Книга: Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11
Назад: По зарубежному Дальнему Востоку
Дальше: Туризм спортивный и любительский
Александр Иванченко
Экзотика лазурных берегов
1. Драконы острова Комодо
Уже в пути, твердо зная маршрут самолета, я все еще сомневался: действительно ли мы летим на Комодо?
Два дня назад мы с моим переводчиком Анди Варисаджи завтракали в одном из джакартинских кафе. На стене там висела картина, изображавшая доисторических динозавров. Я сказал Анди, что хотел бы сфотографировать нечто подобное — живых гигантских варанов, сохранившихся до наших дней лишь в Индонезии.
Эти громадные допотопные ящеры обитают на четырех островах Малого Зондского архипелага: Флорес, Ринджа, Падар и Комодо. Регулярного транспорта из Джакарты туда никакого нет. На Комодо всего полторы сотни населения, одна маленькая деревушка, а на Риндже и Падаре люди вообще не живут. Несколько селений есть только на Флоресе, но постоянной связи с ними тоже нет. Да и варанов на Флоресе, говорят, мало. Легче всего встретить их на Комодо (не случайно слово «комодо» на языке бахаса-индонесиа значит «варан»).
Вспомнив, глядя на картину в кафе, малозондских драконов, я тут же выбросил их из головы. Зачем тешить себя несбыточным? Когда на второй день Анди с сияющей улыбкой сообщил, что завтра мы сможем быть на Комодо, я искренне удивился.
— На Комодо? Мы собирались в Бандунг.
— Мне казалось, вас заинтересовали вараны.
— Да, но Комодо... Туда кто-нибудь летит, плывет?
Анди скромно опустил глаза.
— Я зафрахтовал «Дакоту».
— Зафрахтовали? «Дакоту»?
— Меньшего самолета у них не нашлось.
— Да, но...
Ошеломленный новостью, я хотел сказать, что при моих финансах это безумие — фрахтовать не только «Дакоту», которая стоит бог знает сколько, но даже парусную лодку... Дичь какая-то, не спросив человека, нанимать от его имени самолет! А как теперь отказываться? В каком я окажусь положении?
Пока, подавляя возмущение, я подбирал слова помягче, чтобы отругать ретивого помощника не слишком грубо, Анди опередил меня. Засмеялся:
— Расходы взяла на себя газета «Мердека». Я обещал им репортаж о варанах.
А я-то и забыл, что в переводчики мне дали журналиста.
Так началось это путешествие. Я смотрел на плывущую под крылом «Дакоты» искристую синеву моря и только теперь по-настоящему волновался.
Почти фантастика. Я увижу живых мезозойских ящеров. И не давно известных, а открыты всего лишь несколько десятилетий назад, когда считалось, что все живые существа на планете уже достаточно изучены и нет больше среди них такого, которое могло бы представить собой если не сенсацию, то хотя бы сколько-нибудь серьезную новость.
История открытия варанов Комодо связана с драматическим приключением голландского пилота Хендрика Артура ван Боссе, решившего в 1911 году перелететь с Явы на остров Сумбава. То были первые попытки штурмовать атмосферу тропиков. Знойное небо над не менее жаркими Южными морями таило для только нарождавшейся авиации много опасностей. Сильные воздушные течения, вызванные разностью температур, делали полет маломощных машин весьма рискованным. Самолет часто становился неуправляемым. Так случилось и на этот раз.
Воздушным потоком машину ван Боссе бросило в пике, выйти из которого пилот не смог. К счастью, самолет упал в воду вблизи острова, и летчик сумел выбраться на берег.
Обессиленный, ван Боссе долго лежал на песке, не имея понятия, куда его занесло. Карта в его планшете сохранилась, но что-нибудь определить по ней было так же трудно, как вычислить склонение небесного светила с помощью одного только секстанта. Малый Зондский архипелаг — великое множество крохотных островков, рассыпанных, как бисер, на огромном пространстве где-то у слияния Индийского и Тихого океанов. Все они нанесены на карту не были, и без четкого ориентира, которым пилоту служила линия курса, выяснить, где ты находишься, было невозможно. Ван Боссе помнил только, что от линии курса машину уносило к западу.
Вдруг перед ним откуда-то появилась омерзительная тварь в образе гигантского допотопного ящера. Он стоял совсем рядом, всего в двух-трех метрах. В первый момент пилот подумал, что это галлюцинация или бредовый сон, но вскоре он заметил, как из ближайшего леса вышли, направляясь к нему, еще две такие же химеры. Насмерть перепуганный, ван Боссе вскочил, выхватил маузер.
Рука дрожала, и в ящера он, видимо, не попал, но страшный дракон все же нехотя отступил. Наверное, когда ван Боссе поднялся во весь рост, их просто смутил непривычный вид двуногого. Как потом оказалось, остров был необитаем.
