Глава 13
Утром я чувствовала себя просто прекрасно. Голова не болела и не кружилась, ноги не дрожали, я ощущала замечательную легкость во всем теле, и еще резко обострилось обоняние. Распахнув окно, я чуть не скончалась от запахов летнего леса и цветов из сада, мне показалось, что я не вдыхаю воздух, а пью его. Была еще одна странность, отчего-то я проснулась ровно в шесть и упорно не хотела спать.
Поразмыслив над этим удивительным фактом, я решила, что все происходящее только к лучшему. Сейчас дом спит, но ровно в восемь у всех затрезвонят будильники, начнется трам-тарарам, и мне придется затаиться у себя в спальне минимум до десяти, потому что именно в это время кавалькада машин стартует с нашего участка в направлении шоссе. Кеша сначала завозит Маню в Ветеринарную академию, а потом едет по делам, Зайка летит в Останкино, Дегтярев, правда, укатывает раньше, около девяти. Мне же, пока хоть кто-нибудь находится дома, нельзя даже приближаться к гаражу, домашние настроены решительно, матери велено лежать в кровати и пытаться раскодироваться. А еще может случиться совсем неприятное: вдруг у Аркадия нет спешных дел в Москве и он решит остаться сегодня в Ложкине?
Подумав так, я выскочила из-под одеяла и ринулась к шкафу. Тут меня ожидала новая проблема: вся одежда оказалась катастрофически велика. Брюки сваливались к ступням, футболки болтались на мне, словно на огородном пугале, даже ноги усохли.
Я быстро встала на весы. Стрелка замерла у числа «сорок»! Непостижимым образом я ухитрилась за ночь потерять еще два килограмма, но самочувствие-то отличное, бодрое, вот только выйти из дома не в чем!
Сняв тапочки, я на цыпочках пробралась в гардеробную Зайки и порылась в вещах. Футболочка отыскалась довольно быстро: маленькая, коротенькая, а вот нижнюю часть тела было просто не во что упаковать. Наконец я выдернула из самого темного угла бежевые штанишки и удовлетворенно вздохнула, вот эти вроде ничего.
Притащив «обновки» к себе, я нацепила майку, надела брючата и с горечью констатировала: они тоже безнадежно мне велики. Делать-то что? Ехать в город в халате? До ближайшего магазина? Отличная идея! Только точки, торгующие одеждой, открываются в основном в десять!
Пока голова решала сложную проблему, руки действовали сами по себе, они схватили пояс от халата и, продернув его в петли на брюках, завязали. Здорово!
Уходя из дома, я бросила взгляд в большое зеркало в холле. Оно отразило девочку лет тринадцати, с костлявым торсом, обтянутым футболкой стрейч, и ножонками в слишком широких штанах, прихваченных на талии поясом от махрового халата. Некоторым диссонансом в облике было лицо взрослой женщины и золотые, дорогие сережки в ушах.
Вздохнув, я пошла к гаражу. Были бы кости, а мясо нарастет! Вот начну скоро есть!
Возле квартиры Натальи я оказалась в восемь и, минуту поколебавшись, позвонила. Послышалось недовольное:
– Кого черт принес? – И дверь распахнулась.
Передо мной стояла толстая тетка в мятом грязном халате. Зевая во весь рот, она пробормотала:
– Тебе чего? За каким дьяволом трезвонишь, людям спать не даешь?
– Вы Наташа? – спросила я.
Бабища, продолжая давиться зевотой, кивнула:
– Наталья, правильно. Дело-то в чем? Ты кто?
– Из Пескова приехала. – Я стала изображать из себя деревенскую жительницу. – Уж простите, рано вставать привыкла, огород, корова, вот и не рассчитала, что москвичи поспать любят.
– Мы побольше вашего работаем, – рассердилась Наташа, – знаем вас, деревенских, только стонете: ах, огород, ой, скотина, а сами в полдень уже пьяные, на ногах не держитесь! Надо чего? Говори скорее. Если остановиться хочешь, то я тебя не знаю, и у меня не гостиница.
С этими словами она схватилась за ручку двери.
– Меня Анфиса прислала, – быстро затараторила я, – баба Рая померла, помните такую?
