До 43-го километра доехали почти за полчаса. Едва промелькнул столбик с синим «флажком», Леха сбавил скорость. Действительно, совсем рядом со столбиком, метрах в пятидесяти, показался въезд на просеку. Не было никакой угрожающей таблички, типа «Въезд в лес на автомашинах запрещен», но вообще-то следовало подумать, прежде чем сворачивать. Митрохин с ребятами сюда на джипе заезжали, а не на «Жигулях». Будь Леха на своей машине — у него ее, правда, отродясь не было — он ни за что бы не сунулся в глубокую и размытую колею. Но машина ему не принадлежала, а потому Лехе плевать было, где ее бросать.

Тем не менее увяз Леха только у выезда на вторую просеку.

— Приехали, — сказал ой, открывая дверцу, — теперь пешочком.

Митрохина, конечно, неловко чувствовала себя в лесу на каблуках, но ходить босиком в тонком капроне по уже остывшей от лета земле было еще хуже. У Лехи тоже была привычка в это время года ходить по лесу не в ботинках, а в резиновых сапогах. Но не побежишь же в деревню, когда тут всего ничего пройти осталось.

Дошли до валуна и двинулись по тропинке мимо него. Как назло, Лехе все время лезли на глаза стайки волнушек. Как-то непроизвольно тянуло их пособирать, только вот корзинки не имелось… Но вообще-то Леха хорошо помнил, что не за волнушками сюда пришел.

— Мрачное место, — пробормотала Галина, ежась от сырости. — И очень противное.

Тропинка стала спускаться в овраг. С мокрых веток то и дело обрывались капли и падали за шиворот. Тропинка хоть и шла не прямо, а наискось по склону, все же была довольно крутая. Чтоб не оступиться, нужно было цепляться за кусты. Но все же до дна оврага, где тихонько журчал маленький ручеек, добрались благополучно. Наконец тропинка уперлась в два бревнышка, переброшенные над ручейком. Здесь, конечно, Галина сняла туфли и перебралась на другой берег босиком.

Теперь надо было лезть вверх. Это было потруднее. Тем более, что Леха помнил: то, что искал банкир, было где-то на склоне, в трех метрах левее тропы. То есть надо было не пройти мимо, все время поглядывать влево и при этом не свалиться. А сваливаться с крутого склона было неприятно. Там и камни кое-где торчали, и пеньки и прочие штуки.

Долезли до середины склона. Ничего похожего ни на трехзубую вилку, ни на значок «<» слева от тропы на глаза не попалось.

— Ну, куда дальше? — устало спросила Галина.

— Черт его знает, — пробормотал Леха, — если б еще знать, что он искал?

— Давайте схемку — посмотрим, — предложила Митрохина.

Схемку достали, глянули.

— Где-то здесь… — Леха потыкал грязным пальцем в бумагу. — Только «вилки» я пока не видел.

— Ладно, пойдем дальше! Прямо как в сказке; «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

«Вот упрямая!» — подивился Леха. Сам он особо не волновался, найдут или не найдут это самое «не знаю что». А вот то, что теперь он и в родной деревне не будет знать покоя, тревожило. Машина осталась на просеке, без трактора ее не вытащить, а ее, небось, уже ищут всякие там Паны и Бароны. И найдут наверняка. Сами же Лехины землячки могут подсказать. Если сегодня кто-то пройдет, на машину внимания не обратят. А вот если она и завтра, и послезавтра останется — доложат участковому. Участковый, само собой, осмотрит и звякнет в город, потому что машина с городским номером. Там быстренько выйдут на хозяев, обнаружат, что их ухлопали. В общем, до Лехи доберутся. И самое главное: хоть милиция, хоть бандиты — ему все плохо.

Но все равно, не хотелось перед этой бабой показывать, что он, Леха, совсем скис и сдох, ни на что не надеется. Может, она что-то такое знает, отчего какой-то выход обнаружится?

Пошли дальше вверх. Тропка обвилась вокруг большого, в полметра вышиной, пня. Леха и его спутница обошли пень, тропка стала подниматься по склону под другим углом.

— Смотрите! — Митрохина неожиданно обернулась и указала на пень, уже оставшийся позади.

— Чего? — Леха даже испугался.

— По-моему, вот это! — сказала Галина, возвращаясь к пню.

На стороне, противоположной от тропы, была старая, давным-давно посеревшая и не бросающаяся в глаза затеска. А на затеске просматривался темный знак, отдаленно напоминающий «<», вырубленный когда-то топориком. Одна только загвоздка: уголок показывал острием налево, но не для тех, кто поднимался по тропе вверх по склону, а для тех, кто спускался по склону вниз. Иными словами, не в ту сторону, куда Леха в течение всей дороги пялился, а в противоположную.

— А вот и «вилка»1 — воскликнула Митрохина. — Видите, вон там, сухая елка?!

Ну и ну! Точно! Леха даже удивился приметливости городской бабы и ее воображению. Уж ему-то ни за что не пришло бы в голову сравнить с вилкой то, что он увидел.

Метрах в трех от тропы стояло несколько елок, тесно прижавшихся друг к другу. Наиболее сильные уже вымахали в семь, а то и в десять метров в высоту, затенив и задавив тех, кто послабее. Эти неудачницы засохли, но падать им не давали цепко вросшие в склон оврага корни и мощные ветви-лапы соседок. Одна из елок, проигравших битву за жизнь, в свое время попыталась исхитриться и выбросила на одном уровне два боковых побега. Они не обвисали, как другие ветви, а поперли вверх, пока хватало силушек, параллельно основному стволу. Ну, и конечно, погубили его окончательно, поскольку отняли у основного ствола силы, заставив его поделить то, что он один добывал из земли, натрое… Приватизаторы хреновы! Так все втроем и засохли. Хвоя покоричневела и облетела, мелкие веточки высохли уже до серости, и тройной ствол, если пообрубать верхушки, действительно стал бы похож на трехзубую вилку или, точнее, на вилы.

