Глава 32
Аня взяла чашечку, залпом выпила холодный капуччино и продолжила рассказ.
– После смерти мамы я осталась совсем одна. У нас не было родственников, и мама не заводила особых друзей…
Трудно жить на свете никому не нужной. Аня, правда, имела хорошую работу, но сослуживцы, даже самые милые, не способны заменить семью. Анечке очень не хватало мамы, но ведь ее не вернешь. Сначала девушка просто грустила, потом на нее навалилась бессонница. Стоя один раз у окна и глядя на безлюдную ночную улицу, Аня внезапно подумала: «Что с моими сестрами? Они живы? Где сейчас сироты? Конечно, общей крови у нас половина, но все равно мы родные души».
Так и не сомкнув в ту ночь глаз, Аня решила начать поиски девочек. Ей досталось от родителей умение мыслить последовательно, и девушка очень хорошо понимала: сирот, не имеющих близких, сразу поместят в детдом.
И Амалия начала действовать. В советские времена купить красивую одежду являлось почти нереальной задачей, а Аня работала в ателье. Многие женщины обращались к портным. К хорошим мастерам, как правило, стояла очередь. У Анечки имелись вкус и легкая рука, сшитые ею вещи идеально «садились» на любую, даже очень проблемную фигуру. Среди ее постоянных заказчиц были разные дамы, в частности, Елена Сергеевна, супруга одного крупного милицейского начальника. К ней-то и обратилась Анечка с просьбой посодействовать в поисках девочек-сироток. Швея придумала вполне правдоподобную историю, объясняющую, по какой причине она ищет детей, но Елена Сергеевна даже не стала ее выслушивать.
– Ой, прекрати! – замахала она руками. – Раз тебе надо, то попрошу кое-кого. Мужа дергать не стану, хватит его секретарши для решения проблемы.
И Аня узнала: Ирины и Нины Зориных ни в одном приюте нет. Зато имелись Ирина и Нина Шульгины, родители которых, геологи, погибли где-то на просторах Сибири. Совпадал возраст – пять лет и младенец. Удивляло еще одно совпадение: родители Шульгиных исчезли бесследно, их не хоронили в Москве. Папа и мама Зориных, по официальной версии, сгинули в лавине, да так в ней и остались. Иногда, родственники пропавших подобным образом людей приобретают место на кладбище и возводят памятник, оборудуют символическую могилу, чтобы было где помолиться за упокой души, поплакать, куда приносить цветы. Но ни у Шульгиных, ни у Зориных близких, кроме крошечных дочерей, не имелось.
Анна еще раз прибегла к услугам Елены Сергеевны и выяснила невероятную деталь: люди с именами Олег Семенович и Роза Михайловна Шульгины никогда не жили в Москве, брака не регистрировали, детей на свет не производили. Чистые фантомы. Зато Ирина Зорина родилась в столичной клинике, в три года пошла в детсад, а в пять пропала в никуда, ее имя исчезло из всех списков. Нина Зорина тоже появилась на свет в столичном роддоме, к ней, как ко всем новорожденным, прикрепили патронажную медсестру, но спустя короткое время карточка ребенка из регистратуры испарилась. Кстати, все медицинские документы Иры, находившиеся в той же поликлинике, тоже пропали без следа. Получалось, что Ира и Нина Зорины родились и… растворились. А Ира и Нина Шульгины не появлялись на свет, зато оказались в детдоме.
Дураку было ясно, что случилось. Леонида и Аллу поймали, но шума поднимать не стали. Признать факт измены Родине со стороны видных ученых, работавших на оборону, было невозможно, поэтому арест произвели тихо, а исчезновение пары объяснили смертью в горах. Леонида и Аллу, наверное, расстреляли, а детей сдали в приют. Для того чтобы девочки никогда не узнали правды о родителях, желая стереть с лица земли воспоминание о Зориных, сотрудники КГБ поменяли сироткам фамилию, а вот имена оставили (пятилетней Ире трудно было бы объяснить, что она теперь, допустим, Катя).
Так ли на самом деле размышляли «особисты», или имена сиротам оставили в результате чьей-то оплошности, Аня не знала. Главным для нее явилось иное – ее сестры живы, только их разделили: Ирина воспитывалась в детдоме, а потом, получив скромную комнату в коммуналке, начала самостоятельную жизнь, Нину удочерила бездетная пара, Игорь и Вероника Гостевы. Добыть информацию об удочерении было не просто, на помощь пришла все та же Елена Сергеевна. Генеральша, отчаянная модница, ради обновок была готова на многое, а Анечка, мечтавшая познакомиться с единственно родными на всем свете людьми, обшивала жену милицейского начальства на дому и даром. Желая получить очередное замечательное вечернее платье, Елена Сергеевна напрягла кое-каких людей и сообщила Анне координаты новой семьи Нины.
Услыхав фамилию «Гостевы», Аня вздрогнула. Предсмертный рассказ мамы навсегда врезался в память девушки. Повествуя о разговоре с мужем в парке, мама обронила фразу, что Леониду помогали бывшие аспиранты, в частности Игорь Гостев.
