Глава 27

Кочергина развела руками:

– Эрика не помнит, чтобы подруга при ней упоминала это название. Я уже говорила, Друзь не распространялась о своем прошлом. А когда ветеринар познакомилась с кошатницей, та в Подмосковье отдыхать не ездила.

Я посмотрела на членов своей бригады.

– Давайте подведем некоторые итоги. У Фофана невесть откуда появились деньги, и он резко поменял свою жизнь: приобрел в Москве хорошее жилье, магазин, купил квартиру дочери и зятю – и в конце концов исчез. Перед тем как пропасть, антиквар встретился с Ариной, которую некий человек по телефону шантажом заставлял выполнять его поручения. Обнорская выменяла у Юрия Николаевича заварочный чайничек, вручив ему статуэтку балерины из неглазурованного фарфора. Этим же вечером Фофан, занудливый, всегда уверенный в своей правоте, но уравновешенный, не скандальный, закатывает феерическую истерику дочери и зятю. Повод для ссоры пустяковый, о нем даже говорить не стоит. Поздним вечером того же дня, решив помириться, Зина звонит отцу, а тот отвечает ей как зомби – односложно, апатично. Дочь думает, что отец выпил, и не тревожится. Затем антиквар исчезает, его родне звонит человек с писклявым голосом, передает трубку Фофану, а Юрий Николаевич объясняет, где лежат спрятанные деньги. Зинаида со Степаном достают мешки, привозят их в деревню, оставляют, как им велено, в своей машине, идут на кладбище, находят больного антиквара и уезжают с ним домой. Фофану плохо, однако родственники не обращаются в больницу. Во-первых, им запретил преступник, а во-вторых, они украли деньги из мешка и сервиз у богача и теперь боятся вопросов, которые могут задать врачи и полицейские.

– Идиоты! – сказал Роберт. – Человек не может существовать без печени, почек, сердца, а без мозга живут толпы, и ничего.

Я никак не отреагировала на реплику Троянова.

– Примерно в то же время, что и Фофан, полностью изменяет свою жизнь Друзь. Она строит дом, заводит питомник. И в том же году, что и антиквар, пропадает без следа.

– Маргарита Валерьевна, по расчетам Кнаббе, ушла тридцатого января, – уточнила Лиза. – В доме кошатницы на кухне висел календарь. Друзь, человек крайне пунктуальный, каждый вечер перед сном зачеркивала число. Последний крестик стоит на цифре «29».

– Может, она просто забыла пометить остальные дни? – хмыкнул Жданов.

– Нет, – категорически возразила Кочергина. – Эрика Рудольфовна утверждает, что ее подруга всегда перед сном подходила к календарю. У нее был своеобразный ритуал.

– Друзь исчезла. Ее верхней одежды в шкафу нет, но машина стоит в гараже, а на кровати вспорот матрас, где, вероятно, хранилась большая сумма денег, – продолжала я. – Вы не видите в двух описанных случаях сходства? Неожиданный резкий поворот в жизни, открытие своего дела – и исчезновение. Не является ли человек с противным голосом организатором похищения и Друзь?

– Он не звонил ее родственникам, – произнес Жданов. – Фофана вернули дочери с зятем, а судьба Маргариты неизвестна.

– Правильно, – кивнула я. – Но к кому мог обратиться преступник? У Друзь нет родных, а Кнаббе, которой теоретически можно было позвонить, поменяла номер сотового. И обратите внимание! Арина вручает владелице питомника статуэтку кошки, выполненную из необожженной глины, а наутро интеллигентная женщина, ранее не устраивавшая склок, закатывает отвратительный скандал. Почему Фофан и Друзь начали летать на реактивной метле? Смею предположить, что к приступам истерики имеют отношение презенты, полученные от Обнорской.

– Антиквар и кошатница смотрели на них и озлоблялись? – совершенно серьезно спросила Лиза.

– Нет, конечно, – улыбнулась я. – Но статуэтки точно как-то связаны с пропажей людей. Иначе зачем было их вручать? И именно накануне исчезновения! Кстати, кошка Друзь сохранилась?

– Не знаю, – растерялась Кочергина, – не спрашивала.

– Танцовщица Фофана продана вместе с его коллекцией, – пригорюнилась я. – Одна надежда на глиняную мурку Маргариты. Очень хочется отдать ее Борцову. Между прочим, где сейчас Глеб Валерьянович?

