Глава 35
– Но как же… – растерялась я.
– Ты почти докопалась до истины, – вздохнул Алик. – Тебя смутили многие вещи: почему на Дане уличная одежда, а не пижама; отчего на ногах были туфли, а не тапки; с какой стати она не помыла чашку от кофе; по какой причине в напитке лежал сахар; кто растворил в кофе рецитол… Ну почему ты, такая умная, не сложила все вместе и не поняла: Гарибальди сбили машиной?
– Что? – подскочила я. – Кто? Как? И, в конце концов, почему?
– Сбила Жозя, – спокойно сказал Альберт, – личность преступницы нам уже известна. А вот все остальное… Думаю, ситуация складывалась так. Ты уже сообразила, что милейшая Антонина Михайловна до сих пор разводит тех самых птиц?
Я вспомнила разноцветные перья на моей простыне и вздрогнула.
– Да!
– И зачем же моя милая мамуля занимается столь опасным делом, а? – иезуитски прищурился Алик.
– Она любит птичек, – промямлила я. – Любых. Даже, как теперь я понимаю, очень опасных.
– Господи! Наивняк! – заржал Альберт. – Впрочем, я в отличие от тебя хорошо знаю, каково финансовое положение Гарибальди. Магазин Даны загибается, она еле-еле сводит концы с концами, и вот что интересно: каждый месяц мою бывшую женушку спасает от краха тетенька по фамилии Яндарова, она делает суперзаказ, и Дана спасена. Понимаешь?
– Нет, – призналась я.
Алик постучал себя кулаком по лбу.
– Ау, войдите! На какие бабки моя бывшая жена отгрохала ремонт? На что они сейчас с Жозей живут, не отказывая себе в мелких удовольствиях?
– Магазин, бусы, серьги, – перечислила я.
– Уже говорено – бизнес не приносит ни шиша, – начал злиться Альберт.
– Но клиентка Яндарова… – заспорила я, – она много покупает…
– Яндарова – это Жозя. Правда, мамуля? – просюсюкал Алик, поворачиваясь к старухе. – А ты здорово придумала прикрыться бусами Данки. Ни у кого не возникает вопроса про лавэ – ясное дело, они от бизнеса. Один я знаю правду: Антонина Михайловна выполняет заказы от частных лиц. Привозит кому надо контейнер с птичкой, получает нехилые денежки, и ку-ку. Читайте потом в газетах про банкира и олигарха, которые от инфаркта ласты склеили. Сыпь на шее никого не напугает, это, типа, аллергия.
– Жозя! – изумленно пробормотала я. – Скажи, что Алик врет!
Старуха не издала ни звука.
– А ей говорить нечего, – заметил сын, – зато я могу сообщить, как обстояло дело. Дана слегла с мигренью, свекровь, которая тщательно скрывала от невестки свои выезды в город, сочла день вполне благоприятным для поездки в Москву. У гаража есть два выезда, один прямо в лес, вот маменька им и пользовалась.
– Захаркина говорила о каком-то мужике с бородой, в кепке и очках, который носится по проселку и один раз чуть не сбил ее! – воскликнула я.
– Вот, вот, – закивал Алик, – правильно! Продав очередную птичку, мамахен вернулась домой, поставила авто в гараж, и – вот пассаж! Ворота, не те, что в лес, а те, которыми пользуются постоянно, вдруг открылись, и показалась одетая для выхода Дана. Она избавилась от мигрени и куда-то собралась. И Жозя нажала на газ! Старуха сбила невестку и решила представить дело как несчастный случай. Сначала стянула с Даны одну туфлю и побежала в мансарду. Там бросила ее у подоконника и распахнула окно.
– Звуки, которые слышали Вера Расторгуева и Олеся Филимонова! – закричала я. – Они не видели друг друга, но уши их отлично работали. Вера рассказывала про «ба-бах», ей показалось, что упал матрас. Расторгуева присмотрелась, заметила кучу тряпья, которая оказалась Даной, и кинулась к Грибкову. А Олеся Филимонова, появившаяся на месте преступления буквально через несколько секунд, уловила странный скрип, подняла голову, и ее взору предстали покачивающиеся створки мансардного окна.
– Его только что распахнула Жозя, – кивнул Алик, – поэтому рамы и качались. Но никто не заметил несостыковок, и пошла гулять версия о падении из окна. Мамахен схватила чашку, развела в ней арабику, положила в кофе рецитол и вылила напиток в туалет, позаботившись, чтобы на дне осталась малая толика – для анализа. Все складывается, как детский пазл: у Даны мигрень, она выпила лекарство, ощутила приступ удушья, открыла окно… Да кто угодно подтвердит, все знакомые в курсе: Гарибальди мается головой, и ей в момент обострения недуга постоянно требуется свежий воздух.