Сейчас Аня спокойно, припоминая мельчайшие детали, рассказывала о проделанной работе по поиску сестер. Я с большим уважением смотрела на швею. Может, она выбрала не ту профессию? Вон как ловко сумела разузнать необходимое.
Боясь ошибиться в своих подозрениях, Аня отправилась в институт, где долгие годы преподавал Зорин, и, наладив контакт с секретаршей ректора, желавшей иметь новые платья, получила доступ к личным делам студентов. Очень скоро в архиве отыскался Гостев, он с первого курса «прикрепился» к кафедре, которой заведовал Леонид Зорин, под его руководством писал курсовые, диплом, защитил кандидатскую.
Аня выяснила место работы Игоря и отправилась в отдел кадров. Новенькие юбки, платья и кофты хотели абсолютно все, швея из элитного ателье была дорогой гостьей в любом учреждении, и Амалия выяснила: Игорь и его жена Ника работают в строго засекреченном отделе, у них незапятнанная репутация. В анкете супругов имелась информация, что супруги взяли из детдома младенца, Нину Шульгину, дочь погибших геологов, дав девочке необычное имя – Мадлен. Естественно, они этот факт не афишировали, а начальница отдела кадров никому о нем не сообщала.
Круг замкнулся, сестры были найдены, но Аня не спешила кидаться к ним с объятиями. Да, она потратила много сил, времени и, чего греха таить, денег на поиски, однако внезапно ее начали мучить сомнения. Имеет ли Амалия право нарушать устоявшуюся жизнь Ирины Шульгиной и Мадлен Гостевой? Во-первых, сестры не подозревают о существовании друг друга…
– Э, нет, – перебила я Аню, – Ира сумела отыскать в своих бумагах упоминание о Нине!
– Но я-то и понятия не имела о ее разыскной деятельности, – пожала плечами Аня. – Уже потом, много лет спустя, когда Шульгина вдруг пригласила в «Лам» Гостеву, подумала об этом.
А еще Аня не знала, как рассказать Ире и Мадо истину об общем отце. Следует ли наносить людям тяжелую травму? Мадлен абсолютно счастлива в семье Гостевых, а Ирина уверена: ее родители погибли в геологической экспедиции. Каково будет Шульгиной узнать о родителях-предателях, расстрелянных после закрытого судебного процесса? А Мадо? Можно ли сообщать подростку нелицеприятную правду? Не всякий взрослый человек способен переварить подобные сведения, и чем Аня докажет свое родство с Ириной? С Мадлен было бы легче, по странной прихоти судьбы, Мадо походила на Аню, словно близнец. Если положить рядом фото Гостевой и снимок Анны в том же возрасте, их не отличила бы родная мать.
– То-то мне твое лицо показалось знакомым, – пробормотала я.
Аня усмехнулась.
– Я сейчас сильно располнела и не крашу волосы, опять же стригу их коротко. Убери у меня килограммы, сделай блондинкой, нарасти пряди, и пожалуйста, Мадлен Гостева, только старше по возрасту. Случается иногда, что дальние родственники более похожи, чем близкие. У Ирки с Мадо ничего общего, а я прямо копия второго ребенка Аллы. Забавно…
Я удержала тяжелый вздох. На мой взгляд, ничего веселого в истории семьи Зориных нет. Если человек хочет принести счастье всем обитателям земного шара, ставит перед собой столь глобальные цели, то, как правило, начисто забывает о своей семье и детях. И еще. Пламенные человеколюбцы, борцы за правду, справедливость, азартные революционеры готовы умереть за свои идеалы. Это их личный выбор, он достоин уважения. Но очень часто в «ножницы» попадают и ближайшие родственники бунтарей, а ведь жены и дочери не собирались класть свои жизни на алтарь революции, ну не готовы они погибнуть ради мифического светлого будущего. Только борцы за свободу и справедливость крайне жестоки по отношению к ближайшему окружению. Примеров не счесть, вспомним хотя бы жену Сталина, Надежду, покончившую жизнь самоубийством. Вот и Зорин вначале поступился интересами Вали и Ани, а потом утащил за собой на тот свет Аллу, оставив Мадо с Ирой сиротами.
Анна между тем продолжала свой рассказ. Довольно долго она мучилась сомнениями, потом решила подождать, не встречаться с сестрами. Вдруг еще какая-то информация всплывет, какие-то факты… Ане хотелось, чтобы разговор с ними был более доказательным.
Дабы не ощущать себя одинокой, старшая сестра стала незримо участвовать в жизни младших. Амалия купила хороший бинокль и по вечерам поднималась на чердаки домов, расположенных напротив зданий, где жили Мадо и Ирина, и наблюдала за ними, научилась быть незаметной на улице, подходила иногда к сестрам довольно быстро. Если честно, Шульгина ей не слишком нравилась. Девушка, несмотря на юный возраст, вела себя вольно, часто не ночевала в коммуналке и меняла кавалеров. Причем все они были намного старше любовницы и явно содержали ее. А Мадо ходила в школу и, похоже, очень любила Нику и Игоря, которых считала мамой с папой.