Наташа заморгала. Чтобы окончательно успокоить ее, я бодро сообщила:
– Уже похоронили, поминки справили, деньги не нужны. Изба осталась, имущество, вы наследники с Веркой будете. Я сообщить приехала.
Наталья мигом втащила меня в темную, грязную прихожую и зашипела:
– За каким чертом про наследство на лестнице орешь? Ступай в кухню.
Маленькое пространство было заставлено разнокалиберной грязной мебелью, на подоконнике теснились банки, горшки с полузасохшими растениями и пустые коробки. На холодильнике громоздилась кипа старых газет, в мойке высилась башня из грязных тарелок и чашек. Судя по всему, домашнее хозяйство не являлось хобби Наташи.
– Рассказывай, – велела хозяйка, плюхаясь на табуретку, – ты, ваще, кто?
– Даша из Пескова.
– Ну, дальше…
Я изложила историю про подпол, лестницу и разбитую банку.
Наташа оживилась.
– Во дела! Там участок громадный, соток пятьдесят. Дом крепкий, сарай, сад, хорошо продать можно.
Я тихонечко вздохнула. Бедная бабка, Наталья только обрадовалась ее кончине. Решив слегка пригасить радость наследницы, я сообщила:
– Вашего лишь половина, остальное Веркино, вы вдвоем имущество получаете, так по закону выходит.
Наталья радостно рассмеялась.
– А вот и нет, Верка-то умерла давно.
– Да? – удивилась я.
– Ничего странного, – кивнула Наташа, – пила сильно, алкоголичка. Цирроз печени заработала, уж лет пять как на том свете, мне одной домишко остается. Ладно, поняла, тебе надо за работу заплатить? Сколько хочешь за то, что постаралась? Много нет, пятьдесят рублей хватит?
Я молча взяла бумажку, сунула ее в карман и сказала:
– Анфиса просит поскорей приехать.
– Зачем мне вообще туда кататься? – удивилась Наташа. – Так продам.
– Вещи разобрать, там мебель, люстра, посуда…
– Ой, посуда, – заржала Наташа, – мебель! Не смеши меня, рухлядь и осколки! Это для вас, колхозников, вещи, а для нас, москвичей, дрянь. Скажи Анфисе, пусть себе забирает и знает мою доброту.
– А иконы?
– Неверующая я, доски мне ни к чему.
– Белье постельное.
Наташа отмахнулась:
– Тряпки, я в Пескове лет двадцать назад была, уже тогда рванье на постелях лежало, сомневаюсь, что Раиса за эти годы новое купила. На пенсию жила, знаю, сколько она имела, не до пододеяльников.
«Что ж ты не помогла бабке, раз такая умная», – чуть было не ляпнула я, но, вовремя удержавшись, уточнила:
– Сервиз серебряный Анфисе тоже забирать?
– Чего? – взметнула брови Наташка. – Какой такой сервиз?
– Из серебра, – повторила я, – очень дорогой.
– Откуда же он взялся? – с выражением самого искреннего удивления на лице спросила собеседница.
– Неужели никогда не видели? Вы же вроде детство в Пескове провели?
– До восемнадцати лет меня Раиса воспитывала, – подтвердила Наташа, – потом я в город подалась.
– Значит, помните про сервиз. Он Рае от родителей достался, людей богатых. Она им перед Анфисой хвасталась, говорила: жуткие тысячи стоит!
Внезапно Наталья рассмеялась:
– Богатые люди, ой, не могу. Вы, деревенские, врать горазды! Да бабка из сирот, всю жизнь в нищете, дед ее пил как оглашенный, нам с Веркой в детстве ни одной конфетки не досталось. Нарвем в саду слив, вот и все лакомство. Да там все кругом водку жрали: Клавка, моя мать, Веркина мамаша, а как они померли, самогонки обпились, бабка с нами двумя одна осталась, еле вытянула. Мы зимой в школу по очереди ходили, валенки одни на двоих были. Сервиз! Серебряный!
– Значит, не было его?
– Нет, конечно, – вздохнула Наташа, – я хорошо знаю все Раисины захоронки, у нее из ценного кольцо обручальное да самовар расписной, красный с золотом. Имей она набор дорогой, давно бы продала, чтобы с голоду не помереть. Наврала Раиса Анфисе, напридумывала, она мастер была на истории. Мне все детство рассказывала, как к ней принц сватался на белом коне, а я верила лет до десяти. Никогда никакой посуды из серебра в избе не было.