– Врач в клинике! – ахнула я. – Она сказала: «Насколько я могу понять, падение было горизонтальным, оно менее тяжелое и напоминает транспортную травму». Значит, у опытного доктора зародились некие сомнения, но ведь ее дело лечить, а не думать, где пострадавшая изуродовалась. А еще реаниматолог рассказывала о «вколоченных переломах». Мне стало плохо, и я перестала ее слушать.
– Антонина старательно заметала следы, но совершила много ошибок. Забыла, что Дана не пьет кофе с сахаром, – сказал Алик, – к тому же вытерла чашку, но ведь на ней, по идее, должны были остаться отпечатки пальцев невестки. Еще, бросив в чашку рецитол, она унесла и положила в аптечку упаковку с лекарством. Ты, Виола, не заметила этой оплошности. Странно: если Дана приняла лекарство в момент мигрени, то даже она, патологическая аккуратистка, не пошлепала бы на первый этаж.
– Я же думала, что Гарибальди убили!
– Ага, – кивнул Алик, – принято. Но Антонина-то тут как раз и прощелкала! Ей, если она хотела убедить всех, что произошел несчастный случай, следовало оставить рецитол на самом виду. Вот, мол, глядите, Дана таблеток наелась и выпала из окна. Ошибка, мамахен! Кстати, Вилка, ты тоже хороша – разбрасывалась по всем направлениям, хваталась за одну версию, не отрабатывала ее до конца, цеплялась за другую!
– Ты рассуждаешь прямо как мой бывший муж-мент, – огрызнулась я, понимая справедливость упреков Альберта.
– В принципе мне все ясно, кроме одного, – продолжил он. – Почему мамуля решила убить свою обожаемую Даночку? У них же любовь возникла с первого взгляда. Мамаша вечно Данку на меня натравливала. Я, конечно, дурак. Пару раз позволил себе намеки про птичку. Вот Жозя и сообразила: я кое-что знаю. И развела нас. Хитрая змея! Понимала: одной ей, без помощницы, не выжить, вот и вцепилась в Дану.
– Погоди, Альберт. Твоя жена Лида знала про птичку из платины, ты рассказал ей историю про ювелира Таисию, мать Матвея Витальевича, которая…
Бывший муж Даны усмехнулся:
– Мне с бабами всегда везло! Цену Лидке я знаю, вот только не предполагал, что она птичку спереть решит. Они с Клавкой, с тещей моей замечательной, жадны до опупения.
– Зачем же ты на ней женился? – не к месту спросила я.
– Денег нет домработнице платить, – хохотнул Алик. – Зачем самому стирать, готовить?
– Понятно, – кивнула я.
– Ничего тебе не понятно, – окрысился наш «великий писатель». – Лидка откуда-то про птичку разузнала и ну меня компостировать: где богатство? Вот я и придумал для нее сказку. А хорошо получилось! Бабка Таисия и правда из дерьма ювелирку ваяла, в строку моя выдумка легла. А чего еще было Лидке наплести? Правду про папеньку сообщить? Сказать: он убийца, фигурку украл у Бирка? Ну вы, бабы, все дуры! Слушай, Вилка…
– А? – вздрогнула я. – Что?
– Помнишь историю с дверью?
– Какую?
– Ты заперла вход в бойлерную, а Жозю туда утром невесть зачем понесло, и она якобы случайно сломала дверь.
– Да, верно!
– Брехня! – отрезал Алик. – Предполагаю, ситуация была иной. Мамахен ночью пошла в гараж – ей надо было утопить «запор», на машине ведь имелись следы наезда на Дану. Конец любимому авто! Небось загнала его в болото, в лесу. Ты ведь не заходила к ней в спальню накануне вечером?
– Нет, – прошептала я, – заперла все двери и легла.
– Ну супер! – захохотал Алик. – Вляпалась маманька! Вернулась она через окошко в бойлерную, утопив несчастный «Запорожец», а дверку-то не открыть! И как поступить? Пришлось вышибать кусок деревяшки, она и правда на соплях держалась. Но Вилка утром заметит дыру! Вот она и придумала: села у лестницы, в руках ошметки фанеры с ручкой. Ай-ай-ай, дернула сильно и отлетела к ступенькам… Так?
– Угу, – кивнула я.
– Идиотка! – завопил Алик. – Лестница-то сбоку! Что же ее на пять метров отбросило и в сторону развернуло? Вилка, очнись! Сломай старая хрычовка створку по-настоящему и упади при этом, осталась бы лежать у косяка.
Я заморгала. Действительно!
– А потом она погулять пошла, да? И обнаружила пропажу автомобиля?
– Точно, – шепнула я.
– Горшок получил крышку! – взвизгнул Альберт. – Но вот ведь хрень… Зачем она хотела убить Дану? Та ж ей верно служила.