В полном одиночестве и постоянном страхе (гигантские ящеры бродили по всему острову) ван Боссе прожил на Комодо почти год. По сравнению с Робинзоном Крузо ему было куда труднее. Такая уж закономерность: в реальной жизни все часто гораздо сложнее, чем в самом, казалось бы, невероятном вымысле. Когда, покинув самолет, ван Боссе плыл к берегу, спички в кармане размокли, и поэтому он остался без огня. Как он ни старался, вспомнив школьные уроки истории, добыть огонь с помощью двух трущихся палочек, у него ничего не вышло. Бесполезным оказалось и кресало. Воспитанный на техническом прогрессе авиатор не представлял, как им пользоваться, вернее, не знал, какие для, этого нужны камни и каким должен быть трут.
Складной нож и двенадцатизарядный пистолет фирмы Маузер с тремя запасными обоймами — вот все, чем располагал наш герой, попав в общество химер мезозоя. Питался он зелеными кокосовыми орехами, лесными бананами и слегка привяленной на солнце олениной, разнообразя иногда стол яйцами сорных кур, которые на острове водились в изобилии. Вообще всевозможной живности на маленьком Комодо было много: дикие олени, стаи обезьян, птицы. Но добывать пропитание приходилось не легко. Едва удавалось подстрелить оленя, как к нему сразу устремлялись ящеры. Голодный охотник не всегда успевал отрезать кусок для себя. Естественные инкубаторы сорных кур ящеры тоже словно сторожили. Или они откуда-то постоянно следили за человеком? Как только он находил и начинал раскапывать похожий на термитник куриный инкубатор, драконы уже стояли рядом. На ван Боссе они не покушались, но привыкнуть к ним или не обращать на них внимания он не мог. При одном виде громадных ящеров несчастного авиатора бросало в холодный пот.
Ночевал ван Боссе на деревьях, но и там никогда не чувствовал себя в безопасности. Он не раз замечал, как молодые ящеры, несмотря на свою внешнюю неуклюжесть, взбирались, резвясь, на ветвистые смоковницы с ловкостью обыкновенных ящериц.
Когда кончились патроны, а вместе с ними и возможность добывать мясо, ван Боссе принялся строить плот. На его сооружение у него ушло несколько месяцев. Ведь всех инструментов — карманный нож, а сухие стволы бамбука, которым можно было доверить свою судьбу, — тверды, как железо. К тому же для плота годились не поваленные ветром бамбучины, почти всегда подгнившие, а не тронутый порчей сухостой. Его нужно было срезать, обрезать, подогнать по размеру. И так обработать ни много ни мало — четыреста стволов. Как раз такое количество бамбука, по расчетам ван Боссе, требовалось для его плота — десять вязанок по сорок стволов в каждой.
Прочно скрепив лианами вязанки бамбука, авиатор сплел из побегов того же бамбука что-то вроде полотнищ для паруса и тента, выстрогал на всякий случай весла и, загрузив плот незрелыми кокосовыми орехами и дикими бананами, пустился в плавание — куда ветер дул и влекло течение.
Приходится только поражаться, как он выжил. Южные моря, такие чарующие с борта большого лайнера, в действительности полны коварства, особенно в тропической полосе к востоку от Индии, Именно здесь зарождаются тайфуны и чаще, чем в любой другой точке земного шара, свирепствуют всегда неожиданные, словно возникающие из ничего, но обладающие неизмеримой силой смерчи. Легкую посудину или небольшой плот эти грозные вихри способны буквально ввинтить в небо. И никогда не знаешь, где и в какой момент их нужно остерегаться. Мореплавателю они угрожают повсюду, и на открытом водном пространстве, и в, казалось бы, тихих проливах.
Но Южные моря страшны не только этим. Опаснее всего солнце. На каждый квадратный сантиметр земной поверхности (конечно, и всякой другой) в тропиках оно посылает от 600 до 800 калорий тепла в день. Значит, человеческий организм ежедневно получает сотни тысяч калорий и, если он сразу же не будет их отдавать, человек обречен. Он погибнет от перегрева, как выброшенный на берег дельфин. Единственное спасение — непрерывно потеть: каждый грамм пота уносит с собой 585 калорий. Но это значит, что человеческое тело должно очень интенсивно выделять влагу, до четырех литров в сутки, и, если потери постоянно не восполнять, смерть наступит от обезвоживания организма.
Кроме редких случаев, когда в расставленные на плоту ореховые скорлупины удавалось собрать немного дождевой воды, ван Боссе приходилось пить только сок кокосовых орехов, по два ореха в день, утром и вечером. И за весь день съедать не более четырех бананов. Он не знал, сколько продлится плавание, поэтому свои запасы старался расходовать экономно.
Даже если в одном орехе, допустим, 500 граммов сока, это еще не чистая вода, в соке ее не более трех четвертей. Значит, вместо необходимых четырех литров ван Боссе выпивал в сутки воды всего примерно один литр с четвертью. При таком питьевом режиме под палящим солнцем тропиков у него, по всем проверенным и множество раз перепроверенным научным данным, на седьмые-восьмые сутки должен был помутиться разум, а еще через три-четыре дня его ждала смерть.
