Глава 19
Следователь Геннадий Викторович Столяров считал – и небезосновательно, – что работа у него сложная и ответственная. Жил он, как одинокий волк. Женщины не выдерживали его постоянных отлучек и разговоров только о службе. Вот и обитал он в своей холостяцкой квартире в гордом одиночестве. В кухне из продуктов – в обычном понимании этого слова – практически ничего не было. Раз в месяц Гена приходил в продуктовый магазин и закупался «по-серьезному»: брал сахар, соль, макароны, крупы… Продавщицы даже посмеивались:
– Что, война началась?
– У меня каждый день война, – отшучивался он.
Геннадий мог и просто воды из-под крана попить, и картошку пожарить. Имелись в его хозяйстве яйца и картошка. Иногда он баловал себя цыпленком-табака, которого он жарил сам, купив тушку на рынке. Наливал много масла в сковороду, натирал покупку солью, перцем и чесноком и шлепал в шкворчащее масло. Сверху все это дело накрывалось плоской металлической крышкой, а роль пресса, который должен был выдавить все соки из цыпленка, выполняла кастрюля с водой. Оставалось только минут через двадцать перевернуть сплющенного цыпленка и подождать еще двадцать минут. Главное – не потерять за это время сознание от ароматов, разносившихся по всей квартире, и не открывать дверь устремившемуся в гости – на запах – соседу. Затем выложить это чудо в большую тарелку – и вприкуску с хлебом или отварным картофелем начать поглощать сей деликатес, обжигая рот, потому что дождаться, когда это все остынет, просто невозможно. И запивать еду холодненьким пивком…
«Пиво, – подумал Геннадий, – холодное пиво после вчерашней отключки сродни живой воде…» И он открыл глаза. Гена увидел люстру и понял, что он дома. Тело его почему-то ныло… Гена опустил руку и попытался нащупать бутылку коньяка, припомнив, что вчера он поставил ее возле кровати. Бутылку он не обнаружил.
На него внезапно навалилась слабость, заболела голова… Он опустил ноги на пол и подумал, что сходит с ума: он не узнал собственную квартиру. Пол был какой-то подозрительно чистый…
«Вот здесь валялись мои носки, – подумал Геннадий, – а вон там должны были лежать мои штаны… А вот здесь много чего лежало… бутылки пустые… инструменты… CD-диски, коробка с обувью… Где все это?! Черт, меня ограбили!» – пронеслось у него в голове.
Он увидел отполированную дверцу шкафа. Почему он закрыт?.. Обычно он оставлял дверцу открытой… «Шмотки утащили?..» – Гена огляделся в поисках одежды и нашел ее аккуратно сложенной на стуле. На спинке стула ничего не висело, а ведь обычно из-за горы сваленной на него одежды даже самого стула не было видно… «Хорошо, оставили хоть что-то…» – подумал Геннадий.
И вдруг он услышал тихий свист – как в рассказе Артура Конан Дойля «Пестрая лента». Только в отличие от бедной девушки-героини он даже испугаться не успел. Тихий свист перешел в приятную мелодию. И из кухни выплыла румяная пожилая женщина в домашнем халате.
– Очнулся, касатик? Очень хорошо! А то я уже переживать начала…
– Ой! – стоявший голышом Гена еле успел прикрыться.
– Да чего я там не видела, касатик! – засмеялась пожилая дама. – Давай, приходи в себя! Я завтрак приготовила, иди скорее! – И она удалилась, шаркая тапочками.
Геннадия чуть удар не хватил.
«Господи, кто это?! Неужели я с ней провел ночь?! Она же старше меня лет на… она мне в матери годится! Нет, не может быть! Может, это «белочка»?» – с робкой надеждой подумал Геннадий и ущипнул себя за бок. Но мелодичное пение и шкворчание масла в сковороде, доносившиеся из кухни, наводили на невеселые мысли: это не «белочка» и не сон, а реальность.
У Гены пересохло во рту.
«Нет, не может быть… Где я мог ее подцепить?! На встрече ветеранов?! Я что, совсем ничего не соображал?.. Ох, надо было жениться, давно, на ком угодно, но… на молодой! Что же делать? Женщина, похоже, очень довольна… В матери мне годится… как же неудобно! Просто сквозь землю готов провалиться! Радует одно – она точно не забеременеет… Что я несу?!»
Геннадий трясущимися руками натянул одежду и мелкими шагами, как нашкодивший кот, отправился в кухню.
– Тут и продуктов-то не было почти, – заметила женщина, – поэтому получилось, как в песне: «Я его слепила из того, что было, а потом – что было, то и полюбила!» Яичницу пожарила, сделала греночки, кофе сварила… Покушай, голубок!
Геннадий, побледнев, опустился на табуретку. Он не знал, как ему себя вести и что говорить. Состояние духа у него было крайне удрученное.
– Я… может… в душ сбегаю? – еле вымолвил он.
– Там Зина, сейчас она выйдет, – ответила ему женщина, раскладывая яичницу по тарелкам.
– Зина?! Кто это?! – Гена оторопел от одной только мысли, что в квартире есть еще кто-то, видевший его позор.
– Хорош! – покачала головой женщина. – Совсем ничего не помнишь! Мне одной страшно было ехать, вот соседка и согласилась мне помочь.
В подтверждение ее слов вошла совсем уж старенькая женщина с седым «одуванчиком» на голове и подслеповатыми глазами.
– А вот и Зиночка! – обрадовалась женщина.
Гену снова бросило в пот.
– Девочки… э-э… дамы… я, конечно, извиняюсь… Я не совсем понимаю, что происходит, но я ничего не помню! Надеюсь, я ничем вас не обидел? – спросил он дрожащим голосом.
