Глава 19
Сделав погромче радио, я принялась бездумно рассматривать улицу. «А сейчас мы что-нибудь прорекламируем, – донеслось из динамика. – «Учеба за рубежом – это реально…» Я усмехнулась. Почти всю жизнь я провела у доски с мелом в руке. Долгие годы вбивала в головы студентов железные гвозди французской грамматики и пришла к простому выводу: если человек не желает учиться, то вы его никак не заставите. И еще я наивно полагала, что такие почтенные, всемирно известные университеты, как Сорбонна во Франции и Оксфорд в Англии, тщательно отбирают студентов, и обучаются там лишь одаренные люди.
Но на заре перестройки вера моя была разрушена. Я пристроилась работать в фирму, которая отправляла детей «новых русских» на учебу за рубеж.
Однажды в эту контору явилось лицо кавказской национальности, обвешанное золотом и окруженное телохранителями. С ним пришел сынишка, паренек лет семнадцати, весь в прыщах, самого противного вида.
Лицо заявило, что желает отправить отпрыска в Сорбонну учиться на адвоката. Поскольку мне с каждого оформленного на учебу ребенка «капала» определенная сумма, я с жаром взялась за дело и сообщила примерную стоимость обучения, на мой взгляд, несуразно огромную. Чтобы сразу не отпугнуть кавказца, я сказала:
– Можно платить по частям, за каждый семестр отдельно.
«Лицо» покачало головой:
– Нэт. Мэня убить могут, отдам дэньги сразу.
Сразу так сразу, кто бы спорил, но не я. Но сумма-то бешеная, и я опрометчиво предложила:
– Давайте сейчас устроим мальчику небольшое испытание. Сорбонна присылает тесты, чтобы абитуриенты могли проверить свои знания.
Кавказец обозлился и начал орать, что его сын учится на одни пятерки, ни на какие идиотские вопросы он тут отвечать не станет, и швырнул мне на стол дневник, весь усеянный пятерками.
Я тактично промолчала, но в глубине души была абсолютно уверена, что любящий папочка купил ради сыночка всю школу на корню.
Парень оформил документы и улетел. Примерно через две недели после его отъезда в Париж из Сорбонны пришел факс:
«Уважаемая мадам! Мы испытываем огромное удовлетворение от работы с вашей фирмой и надеемся, что наше сотрудничество продлится и в дальнейшем. Особо благодарим вас за студента Беслана Ибрагимова, это очень приятный молодой человек. Заранее приносим извинения, но нам требуется задать вам некоторые вопросы и получить на них ответы:
1. Беслан прошел тестирование по французскому языку, и мы вынуждены с сожалением констатировать, что он им не владеет».
Я моментально вспотела. Так, приехали, насколько я знаю, любое учебное заведение уровня Сорбонны имеет полное право отчислить студента, если тот не соответствует требованиям университета. А денежки они не вернут. В полном ужасе я стала читать дальше:
«2. Беслан прошел тестирование по истории, и мы вынуждены признать, что он не знает предмета».
Мне стало совсем дурно, но я упорно читала факс. Там было, дай бог памяти, пунктов пятнадцать, в особенности умилил последний:
«3. Беслан прошел тестирование по русскому языку, и мы вынуждены констатировать, что он им не владеет, наречие, на котором изъясняется студент Ибрагимов, нам непонятно, что вносит большие трудности в осуществление учебного процесса».
Потом из факса полез еще один листок. Я была готова к самому худшему. Сейчас прочитаю об отчислении и сообщение о том, что, согласно правилам, сумма за обучение не возвращается, и адью, Дашутка. Лучше даже не думать, что со мной сделает папуля Беслана. Одно хорошо, можно не оформлять завещание, потому что завещать мне нечего.
Листок вылез наружу. Я схватила его и затряслась:
«На основании вышеизложенного с глубоким сожалением вынуждены сообщить, что учеба Беслана в Сорбонне на данном этапе представляется нецелесообразной».