Ван Боссе выдержал 57 дней! Когда его плот прибило, наконец, к большому острову Тимор, он сошел на берег, конечно, изможденный, едва двигаясь. Он одичал и высох, как мумия, но рассудок у него оставался ясным и здоровье, в общем, пострадало не очень. Он нуждался только в отдыхе и нормальном питании.
Я рассказываю об этом так подробно потому, что, не окажись ван Боссе «тропическим феноменом», как его потом назвали в газетах, о варанах Комодо, наверное, не знали бы еще очень долго. Хотя он всех убеждал, что они существуют, ему никто не верил. Зато все восхищались его одиночным плаванием, и это неожиданно принесло ему громкую славу. Но ван Боссе было обидно. Он никак не мог примириться с мыслью, что его, лейтенанта Королевских военно-воздушных сил Нидерландов, дворянина, считают просто фантазером, а может быть, даже лгуном.
И вот тут пошла на пользу слава «феномена». С новоявленной знаменитостью пожелал познакомиться генерал-губернатор Нидерландской Ост-Индии. Ван Боссе пригласили в губернаторский дворец. «Ага, — подумал он, — этот момент я не упущу». И повел дипломатическую игру. Ничего не рассказывая губернатору о гигантских ящерах, на все лады стал расхваливать «свой» необитаемый остров. Какой там замечательный климат, природа, возможности для земледелия, рыболовства» одно слово — рай земной. Вот только удивительно, что такое сокровище находится в самом центре одной из старейших колоний Нидерландов и о нем до сих пор никто ничего не знал.
— Что ж, — морща лоб, сказал губернатор, — если этот ваш остров и вправду так хорош, надобно бы его обследовать получше. Вы не против, если мы поручим вам возглавить экспедицию?
Ван Боссе, разумеется, на это и рассчитывал, однако продолжал играть. Ответил, как бы раздумывая:
— Если вы находите меня для такого дела пригодным... Я был бы рад, ваше превосходительство, но мой командир...
— Вздор! — с капризной сердитостью вельможи оборвал губернатор. Какой, мол, может быть еще командир, перед тобой — губернатор! Его превосходительство явно вдохновлялся. — Якорная стоянка для фрегата у вашего острова найдется?
— Да, ваше превосходительство, бухты там прекрасные,
— Хорошо, пойдете на фрегате!
Экспедиция изыскателей-аграрников была снаряжена во всем правилам. Понятно, их ждало разочарование. Но только не ван Боссе. На сей раз, покидая Комодо, он увозил с собой на Яву вещественное доказательство — десяток драконьих шкур и двух живых драконят.
Мир был потрясен.
Генерал-губернатор, однако, всеобщего восторга не разделил. Когда ему доложили о результатах экспедиции, он приказал разжаловать ван Боссе из лейтенантов в рядовые и уволить из авиации без выходного пособия. За беспардонный обман властей.
Весь остаток жизни неудавшийся авиатор посвятил изучению варанов Комодо. Он умер в 1938 году на острове Ява, в Богоре. На его могиле установлен большой базальтовый камень с любопытной надписью:
«ХЕНДРИК АРТУР МАРИЯ ван БОССЕ(16.V.1879 — 3.XI.1938)Авиатор — от неуемной жажды познания;мореплаватель-одиночка — по несчастью;первооткрыватель варанов остр. Комодо —тоже по несчастью;лютеранин — по крещению;бессребреник и холостяк — по убеждению;ЗООЛОГ, ДОКТОР ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК —в результате обмана,чтобы не слыть обманщиком.МИР ПРАХУ ТВОЕМУ!»
Снижаясь, самолет ложился в крутой вираж. Уцепившись за кольцо над скамейкой, я прильнул к иллюминатору. Вот ты какой, Комодо! Сразу весь как на ладони. Изрезанные ущельями плешивые горы, равнинные перелески... С высоты природа кажется чахлой, на сочную Яву Комодо совсем не похож. Как будто сюда, за экватор, забросили кусочек Северного Марокко. На равнинных местах там и тут одинокие, с неяркой зеленью кусты, небольшие группки пальм. У подножий гор — заросли бамбука. Склоны то в чернеющих осыпях, то в мелкой кустарниковой поросли, как на горах Крыма. Нигде ни одной речушки. Но какие-то источники пресной воды где-то, конечно, есть, иначе здесь не было бы никакой живности и людей.
На восточной окраине острова к морю прижались хижины — деревня. Берег там пологий и зеленый, а за селением, со стороны суши, пролегла широкая черная полоса — свежая гарь. Нарочно, наверное, выжигают растительность, чтобы к деревне не подходили вараны. Но для людей они, говорят, не опасны. Ящер, привезенный с Комодо в Лондонский зоопарк, настолько привык к своему смотрителю, что бегал за ним, как собака. На Комодо, однако, были случаи, когда голодные вараны нападали на людей и даже убили одного мальчика.
Две-три минуты, и самолет, облетев остров, идет на новый круг. Земля все ближе. На одной из полян — стадо каких-то животных. Похоже, буйволы. Их завезли сюда еще при ван Боссе, и они расплодились тут во множестве. И, понятно, стали дикими.
Снова круг, еще круг. «Дакота» проносится над самыми вершинами гор. Пилоты ищут, где приземлиться.