Подглядывая за сестрами, Аня не испытывала никакой вины. Ей так хотелось иметь семью, что она была рада иллюзорной близости, которая возникла благодаря биноклю.
Иногда Аня представляла себя сидящей за столом вместе с Гостевыми, разыгрывала в мыслях сцены семейных трапез. А в отношении Ирины почему-то подобных мыслей не возникало.
Как-то раз, увидав, что Ника и Мадо вместе вышли из подъезда, Аня не утерпела, спрятала бинокль и ринулась за парой. Мать с дочкой поехали в ГУМ и начали бродить по отделам, Аня ходила за ними. Из обрывков разговоров девушка поняла, что особой цели у них нет, просто они так проводят свободное время. Амалия настолько приблизилась к «объектам», что до нее долетал аромат духов Ники и запах шампуня, которым пользовалась Мадлен. На секунду Аня закрыла глаза, ей представилась замечательная картина: вот они, втроем, ходят по магазину, вместе обсуждают прохожих…
Помечтав мгновение, Аня огляделась по сторонам и поняла: запах парфюмерии остался, а мамы с дочкой нет. Амалия заметалась в толпе, но Ника с Мадо словно сквозь землю провалились. Разочарование было так велико, что Анна чуть не зарыдала. Вдруг впереди мелькнуло красное платье, Амалия бросилась вперед и увидела Нику в очереди за мороженым (Мадо отсутствовала). Переведя дух, Аня встала за ней, и тут Вероника, повернувшись, спросила:
– Девушка, разменяете рубль?
– Нет, – ответила Аня.
– Вот беда, – пригорюнилась Ника, – сдачи нет. Давайте поступим так: я куплю вам стаканчик, а потом разобьете деньги в кассе и вернете мне их.
– Да, пожалуйста, – согласилась Аня, удивившись странности предложения. Отчего бы Веронике самой не сбегать в кассу?
Вскоре Ника с улыбкой протянула Ане вафельный стаканчик, они вдвоем отошли в сторону, и тут в глазах женщины мелькнула злость.
– Ты кто? – прошипела она, удерживая на лице милую гримасу. – Отчего преследуешь нас?
– Я? Нет! – испугалась Аня. – Просто мороженое хотела.
– Врешь! – обозлилась Вероника. – Видела тебя в метро, и в ГУМе постоянно за спиной маячила.
– Вы ошиблись, – проблеяла Аня и хотела убежать, но Ника схватила ее за руку.
– Ты воровка, охотишься за кошельком!
– Ой, нет!
– Сейчас милицию позову.
– Ника, не надо, – взмолилась Аня.
Вероника отшатнулась.
– Откуда знаешь мое имя? Живо отвечай.
Что было делать?
– Я Анна Амалия, – тихо сказала девушка, – дочь Леонида Зорина от брака с Валентиной. Я сестра Мадлен…
Лицо Ники посерело, уголки ее губ начали опускаться вниз. Огромным усилием воли Гостева взяла себя в руки, потом вынула кошелек и забормотала:
– Сделай вид, что занята расчетом за мороженое. Запоминай: станция «Холщевики», там сядешь на автобус до деревни Глебовка, пройдешь ее насквозь, выйдешь к реке, найдешь узкий мостик, попадешь в другое село, его тоже пересечешь, увидишь вдали лесок, а в нем избенку. Жду там завтра, в пять вечера. А сейчас уходи, пока Мадо из туалета не вернулась… Вот, держите, девушка…
В руке у Ани оказалась двадцатикопеечная монета, Ника сверкнув улыбкой, помахала рукой в сторону:
– Мадюша, я иду!
Повторяя, словно заклинание, адрес, Амалия доехала домой, а назавтра отправилась в неведомые Холщевики.
Ника не обманула: станция с таким названием имелась на Рижской дороге, автобус и впрямь довез до Глебовки. Обнаружились мостик, село, лесок и почти сгнившая избушка.
Когда Аня вошла в нее, Ника уже сидела на железной кровати.
– Что надо? – довольно грубо осведомилась Гостева.
– Ничего, – растерялась Аня.
– Хватит ломаться, говори цену.
– Какую? – еще сильнее впала в недоумение Амалия.
– За молчание. Ты решила нас шантажировать? – налетела Ника чуть ли не с кулаками на Анну. – Откуда узнала правду про Мадо? Кто раскрыл тайну удочерения? Уж не Сильвия ли Альбертовна надумала подзаработать? Одной рукой документы оформляет, другой сведениями торгует… Дрянь!
– Я сама вас нашла, – заплакала Аня. – Мама умерла, она…
И полился ее рассказ. Анечка очень торопилась сообщить Веронике правду, она боялась, что Гостева уйдет, не дослушает, не поймет…
– Садись на кровать, – неожиданно ласково перебила ее Ника, – в ногах правды нет.