– Неблагодарная скотина! – вдруг громко произнесла Жозя. – Решила меня шантажировать, меня, которая дала ей счастливую жизнь! Небось следила за свекровью, гараж открыла, когда я приехала. Такую морду скорчила… Жадная дура! Из-за пяти тысяч долларов все потеряла. Надеюсь, она таки сдохнет.
– Письмо! Вы нашли конверт! – закричала я, вскакивая на ноги. – Анонимное послание, да? Но почему вы решили, что его автор Дана?
Жозя откинулась на спинку дивана.
– Боже, как вы все глупы и жадны! А кто еще знал о смертоносных птицах? Только Дана. Я предупредила ее, что к их клетке даже приближаться нельзя. Сказала: есть коллекционеры, которые покупают ядовитых птиц, мне в кайф их разводить, но это незаконное занятие, молчи, девочка. А она решила заняться шантажом. Когда я увидела, что железные ворота гаража поднимаются, а снаружи стоит Дана с брелоком-пультом… Я сразу все сообразила! Она решила подзаработать и специально свекровь подкараулила! А раз так, то и получи по заслугам.
– Вы фатально ошиблись, – выдавила я из себя. – Очевидно, Дану отпустила мигрень, и она захотела развеяться. А письма рассылали Андрей и Маша Грибкова. Горе-исследователи, психологи-дилетанты! Вот откуда взялся на дорожке брелок – его выронила сбитая вами Дана. В больнице она, мне медсестра рассказала, произнесла перед операцией слова: «забор» и «птичка». Я подумала, что Дана волновалась о вас, а на самом деле она пыталась сообщить имя своей убийцы. Под «птичкой» она точно имела в виду вас, Жозя. И не «забор» пролепетала она, а «Запорожец». Но медсестра неправильно ее поняла.
– Лучше молчи! – огрызнулась Жозя. – Тебе вообще не следовало тут оставаться. Чего домой не укатила? Сука! Решила архив Матвея Витальевича продать? Я-то наивно полагала, что ты потолчешься тут и надоест тебе из себя мать Терезу корчить. А ты на наследие Колоскова губы раскатала! Спасибо доброму человеку, твоему бывшему мужу, позвонил, рассказал о твоих планах.
– Олег? – чуть не упала я. – Вы беседовали с Куприным?
– Именно так он и представился, майор Олег Куприн, – кивнула Жозя. – Я сначала засомневалась, но потом спряталась в кабинете мужа за занавеской, гляжу – ты входишь. Постояла немного и убежала. Следовало тебя наказать, сучонка! Жаль, конечно, было птичку на тебя тратить, да другого выхода не было. С лестницы пихнуть или лекарством угостить опасно, еще менты насторожатся, а сердечный приступ в самый раз.
– Я не собиралась брать архив!
– А в кабинет зачем поползла?
– Думала там найти бумаги… список жертв Колоскова… Я ведь уже знала, что он был убийцей, киллером… – заблеяла я.
– Мой муж работал там, куда его послали! – гордо выпрямилась Жозя. – Трудился на советское государство! Не всегда можно было арестовать и прилюдно судить таких сволочей и предателей, как Феликс Бирк. Народ его выучил, вырастил, дал квартиру, работу, и какова его благодарность? Организация «Путь к свободе»? Подобных ему следовало давить! Идиот полагал, что сумел соблюсти тайну. Ха! Его просто не трогали, хотели выявить всех антисоветчиков, а когда их вычислили, Бирку и пришел каюк. Я всегда исполняла приказ! Вот только один раз дрогнула, взяла платиновую птичку, которую мерзавец вез с собой. Очень уж она мне понравилась! Но я была честна, призналась вышестоящим в проступке. А мне сказали: «Товарищ Колоскова, вы имеете право на небольшое вознаграждение, оставьте фигурку себе. Но более не совершайте подобных ошибок!»
Вот какие там раньше служили люди. Благородные, сердечные. Кретинку Жанну, жену Феликса, не тронули, посчитали неопасной. Мы убирали только врагов! Разве можно было открыто судить Бирка? Западная пресса в голос завыла бы, как уже бывало не раз. А тут инфаркт…
Алик вытер лоб рукой.
– Что значит «я всегда исполняла приказ»? Киллером был отец.
На лице Жози засияла широкая улыбка.
