются за лесом.
— Не иначе, как там находится озеро! — высказал предположение Николай Сергеевич.
— Обязательно надо пройти в том направлении. Возможно, там не одно озеро, а два, о которых говорил Горохов, — твердил я. — Тогда нам нужно в этих местах начать поиски самолета.
Оставив Николая Сергеевича с Пиратом около лодки, мы с Сергеем направились сквозь чащу горельника в глубь леса. Среди отдельно стоящих мертвых стволов на земле покоилось очень много валежника, заросшего молодыми побегами лиственниц вперемежку с густой травой. Пробираясь с усилием сквозь густой бурелом, мы, наконец, с облегчением вздохнули, увидев впереди просвет. Вскоре перед нами открылось небольшое озеро. Мы подошли к прибрежным кустам, замаскировались и, стали любоваться невиданном зрелищем: вся поверхность озера была буквально закрыта тысячами уток. Ближние из них, видимо, заметили нас и подняли тревогу. Сергей отполз назад и попытался обойти водоем с другой стороны. Но утки стали подниматься в воздух. Охотничье сердце Сергея не выдержало, и он выстрелил. Тут же все стаи, как по команде, взлетели с воды и штопором стали ввинчиваться в небо. Приуныв от неудачи, Сергей вернулся, с горечью сказал:
— Эх, какую возможность упустили!
— Сам виноват! Зачем выстрелил и спугнул птиц? Попробуй залезть на дерево и посмотри на окрестности. Может, вблизи есть еще одно озеро?
Раздосадованный спутник неохотно полез на одно из уцелевших деревьев, у которого сучья начинались чуть ли не от самой земли. Однако никакого озера он не увидел, во все стороны простирался лишь мрачный горелый лес. Опечаленные безрезультатной разведкой, мы стали пробираться обратно к берегу.
— Что теперь делать? — усталым, разочарованным голосом спросил Сергей, давая понять всем своим кислым видом, что пора, мол, бросить поиски и возвращаться домой.
— Надо плыть вперед! — твердо ответил я, не показав, что заметил его унылое настроение.
Напрасные поиски
И мы опять двинулись дальше. Картина вдруг изменилась. По берегам вместо горелого леса возвышались высокие лиственницы со слегка желтеющей хвоей. Видимо, бушевавший некогда пожар был остановлен небольшой речкой, впадающей слева в Каву, поэтому растительность тут оказалась нетронутой.
Километров через пять нам встретился на пути новый остров, который опять вселил надежду, что он является ориентиром Горохова. Здесь мы высадились на левый берег и опять стали искать два озера, расположенные рядом. Но ничего не обнаружили.
Время было уже позднее. На берегу поставили палатку и устроились на ночлег. Николай Сергеевич, взяв в руки котелки, пошел за водой. Когда он возвратился, мы увидели в его руках зеленые стрелки какого-то растения, похожего на лук.
— Дикий лук растет у самой воды на илистой почве, среди небольших кустиков ивы, — радостно сообщил он.
Вечером, сидя, у ярко горевшего костра, разомлевшие от вкусного супа, заправленного свежим луком, мы слушали рассказ Николая Сергеевича:
— Я и раньше слышал, что дикий лук растет здесь в изобилии. Некоторые жители поселков Талон, и Балаганное приплывают летом сюда для его заготовки. Вот теперь и мы убедились, как его много и как он полезен. Правда, местные жители пробираются в эти места не только за луком. Мы видели, сколько в долине Кавы гнездится диких гусей. Летом они линяют, у них происходит смена маховых перьев. И вот некоторые люди из хищнических целей, пользуясь беспомощным состоянием птиц, истребляют их. Гусей десятками загоняют в расставленные сети.
— Так это же настоящие браконьеры! — с возмущением говорит Сергей. — За это судить надо!
— Конечно, это браконьерство. Но бороться с этим злом здесь трудно. Власти сюда пока не заглядывают.
— А я уверен, что долину Кавы со временем сделают заповедным местом, — проговорил я, еще не зная тогда, что через двадцать пять лет долина Кавы действительно будет объявлена заказником.
Ночью мы спали тревожно.
— Сколько же медвежьих следов я видел на берегу! — сказал нам Николай Сергеевич, когда мы уже укладывались на ночлег. — Надо Пирата на ночь привязать снаружи палатки. Пусть сторожит.