Я ушла от Натальи в глубокой задумчивости, влезла в «Пежо» и стала вертеть в руках совочек. Значит, сервиза не имелось. Где же его бабка взяла? Внезапно в моей голове всплыло имя Алла, и я рванулась вновь к Наталье.
– О господи, – протянула та, опять распахивая дверь, – издеваешься, да? Только задремала, снова здорово! Ну теперь что, а?
– Уж извините, – забубнила я, – Анфиса просила еще и Алле про смерть бабы Раи рассказать. Вы ей сами звякнете или мне лучше? Дайте ее телефончик.
– Какой Алле? – вытаращилась Наталья.
– Ну вы ее к бабке присылали…
– Я?
– Ага, это знакомая ваша, хотела в деревню переехать, а вы присоветовали у бабки избушку купить. Алла у Раи была, очень той понравилась, красивая женщина, блондинка с красными губами.
Наташа секунду стояла молча, потом резко ответила:
– Нету у меня таких знакомых, одна подружка имеется, Ленка, и все, и на работе Аллы нет, и среди соседей.
– Но Анфиса говорила…
– Дура она, Фиса, еще в мое детство из ума выжила, – обозлилась Наталья, – ступай себе, не звони сюда больше, спасибо, что позаботилась приехать и про смерть Раисы сообщить, желаю тебе здоровья да счастья, а теперь оставь меня в покое, с ночной смены я, спать хочу, сил нет!
И она со всего размаха захлопнула перед моим носом дверь. Я снова села в «Пежо» и опять схватилась за совочек. Вот дела! Откуда же у нищей бабы Раи взялся уникальный серебряный сервиз? Может, его и не было? Может, ложечка не имеет к нему никакого отношения? Был только один способ проверить предположение, надо съездить к Вике домой и рассмотреть как следует набор, сразу станет понятно, подходит ли совочек к сахарнице.
Я взяла телефон и набрала хорошо знакомый номер.
– Алло, – ответила горничная.
– Валя, это Даша, Дарья Васильева.
– Слушаю вас, – вымуштрованно ответила прислуга.
– Мне надо приехать в коттедж… э… я забыла у Вики одну книгу забрать, давала ей почитать, томик из библиотеки, уже звонят, ругаются.
– Боюсь, не найду, – испугалась Валентина, – у хозяев книг горы.
– Я сама, если позволишь.
– Конечно, приезжайте, но… – и она замялась, – уж извините, что условие ставлю, до двух успеете? Меня в четыре в милиции ждут, вызвали на допрос к следователю, это из-за…
– Понимаю, – прервала я ее, – сейчас прикачу, не волнуйся, не задержу.
Уже по дороге в «Волшебный лес» мне пришла в голову разумная мысль: отчего же милиция не опечатала коттедж? Почему Валентина после смерти Андрюшки и ареста Вики по-прежнему проживает там?
Валя появилась у Литвинского давно, точно не назову год, может, восемь, может, девять лет назад. Марта как-то раз, изменив своей привычке отдыхать в горах, отправилась на Украину, в некий санаторий, славившийся особой грязелечебницей. У Марты сильно болела спина, и доктор настойчиво рекомендовал ей эту лечебницу. Литвинская купила путевку и укатила. Вот там она и познакомилась с Валентиной, угрюмой девушкой, работавшей в санатории горничной. Назад вернулись вместе. У Валентины не было никаких родственников, жила она в общежитии, образования не имела, получала копейки, а Марта безуспешно пыталась найти домработницу. Как только Литвинский разбогател, она обратилась в агентство, и ей начали присылать разных женщин. Но каждый раз дело заканчивалось скандалом. Одна украла деньги, другая не умела готовить, третья абсолютно не видела грязи, четвертая сожгла утюгом все вещи, пятая была идеальной работницей, но при этом обладала длинными стройными ногами, хорошенькой мордашкой, копной мелко вьющихся волос, и Андрюшка начал как-то по-особому улыбаться, когда горничная наливала ему суп.
Валентина же оказалась идеальным вариантом. Она скользила по дому молча, с тряпкой в руках. Квартира Марты заблестела, словно пасхальное яичко, занавески шуршали крахмалом, скатерти были идеально выглажены, паркет натерт, постельное белье стиралось и гладилось дома.