На всем Комодо только одна маленькая деревушка
...Мы увидели его сразу, едва самолет коснулся земли. Первое впечатление трудно передать. Шагах в сорока от морской косы, на которой посадил «Дакоту» капитан Сувондо, на песчаном берегу стояло с высоко поднятой змееподобной головой чудовище, как будто вынырнувшее из глубины тысячелетий. В длину оно было метра три, в поперечнике, по центру свисающего к земле брюха, — не меньше метра. Грязно-бурая чешуйчатая кожа на спине, как плотная кольчуга. Казалось, она высечена из камня. На непропорционально маленькой голове, там, где должны быть уши и ноздри, зияли темные провалы. Чудовище стояло против солнца. Его крохотные глазки поблескивали в отраженных лучах, как две отполированные желтые пуговицы.
Мускулистая, в жестких складках шея, широкая, как у амфибии, грудь и мощные, вгрузнувшие в песок короткие лапы.
Самолет его нисколько не испугал. Огромную, неистово ревущую серую птицу ящер рассматривал, казалось, с любопытством. Лениво повел головой только когда смолкли моторы. И снова застыл, как отвратительное изваяние.
В моих руках плясал фотоаппарат. Бегая от иллюминатора к иллюминатору, я лихорадочно щелкал.
За рукав меня дергал Анди:
— Туан! Туан (т. е. господин) Саша!
Я готов был залепить ему оплеуху.
— Но, туан, у вас закрыт объектив!
Проклятье! И, должно быть, давно кончилась пленка.
Я не мог перезарядить аппарат спокойно. Пока я с ним возился, варану стоять надоело. Повернувшись, он неторопливо побрел к прибрежным зарослям бамбука. Его толстый, треугольно заостренный на конце хвост волочился по земле и резал рыхлый песок, как соха.
Мне казалось; второй пилот открывал дверцу самолета слишком медленно. Потом ему непременно нужно было опустить стремянку. Не дожидаясь, пока он ее закрепит, я прыгнул на землю. За мной — Анди.
— Хелло, мальчики! — крикнул из самолета капитан Сувондо. Показавшись в дверях, он бросил нам два карабина. — Возьмите, не помешают.
Моя горячность вызывала у него сдержанную, снисходительную улыбку.
Мы помчались догонять варана. Ящер не оглядывался и по-прежнему не торопился. На нас ему ровным счетом было наплевать. Когда до него оставалось метров двадцать, мы сбавили бег и пошли шагом, стороной. На ходу, наверное, в поисках чего-то съедобного, ящер обнюхивал песок. Из его полуоткрытой пасти то и дело выскальзывал огненно-красный язык. Он был похож на струйку пламени. Я подумал, что сказки об огнедышащих драконах не так уж далеки от истины.
Мы шли за ним минут пятнадцать. Я несколько раз щелкнул фотоаппаратом, но уже без прежнего энтузиазма. Мне хотелось снять чудовище в той первой позе, во всем его жутком величии.
Подойдя к зарослям бамбука, он немного постоял и скрылся в чаще. Идти туда я не решился. Я знал, что ударом хвоста варан острова Комодо способен убить лошадь и может проглотить средних размеров собаку.
Этот ящер — хитрая бестия. На Комодо основной пищей служат ему дикие олени и яванские кабаны, тоже завезенные сюда еще при ван Боссе. Но он никогда не нападает на них открыто. Поэтому они его не боятся. Забравшись в стадо животных, варан ждет, пока они перестанут обращать на него внимание. Затем, улучив момент, сбивает с ног того оленя или кабана, который подойдет к нему на расстояние прыжка. И делает это с молниеносной быстротой. Жертва не успевает заметить, когда ей грозит опасность. Убив животное, ящер снова выжидает. Пировать начинает после того, как стадо уйдет подальше. Вспоров клыками брюхо жертвы, хищник жадно пожирает внутренности.
Вот оно, чудище острова Комодо
Ученые, наблюдавшие варанов на Комодо, пришли к выводу, что у них сильно развито обоняние. Запах крови они чуют за сотни метров. Как только ящер распорет брюхо своей жертвы, из чащи к нему скоро выходят другие его сородичи. При этом заметили, что некоторые из них спешат на запах крови даже из соседних долин. От добычи им уже ничего не остается. Но они долго не могут успокоиться. Кружат на месте недавнего пиршества, алчно внюхиваясь в оставшееся на земле мокрое пятно.
И еще одно коварное качество у этого хищника — сравнительно слабых животных он словно гипнотизирует. Маленькая макака перед ним верещит и вся трясется от ужаса, но бежать не может. Несчастную обезьянку варан заглатывает живьем.
— Ладно, Анди, — сказал я, — у нас еще есть время.
Было сухо и нестерпимо знойно. Раскаленному воздуху море не давало ни влаги, ни прохлады. Всюду в Индонезии воздух насыщен парами, как в бане, а тут — сушь. Может быть, потому здесь и живут вараны. Ведь они в общем-то обитатели жарких пустынь.