– На вскрытии Обнорской, – пояснил Роберт.

– Вадиму Пряхову прислали фотоаппарат из неглазурованной керамики, – вдруг заявил Денис. – Теперь моя очередь рассказывать. У Пряхова никого из родных не осталось, бабушка умерла, ее квартира в Котово продана посторонним людям. В городке совсем нет молодежи, он тихо умирает, там одни старухи безумные, у которых с памятью полная хана. Никаких сведений о Вадиме от местных жителей мне добыть не удалось. Я было расстроился, и тут одна из бабок обронила фразу, мол, молодежь нынче развратная. Вторая подхватила: «Да уж, совсем стыда и совести лишились! Вон, Сонька Малышова свою дочь Люську с Вадькой Пряховым в одну кровать укладывала. Разрешала неженатым блудничать». И оказалось, что мать Людмилы Малышовой, манекенщицы, подруги фотографа, работает в санатории «Конский завод» библиотекарем. Я понесся туда. Благо недалеко оказалось, за четверть часа добрался. Лечебница функционирует, там полно людей, которые восстанавливаются после операций или перенесенных болезней. Интерьер, правда, не менялся со дня основания учреждения: в коридорах красные ковровые дорожки, в комнатах трехстворчатые шкафы с зеркалами, деревянные кровати, тумбочки, похожие на сундуки. Под стать обстановке и сотрудники, самой молодой пятьдесят лет. Но память у них у всех о-го-го какая! Вадима там прекрасно знают, отзываются о нем очень хорошо. Родственница, к которой Пряхова ребенком отправляли на лето, на Конском Заводе постоянно подрабатывала в санатории – нанималась то посудомойкой, то уборщицей. Спокойная, непьющая тетка. Мальчик всегда был чисто одет, никогда никому не грубил, вежливо здоровался со взрослыми. В обход правил ему разрешили пользоваться библиотекой. Книги Вадик брал в основном про животных, а еще парнишке нравились приключения. Томами пользовался аккуратно, страницы не загибал, возвращал литературу вовремя, с удовольствием пересказывал прочитанное, за что был любим библиотекаршей Софьей Борисовной Малышовой, у которой подрастала дочь Люся, на четыре года младше Вадика.

Денис оперся локтями о стол.

– Книгохранилище в санатории работает с одиннадцати утра до семи вечера, Софья Борисовна оказалась на месте, и мы с ней славно поболтали. Малышова честно сказала: «Думала, Вадик сделает предложение Люсеньке. Ведь целый год вместе жили! Но не срослось». Я предположил, что женщина ненавидит парня, который, как говорится, поматросил и бросил ее дочь. Ан нет, та продолжила: «Я Пряхову, несмотря на разрыв отношений с Люсей, очень благодарна, он ей дорогу к деньгам и славе проложил».

– И как это у него получилось? – заинтересовалась Лиза.

– Сейчас расскажу, – пообещал Жданов. Уселся поудобнее и начал повествование.

Пряхов, внезапно перебравшись в Москву, не забыл про бабушку. Отремонтировал ей квартиру и приезжал навестить.

За полтора года до исчезновения фотограф прикатил к старушке и, когда вытаскивал из машины туго набитые сумки, увидел Софью Борисовну, которая в компании с очаровательной, стройной, длинноногой брюнеткой шла по двору. Молодой человек поздоровался, библиотекарь обрадовалась, увидев своего бывшего благодарного читателя, принялась расспрашивать, как у него дела. Вадим рассказал, что работает в Москве, делает снимки для разных модных журналов.

Наверное, Софья Борисовна, мать юной красавицы, сразу сообразила, что такой вариант упускать никак нельзя. Перед ней приятный, хорошо воспитанный парень, работает и живет в столице, имеет машину, прекрасно одет и, похоже, не стеснен в средствах, вон сколько подарков притащил бабке… И женщина решила действовать.

– Похоже, ты не узнал мою дочь Люсеньку, – засмеялась она.

Брюнетка улыбнулась:

– Привет. Я тебя помню, ты мне один раз велосипед починил.

Вадим удивился: гадкий утенок с разбитыми коленками превратился в райскую птицу.