— Правильно, — поддержал Сергей. — Нечего ему даром хлеб есть!
Ночью мы проснулись от истошного лая. Голос Пирата срывался на яростный хрип, и в то же время пес пытался залезть в палатку. Взяв ружье, я быстро вылез наружу. Пират уже не столько лаял, сколько жалобно скулил.
— Не иначе как нас навещал косолапый, — сказал я своим товарищам, выскочившим из палатки.
Прислушались. Кругом было тихо. Только где-то на озере ухала выпь.
Утром, пока мои спутники снимали палатку, готовили завтрак, я решил пройти по лесу. Чем дальше шел, тем гуще становились заросли. Кустарники из ольхи и молодой ивы сменились толстыми лиственницами и тополями, а среди них виднелись высокие кусты рябины с обилием алых ягод. Здесь же сидели дрозды-рябинники и лакомились этими дарами природы. Я залюбовался ими. Но тут среди зарослей густого подлеска увидел множество следов крупного медведя. Видимо, топтыгин ходил здесь на водопой и рыбную ловлю. Хотя и страшновато было встречаться со зверем, но я решил все же пройти еще дальше в глубину леса. Через несколько шагов остановился и прислушался. Кругом было тихо, только слышалась песня дроздов, пирующих на рябине. Неожиданно прямо перед собою я увидел крупного зверя. Медведь стоял около толстой лиственницы, будто специально поджидая меня. Хотя в руках я держал ружье, но в обоих стволах были дробовые патроны. Вступать в единоборство с хозяином тайги было неразумно, и я потихоньку стал пятиться назад, не спуская глаз с медведя. Зверь, видимо, не был голоден и не думал нападать на человека. Он продолжал стоять за лиственницей и внимательно наблюдал за моим отступлением.
Снова погрузились в лодку и поплыли вверх, в надежде найти, наконец, ориентир Горохова. Опять возле очередного острова выходили на берег искать два смежных озера. И опять ничего не нашли.
— Искать самолет в такой тайге, да еще не зная точных ориентиров, — все равно, что искать иголку в стогу сена, — уже раздраженно ворчал Сергей.
— Что предлагаешь?
— Прекратить поиски и возвращаться обратно! — твердо сказал он.
— А как Николай Сергеевич?
— По-моему, надо возвращаться. Толку от наших скитаний — никакого, — ответил тот.
Но я снова уговорил своих спутников продолжать поиски. И мы опять поплыли вверх по Каве. Вскоре показался еще один остров. И у нас опять появилась слабая надежда, что мы идем в нужном направлении и наш поиск увенчается успехом. Причалив лодку к правому берегу, мы с Сергеем снова пошли на поиски. Поднявшись на крутой берег, увидели невдалеке болото, заросшее обильной растительностью. Посредине блестело открытое зеркало воды.
— Надо перейти болото, может, за ним и лежит разбитый самолет, — предложил я.
— Можно попробовать, — согласился Сергей.
Мы выломали две длинные сухие палки и стали ими прощупывать дно. Но сколько мы ни искали подходящего перехода — его не было. Всюду под слоем прибрежной растительности чувствовалось вязкое илистое дно. И тут я вспомнил, что многие болота на Крайнем Севере к осени протаивают на большую глубину и делаются непроходимыми.
В одном месте мы обнаружили под растительным слоем сравнительно небольшую глубину и более или менее твердое дно. Но едва Сергей ступил на зыбкую почву прибрежной сплавины, как погрузился в болотную жижу, которая стала его засасывать.
— Помогите! — успел крикнуть он, погружаясь все глубже.
Я успел подать ему конец палки. С большим трудом удалось вытащить Сергея на берег. Это грустное происшествие повергло всех в тягостные раздумья.
— Может быть, нам нужно пройти по берегу и поискать тропку, о которой говорил Горохов? — неуверенно предложил Сергей, немного отдышавшись от болотной ванны. Я, конечно, согласился.
Пройдя вдоль берега болота с километр в ту и другую сторону, мы убедились, что никакой тропинки через эту непроходимую преграду нет. По всему было видно, что это одна из тех стариц, которыми так богата долина реки Кавы.