Мы вернулись к самолету и под ехидные замечания старшего лейтенанта Рахмади, второго пилота, принялись строить планы, как лучше выманить из чащи ушедшего от нас варана. Анди предлагал пойти на охоту, застрелить оленя и в удобном для нас месте подвесить его тушу на дереве. Ящеров сразу соберется целая стая. И все будут тянуться к оленю. Кадры получатся замечательные. Капитан Сувондо молча усмехался. Вся эта затея с варанами ему, вероятно, казалась пустой забавой. Потом он сказал, как бы подводя итог:
— Да, мальчики, план гениальный, но пора обедать.
Хотя жара была нещадной, на отсутствие аппетита никто не пожаловался. Все знали, что из Джакарты Анди захватил ведерный термос с отличным холодным пивом.
Расположились в тени крыла «Дакоты» — расстелили на песке брезент. Полулежа запивали пивом сушеные креветки с солеными рисовыми лепешками. О варанах на некоторое время забыли.
Я смотрел на плывущие по зеленовато-синему шелку неба ослепительно белые облака и чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Пусть я больше не увижу варанов, зато надо мною небо острова Комодо... Комодо, Комодо, звонкое слово — Комодо!
2. Джаго — пернатый гладиатор
Однажды, проезжая по улицам Джакарты, я обратил внимание на необычную толпу народа под огромным варингином — гигантским тропическим фикусом. Там был высокий дощатый помост с брезентовой раковиной — вроде эстрадной сцены, но меньших размеров. На помосте стоял древний старик в длинной белой тоге и черной бархатной шапочке. Обращаясь к толпе, старик что-то говорил.
— Петушиные бои, — сказал мой шофер. — Хотите посмотреть?
Еще бы, упустить такое зрелище!
Я уже знал, что в Джакарте это не просто развлечение, — игра на деньги, жестокая игра.
Оставив у обочины дороги наш «форд», мы подошли к толпе.
Старик в тоге объяснял порядок сегодняшних боев. Выступать будут одиннадцать петушиных пар, все настоящие джаго, то есть настоящие боевые петухи. Начальная ставка для первой пары судейской коллегией боев определена в тысячу рупий. Такой взнос в общую кассу сделал каждый из владельцев джаго, участвующих в боях. Теперь все зависит от публики, сколько она купит игровых билетов. Ставка будет расти по мере увеличения кассового сбора.
Потом старик — это был главный судья боев — назвал имена всех джаго, кратко прочитал их родословные, а также кто их воспитал и в каких парах они выступают. Молодой человек по имени Вийоно и его петух Черный Гром в списке стояли последними. Это значило, что Черный Гром до исхода предпоследнего боя будет считаться сильнейшим. Драться он должен с тем джаго, который окажется сильнейшим среди всех остальных и сможет вести борьбу в финале. Финальная пара разыгрывает самые высокие ставки. Двойную сумму наибольшей из них получает владелец джаго-победителя. Возвращается ему и его взнос в общую кассу.
Судья сказал, что хотя петух Черный Гром воспитан двадцатилетним юношей, публика не должна относиться к этому джаго с недоверием. В предыдущих боях Черный Гром несколько раз выходил в финал и побеждал сильнейших без штрафных очков.
Я протиснулся ближе к сцене. Справа и слева от судейского стола полукольцами сидели на траве дрессировщики джаго. Возле них стояли прочные бамбуковые клетки с пернатыми бойцами.
Воспитание и дрессировка джаго — дело трудное. Нужно иметь большой опыт и много терпения. Индонезийцы считают, что настоящего боевого петуха может вырастить только человек в солидном возрасте, к тому же обладающий твердым характером. Там, где петушиные бои — игра на деньги, к боям, за редким исключением, допускаются лишь джаго, воспитанные пожилыми людьми.
Вийоно был исключением. Рядом с серьезными, степенными стариками он выглядел мальчиком. Лицо у него было очень юное, почти детское. Мелкокостный, глазастый, с припухлыми, как у девушки, губами. Но петуха он вырастил лучшего, чем многие старики. Это был могучий черный красавец с великолепным огненным гребнем и такими же алыми серьгами. Крепкий орлиный клюв, отлично развитые крылья и высокие сильные ноги говорили о его блестящих возможностях.
Просунув в клетку руку, Вийоно ласкал своего джаго и счастливо улыбался. О, в Черном Громе он не сомневался!
Старика в белой тоге на сцене сменил старик в коричневой рубахе-разлетайке. Потом этот в рубахе поднимался на помост всякий раз, когда нужно было объявить результаты боя и вызвать очередную пару.
Итак, первая пара была на сцене. Петухов поставили на противоположных концах помоста. Нахохленного рыжего джаго звали Вулкан. Его противником был юркий, ослепительно белый Мальчик. Повернувшись к зрителям, они голосисто прокукарекали, затем без всякой воинственности не спеша пошли навстречу друг другу. Сойдясь, снова повернулись к толпе, еще раз, словно по команде, прокукарекали и разошлись на прежние места.
