Глава 22
Приемное отделение родильного дома встречало будущих мам и их провожатых резким запахом краски. И в чью только голову пришла счастливая мысль делать ремонт в конце марта?
В регистратуре сидела необъятных размеров тетка, своим злобным видом живо напомнившая мне жучку из общежития. Я поняла, что без подкупа не обойтись.
Я просунула в окошко пятьдесят рублей и спросила:
– Как мне пройти во второе отделение? Здесь недавно рожала моя подруга, она забыла одну вещь и просила меня ее забрать.
Тетка ухватила купюру и резонно заметила:
– Только если вещь была ценная, ее могут не отдать.
– Нет, не ценная, просто дорога подруге как память.
– Тогда поднимайтесь на четвертый этаж и спросите тетю Машу, сестру-хозяйку. – Тетка высунулась из окна и крикнула: – Нин, пропусти женщину!
Десять минут я плутала по четвертому этажу, пока сзади меня не окликнули:
– Чего ищете, женщина?
Я обернулась и увидела перед собой невысокую пожилую женщину в белом халате.
– Мне нужна тетя Маша, сестра-хозяйка.
– Ну я тетя Маша. – Выцветшие голубые глаза оценивающе смотрели на меня.
Ни для кого не секрет, что в «бесплатных» московских больницах на каждую услугу уже давно установлена своя такса. Нужна несложная операция вроде удаления аппендицита? Пожалуйте двести долларов врачу. Не можете заснуть под оглушающий храп соседа по палате? Будьте добры пятьдесят рублей медсестре, и она в лучшем виде сделает вам укольчик димедрола. Вас привезли в больницу на «скорой» прямо с работы, и не во что переодеться? Десятка сестре-хозяйке – и она выдаст вам казенный халат и тапочки. Заметьте, что при определенной настойчивости все это можно получить и бесплатно. Но тогда будьте готовы к тому, что в неравной борьбе с медперсоналом вы окончательно подорвете свое здоровье. Дешевле все-таки заплатить.
Поскольку у меня нет детей, в роддоме мне раньше бывать не приходилось. Но, судя по голодному взгляду тети Маши, мздоимство здесь тоже цвело пышным цветом. Поэтому первым делом я вытащила из сумки кошелек, демонстративно зажала его в руке, а уже потом приступила к расспросам:
– Мне нужна информация об одной женщине, которая рожала у вас пять месяцев назад. Возможно, вы ее запомнили, у нее фамилия уж очень оригинальная – Люли-Малина. Имя-отчество – Анна Сергеевна.
Тетя Маша с трудом оторвала взгляд от моего кошелька и притворно радушно воскликнула:
– Что же мы стоим в коридоре? Давайте пройдем в спокойное место, я с радостью расскажу все, что вспомню.
Спокойным местом оказалась комната с табличкой «Процедурная» на двери. Сестра-хозяйка села на единственный стул, а я устроилась на кушетке, покрытой оранжевой клеенкой.
– Так что вас интересует? – спросила тетя Маша, по-прежнему косясь на кошелек.
Я попыталась прикинуть, сколько могли бы стоить сведения о девушке. Если Лариса права и Аню с ребенком действительно убили в роддоме, то скупиться не следует. Для начала я вытащила две бумажки по сто рублей. По всей видимости, я уже переплатила, потому что лицо сестры-хозяйки помимо ее воли расплылось в довольной улыбке.
– Помните ли вы роженицу по фамилии Люли-Малина? – повторила я, пододвигая к ней деньги.
– Да ежели бы ее даже звали Наташа Иванова, я бы все равно не забыла, – ответила тетя Маша, пряча купюры в карман халата. – Я уже тридцать лет в этом роддоме работаю, а такое впервые видела. Похлеще любого мексиканского сериала будет!
Аню Люли-Малина привезли в два часа ночи в субботу. Худшее время для родов и придумать невозможно. Все приличные врачи разъехались по домам, в роддоме остались одни практиканты, да и те глушат с медсестрами водку. Аню, у которой уже отошли воды, бросили в палате с двумя кричащими в схватках женщинами.
В родильную палату ее повезли только тогда, когда показалась головка ребенка. Ребенок выходил тяжело, Аня кричала и умоляла врачей помочь.
– Тужься! – твердила пьяная медсестра. – Никто за тебя рожать не будет.
Мальчик родился живой, Аня слышала его крик. Ребенка тут же унесли, практикант зашил Ане разорванные ткани, и она забылась в тяжелом сне.
А утром ей сказали, что ее сын умер. У мальчика оказался порок сердца, несовместимый с жизнью, он прожил только полчаса. Спасти не удалось. Впрочем, его вряд ли спасали.
Аня впала в депрессию. Она не плакала, ни на что не реагировала, а просто лежала, уставившись в потолок. Тетя Маша прониклась к Ане симпатией, несмотря на то что с той нечего было взять.
– Ничего, Бог дал, Бог взял, – шептала она девушке, ласково гладя ее по руке. – Какие твои годы, нарожаешь еще.
А за день до этого печального события в отдельной палате роддома рожала Луиза, жена то ли депутата, то ли бандита. Дама отличалась сволочным характером и хамскими манерами. Своего мужа Луиза называла не иначе как «папик». Папик был небедный и вовремя спонсировал весь персонал. Поэтому у его жены роды прошли блестяще. Над ней стояли трое врачей-акушеров, все – с кандидатской степенью. Ребенок – тоже мальчик – родился крепким и здоровеньким.
Сразу же после родов Луиза начала курить и квасить водку. И объявила главврачу, что отказывается кормить ребенка грудью. И вообще от него отказывается.
