ЭПИЛОГ

Жизнь участников произошедших событий потекла своим чередом. О Насте и Федоре я уже рассказала и вспоминать еще раз об этих гадюках мне, честно говоря, совсем не хочется. Настоящего Ярослава Рюрикова арестовали, и он сейчас ждет суда. Надеюсь, что никакие припрятанные деньги не помогут ему избежать ответственности. Подлинный Сироткин оказался на свободе, пока под подписку о невыезде. Его участь тоже будет решать суд, но Олег говорит, что Яков отделается условным сроком. Он сейчас работает на мебельной фабрике, Валентина по-прежнему щелкает калькулятором в бухгалтерии. Ее талия подозрительно располнела, и на свет скоро явится новорожденный. А поскольку ребеночку нужна бабушка, Яков собрался с духом и явился к матери. Та, разглядывая чужое лицо, долго отказывалась верить в то, что видит невесть как воскресшего сына. Убедила ее большая родинка, расположенная на левой лопатке мужика, да еще то, что он назвал потайное место, куда Клавдия Васильевна прячет деньги. Теперь они живут все вместе, на «какашкиных двориках». Квартира возле Таганской площади сдана, а у соседей по двору чуть не приключился массовый инсульт, когда они услышали новость о воскресении Сироткина.

Агентство «М. и К°» по-прежнему дурит доверчивых людей, пресечь его деятельность оказалось невозможно. Хитрый владелец, оказывается, зарегистрировал контору как… «Салон по оказанию оккультных услуг». А сотрудники подобного места просто обязаны общаться с нечистой силой.

Мы с Томочкой ведем прежний образ жизни. Семен и Олег, как всегда, пропадают на работе, Кристя отправилась в спортлагерь в Болгарию. Кошки дрыхнут целый день, Дюшка тоже. Наша собака теперь беспрестанно ест, и я искренне надеюсь, что она принесет не очень много щенков.

Двадцатого июня провожали Пешковых.

Пока Даня бегал на проспект за машиной, мы с Томочкой катали младенцев и умилялись: такие они хорошенькие, завернутые в одинаковые одеяльца, только шапочки разные: у Костика зеленая, у Ники красная. Наконец прибыл автомобиль. Со всеми почестями мы усадили внутрь Анелию… Поцелуи, слезы, клятвы в вечной дружбе… Затем в чуть припахивающее бензином нутро наемного экипажа влезла Иришка, нежно прижимая к себе Костика. Даня сел возле шофера. Взвизгнув на повороте, такси исчезло. Мы двинулись домой.

– Томочка, – раздался крик.

Возле подъезда притормозило еще одно такси. Из него выскочила Машка Родионова:

– Девочки, спасибо, как там Светка? Не измучились с ней?

– Кто? – спросила я.

– Дочка моя, – верещала Машка, – решила ее Светланой назвать.

Я глянула на мирно сопящую Нику и проговорила:

– Чудный ребенок, просто ангел.

– Иди к маме, кошечка, – засюсюкала Машка, – мамусечка тебя больше никому никогда не отдаст, ах ты, моя ягодка. Мы поднялись наверх. Томочка принялась заваривать чай, Машка разворачивала Нику.

– Что это? – раздался через секунду дикий вопль. – Нет, что это такое?!

У Томы из рук выпал чайник, а я от неожиданности заорала:

– Где?

– Здесь, – вопила Машка, тыча пальцем в голую Нику, – здесь, здесь…

Недоумевая, что могло случиться, мы кинулись к дивану и увидели… мальчика.

– Как, – бормотала Родионова, – почему, откуда? Его не было…

Не говоря ни слова, мы ринулись с Тамарой в прихожую. Я закутывала Костика, нашаривала туфли. Также молча мы вылетели на проспект, за нами неслась в домашних тапках рыдающая Родионова.

Поезд еще стоял у перрона, когда, отталкивая локтями проводницу, мы влетели во второе купе.

– Ты перепутала детей, – заорала я.

Ирина побледнела:

– Не может быть. Взяла Костика – он был в красной шапке.

– Нет, в зеленой, – ответила Томочка, отдуваясь.

Словно сговорившись, младенцы заорали.

– Дай сюда, – завизжала Машка и выдрала у Анелии из рук Нику-Светлану, – верни немедленно мою дочь!

– Поезд Москва–Волгоград отходит с третьего пути, – ожило радио, – провожающих просят покинуть вагоны.

Мы начали бестолково обниматься, потом, оставив семейство Пешковых в купе, выскочили на перрон, где уже стояла обозленная Машка Родионова. Поезд, тихо лязгнув, медленно двинулся вперед. Внезапно Ирина высунулась в окно:

– Ждем вас в августе, с Никой. Всех вместе, Дюшку, Клеопатру и Сыночка тоже, приезжайте.

Мы с Томусей закивали. Иришка выкрикнула:

– Никогда не забуду того, что вы для меня сделали…

Поезд рванулся и исчез.

– Я тоже не забуду, – прошипела Машка Родионова, – доверила им ребенка! Безответственные особы! Как могли перепутать младенцев?!

– Понимаешь, Ириша – дальтоник, страшная редкость для женщины, – пустилась в объяснение Тамара, – путает красный и зеленый цвет, а шапочки у ребят…

– Ничего не желаю слышать, – злобилась Родионова.

Потом она повернулась и чеканным шагом пошла к метро.

Мы с подругой растерянно наблюдали, как она удалялась.

– Да, – вздохнула я, – вот и делай добрые дела.

– Завтра Машка все забудет и прибежит пить чай, – сказала Томочка, – сколько раз она на нас обижалась? Больше двадцати минут не выдерживает.

Секунду мы с подругой глядели друг на друга, потом захохотали.

– Абсолютно уверена, – простонала Томуся, – нам с тобой в голову пришла одна и та же мысль: хорошо, что Машка никогда не узнает о том, сколько раз мы путали младенцев.