Вот так и начался их роман. Люсеньке тогда едва исполнилось семнадцать, но мать прекрасно понимала: в крохотном умирающем городке девочке личное счастье не устроить, и работу ей, кроме как в санатории «Конский завод», не найти. А библиотекарь не хотела, чтобы ее дочка-красавица тосковала на ресепшн убогого места или убирала там номера, а потом, от полной безнадежности, вышла замуж за какого-нибудь заезжего вдовца, если не за местного алкоголика. Вот Софья и делала вид, будто не замечает, как Вадик влезает в спальню Люсеньки через окно. И не сказала решительное «нет» дочери, когда та заявила:

– Уезжаю в Москву. Вадька обещает сделать из меня супермодель.

Софья Борисовна собственноручно сложила чемодан девочки, дала ей, сколько могла, денег и помахала рукой вслед уходящей машине.

Люся в столице не пропала. Она поселилась у Вадика, а Пряхов не обманул, занялся карьерой любимой. Он отправлял ее фото в разные издания, заставлял бегать по кастингам, и в конце концов старания увенчались успехом. Малышова понравилась представителю одного крупного агентства, с ней подписали контракт, и юная модель собралась улететь в Америку.

За две недели до отъезда Люся неожиданно рано утром прикатила к матери – попрощаться перед долгой разлукой. Но Софья Борисовна почуяла неладное и спросила, как дела у Вадима. Дочь состроила гримаску:

– Мы с ним сегодня ночью поругались. У него случился приступ звездной болезни, совсем с ума сошел. Вчера получил от главного редактора объединения «Фэшн-ньюс» подарок ко дню рождения – курьерша принесла ему жутчайшую дрянь, фотокамеру, но не настоящую, а из керамики. Вадька носился с сувениром по квартире, не знал, куда его поставить, а мне вещь не понравилась. Ну я и сказала что-то нелестное про нее. А потом уехала на съемки, до двух ночи простояла под софитами, вернулась домой около трех. Смотрю – Вадик не спит, сидит у компьютера. А в комнате стоит отвратительный запах цветочных духов. У бабы Клавы в избе всегда так воняло от горшков на окне, забыла, как растение называется.

– Герань, – подсказала Софья. – Она очень полезная, моль уничтожает.

Люся скривилась:

– Фу-у-у, гадость! Я только вдохнула, и сразу голова заболела. Спросила Вадьку: «Где ты парфюм взял? Жутко отвратительный!» Что тут началось… Армагеддец просто. Пряхов как заорет! Мол, я ему по гроб жизни обязана, поскольку он меня из навоза вытащил, денег на мою раскрутку немерено потратил… Ну и подобное. А потом завизжал: «Пошла вон!» У меня прямо в глазах потемнело. Вот гад! Вот скотина! Естественно, я ему достойно ответила. По полной программе оттянулась, переорала его. Потом кое-какие шмотки в сумку покидала, и адью. Зависть – страшная вещь. Как же, меня в Нью-Йорк пригласили, а Вадька в Москве остается… В принципе, понятно, что нам вместе не жить: я в Америке, он в России. Но я надеялась на сохранение хороших отношений. А Пряхов не смог порадоваться моему успеху.

Люся от души нажаловалась маме, потом пошла в душ, поспала немного и села завтракать. В момент, когда девушка пила кофе, зазвонил ее телефон. Малышова сначала слушала, а потом зло воскликнула:

– Ну хватит! Совсем даже не смешно! Я думала, ты извинишься за то, что ночью меня из дома выгнал, но ты комедию устраиваешь. А не пойти бы тебе куда подальше…

Люся отключила аппарат от сети, вытащила из трубки симку и в сердцах произнесла:

– Все, теперь никогда не дозвонится! Я даже номер поменяю. Пойду сейчас на базар и куплю новую симку.

– Вадик звонил? Что сказал? – полюбопытствовала мать.

Дочь скривилась:

– Урод! Не зря говорят, что чужой успех некоторых корежит. Вчера он меня выпер, вещи как следует собрать не дал. Я пыталась платья-туфли уложить, а Пряхов вопил: «Вали давай отсюда, гадина!» Потом вырвал у меня из рук сумку, швырнул ее на лестницу, отправил туда же пальто с сапогами и дверь запер. Представь, в каком я очутилась положении. На дворе предрассветный час. Куда деваться? И в квартире, в столе, остались паспорта, документы. Мне без них в Нью-Йорке никак. Сволочь! Знает, что мне вот-вот в США улетать, а на пару недель никто квартиру не сдаст. Кто Вадька после этого? Завистливая, мерзкая скотина. Визжал: «Не ожидал, что такую страхолюдину без вкуса и шарма в США пригласят. Хотя чего ждать от америкосов? Вкуса у них самих ноль! Мои снимки ни разу на нью-йоркскую неделю фотографии не взяли, не нужно им истинное искусство, зато там делают карьеру невзрачные личности вроде Люськи». И ведь ни малейшего повода я Вадьке для истерики не давала. Просто ему захотелось меня носом по полу повозить. Зовут тебя в Америку? Рассчитываешь стать звездой подиума? Помни, в Москве ты никто, ютишься у меня из милости, отправляйся на улицу и кантуйся до отлета с бомжами. Рассчитывает, что я трезвонить начну, буду из-за документов нервничать.

– Вдруг он тебе загранпаспорт не отдаст? – испугалась Софья Борисовна.

Люсенька сложила фигу и повертела фигурой из трех пальцев в воздухе:

– Вот ему! Сама возьму, я прихватила ключи от его берлоги. А если попытается документы заныкать, напишу заявление в полицию.

– Ой, не надо! – испугалась Софья.

– Мама, нельзя всех бояться, – осуждающе покачала головой Люся. – Знаешь, завари, пожалуйста, чаю с малиной. Что-то у меня в горле першит и башка на части от боли разваливается. Наверное, я простудилась, пока на лестнице босая и раздетая прыгала. Вадим меня в халате выпихнул, одевалась у лифта.

Софья Борисовна поспешила к чайнику.

– А что он тебе сейчас сказал, когда позвонил?

Люся поморщилась и потерла ладонями виски.

– Опомнился! Сообразил, что не следует собачиться с человеком, который может за него в Нью-Йорке разным людям словечко замолвить. Сначала от зависти ума лишился, а теперь остыл, доперло до хама – надо назад отыгрывать. Что говорил? Пургу нес. Сначала не своим голосом пищал: «Людмила Малышова? Если хотите увидеть Вадима живым, немедленно сделайте то, что он велит». Потом своим тенором запел: «Люся, езжай домой, открой шкатулку, которую мне Левон подарил, там ключ от банковской ячейки…» Дальше я слушать не стала. Знаю, знаю, кто его надоумил комедию ломать, – Никита Бастрыкин, у него креатив из всех мест фонтанирует. Готова спорить, Вадик ему про скандал сообщил, а тот ему посоветовал: «Изобрази, что ты в беде, и дура Люська сразу про обиду забудет, на помощь кинется». Хотя я и правда глупая, раз с Пряховым долго жила. Но все же не настолько идиотка, как он думает. Мама, не переживай, денек тут побуду, поем, посплю, а завтра с утра поеду в Москву и заберу свои документы.

– Доченька, а вдруг с Вадимом и впрямь что-то нехорошее случилось? – задергалась старшая Малышова. – Я хочу с тобой отправиться в столицу.

– Ой, я тебя умоляю! – возмутилась Людмила. – Естественно, это спектакль! Лучше пойду лягу, сил никаких нет, устала. Если тебе охота, едем завтра в Москву вдвоем.

Но женщинам не удалось сразу осуществить задуманное, Люсенька проснулась с температурой, насморком и кашлем, действительно простудившись. За документами она поехала лишь через пять дней. Софья Борисовна решила сопровождать дочь.

Люся беспрепятственно открыла дверь квартиры своим ключом. Вошла в спальню и обрадовалась, увидев, что ее паспорта в целости и сохранности. А потом, заметив включенный компьютер, удивилась. Пряхов, едва они начали жить вместе, рассказал ей о своей боязни пожара. Оказывается, в детстве Вадик стал свидетелем того, как сгорел дом соседей, и с той поры боялся оказаться на пепелище, поэтому всегда, уходя из дома и перед сном, проверял, отключены ли все электроприборы. Люсенька посмеивалась над фобией любовника, но тот не обращал внимания на ее подколы. Одним словом, Пряхов никак не мог покинуть квартиру, оставив ноутбук в спящем режиме.

Но сейчас, доставая бумаги, Малышова случайно задела «мышку», и экран засветился. Появилась почта. Более сорока неотвеченных писем! Половину посланий отправили разгневанные клиенты, которые выговаривали фотографу за пропуск назначенной съемки. Остальные содержали интересные рабочие предложения и вопросы, почему Пряхов не отвечает.