В любительских боях петухов сначала дразнят, слегка подергивая их за перья и гребни. Потом, уже разъяренных, ставят друг перед другом. Бой начинается тотчас же. Никаких особых правил в развлекательных боях нет. Один петух лупит другого как может. Если дерутся они вяло или какой-нибудь из них вздумает убегать, их ловят и сажают в специальную клетку, чтобы ограничить пространством. Деваться петухам тогда некуда, и бой идет до победы.
При боях на деньги все по-другому. Заранее злить джаго нельзя. Даже если он злючка от природы, все равно до определенной поры положено изображать этакого добродушного малого. Точно, указано время и составлены строгие правила боя, за нарушение которых джаго получает штрафные очки. Поразительнее всего, что большинство петухов дерутся именно по правилам.
Вернувшись на исходные позиции, оба джаго встряхнулись, вытянули шеи и, медленно распуская крылья, начали сходиться. Они не торопились, шли короткими, осторожно скользящими шажками. Сейчас важно было понять, с кем имеешь дело, и побольше набраться злости. На шпорах у них поблескивали тонкие стальные ножи. Главное оружие джаго не клюв, а вот эти ножи. Джаго — пернатый гладиатор. Борьба идет не на жизнь, а на смерть. Единственная защита от острого, как бритва, ножа — крылья. Петух выгибает их так, чтобы противник не достал до груди. Но тогда нападающий джаго старается перепрыгнуть через него и на лету вогнать нож в шею.
С виду безобидный беленький Мальчик был злее и намного проворнее грозного Вулкана. Но у Вулкана лучше выгибались крылья. Ударить его ножом в грудь Мальчику никак не удавалось Когда же он пытался перелететь через голову Вулкана, тот резко припадал шеей к полу. Белый исходил яростью. Казалось, он по-человечески ненавидел этого рыжего дутыша. Но убить его он не мог. Публика напряженно ждала конца поединка. Те, кто поставил на Вулкана, с досадой вздыхали.
Бешеный Мальчик метался вокруг рыжего петуха, как шальной. Наскакивал на него то спереди, то сзади, то с боков. Наконец, его нож срезал Вулкану гребень. Окровавленный Вулкан стал еще более неповоротливым, но одолеть себя по-прежнему не давал. Между тем время, отведенное для боя, истекло. По сигналу гонга владельцы дерущихся. джаго подошли к сцене и разом накрыли петухов круглыми тростниковыми корзинами.
И все же победил Вулкан. У Мальчика оказалось много штрафных очков. По правилам боя нападать на противника сзади нельзя. Мальчик это правило бесцеремонно нарушал.
Вулкану тоже победа досталась неполноценная. Победитель должен драться дальше. Пять побед подряд обеспечивают выход в полуфинал, а если другого такого же претендента не будет, то сразу в финал. Вулкану продолжать борьбу помешало ранение.
Первой жертвой пал здоровенный пестрый петух Бесстрашный. Он дрался в шестой паре с невзрачным серым замухрышкой по кличке Нептун, на которого никто даже не ставил. Однако общипанный «бог моря» уверенно вышел в седьмую пару и легко сразил следующего противника, уже третьего. В тщедушном замухрышке скрывался пират. Скоро стало ясно, что он будет драться в финале.
Публика все-таки отдавала предпочтение Черному Грому. Петух Вийоно был, конечно, несравнимо сильнее. На поединок он вышел с высоко поднятой головой, опустить которую как будто считал для себя унизительным. Серый пират это сразу оценил. В предыдущих боях он подскакивал и бил противника в зоб. С Черным Громом этот номер не прошел бы, его широкую грудь хорошо защищали крылья. Достать до нее Нептун поэтому и не пытался. Открытая шея противника казалась более доступной. Но как только серый отрывался от пола, чтобы перелететь через голову Черного Грома, тот метко ударял его клювом в лоб. Нептун кубарем катился на пол. Прикончить его в этот момент не составляло труда. Но бить беззащитного Черному Грому не позволяло благородство. Полон величия и нерастраченных сил, он ждал, пока противник придет в себя и возобновит атаку.
Прошло минут десять. Преимущество по-прежнему было на стороне Черного Грома. Потом — это было самым невероятным! — Нептун начал хитрить. Да, серый джаго хитрил, как разумное существо. Сделав стойку для очередной атаки, он неожиданно падал и притворялся, будто его оглушили, хотя удара клювом не было. Черный Гром отступал немного назад и ждал. Он не сводил с противника глаз, смотрел на него настороженно и как бы удивленно. Но чем чаще повторялись хитрые трюки серого, тем больше ослабевала бдительность Черного Грома. Он беспечно стал поворачиваться к публике, словно хотел сказать: «С кем вы заставляете меня драться? Разве это джаго? Это же притворщик! По-моему, он даже трус».
Публика визжала и восторженно аплодировала.
Одна из таких сцен затянулась слишком долго. Валявшийся на помосте хитрец вдруг вскочил и весь напрягся. Черный Гром то ли не заметил этого, то ли несолидное поведение противника ему надоело. Принять боевую стойку он не успел. Коварный пират взмыл у самого его клюва.