Я похолодела и ощутила себя трупом. Но, почти теряя сознание, все же дочитала послание до конца:
«Поэтому мы берем на себя смелость и просим вас связаться с родителями Беслана, чтобы предупредить их о дополнительных материальных тратах, которые им, к нашему глубокому сожалению, придется понести, чтобы спокойно обучать Беслана в университете:
1. Мы нашли Беслану репетиторов по всем предметам.
2. Мы нашли человека, который станет сопровождать его в поездках по городу.
3. Мы наняли Беслану преподавателя, который научит его пользоваться столовыми приборами.
4. Мы нашли…»
И так еще двадцать пунктов. Завершался факс абзацем:
«На основании вышеизложенного не возьмете ли вы на себя труд сообщить родителям Беслана Ибрагимова, что им следует внести на наш счет сумму в размере ста двадцати тысяч франков, не предусмотренную в основном контракте. Примите наши извинения…» – и прочая, прочая, прочая.
После этого случая у меня возникла стойкая уверенность: если хотите, чтобы ваш мопс получил диплом о высшем образовании, смело отправляйте его в Сорбонну, через энное количество лет собачка вернется магистром, главное, вовремя и бесперебойно вносить плату за обучение.
Улыбнувшись воспоминаниям, я докатила наконец до шоссе и радостно вздохнула: ура, пробок больше не предвидится.
Доехав до поселка, я ткнулась в закрытый шлагбаум и погудела, высунулся охранник.
– Куда?
– К Литвинским.
– Туда нельзя на автомобиле, только пешком, припаркуйте «Пежо» на площадке.
Я оглянулась, увидела с десяток иномарок, поставленных поодаль, и обозлилась. Ну и порядки тут теперь! Небось жильцы приняли решение не пускать на территорию никого на колесах, только своих. У нас в Ложкине тоже иногда ведутся подобные разговоры: дескать, пусть гости бросают свои тачки за оградой и идут к нужному дому пешком. Дороги в Ложкине узкие, разъехаться трудно… но до принятия конкретных решений у нас дело все же не дошло, а тут, очевидно, подвергли всех не живущих в поселке остракизму.
Я заперла «Пежо» и пошла в глубь «Волшебного леса», дорога вилась между деревьями, направо, налево… Я вышла к знакомым воротам и остолбенела. Железные створки, всегда наглухо закрытые, стоят распахнутые настежь. В глубине участка виднеются машины «Скорой помощи», пожарных и милиции. Дом… его нет. На земле высятся обгорелые руины и вьется тонкий дымок.
Я влетела на участок и закричала:
– Валентина!!!
Несколько милиционеров, стоящих у «Волги», повернулись. Потом один, самый молодой, подошел ко мне и спросил:
– Ищете кого?
– Да, – растерянно ответила я, – Валентину.
– Фамилия?
– Понятия не имею, – пробормотала я, – никогда ею не интересовалась. Валя, и все, она у Литвинских домработницей служила, живет в этом доме.
– А вы кто?
– Дарья Васильева, близкая знакомая Литвинских.
– И зачем вы приехали? Или не в курсе, что хозяин погиб, а жена в тюрьме?
– Знаю, конечно, – приходя в себя, ответила я, – просто Андрей брал у меня книгу, библиотечную, не вернул, мне звонят, напоминают, вот и отправилась сюда, думала, Валя мне ее отдаст! Где она, кстати?
Милиционер покачал головой.
– В «Скорой» лежит.
Я обрадовалась:
– С ней можно поговорить?
– Нет, она умерла, – сообщил парень.
Я попятилась:
– Как умерла?
– Сгорела.
На какое-то время я лишилась дара речи, но потом все же сумела спросить:
– Но как? Отчего пожар?
Парень пожал плечами.
– Небось электропроводку замкнуло.
Я уставилась на него. Неполадки с электричеством? Вот это навряд ли, Андрюшка очень боялся пожара, хорошо помню, как он, строя дом, говорил:
«Особое внимание проводам. Купил супербезопасные, в тройной оплетке, да еще сверху термостойкий, неразгрызаемый футляр».
«Кто же у тебя провода кусать станет?» – засмеялась я.
«А мыши? – на полном серьезе ответил Андрюшка. – Эти дряни везде пролезут. Лучше перебдеть! Знаешь, сколько особняков сгорело из-за грызунов?»