— Ну, допустим, эта… — пробормотал Леха. — А дальше что?

— Посмотрим… — Галина, не жалея туфель да и ног тоже, сошла с тропы и приблизилась к елке-вилке. Леха — за ней.

Елки как елки, ничего необычного. Светло-коричневая хвоя устилает почву под ними, шишки валяются…

— Нет тут ничего, по-моему! — сказал Коровин.

Но Галина, не обратив внимание на это заявление, полезла в гущу елок. Ойкала, ежилась от уколов, но лезла. Леха вздохнул и полез тоже.

Протиснуться было не так-то просто. Уж очень густо росли елки. Между высохшими стволами стояли елки помельче, ветки, перекрещиваясь, загораживали дорогу.

Но самое главное, непонятно было, что между ними искать?

— Здесь что-то есть! — взволнованно сообщила Галина.

Леха, обломив несколько веток, пролез между стволами двух рослых елей, прошкрябался через гущу пожелтевшего маломера и очутился на небольшой, полтора на полтора метра, проплешинке.

— Смотрите! — Галина уперла свой острый каблучок в хвою на краю проплешинки и сильно надавила пяткой. Каблук мягко и бесшумно утопился в почву.

— А теперь здесь. — Митрохина переставила ногу в середину площадочки и снова нажала на каблук. Он уперся во что-то твердое.

— Камень… — неуверенно сказал Леха.

Галина отгребла ногой хвою. Под тремя-четырьмя сантиметрами сухих иголок обнаружилось нечто черное, матово-бугристое. Леха тоже взялся отгребать хвою. Меньше, чем через пять минут они увидели квадратную крышку, обмазанную толстым слоем черного смоляного вара. Края крышки плотно прилегали к осмоленным доскам, из которых была сколочена горловина люка. Вся эта конструкция заметно вросла в землю.

— Подковырнуть надо… — озабоченно произнес Леха.

Он нашел подходящую палку, подцепил край крышки.

Галина тоже ухватилась, и вдвоем они сумели выдернуть крышку из горловины. Крышка была сделана в виде ящика. Из четырех кусков доски-сороковки шириной примерно по двадцати сантиметров' была сколочена на шипах прочная квадратная рамка размером 70x70 сантиметров, а сверху, опять же на шипах, была прочно посажена сама крышка, площадью 80x80, сколоченная так же из сороковки на шипах. Смоленые доски были старые, но прочные. Ни гниль, ни древоточцы их особо не повредили. Очень может быть, что эти доски еще и креозотом пропитали.

Но куда интереснее, конечно, было то, что под этой крышкой скрывалось. Там оказался неглубокий, метра три, не больше, колодец, укрепленный срубом из довольно прочных чурбаков, собранных «в лапу». Чурбаки хоть и попортились кое-где, но держались крепко и могли, наверное, не один год еще держаться. Спуститься в колодец можно было по приставной лестнице.

Леха попробовал рукой верхнюю ступеньку — вроде, прочная.

— Что ж тут лежит такое? — подумал он вслух.

— Надо влезть и посмотреть… — улыбнулась Галина.

Это и сам Леха смог бы предложить. Лишь бы лестница выдержала.

— Темновато там, — заметил Коровин. — Не разглядеть ничего. Опять же, там, наверное, воздух тяжелый. Знаете, как в картофельной яме. Чуется, что чем-то гнилым отдает.

— Может, ветку зажжете?

— Затухнет сразу, а то и бабахнет, если там какой-нибудь газ набрался. Сероводород, скажем, или метан. Пусть маленько проветрится…

— По-моему, в машине у заднего стекла аккумуляторный фонарь лежал… — припомнила Галина.

— Ладно, — сказал Леха, — вы тут посидите, а я сбегаю.

После этого он выбрался из ельника и пустился в обратный путь, на ходу размышляя о том, что же это они откопали. И отчего этот самый банкир туда поехал собственной персоной, а не послал, допустим, свою охрану, которой вроде бы должен был доверять от и до. Стало быть, лежало там, внутри, что-то очень и очень ценное. Интересно… Правда, раз оно очень ценное, то те, которые подцепили на крючок банкира, не успокоятся, пока не найдут, если, конечно, знают, что ищут.

Уже перебравшись через овраг, Коровин стал побаиваться, не встретит ли он на просеке кого-нибудь типа Барона. Потом, уже выйдя на просеку, забеспокоился, не нарвется ли на кого-либо у «Жигулей». Причем боялся не столько даже бандитов — догадывался, что они еще не успели во всем разобраться и выяснить, кто пострелял Мосла и Лопату. Вероятнее было кого-нибудь из своих деревенских встретить. А вот от них-то неприятности и поползут, если даже сами по себе бандюги окажутся недогадливыми.

Но обошлось, слава Богу. «Жигуль» стоял себе, увязнув в луже, и около него никого не было. А у заднего стекла действительно лежал аккумуляторный фонарь красно-белой расцветки. Леха открыл машину, достал фонарь, включил. Оказалось, что горит и довольно ярко. Обратно, к колодцу, где его дожидалась Галина, Коровин вернулся без приключений и очень быстро.

— Ну, — сказала Митрохина, — полезете?

— Попробую, перекрестясь, — хмыкнул Леха. — Лишь бы не завалило там где-нибудь, а то вам и откопать нечем будет…

И с превеликой осторожностью Коровин поставил ногу на ступеньку лестницы.