С минуту Черный Гром еще держался на ногах. Внезапный удар словно только всполошил его и заставил закружиться по сцене. Но то была уже агония. Нож, распоровший Черному Грому зоб и часть шеи, свое дело сделал. Величественный черный джаго, точно споткнувшись, упал и после нескольких судорожных движений затих;
Гибель Черного Грома сначала ошеломила, затем взорвала публику. Толпа хлынула к судейскому столу. Размахивая руками, все кричали, что-то доказывали, чего-то требовали...
Мой шофер засмеялся.
— Черный Гром всех надул, некоторые ставили на него по сто тысяч рупий. Надо уходить, тут пахнет потасовкой.
— Я бы хотел поговорить с Вийоно.
— Только недолго.
— Ладно.
— Тут будет такая каша, вы не представляете.
«Каша» уже начиналась. Уже шла грандиозная драка, в которой участвовало не меньше тысячи человек. Мелькали палки, зонтики, клетки с боевыми петухами. Крик, визг, невообразимая толчея. Но на Вийоно, чей погибший петух стал невольным виновником всей этой заварухи, никто не обращал внимания. Поднявшись на помост, он сидел на корточках возле своего мертвого джаго и тихо плакал. Мы к нему насилу протолкались.
— Вийоно! — позвал я. — Извините, пожалуйста, я хотел спросить...
На меня глянули отрешенные глаза, полные слез.
— Вы не можете понять, вы ничего не можете понять! Он выдержал восемь битв, вы ничего не можете понять...
Бедному парню было не до нас.
3. Верхолаз Самудра
Мы ехали из Джакарты в курортный город Богор и по пути проезжали какую-то деревню. Вдруг шофер резко затормозил.
— Смотрите, смотрите! — кричит.
Я глянул в ту сторону, куда он указывал рукой, и от изумления, наверное, раскрыл рот.
Во дворе одного дома тряс кокосовую пальму громадный сетчатый питон — самый большой азиатский удав, который живет до ста лет и вырастает в длину иногда до десяти метров. Он обвил пальму спиральными кольцами и своими мускулами заставлял ее трястись. Орехи падали, как бомбы.
В соседней с Индонезией Малайзии мне приходилось видеть за сбором кокосовых орехов дрессированных обезьян. С истинно обезьяньей ловкостью они забирались на вершины пальм, срывали там только зрелые орехи и сбрасывали их вниз. Потом по команде дрессировщика спускались на землю и послушно сносили разбросанные орехи в кучи.
Но ведь обезьян можно научить очень многому, не зря же они человекообразные. А тут — гигантская змея! И не подумаешь, что она способна на такой вот труд.
Поодаль от пальмы стоял мужчина в соломенной шляпе, деловито покрикивал на питона:
— Выше! Выше!
При этом он постукивал палкой по стволу кокоса, И змея, не прекращая работы, ползла все выше. Обвитые вокруг ствола толстые темные кольца, подтягиваясь к голове удава, медленно сжимались. Затем голова по спирали поднималась немного вверх. Когда она останавливалась, огромная пружина снова сжималась.
Хотя нам и было страшновато, мы подошли к дому, познакомились с хозяином питона. Сарджито Куснади — так звали хозяина — оказался охотником на змей. Невысокого роста, скуластый, редкозубый и, как большинство индонезийцев, щупленький. Рассказывая о своей профессии, он застенчиво улыбался:
— Да, если не знать повадки змей, охотиться на них опасно. Меня аллах пока хранил. Я учился у отца, он был очень хорошим змееловом. Мы ездили с ним на охоту в окрестности Сарангана. Это город у нас есть на Яве такой, там было много пятнистых кобр. Как-то мы привезли, домой полсотни кобриных шкур и этого питона. Я поймал его маленьким, с полметра, а теперь он уже пятиметровый, ему четырнадцать лет.
— Как же вам удалось его приручить?
— О, это нетрудно! Молодой питон к человеку привыкает быстро. Его нужно дрессировать, как всякого зверя. Мой приятель — он живет здесь недалеко, его зовут Харсоно — научил своего питона охранять ребенка от ядовитых змей. Знаете, наши женщины целыми днями работают на рисовых полях, а детей девать некуда. Матери поэтому привязывают малышей к себе за плечи и с ними работают. Женщине тяжело, и ребенок связанный, конечно, страдает, но оставить его где-нибудь без присмотра опасно. И змей везде полно, и другие могут быть неприятности. Ну, Харсоно придумал использовать питона. В каком-нибудь подходящем месте питон ложится на траву одним большим кольцом и в середину этого круга сажают малыша. Питон и его за свой круг не выпустит и к нему никого, кроме матери, не подпустит. Остроумно, правда? О, минуточку, господа! Этот дьявол сломает дерево, — Сарджито снова несколько раз стукнул палкой по стволу пальмы. Питон ее так раскачал, что она, казалось, действительно вот-вот треснет. — Довольно, Самудра! Довольно, слышишь! Ну, довольно!
Питон начал сползать вниз.
— Разве он вас слышит? — спросил я с удивлением. — Говорят, у змей нет ушей и все они глухие.