– Ты всегда был дураком, сыночек, – заявила она. – Матвей Витальевич великий ученый, лучший человек на свете, алмаз среди кирпичей. Но он очень раним. И когда ему надо было принять решение… он не мог… нет, не мог… мучился, плакал… и тогда я встала на место супруга. Я так любила его и не бросила бы ни в какой ситуации. Матвей очутился в сложнейшем положении, он находился на грани самоубийства, и тогда я подставила мужу плечо. Это было страшно лишь первый раз, но потом стало отработанным действием: плащ, борода, усы, очки… В мужчину превратиться легко. Я была счастлива, заслоняя великого Колоскова, гордилась собой! Тебе, Альберт, маленькому, злобному таракану, не понять нас, любивших страстно, занимавшихся наукой с полной самоотдачей. Нынче таких людей, как Матвей Витальевич, нет. Одна шушера кругом – Альбертики, Виолы… Жадные твари! Это я садилась в поезд, а потом исчезала на маленьких полустанках… Да ладно, подробности сейчас никому не нужны. Мы и за границу ездили вместе, помогали товарищам из других стран. Но Матвей Витальевич имел право проводить за рубежом научные исследования. Он никого не тронул! Миссию санитара вместо него выполняла я! Но все было давно. Очень давно. И ведь, когда я поняла, что ты, мой сын, кое-что разнюхал, я тебя пощадила, оставила тебе квартиру и уехала с Даной. Нет бы притихнуть! Но тебя разъедает злоба. А еще ты в глубине души знаешь: отец был велик, а яблочко у яблони оказалось гнилое. Ты всегда это понимал, оттого и ненавидел нас, вынюхивал, подсматривал, делал выводы… Следовало сказать себе: «Я гадок! Господь наградил меня гениальным отцом, мне же хотелось иметь папу-дурака». Ты жалок! А Дана? Захотела пять тысяч долларов… тьфу!
– Твою мать! – неожиданно высказался один из молчавших до сих пор парней. – Ну и бабка!
Жозя поднялась с дивана.
– Пошли, – скомандовала она парням в спортивных костюмах, – мне необходимо переодеться.
Когда Колоскову увели, меня затрясло, как былинку на ветру.
– При чем здесь Куприн? – лязгая зубами, спросила я. – Он ничего не знал, мы уже давно не общаемся. И потом, он не мог представиться майором, потому что получил три месяца назад очередное звание. Тут какая-то лажа.
– Это я звонил, – прохрипел Алик. – Назвался Олегом, хотел подначить мамахен, знал, что ее приведет в бешенство сообщение о желании украсть бумаги Матвея, и она пустит в ход одну из своих птичек.
– Значит, на живца ее ловил? – тихо спросила я. – А я, глупая, так удачно заглянула в кабинет профессора. Ну тебе повезло! Я могла направиться в свою спальню, тихо лечь под одеяло и…
– Ага, – кивнул Алик, – здорово получилось!
– Подонок! – не выдержала я.
– Эй, потише! Я сразу понял, кто виноват в смерти Даны.
– Она жива!
– Временно, – отмахнулся Альберт.
– Мерзавец! – не успокаивалась я.
– У меня был шанс поймать жестокую убийцу, и я им воспользовался, – парировал Альберт. – Ты же не пострадала. Мамулей займутся специалисты. Сначала будет следствие, потом суд… Она это заслужила.
Из коридора внезапно послышался шум, потом крик.
– Серега, не подходи, перчатки надень!
Я, забыв про Альберта, выскочила из комнаты и побежала на голос, доносившийся из спальни Жози.
Старуха лежала на спине, широко раскинув руки и ноги.
– Что с ней? – заволновалась я.
– Не приближайтесь! – приказал блондин. – Вон там, на груди…
Я присмотрелась повнимательней – блузку Жози украшали яркие перья.
– Она подошла к стене… – выдавил из себя рыжий парень, – мы ахнуть не успели… Там клетка стояла, за ширмой на столике ее не видно. Хвать птичку, поднесла к лицу и сказала: «Ну вот, Матвей, я снова с тобой!» Затем в голову ей вцепилась, та заверещала, крыльями забила…
– Умерла! – с отчаяньем воскликнул Алик, вваливаясь в спальню, – Обманула меня! Ушла! Убежала!
Я еще раз посмотрела на Жозю. На лице умершей сияла улыбка. Наверное, можно было посчитать ее предсмертной гримасой, но мне отчего-то показалось, что старуха сейчас очень рада. Конечно, она очутится в аду и ответит за все совершенные преступления, но там, в когтях дьявола, давно находится и Матвей Витальевич. Надеюсь, черти догадаются рассадить их по разным котлам, а то Жозе даже горячая смола в компании с любимым покажется благоухающей ванной.
– Вы разрешили ей покончить с собой! – бесновался Алик. – Ну держитесь! Полетят погоны с ваших плеч! Начальство вас по головке не погладит! Знаете, кто мне помогает, а? Кто операцию по поимке Антонины Колосковой курирует?
Я не стала слушать крики спятившего Альберта и побрела в кухню. Вот и конец истории. Жестокий убийца найден. Но почему мне на какую-то секунду до слез стало жаль Жозю?