– Ребенок получился случайно, мы его не планировали, – заявила она.
– А что думает ваш муж? – спросил обалдевший главврач.
– Папик со мной полностью согласен. Мы с ним еще до родов обо всем договорились. Аборт делать мне не хотелось, от этого рак матки бывает…
А у Ани тем временем появилось молоко. Чтобы добро не пропадало даром, тетя Маша принесла ей отказного ребенка Луизы. Аня взяла маленький пищащий комочек и робко приложила к груди. Малыш жадно впился в сосок. Впервые после родов Аня разрыдалась. Ей стали приносить маленького каждые три часа с шестичасовым ночным перерывом. Девушка нашептывала ему ласковые слова, а он, насосавшись молока, крепко засыпал. На третий день Аня начала робко интересоваться процедурой усыновления.
– Хочу забрать мальчика себе, раз уж все от него отказались, – сказала она главврачу.
Тетя Маша, которая уже была в курсе обстоятельств ее судьбы, аж руками всплеснула:
– Дурочка, да ты сама в этой жизни на птичьих правах! Куда тебе еще ребенка?
– Как-нибудь проживем, – гнула свое Аня. – Со мной ему все лучше будет, чем в доме малютки.
А в это время папик приехал проведать свою жену. Он послушал истеричные вопли Луизы, посмотрел, как Аня кормит ребенка, поговорил с главврачом – и опять укатил.
Настал день выписки. Папик привез роскошный букет красных роз, коробки дорогих конфет, а также конверт с дензнаками. Конверт перекочевал в карман главврача, нянечкам и медсестрам достались конфеты, а букет папик вручил Ане.
– Собирай ребенка, – сказал он ей, – ты едешь со мной.
Луиза мигом взвилась, как будто ее оса укусила в зад:
– Как же так? Ты же сам хотел отказаться от ребенка!
Папик ей ответил:
– Ты знаешь, я подумал, возраст у меня не юношеский – пятьдесят лет, да и профессия опасная. Может быть, другого наследника у меня уже не будет. Так что ребенка я забираю.
– А девку зачем берешь? – вопила жена.
– Пусть пока сына нянчит, а там посмотрим.
– А я?! Я сама нянчить могу! Я ведь мать!
Папик смачно выругался.
– Да какая ты мать! Зачем мне нужна баба, которая отказалась кормить моего ребенка? Нет, отправляйся к маме.
– Ну, ты еще пожалеешь! – зашипела Луиза.
Папик спокойно взглянул на нее:
– А будешь угрожать и предъявлять права на ребенка – просто пришибу, и все.
У тети Маши, ставшей свидетельницей этой сцены, от ужаса даже мурашки по коже пробежали – настолько папик был убедителен. Дрожащими руками она завернула мальчика в одеяльце и отдала его Анюте. Та, ни жива ни мертва, вышла во двор. Папик усадил ее с маленьким на заднее сиденье джипа и уехал.
Сначала Луиза закатила грандиозный скандал главврачу, потом устроила истерику медперсоналу. К счастью, через несколько часов приехала ее мама и забрала дочурку. А сотрудники роддома и молодые мамаши еще долго шушукались по коридорам и палатам о судьбе ребенка, папика и Ани и высказывали прогнозы относительно дальнейшего развития событий.
Когда сестра-хозяйка закончила свой рассказ, я поймала себя на том, что сижу раскрыв рот. Тетя Маша, довольная произведенным эффектом, победно на меня взглянула: свой гонорар она отработала сполна.
– Так где же теперь Аня? Где живет папик? – вспомнила я о цели своего визита.
Тетя Маша пожала плечами:
– А шут его знает. Я вам даже фамилию его не скажу, не то что адрес. Главврач, наверное, в курсе.
Но идти к главному врачу мне совсем не хотелось. В кошельке болталась последняя купюра в пятьсот рублей, а до зарплаты еще целая неделя. Да и не польстится эскулап на такие гроши, он привык совсем к другим бумажкам, приятного зеленого цвета.
– От Луизы остались какие-нибудь вещи?
– Да, но… – Выражение лица сестры-хозяйки явственно свидетельствовало о том, что расставаться с ними она не намерена. По крайней мере без дополнительной платы.
– Я только посмотрю, – успокоила я ее.
Тетя Маша вышла и через несколько минут вернулась с полиэтиленовым пакетом в руках. Тяжело вздохнув, она вывалила содержимое пакета на кушетку. Я принялась разгребать кучу.
Шелковая ночная сорочка ярко-красного цвета без каких-либо дополнительных меток, кроме лейбла производителя, ничем не могла мне помочь. Два начатых тюбика губной помады, весьма дорогих марок, тоже ничего не сообщали о своей владелице, кроме того, что она является блондинкой (или красит волосы в светлые тона). Четыре дамских журнала, один из которых до сих пор в целлофановой оболочке, бутылка массажного масла, пачка ароматизированных салфеток, новые трусики в упаковке – все это не информативно. Зато на самом дне кучи я обнаружила нечто интересное – пластиковую карточку постоянного покупателя магазина «Стокманн».
В процедурную заглянула хорошенькая медсестра в чепчике:
– Тетя Маша, вот ты где, а я обыскалась! Тебя завотделением срочно требует.
Сестра-хозяйка на мгновение отвернулась от меня, и я, воспользовавшись ситуацией, сунула карточку в карман. И тут же стала прощаться:
– Ну, тетя Маша, не буду вас задерживать! Спасибо за информацию.
Выйдя на улицу, я прочитала имя, выбитое на золотистом пластике латинскими буквами: Апестина Луиза.