Еще Андрюша категорически запретил делать в ванных комнатах полы с подогревом, мотивируя свое решение все тем же страхом пожара.
«Закоротит – и ку-ку», – заявил он Зайке, которая, приехав на новоселье, спросила: «А почему не хочешь иметь теплый пол?»
«Детей у нас нет, по плитке никто не ползает, а сам я на коврик после ванны становлюсь, – сообщил Андрюшка, – да и не холодно мне».
– Сомнительно, что беда приключилась от электричества, – вырвалось у меня.
– Специалисты разберутся, – начал подталкивать меня к воротам парень, – уезжайте спокойно, книга ваша сгорела, тут так полыхало, ничего не осталось! Может, проводка, а может, от сигареты непотушенной занялось.
Я молча посмотрела на пепелище. Валентина не курила. И потом, что за странная закономерность: только человек даст показания, изобличающие Вику, как на следующий день помирает: Сергей Прокофьев, Нина Супровкина, теперь Валентина.
– Еще хорошо, что только один дом пропал, – продолжал меня подпихивать к выходу милиционер, – вон сушь какая стоит. В пятницу в Карабасове весь поселок накрылся, шашлычок одна компания решила сгоношить, мигом занялось, а тут соседи подсуетились вовремя.
– Какие? – машинально спросила я, открывая калитку.
– А с правой стороны, – ответил милиционер, выталкивая меня на дорогу, – вызвали пожарных.
Я постояла пару мгновений, решительно повернула направо, дошла до глухих ворот, выкрашенных зеленой краской, и позвонила.
– Кто там? – прокряхтел домофон.
– Откройте, пожалуйста, я от соседей, от тех, что сгорели.
Калитка распахнулась. Я вошла в идеально ухоженный двор и очутилась перед скамейкой, на которой сидела девушка лет двадцати, возле нее возился в траве малыш.
– Добрый день, – улыбнулась я, – меня зовут Даша, давно дружу с Литвинскими, вашими соседями, приехала вот, а тут такое! Не знаете, как случилось несчастье?
Девушка тяжело вздохнула:
– Это я пожарных вызвала, так испугалась! Горело, словно там не обычный дом, а бензохранилище! Наверное, до нашего особняка не дошло бы, хотя кто его знает. Я вообще-то не хозяйка, а няня Кирюши, меня Настей звать.
Я села около Насти на скамеечку.
– Вы молодец, такую беду предотвратили, жители поселка должны вам подарок купить.
Настя засмеялась:
– Светлана Константиновна, Кирюшина мама, то же самое сказала, пообещала духи сегодня привезти. Только благодарить следует Кирюшу, а не меня. Он ночью раскапризничался, захныкал…
Настя подошла к ребенку, но тому, очевидно, приснился кошмар, потому что он никак не желал успокаиваться. Няня взяла мальчика на руки, поносила по комнате, потом подошла к окну, отдернула занавеску, хотела сказать: «Смотри, Кирочка, все спят: и птички, и деревья», но не успела, онемела от страха. Над соседним участком занималось зарево.
Сунув мальчика в кровать, Настя опрометью кинулась к телефону.
– И во сколько же это случилось?
Девушка насупилась:
– Часа три пробило, максимум полчетвертого. Вот несчастное место! Вы знаете его историю?
– Какую?
– Ну сначала у хозяина первая жена погибла, потом его самого вторая супруга отравила, тут все об этом только и говорят. Приведешь Кирюшу на детскую площадку, няньки лишь о Литвинских гудят. Как да чего. Народ болтает, будто прежняя хозяйка, когда умирала, потребовала от мужа больше никогда не жениться, он пообещал, да слова не сдержал. Вот и полыхнуло.
– Глупости!
– Но так говорят, – не сдалась Настя, – все как один.
– Марта, жена Андрея Литвинского, умерла в горах, – ответила я, – она погибла в лавине. Андрей в это время находился тут, никаких обещаний Марта с него не брала, ерунда это! Лучше скажите, вы ничего подозрительного не заметили?
– Нет, – пожала плечами Настя.