— Послушайте, — внезапно сказал Сергей, — может быть, это совсем не то болото, о котором нам сообщил якут. Не исключено, что все эти приметы ему просто почудились с перепугу. Кроме того, вы, вероятно, заметили, что Горохов под конец нашей беседы крайне неохотно с нами разговаривал.
— Это, видимо, объяснялось его болезненным состоянием, — единственное, что я мог возразить товарищу.
— Не спорю! Однако нам от этого нисколько не легче, — твердил Сергей. — А я еще раз говорю, что без опытного проводника в такой глухомани нам не найти разбитого самолета.
— Это, пожалуй, верно, — вздохнул я. Скрепя сердце мне пришлось согласиться с мнением спутников — прекратить поиски. Оба они откровенно радовались тому, что мое упрямство было, наконец, сломлено.
На чудесных озерах
Нечего и говорить, что наше суденышко плыло вниз довольно ходко. Хотя течение и было медленным, но лодка неслась безостановочно.
— Летят гуси! — вдруг крикнул Сергей, поворачивая лодку под защиту прибрежных кустов.
Когда стая поравнялась, наш охотник выстрелил и снял одного гуся. Птицу-то он подстрелил, но и сам искупался. Сидя на корме, Сергей повернулся вправо и не успел плотно приложить приклад ружья к плечу. Получилась сильная отдача, и стрелок оказался за бортом. К счастью, место было неглубокое и он отделался холодной ванной.
— Давай руку, — крикнул Николай Сергеевич. Общими усилиями мы втащили горе-охотника в лодку.
— Ух, как холодно! — дрожал он всем телом.
— Потерпи! Охота пуще неволи, — шутил я. — Вот высадимся на берег, распалим такой костер, что небу жарко станет. Сварим похлебку из твоего гуся на славу!
И костру, и вкусной похлебке мы радовались не меньше пострадавшего. Однако предаваться блаженству и неге было некогда — снова в путь.
В одном месте наше внимание было привлечено большими стаями уток, направлявшихся к югу. Заметив лодку, они сворачивали влево и скрывались за прибрежными кустами. Оставив Николая Сергеевича около лодки, мы с Сергеем решили пройти в сторону, где скрылись птицы.
Сразу же от берега попали в заросли травы и мелких кустов. Стебли пырея и камыша скрывали нас с головой. Вдруг я уловил гоготание гусей. Стали пробираться на эти звуки. Наконец, трава немного поредела и мы вышли на небольшой холмик, видимо, наросший между двумя затянутыми травой старицами. И тут нашим взорам представилось серпообразное озеро длиною около трехсот метров. На дальнем конце его увидели настоящее птичье царство. У самого берега, под защитой высоких камышей, мирно дремали гуси, спрятав головы под крылья. Только вожак был настороже. Он стоял на высокой кочке и зорко посматривал вокруг. Здесь же спокойно отдыхали утки. И каких только пород здесь не было! Наряду с шилохвостями плавали свиязи. Между ними виднелись чирки-свистунки. Стая жирных чернетей находилась возле желтоголовых крохалей. Я смотрел на это обилие уток и табун гусей как зачарованный. Много лет мне пришлось работать в Северной Якутии, часто бывал в долинах Колымы и ее притоков, исколесил Чукотку, но такого обилия пернатой дичи, признаться, еще нигде не видывал. Вдоволь налюбовавшись невиданным птичьим царством, Сергей, охваченный охотничьей страстью, тихо проговорил:
— Хватит смотреть, надо действовать! Я пойду слева от озера, а ты как хочешь.
И он двинулся в обход, а я остался на месте.
Памятуя о прежних неудачах, Сергей стал пробираться со всеми предосторожностями. И все же не смог скрытно подойти к берегу. Сторожевой гусь первым заметил покачивание высоких стеблей пырея и поднял тревогу. Вся стая как по команде поднялась в воздух и скрылась из виду. Тут же затревожились утки.