– Обидел? – переспросила первая «гостья». – Конечно нет! Все отлично!
«Надеюсь, я не участвовал в групповой развлекаловке с пенсионерками», – подумал Гена и содрогнулся от ужаса.
Женщина внимательно всмотрелась в озабоченное бледное лицо Гены и сказала:
– Моя дочь, Мирабелла, сказала, что занята одним очень важным делом. Но это дело немного «скользкое», как она выразилась. И если она вдруг не приедет домой ночевать, я должна буду позвонить следователю – Геннадию Викторовичу Столярову. Она дала мне ваш номер телефона. Я успокоилась, поняв, что это дело контролирует представитель официальных органов. А приставать к Мирабелле, спрашивать, чем она занимается, бесполезно, она сказала, что это не мое дело… и ничего страшного не произойдет. Вчера она объявила, что едет на фабрику головных уборов. Я, естественно, поинтересовалась, что она там забыла. Мирабелла сказала, чтобы я не волновалась, они с Гришей едут всего лишь на разведку. Она не вернулась вечером. Что-то случилось с моей дочерью, сердце матери не обманешь, я чувствую: что-то происходит! Вот я и позвонила вам. Вы мне весело сообщили, что ждете всех девочек, вместе взятых, к себе в гости! Я и рванула сюда – с подругой. Грешным делом я думала, что застану здесь и свою дочь, но, кроме пустых бутылок и вас, Геннадий, – в невменяемом состоянии – я никого тут не увидела. Вы даже не помните, как впустили нас в дом! И теперь я хочу задать вам прямой вопрос, Геннадий Викторович…
– Да, конечно! – Гену затрясло.
– Где моя дочь? – с вызовом спросила женщина, глядя на него.
– Дочь?!
– Мирабелла! – уточнила она.
– Тьфу ты! Так вы – мама Беллы! – обрадовался Геннадий.
– Да, и зовут меня Александра Ильинична! Вы и этого, похоже, не помните!
– Ой, а я-то было подумал…
– Что подумал? – строго спросила она.
– Что у нас… что-то было! – простодушно ответил он, и матушка Беллы вздрогнула и перекрестилась.
Зина, до этого тихо-мирно поедавшая бутерброд с колбаской, подавилась и закашлялась.
– Вон что удумал! – воскликнула Александра Ильинична. – Пить тебе надо бросать, так-то! А я, как кардиолог, могу сказать, что с сердечком-то у тебя не все в порядке: вон какие отеки – и на руках, и на ногах, и очень уж бледный ты…
– Да, с сердцем у меня проблемы, – согласился Геннадий.
– Так какого же черта ты ведешь такой дикий образ жизни, если вообразил, что зажигал всю ночь с двумя старушками?! Я тебя еще раз спрашиваю: где моя дочь?! Я-то думала, что она под присмотром полиции! Теперь я вижу, что это за присмотр! И что у вас за дело такое? Ты, надеюсь, все же в курсе?
– А вы и правда полицейский? – подала голос Зинаида. – У меня к вам просьба – найти моего кота Барсика, он опять куда-то сбежал. Вкусил свободной жизни – и удрал!
Геннадий обхватил голову обеими руками, пытаясь прийти в себя.
– Я… поем?
– Конечно!
– Выпью кофе?
– Разумеется!
– А потом я позвоню своему другу Максиму. Он ухаживает за вашей дочерью…
– Это тот бомжик? – уточнила Александра Ильинична.
– Не знаю, о ком речь. Максим – богатый и весьма уважаемый человек.
– Видела я его богатство! – вздохнула мама Беллы.
– Не перебивайте… Я позвоню ему, думаю, они вместе, и тогда все вопросы решатся автоматически.
– Так позвоните ему побыстрее! – требовательным тоном заявила Александра Ильинична.
Геннадий заглотал яичницу, поблагодарил старушек за вкусный завтрак и набрал номер своего друга. И узнал, что абонент временно недоступен. И так – несколько раз подряд. Гену охватила смутная тревога. Александра Ильинична все поняла.
– Вот и Мирабелла тоже недоступна. Думаете, они так заняты друг другом, что напрочь отключились от действительности? Моя дочь обязательно предупредила бы, что не придет ночевать; она точно сказала, что едет на эту фабрику, и с ней поехал и Гриша. Не думаю, что он держит им свечку!
Геннадий нахмурился:
– Они поехали туда, не предупредив меня?.. Зачем? Просто так, проверить… и во что-то влипли?..
– Ты меня спрашиваешь? – уточнила мама Беллы. – Я не знаю!
– Я размышляю… Если это так, я… проверю… выясню…
– Я от тебя этого и добиваюсь! Найдите мою Мирабеллу и вправьте ей мозги! Не девочка уже – в сомнительной компании заниматься какими-то странными делами.
– Нормальная у нас компания, да и дело почетное, может, ей даже грамоту дадут, когда оно завершится, – сказал Гена.
– Ага, посмертно! Меня это не устраивает. Мирабелла всегда была очень послушной, домашней, вот уж не думала я, что на четвертом десятке она вырвется из-под моей опеки, домашней крыши и… «крыши» вообще!
Геннадий быстро оделся и, оставив дамам ключи и сказав, что они могут оставаться в его доме сколько хотят, поехал на фабрику. По дороге он еще несколько раз звонил Максиму и Мирабелле, но каждый раз безрезультатно.
«Черт! Не могли же они просто так исчезнуть? Что там творится, на этой фабрике? Во что они опять влезли?» – думал Геннадий, мчась по дороге с превышением скорости.
«Да, эти старушки-веселушки напугали меня! Весь кайф обломали… Надо бросать пить! Я даже не помню, что Александра Ильинична позвонила мне и я ее пригласил!»