– Может, кто крался к дому Литвинских с канистрой в руках?
Настя подняла Кирюшу, отряхнула его и сказала:
– Я все время ребенком занята, случайно к окну подошла, да и далеко дома стоят, вы на восемнадцатый участок сходите, к Мартиньяновым, они ближе живут.
Я не поленилась воспользоваться ее советом и сбегала к Мартиньяновым. У тех дома тоже была лишь няня, с жаром ответившая:
– А мы вообще все спали, нас пожарные разбудили, загрохотали, заорали, вот дом и проснулся! Правда, что у них горничная насмерть сгорела? Ой-ой, проклятье-то действует.
Поняв, что от этой бабы тоже не добиться толку, я не поленилась пройти на шестнадцатый участок, но он оказался наглухо заперт и украшен запиской «Почту просьба оставлять у охраны», очевидно, жильцы отправились отдыхать.
Ничего не узнав, я села в «Пежо» и поехала в ОМО-банк, в зал, где занимаются пластиковыми карточками. Довольно просторное помещение было пустым, вернее, в нем отсутствовали клиенты, девушки-клерки сидели на рабочих местах, я оглядела их, блондинка была только одна, хорошенькая девочка возле углового столика. Перед ней табличка «М. Гордеева».
Я пересекла зал, села около прилавка и сказала:
– Здравствуйте, Майя.
– Добрый вечер, – заученно ответила она, – чем могу служить?
– Мне нужна распечатка по этому счету.
Маечка кивнула, взяла карточку, постучала по клавиатуре компьютера и воскликнула:
– У вас же VIP-обслуживание! Вам в другой зал, здесь простые клиенты.
– Вы не можете выполнить мою просьбу?
– Конечно, могу.
– Тогда в чем дело?
– Но в VIP-зале комфортней, чай, кофе.
Меня почему-то не затошнило при упоминании напитков, более того, в голове появилась мысль: наверное, неплохо глотнуть чайку.
– Видите ли, – улыбнулась я, – у VIPов полно народа и всего две сотрудницы, а вас много, и клиентов нет.
– Случается такое, – кивнула Майя, – сейчас вам все приготовлю, а чай и сюда принесут, или лучше кофе?
– Вы так любезны, чай, пожалуй.
Маечка сняла трубку и тихонько сказала:
– У меня VIP, чай в общий зал.
Пока она возилась с компьютером, симпатичный мальчик в белой куртке притащил поднос с чашкой, чайничком, сахарницей и печеньем.
Я осторожно отхлебнула глоток и обрадовалась. Чай упал в желудок, и меня не затошнило! Так, теперь положим туда сахар.
Но и сладкая жидкость удержалась в моем организме. Окончательно осмелев, я схватила печенье, поднесла к губам и моментально была наказана. Рао-вао-сао-мао. Чай снова оказался во рту. Я отшвырнула печенье, проглотила воду еще раз и попыталась успокоить себя. Ничего, видна положительная динамика. Вчера меня скрючивало от сладкого напитка, а сегодня я спокойно его пью. Смерть от голода мне не грозит, на чае с сахаром можно прожить очень долго. И потом, если так пойдет, завтра, наверное, я смогу съесть сухарик!
– Пожалуйста, – Майя положила передо мной белый листок.
Я сделала вид, что читаю его, и воскликнула:
– Это что, а?
– Магазин «Манеж», тысяча рублей, салон «Риволи», вы там что-то покупали.
– Безобразие! – гневно воскликнула я, – какое безобразие! Только и норовите нас надуть. Тысячу спереть, фу! Сто лет не посещала «Риволи», и потом, ну-ка гляньте, покупка прошла не под моим кодом. Отвратительно.
Старательно изображая из себя истеричную, капризную клиентку, я очень боялась переборщить. А ну как Майя испугается VIPовского гнева и позовет Олега Семеновича? Управляющий сразу сообразит, что дело тут нечисто.
Но Маечка блестяще справилась с ситуацией самостоятельно, наверное, она не раз попадала в такое положение.
– Понимаю ваше негодование, – кивнула она, – в банке не должно ничего пропасть, ни тысяча рублей, ни одна копейка. Но, извините, пожалуйста, у вас счета в порядке.