Стараясь ничем себя не выдать, я замаскировался в густых зарослях пырея, полярной березки и стал внимательно наблюдать за озером. Видимо, не в силах дальше сдерживать свой пыл, Сергей опять, как и в прошлый раз, выстрелил по живой мишени, хотя расстояние до цели было значительным. В птичьем царстве возник переполох. Утиные стаи тотчас же стали подниматься, направляясь в мою сторону. И теперь настала моя очередь волноваться. Замечаю, что прямо на меня летит табунок крупных шилохвостей. Беру одну из них на мушку, тщательно прицеливаюсь и жму на спуск. Утка падает к моим ногам. Из второго ствола бью в угон, и вторая, птица камнем срывается в густые заросли травы. Едва успеваю перезарядить ружье и замечаю, как несколько в стороне тянет одиночный селезень. Снова выстрел — самец на земле. А утки тем временем продолжают лететь. Некоторые из них идут обочь меня, но на верном выстреле, а другие пролетают над головой. В этом случае такую птицу, как говорят охотники, надо брать на «штык». Конечно же, тут я мог отвести душу и утолить охотничью страсть. Но внезапно меня пронзила тревожная мысль: «Зачем? Хватит нам и трех уток!» Я вовремя одумался и перестал стрелять.
— Почему прекратил стрельбу? — возбужденно спросил Сергей, подходя.
Бесполезно было объяснять ему истинную причину.
— Застряла гильза в патроннике! — ответил я.
— Как жаль! — сокрушался он. — Можно было настрелять столько уток, что их хватило бы на всех нас с избытком.
Конечно, со спортивной точки зрения можно было отличиться. Такая стрельба по быстролетящим уткам была похожа на упражнения в тире — по тарелочкам. Но я не мог истреблять беззащитных птиц. Против этого восстала вся моя натура, и здравый смысл преодолел охотничью страсть.
Подобрав подбитых уток, мы направились к лодке, где нас поджидал Николай Сергеевич.
Возвращение
И снова мы плыли среди берегов, покрытых горелым лесом. Лишь около воды виднелись ива и ольха уже с изрядно пожелтевшей листвой.
— Думаю, что сегодня будем ночевать в зимовье, — промолвил Сергей, посматривая на унылые берега.
— Если ты имеешь в виду зимовье на восемьдесят пятом километре, то до него, пожалуй, нам засветло не добраться, — заметили.
— Нет, я говорю о другом, которое я видел, когда мы плыли еще вверх. Оно стоит-примерно на девяностом километре, — ответил Сергей.
Мы стали внимательно смотреть на левый берег, но перед нами проплывали лишь грустные картины горелого леса.
— Может, у тебя была галлюцинация, — сказал я Сергею.
— Могу побиться об заклад, что видел где-то в этом месте таежный барак, — уверял Коленов.
Наконец, когда мы уже потеряли всякую надежду увидеть долгожданную избушку, слева от нас на берегу показалось что-то темное и массивное.
— Смотрите, вон зимовье! — радостно вскричал Сергей, Мы высадились на берег. Пройдя метров сорок, увидели полуразрушенный небольшой таежный барак, сложенный из неошкуренных лиственничных бревен. Однако осмотр этого незавидного сооружения привел нас в уныние. Потолок и две его стены рухнули. Только стена, обращенная к реке, стояла еще невредимой, приманивая уставших путников, стремящихся найти пристанище.
— Нет, как хотите, а в такой развалюхе нельзя ночевать, запросто может рухнуть, — сказал Николай Сергеевич.
— Что будем делать? — машинально спросил я.
— Поставим палатку и переспим в ней, — ответил Николай.
Начали готовиться ко сну. Сначала выжгли сухую траву возле одного дерева, а потом стали разводить костер. Дров было в изобилии. Для этой цели мы использовали развалившиеся стены таежной избушки. Вскоре большой костер пылал на поляне. Палатка, положенная на сухие ветки ивы и ольхи, послужила нам хорошей постелью.
Утром 24 сентября благополучно доплыли до стана сенокосчиков, расположенного на семьдесят втором километре. А затем на попутной автомашине, загруженной картофелем, к вечеру добрались до поселка Талон.
— Удачна ли была ваша поездка? — спросил при встрече Петр Бондаренко.
— Увы, — отвечаю, — наши поиски оказались безрезультатными. Мы не смогли найти ориентиры, указанные Гороховым.
— Это неудивительно, — говорит он, стараясь нас успокоить. — В тайге без опытного проводника вряд ли можно найти нужное место.