– Мало ли кто в прачечную грязь понесет, – бурчала Валентина, – еще хозяева заразу подцепят.
Валя была младше и Андрюшки, и Марты, но относилась к ним, как мать к детям. Хозяев она любила безоглядно, порой обожание принимало странные формы.
Один раз Марта собрала на свой день рождения гостей, не так много человек, только самых близких. К чаю подали торт.
– А где свечки? – захихикал подвыпивший Валера Лосев.
– Ага, – подхватила его жена Лариска, – боишься, что мы твой возраст выясним? Да и так знаем, что старая, в рухлядь превращаешься, ха-ха-ха, шутка.
Никто не обратил внимания на высказывание Лариски. Госпожа Лосева обожала говорить с милой улыбкой гадости, Марта позвала ее только из-за Валеры, с которым у Андрюшки были связи по бизнесу. Гости спокойно пили чай, вдруг на пороге появилась Валентина с подносом. Она приблизилась к Ларисе и, как всегда мрачно, буркнула:
– Ваш кофе.
– Кофе? – изумилась та. – Я не просила.
– Значит, не надо?
– Нет.
Валентина стала разворачиваться, чашка съехала с подноса, темно-коричневая жидкость выплеснулась на нежно-розовый костюм Лариски.
– Ой, дура, – заорала та, – с ума сойти!
– Сейчас, сейчас, – засуетилась Марта, – пойдем скорей в ванную, застираем.
Короче говоря, вечер у Лариски был испорчен. Валентина молча стала вытирать ковер, в ее глазах промелькнуло странное, несвойственное домработнице выражение: смесь злорадства и удовлетворения.
Я бы сразу забыла об этом происшествии, но история имела продолжение. Часов около одиннадцати я заглянула в ванную покрасить губы перед уходом и услышала разговор Марты и Валентины, находившихся в кухне.
– Не стыдно тебе? – спросила хозяйка.
– А что? – ответила Валя.
– Ты зачем на Лариску кофе вылила?
– Случайно вышло, простите, постираю ей костюм.
– Не ври, ты нарочно это сделала, я тебя отлично знаю.
– Она про вас гадости говорит, – с несвойственной ей эмоциональностью воскликнула прислуга, – ишь, разбогатела! Рухлядь! Да вы красавица! Это Лариска возле вас кулем глядится!
Марта тихонько засмеялась:
– Больше так не делай, мне вовсе даже не обидно.
– Угу, – пробубнила Валентина, – извините, не сдержалась!
– Умница, – ласково сказала Марта, – и спасибо тебе, честно говоря, я давно хотела Лариске на голову миску с салатом нацепить. Но никогда больше не веди себя так.
– Я прямо бешусь, когда вам гадости говорят, – проронила Валентина.
– Ладно тебе, – смеялась Марта, – брань не камень, повисит и отвянет!
Смерть Марты Валентина пережила очень тяжело. Хозяйство по-прежнему содержалось в идеальном порядке, вот только разговаривать Валентина совсем перестала, отделываясь короткими ответами: «Ага», «Угу», «Сделаю».
Вику она приняла спокойно, продолжала служить верой и правдой, но полюбить новую хозяйку так, как Марту, не смогла. В комнате у Валентины появился большой портрет покойной, около которого она каждый день ставила цветы. Мне показалось, что прислуга горюет намного больше вдовца. У Андрюшки в кабинете не имелось ни одного снимка трагически погибшей супруги, однако, учитывая, какими были их отношения в последнее время, это не странно.
Впрочем, и Валентина стала забывать хозяйку. Несколько месяцев назад, еще до всех трагических событий, я приехала в «Волшебный лес» и увидела на столе очаровательные салфетки с мишками и спросила:
– Где взяла? Я тоже такие хочу!
– У Вали спроси, она где-то купила, – ответила Вика.
Я вошла в комнату к Валентине, увидела ее со спицами у телевизора, узнала про салфетки и удивленно воскликнула:
– Ты убрала фото Марты?
– Грех это, – тихо ответила горничная, – нельзя постоянно плакать, покойным – могила, живым – жизнь.
Последняя фраза покоробила меня. Похоже, Марта умерла окончательно, мертвые живы, пока о них хоть кто-нибудь вспоминает.