– Ты мне не хами, – прошипела я, – где тысяча! Код не мой.
– У вас есть присоединенная карточка? – улыбаясь, словно японка, спросила Майя.
– Да, у дочери.
– Помните защитный код?
– Конечно! Или полагаете, что я не знаю финансовых документов своего ребенка? – нагличала я.
Но Майя не дрогнула:
– Проверьте, это он?
Я сделала вид, что изучаю распечатку, потом принялась изображать раскаяние:
– Простите, дорогуша, погорячилась.
– Бывает.
– Обидела вас!
– Вовсе нет.
– Накричала!
– Ваша реакция вполне объяснима, деньги не должны исчезать со счета.
– Не держите на меня зла!
– Ни в коем случае, всякое случается!
– Ах, ужасно, мне так стыдно.
– Право, не стоит переживать, – улыбнулась Майя, – вы себя очень мило вели, у нас никогда… впрочем, это не интересно.
Я тихонько достала из кошелька стодолларовую купюру, подсунула под кипу бумаг на ее столе и шепотом сказала:
– Возьмите себе, ангел мой, купите конфет.
– Нам не разрешается брать чаевые, – тоже шепотом ответила Майя.
– Ерунда, котик, это же копейки, на пастилу, разве можно считать сумму в сто долларов чаевыми? И потом, никто не видит. Скорей, ну же, я денежки украдкой положила.
Майечка сделала быстрое движение рукой, зеленая бумажка испарилась без следа.
– Спасибо.
– Это вам спасибо, душечка, – ответила я, и тут прозвучал звонок, возвещавший о конце рабочего дня.
Я вышла на улицу, села в «Пежо» и стала ждать. На моих глазах здание стали покидать последние клиенты, потом спустя примерно четверть часа потянулись усталые клерки, Майя вышла одной из последних. Я опустила стекло и крикнула:
– Маечка!
Девушка подошла к машине.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? Я еще в банке удивилась.
– Вы меня не помните?
– Простите, нет.
– Была у вас… э… пару месяцев назад, и вы назвали свое имя, в VIP-зале тогда тоже много клиентов толкалось, вот я и пошла к вам.
– А, понятно.
– Я еду на улицу Обручева, нам по дороге?
– Ой, – воскликнула Майя, – я как раз там живу.
– Надо же, – скрывая довольную ухмылку, подхватила я, – случаются иногда удивительные совпадения, садитесь, подвезу.
Маечка заколебалась:
– Неудобно как-то, мы незнакомы.
– Меня зовут Даша, теперь неудобство исчезло?
Маечка в задумчивости смотрела на «Пежо».
– Нам в одну сторону, – защебетала я, – в метро отвратительная липкая духота, а в моей машине работает кондиционер. И потом, мне так неудобно за устроенный скандал. Дайте возможность искупить вину!
Маечка засмеялась и села на переднее сиденье.
– Разве это скандал, знали бы вы, как некоторые разговаривают.
Время в пути мы провели более чем мило, поболтали о новинках косметики, о том, какие каблуки будут в моде осенью, и сравнили духи «Шисейдо» с парфюмерией «Ланком».
Наконец «Пежо» прибыл на Обручева. Маечка показала на блочную башню:
– Мне сюда.
– Надо же! И мне тоже.
Мы вместе дошли до подъезда и вознеслись на девятый этаж. Майя остановилась возле двери, обитой красным дерматином.
– Я пришла.
– Я тоже.
Девушка непонимающе уставилась на меня:
– Вы сюда?
– Да.
– Но тут я живу.
– Одна или с родителями?
– Одна.
– Значит, никто не станет возражать, если я зайду к вам в гости?
Маечка прижалась к стене:
– Зачем?
Я решила идти напролом:
– Майя, тебе деньги нужны?
– Вы встречали человека, который на такой вопрос отвечал «нет»? – одними губами усмехнулась девушка.
– Тогда открывай дверь.
Маечка стала рыться в сумке.
– Что-то не пойму.
– Не на лестнице же нам разговаривать!
Она кивнула и распахнула дверь:
– Входите.