— Да, мы понадеялись на себя. Вроде не новички в тайге. Обидно, что не смогли найти самолет. Но и времени у нас было мало. Это тоже причина, мы очень спешили.
Тут подошел Сергей Филиппович и сообщил, что из Магадана плывет пассажирский катер, который скоро ожидается в Балаганном. Услышав это, Петр Бондаренко предложил:
— Может быть, вам не следует торопиться в Магадан, а нужно еще раз проплыть по Каве, взяв проводником Горохова. Автомашину до семьдесят второго километра выделю, а лодку также найдем.
— К сожалению, на такую поездку мы уже не имеем времени. Наш отпуск заканчивается через три дня. К тому же, мне сообщили, что Горохов находится в больнице.
— Да, это осложняет дело, — согласился собеседник. — Знаете что — приезжайте к нам будущим летом. К тому времени Горохов, надо полагать, будет здоров и, укажет, где он нашел самолет!
— Думаю, за год много воды утечет.
На этом наш разговор закончился. Распрощавшись с Бондаренко, мы уехали в Балаганное, а затем на морском катере вернулись в Магадан.
Позже я узнал что Иван Горохов не дожил до очередного лета. Он скончался зимой 1956 года. Так со смертью этого человека было похоронено наше стремление найти самолет в долине реки Кавы.
По дороге в Магадан я думал о будущем Тауйского района и долины реки Кавы, которая так поразила нас чудесной растительностью, обилием дичи и животного мира. Хотя наши поиски не увенчались успехом, это путешествие оставило в памяти неизгладимый след.
Чем же объясняется такой буйный и необычный расцвет растительности в бассейне этой реки, изобилие птиц и зверей? Вероятнее всего тем, что долина Кавы со стороны холодного Охотского моря закрыта горами, которые препятствуют проникновению в нее губительных северных ветров. Не исключено и животворное влияние подземного тепла термальных источников Мотыклея и Беренджи. Причем вода этих источников имеет температуру на выходе из земли свыше тридцати градусов и обладает целебными свойствами. Вот почему вольготно живется здесь зверью, птицам и рыбам. По этой же причине изобилует буйная растительность.
Сегодня Тауйский совхоз является одним из передовых в Магаданской области. У него огромные плодородные площади в долине реки Тауй. Экономическому процветанию хозяйства во многом способствовала прокладка автодороги Магадан — Балаганное — Талон. Теперь обеспечена круглогодичная связь перспективного сельскохозяйственного района с Магаданом. Что же касается долины Кавы, там по-прежнему ведутся лишь заготовки сена, и это правильно, поскольку сохраняется в нетронутом виде чудесная флора уникального уголка Магаданской области. Решением правительства организован заказник «Магаданский», в состав которого вошла и долина реки Кавы. В этом — надежный залог сохранения ландшафта, животного мира и прочих богатств чудесной долины.
Где «квадрат Леваневского»?
Несмотря на неудачу в поисках самолета на реке Каве, мой интерес к истории исчезновения экипажа Леваневского со временем нисколько не уменьшился. Я стремился все эти годы прочесть все, что относилось к нему лично и к событиям того времени.
Сигизмунд Леваневский родился в Питере в семье кузнеца. В гражданскую войну добровольцем пошел на Восточный фронт сражаться против Колчака. Сначала был рядовым, потом командовал ротой. Сыпной тиф свалил с ног боевого командира. После излечения он снова вернулся в свою часть, которую вскоре перебросили в Дагестан для борьбы с бандами имама Гоцинского. В одном из боев Леваневский был тяжело ранен. Врачи настойчиво рекомендуют ему сменить место службы и профессию. Но Леваневский упорно и настойчиво преодолевает свой недуг и остается в рядах Красной Армии. После окончания гражданской войны он заканчивает военную школу морских летчиков, а затем работает начальником училища Осоавиахима в Полтаве.
Но кипучая натура Леваневского все время рвется в небо, его привлекают дальние перелеты. В 1933 году его мечта осуществилась. Ему предложили перебазировать тяжелый морской самолет Н-8 (двухмоторную летающую, лодку «Дорнье-Валь») из Севастополя на Чукотку. Пролетая над Сибирью, он впервые увидел непроходимую тайгу и высокие горы. А перед Красноярском неожиданно забарахлил один мотор. Сесть было негде, Леваневский с трудом дотянул до Енисея и приводнился на великой реке. Здесь красноярские мастера самолет исправили, и Сигизмунд Александрович продолжил свой путь.