— Не знаю, возможно. Обычно я сначала стучу по дереву палкой. Стукну три раза, Самудра ползет выше, два раза — начинает работать, пять раз — спускается вниз. Видно, стук палки передается по стволу дерева наверх, как мелкая вибрация. Питон не может не чувствовать ее своим телом. Но, по-моему, мои команды он слышит.
Когда удав сполз к самому низу пальмы, мы торопливо отступили ближе к дому. Сарджито засмеялся.
— Не беспокойтесь, Самудра вас не тронет. Сейчас увидите, он спустится на землю и пойдет на свое место, вон под тот навес. Там его сегодня ждет кролик.
— Награда за работу?
— Звери так устроены, с ними надо поступать справедливо. Они прекрасно все чувствуют. Но сегодня это не награда, просто его пора кормить. Он ест всего один раз в месяц. О, смотрите, он уже на земле!
Дальше питон вел себя точно так, как говорил его хозяин. К нам он не проявил никакого интереса. Извиваясь в траве, стороной прошуршал к навесу из пальмовых листьев, под которым стояла массивная деревянная клетка. И все же находиться рядом с этим чудовищем без привычки было жутковато. Однажды в Московском зоопарке я был свидетелем, как шестиметровый сетчатый питон целиком заглотил свинью, весившую не меньше двух пудов. Страшный зверь.
Я спросил Сарджито, не выползает ли его питон на улицу.
— Не нужно, — говорит, — позволять.
— А ночью или когда вас нет дома?
— Он ведь в клетке. Если я на охоте, жена выпускает его на прогулку только по утрам. Ему нравится ползать вокруг дома: то тень, то солнце. Лучше всех он слушает моего старшего сына. Они с ним ровесники и очень дружат. Прирученные питоны вообще хорошо относятся к детям, это давно замечено. Сутанто может заставить Самудру танцевать. Представьте себе: маленький мальчик и танцующий перед ним пятиметровый питон! Самудра тогда поднимает вверх голову метра на два и раскачивается из стороны в сторону, как маятник. Детям забава...
Потом Сарджито рассказал нам, как он охотится на питонов.
Сначала нужно найти удобное место и там привязать какую-нибудь живность для приманки, обязательно живность, а не мясо — питонов привлекает только живая дичь.
Сарджито делает возле приманки засаду. Где-нибудь на дереве. Ждать иногда приходится долго. Пройдут сутки, двое, а питона нет. Опытный охотник засаду все равно не оставит. Рано или поздно питон появится. Но сразу на приманку он не кидается. Полежит, посмотрит, осторожно подкрадется и снова пристально смотрит на жертву, пока та не окаменеет от страха, словно загипнотизированная. И только тогда начинает заглатывать. Пока проглотит, уйдет еще не один час. Затем он так же медленно складывает свое тело в кольца. Поперек верхнего витка питон кладет голову, закрывает глаза. Спит, переваривает пищу. Теперь из засады можно выходить.
Определив направление ветра, охотник с величайшей осторожностью приближается к удаву. Ветер должен дуть в лицо, чтобы питон не учуял. Иначе охотнику несдобровать. Эта ленивая змея может нападать с молниеносной быстротой. У Сарджито был случай, когда к приманке одновременно подошли тигр и питон. Полосатый хищник не успел опомниться, как очутился в стальных тисках удава. Сарджито хотел увидеть, на чьей стороне окажется победа, и драться им не мешал. Борьба продолжалась почти пять часов, и Сарджито думал, что тигр в конце концов победит, но питон все-таки одолел его.
Удава можно пристрелить, не покидая засады. Но тогда есть риск, попав в голову, прострелить и свернутое витками тело питона. Охотнику это не выгодно. Простреленная кожа удава стоит дешевле целой. Поэтому Сарджито вместо ружья предпочитает охотиться с револьвером и мягкой бархатной перчаткой, которую надевает на левую руку. Подойдя к питону, он тихонько начинает поглаживать перчаткой его верхний виток. Все время одинаковым движением: от головы и дальше. Мягкая перчатка усыпляет питона сильнее, чем самая сытная пища. Блаженствуя, удав лежит не шелохнувшись. Через две-три минуты Сарджито легонько приподнимает его голову, чтобы отвести ее в сторону от тела.
Звучит выстрел, и в тот же миг охотник отскакивает от питона как можно дальше, о
Только что неподвижное тело удава в одну секунду распрямляется. В агонии он бешено колотит им по кругу. Его удара в этот момент достаточно, чтобы свалить быка.
Сарджито рассказывал и смеялся.
— Ничего, я привык.
— И совсем не страшно?
Смутился.
— Немножко, конечно... Я стараюсь убедить жену, что все питоны похожи на нашего Самудру.
— Вы для этого его и приручили?
— Она всегда очень волновалась.
— А теперь?
— Разве вы не знаете женщин? Один раз смеется, другой раз плачет.
Я жалел, что у нас не было времени поговорить с ним подольше.
Назад: По зарубежному Дальнему Востоку
Дальше: Туризм спортивный и любительский