А 19 июня 1933 года его торжественно встречали в Хабаровском гидропорту. Там же Леваневский получил новое правительственное задание: лететь на Чукотку для ледовой разведки по трассе движения знаменитого парохода «Челюскин», который должен был за одну навигацию пройти во льдах от Мурманска до Владивостока. Но судьба этим пароходом, как известно, распорядилась иначе. Из Москвы пришла «молния» с другим заданием: срочно лететь в Анадырь на розыски американского пилота Джеймса Маттерна, который совершал кругосветное путешествие на самолете с громким названием «Век прогресса», но потерпел аварию в анадырской тундре. И Леваневский отправился выполнять это задание.
Его самолету пришлось лететь над бурным Охотским морем, где туман прижимал машину к воде, а бешеный ветер срывал верхушки волн, ухудшая и без того плохую видимость. С огромным трудом Леваневский долетел до Анадыря. Здесь он нашел самолет Маттерна, который валялся разбитый в тундре. Сигизмунд Александрович взял американца на борт и, применив все свое мастерство и сноровку, на последних каплях бензина доставил потерпевшего на Аляску, в Ном.
Потом были незабываемые дни челюскинской эпопеи. Леваневский вместе с другими героями-летчиками, рискуя жизнью в суровых погодных условиях Арктики, был одним из ее участников.
Сообщение о гибели парохода «Челюскин» Леваневский услышал по радио, находясь на отдыхе в Полтаве. Он тут же телеграфировал в Москву, что готов лететь на помощь. На другой день получил правительственную «молнию»: «Немедленно выезжайте в Москву» и вскоре уже был в столице.
В это время Советское правительство закупило в Америке два самолета, приспособленных для полетов в северных условиях. Сигизмунда Леваневского, Маврикия Слепнева и полярного исследователя Георгия Ушакова отправили получать эти машины.
В городе Фэрбенксе летчикам передали девятиместные самолеты «Консолидейтед-Флейстер». Пилоты поднялись в воздух и направились к родной земле. Однако в Номе. Слепнев получил распоряжение от правительственной комиссии задержаться до выяснения обстановки в Ванкареме. Леваневский с Ушаковым одни продолжали путь. Вблизи берегов Чукотки их постигла неудача. Сначала была низкая облачность и пилот вынужден был пробивать ее. На высоте примерно двух тысяч метров началось обледенение. Умело планируя, Леваневский сумел немного снизиться и с высоты увидел прибрежные сопки. Он направил машину подальше от предательских преград. Но тут самолет сорвался в штопор и стремительно понесся вниз. Пилоту с большим трудом удалось вывести машину из штопора, уже над самой поверхностью льда. Последовал удар о торосы. Снесло обе лыжи. Но самолет все же сел на фюзеляж.
Леваневский получил травму головы и руки, потерял сознание. На счастье, вблизи берега оказалась чукотская яранга. С помощью Ушакова и механика Армстидта пострадавшего перенесли в нее и оказали ему первую помощь. Утром ему полегчало. Добравшись до Ванкарема на собаках, Леваневский радировал в Москву: «Чувствую себя работоспособным и готов снова к работе». Но самолета у него не было, и он лишен был возможности осуществить свое желание. В это время в Ванкарем на помощь челюскинцам прибыли другие летчики, и за четыре дня все потерпевшие крушение были освобождены из ледового плена. Так из-за аварии, едва не стоившей ему жизни, Леваневский не смог больше летать на льдину...
...Но вернемся к событиям 1937 года, когда бесследно исчез самолет Н-209. Исследователи и теперь никак не могут прийти к единому мнению о месте и времени гибели Леваневского.
Так, из опубликованных материалов о поисках пропавшего самолета видно, что, якобы, последняя радиограмма от Леваневского была принята 13 августа в 14 часов 32 минуты. На самом деле в тот день Якутская радиостанция в 15 часов 58 минут приняла такое сообщение: «Все в порядке, слышимость Р-1» (что значит плохая). А в 17 часов 53 минуты радиостанция мыса Шмидта приняла радиограмму: «Как вы меня слышите? Р. Л. Ждите». (Р. Л. — позывные Леваневского «Релел»),
Затем в Правительственную комиссию поступило сообщение одного радиолюбителя из Ярославской области. В нем указывалось, что 16 августа в 21 час 45 минут ему удалось на приемнике СВД-1, на волне 55 метров, принять сообщение «Р. Л. С самолета Леваневского». По утверждению радиолюбителя, эти слова повторились два раза, потом слышимость исчезла, а через 10 секунд передача повторилась, но была неразборчивой.
Далее указывается, что волну самолета радиолюбители принимали еще 22 августа. К сожалению, в этих сигналах можно было разобрать только отдельные знаки. Выходит, после прекращения основной связи экипаж самолета некоторое время был жив, и батареи могли давать энергию. Это наводит на мысль, что самолет Леваневского не погиб в море, а мог приземлиться в каком-то неизвестном месте.
Позднее сообщалось, например, что самолет Н-209 упал в Якутии. Об этом рассказал командир вертолета Евгений Васильевич Попов. По его словам, на берегу озера Сеген-Кюэль он нашел деревянную плиту, на которой была выжжена надпись: «Здесь 13 августа 1937 года в результате катастрофы самолета Н-209 погиб экипаж...» Отчетливо была выведена фамилия Леваневского, остальные трудно было разобрать, но одна, оканчивалась на «...ский» — возможно, Галковский. Впоследствии такую плиту обнаружить не удалось. Высказываются предположения, что ее взял экипаж одной из машин Жиганского авиаотряда, полет которого окончился катастрофой.
Работая геологом в Северной Якутии, я в апреле 1940 года проезжал по льду озера Сеген-Кюэль. На западном берегу недалеко от ледового поля увидел деревянный столб с укрепленным на нем пропеллером. Заинтересовавшись этим, спросил у проводника Семена Слепцова:
— Кому поставлен памятник?
Тот ответил:
— Самолету, который летел из Верхоянска в Якутск. Недалеко в горах он разбился.
Мы слезли с лошадей и молча постояли у этого памятника.
До сих пор остается загадкой, где и как погиб. Сигизмунд Леваневский. Однако не исчезла надежда, что с помощью современной техники все же будет отыскан роковой «квадрат Леваневского».
Поиски продолжаются
Спустя много лет после исчезновения Н-209 этой проблемой заинтересовались видные советские ученые — академик Е. К. Федоров и директор Арктического института А. И. Трешников. Они добились разрешения на экспедицию в Северную Якутию, целью которой была проверка версии о гибели самолета Леваневского в окрестностях озера Сеген-Кюэль. Экспедиция применила для поисков специальные приборы подводных исследований. С их помощью было обнаружено, что на дне озера существует продолговатый холм высотой в полтора метра и диаметром около пятидесяти метров. Ученые предполагают, что это странное возвышение и есть место, где лежит большой самолет, покрытый слоями илистых отложений. Веских доказательств, однако, нет. Нужны специальные исследования, в частности магнитная съемка в инфракрасном свете, производимая с борта самолета или вертолета. И тогда вопрос может проясниться.
Но вернемся к сообщению Николая Балдина, с которого и начался мой рассказ.
Сообщение Балдина вновь пробудило интерес к загадке исчезновения самолета Леваневского. Возникает вопрос: действительно ли это машина, на которой летел в Америку Сигизмунд Александрович? Может быть, в долине Кавы лежит какой-то другой самолет, потерпевший аварию? Это вполне могли бы установить летчики Охотского подразделения ГВФ.
Так и случилось. Летом 1982 года к месту аварии, обнаруженному Балдиным, вылетела на вертолете группа охотских пилотов, с ними был и специалист из Уфимского авиационного института. Они увидели, что на сопке действительно лежат все четыре мотора с разбитыми о камни склона деревянными винтами. Именно эти моторы и видел, наверное, якут Горохов, приняв их за «головы злого духа».
В газетах сообщались такие подробности. Бортмеханик Саша Нахимов, подойдя к одному из этих моторов, отвернул сливной краник, и из него тотчас потекло масло, словно его залили только вчера! Все моторы были как новенькие, а остальные части машины либо сгорели, либо оказались разметанными по склонам сопки. На одном из моторов исследователи обнаружили табличку с указанием года изготовления: «1938». И эта бесспорная дата сразу исключила гипотезу о самолете С. А. Леваневского. Исключало ее и искореженное крыло, валявшееся там же на сопке. Оно было изготовлено из гофрированного листового железа. Причем верх крыла был зеленого цвета, а низ — голубой. Для авиаспециалиста стало ясно, что обнаружен не самолет Н-209, а ТБ-3. Как известно, на таких машинах летали пилоты Дальстроя еще в предвоенные годы. Катастрофа в долине Кавы произошла, вероятно, где-то в сороковом году.
Окончательный свет на эту находку пролил бывший пилот С. Сичкаревский, который работал на Дальнем Востоке с тридцать пятого года. Перед самой войной он летал в подразделениях Охотско-Аянского рыбного треста и весной 1940 года узнал, что тяжелый самолет, принадлежавший Дальстрою, потерпел катастрофу на Охотском побережье, вблизи полуострова Лисянского. Экипаж чудом остался жив. Летчиков разыскали в тайге и помогли им выйти в район Мотыклейского термального источника. Отсюда их на маленьком самолете вывезли в Магадан.
Так была раскрыта загадка «железного зверя», до смерти напугавшего охотника-якута Горохова.
Но, как считают советские ученые, розыски места катастрофы машины Леваневского необходимо продолжать. Славная жизнь и подвиги замечательного человека нашей эпохи достойны новых усилий. Тем более, что остается непроверенной версия о холме на дне Сеген-Кюэль. Надо искать «квадрат Леваневского» с помощью новейшей техники.
Известный ученый, доктор физико-математических наук Н. Кузнецов (Дальневосточный вычислительный центр Сибирского отделения Академии наук СССР) полагает, что затянувшийся спор, о «квадрате Леваневского» может разрешить лишь современная ЭВМ. Она очертит район предполагаемого падения или приземления Н-209. При условии, разумеется, если в программу ЭВМ будут введены все известные данные, в том числе сведения, о движении льдов, направлении ветров в Арктическом бассейне за период с 1937 по 1983 год. Н. Кузнецов уверен, что ЭВМ способна с высокой степенью точности рассчитать, где вернее всего искать следы пропавшего самолета Н-209.
Газета «Советская культура» от 28 апреля 1983 года сообщила, что коллектив редакции газеты «Воздушный транспорт» организует поиски сохранившихся самолетов АНТ-4 и П-5, на которых советские летчики вывозили со льдины челюскинцев. Эти машины должны занять достойное место в музее авиации.
В том же году Центральное телевидение показало фильм «Летать выше, быстрее, дальше», рассказывающий о развитии советской авиации. В него были включены найденные в архивах документальные кадры, снятые за несколько минут до последнего старта легендарного самолета Н-209. Вот как о просмотре этого фильма вспоминает жена радиста Галковского — Г. Галковская-Айвазян:
— На экране самые дорогие нам люди. Они хлопочут возле своего самолета, укладывают последние грузы, проверяют моторы. И так хочется подсказать, чтобы проверили правый крайний, ведь через несколько часов именно он выйдет из строя и перечеркнет многие мечты и надежды... На экране уже закончены последние приготовления. Самолет выруливает на взлетную полосу... Большое спасибо телевидению, которое показывает страницы истории, учит людей любить героическое прошлое... Создатели фильма рассказали и о том, как до сих пор ведутся поиски самолета Н-209. И я верю, он будет найден.
Все же, как ни больно, на гибель С. А. Леваневского следует смотреть глазами Истории. Разве померк подвиг Амундсена от того, что знаменитый полярный исследователь без вести пропал в арктической пустыне?
Короткая, но яркая жизнь Героя Советского Союза С. А. Леваневского подобна метеору, пронесшемуся по земному небосклону и оставившему неизгладимый след в людской памяти. Ведь освоение Арктики — это фронт, а потери на фронте всегда неизбежны. И если тебе, молодой читатель, случится увидеть ныне действующий ледокол «Леваневский», либо пройтись по улице, носящей имя героя-летчика в Полтаве или Буйнакске, обнажи голову и скажи: «Советские герои бессмертны, ибо живут в народной памяти. Никогда не умрут их дела».
