ГЛАВА 29
Купив две дешевые стеклянные пивные кружки, я забежала в книжный магазин, находившийся в том же доме, и приобрела там стопочку разлинованных листочков, предназначенных то ли под накладные, то ли под квитанции, затем пошла назад и поскреблась в дверь к Панкину.
– Войдите, – ответил красивый мужской баритон.
– Здравствуйте, – заулыбалась я во весь рот, – можно?
– Проходите, садитесь, слушаю вас, – улыбнулся в ответ Анатолий, – чем могу помочь?
– Фирма «Отличное пиво».
– Кто? – не понял Панкин. – Какое пиво?
– Компания, в которой я работаю, называется «Отличное пиво».
– Не слышал про такую.
– Мы новички на рынке, только-только раскручиваемся и проводим опрос потребителей, не откажите, ответьте на пару вопросов.
– Извините, я очень занят.
– Тем, кто согласится принять участие в анкетировании, компания дарит вот эту замечательную кружечку сразу, а в течение недели вы получите по домашнему адресу десять бутылок «Отличного пива».
– Ладно, – согласился Панкин, – начинайте.
Я вытащила из сумочки пару листочков, прихваченных в магазине, и приступила к делу.
– Ваше имя?
– Панкин Анатолий Семенович.
– Год рождения?
– 1972-й.
– Образование?
– Среднее специальное.
– Стаж работы?
– Семь лет.
– Пьете пиво?
– Да.
– Сколько бутылок в день?
– Как придется.
Порасспрашивав парня еще минут пять, я сказала:
– Теперь ваш домашний адрес и любой контактный телефон.
– Это зачем? – подозрительно прищурился Панкин.
– А пиво куда везти?
Лицо парня разгладилось.
– Действительно, пишите.
Завершив процедуру, я отдала Анатолию одну кружку и поинтересовалась:
– У вас, похоже, одни женщины работают?
– В подавляющем большинстве.
– Может, подскажете, кого из мужчин тут опросить удобно. Понимаете, мне платят сдельно за каждую анкету, хочется побольше заработать.
– На склад сходите, спросите Ковалева, он пивко уважает.
Я полистала квитанции.
– Геннадий, да? Менеджер?
– Он самый.
– Вы его хорошо знаете?
– Достаточно.
– Можете за него на анкету ответить?
– Зачем?
Я умоляюще сложила руки:
– Будьте добры, пожалуйста, я же говорила, получаю деньги сдельно, вот отправили сегодня вашу фирму опрашивать, и полный пролет. Кругом одни тетки, такие ехидные. Скорчатся все и цедят сквозь зубы: «Мы, милочка, пиво не употребляем, сей напиток не для людей нашего круга».
Анатолий засмеялся.
– Да уж, тут такие кадры есть, прямо английские королевы. И ведь ничего собой не представляют, а щеки дуют.
– Только одну анкету я и имею – вашу.
– Но почему не хотите сами с Генкой потолковать?
– Нет его, уехал куда-то. Что вам стоит, а? Получите еще одну кружку, а приятелю пиво бесплатное привезут.
– Ладно, – согласился Панкин, – валяйте. Только не на все вопросы отвечу.
А и не надо, мой ангел, главное, чтобы ты, дружочек, хорошо знал адрес Ковалева. Через несколько минут я, тихо ликуя, записала на квитанции: улица Зеленодольская, дом 6, квартира 17.
Часы показывали около шести, когда я вышла на улицу и полной грудью вдохнула свежий воздух. Даже начавшийся дождь не испортил великолепного настроения. Не скрою, очень хотелось прямо сейчас рвануть на эту Зеленодольскую, но я остановила себя усилием воли. Нет, не следует бросаться в авантюру сломя голову, да и Геннадий может уже быть дома. Лучше завтра днем, аккуратно, осторожно, поговорю с соседями, загляну в домоуправление, одним словом, произведу разведку боем, а сейчас поеду, пора наконец купить продукты.
Домой я прибежала вся мокрая, с языком на плече, грохнула у порога сумки и поразилась звенящей тишине.
– Эй, есть кто в квартире?
Томочка высунулась из спальни:
– Тише, Вилка, Никита спит.
– Где все?
– Света, Туся, Коля и Владимир Николаевич отправились в загс, подавать заявления.
– Они разобрались наконец, кто на ком женится?
Тамарочка захихикала.
– По-моему, нет, все ругались. Потом Владимир Николаевич сказал: «Ладно, поехали, это же еще не регистрация, захотим, успеем поменяться».
Я подхватила кошелки и поволокла их на кухню. Ну, Кочерга, не зря он до профессора дослужился. Только в данном случае Владимир Николаевич ошибся, загс не магазин, а невеста не жмущий ботинок, боюсь, ему не обменяют одну даму сердца на другую.
– Колбаска! – радостно воскликнула Томуська! – Сделаю-ка я себе бутербродик.
– Ты же ешь одну гречку!
– Доктор сказал, что так нельзя, – пояснила Тамара, беря батон «Докторской», – молоко от подобной диеты лучше не станет, хоть и хватает мне его на одно кормление, но все же.
Она откусила от сандвича и закатила глаза:
– Боже, как вкусно!
И тут раздался резкий, негодующий, воющий звук. Бедная Тамара только-только решила насладиться едой, как проснулся Никитка. Мне стало жаль измученную подругу.
– Кушай спокойно, я подойду.
– Куда? – удивилась Томуся.
– Разве не слышишь? Никитка кричит, вон как заходится…
Томочка положила хлеб на тарелку.
– Никита спит.
Вот бедняга, от усталости почти оглохла.
– Кричит, словно его режут.
– Это и правда режут, – вздохнула Тома, – у соседей внизу ремонт, и периодически включается какой-то агрегат типа циркулярной пилы, он и воет самым устрашающим образом, а Никиточка спит.
– Извини, – пробормотала я, – но так похоже.
Тамара рассмеялась.
– Хочешь убедить меня, что Никитка издает такой же звук, как циркулярная пила?
– Прости, пожалуйста, – лепетала я.
За все годы, проведенные вместе, мы с Томуськой не то что ни разу не поругались, даже не поспорили, и вот сейчас явно назревает скандал. Впрочем, я очень хорошо понимаю Томочку, какой матери понравится, если ангельский голосок ее ребенка путают с завыванием оглушительного электроприбора?
Внезапно Тамара засмеялась.
– Никогда тебе не рассказывала, отчего мой папа был вынужден раньше срока уехать из города Алеппо, где работал в генеральном консульстве СССР?
– Нет.
– Папа имел тогда звание атташе, – пустилась в воспоминания Томуся, – самый низший дипломатический ранг, грубо говоря, мальчик на побегушках при консуле. Принеси, подай…
Генконсул был относительно молод, что-то едва за сорок, а дяде Вите в то время только-только исполнилось двадцать пять, эта была его первая командировка за границу после окончания МГИМО. Дядя Витя уже тогда был женат на тете Ане, но Томуська еще не родилась, ее даже не было в проекте. Новорожденных детей Виктор никогда не видел, да и где бы ему было их встречать? Он рос у родителей один, без братьев и сестер.
Через полгода после того, как Виктор приехал в Сирию, жена генконсула отправилась в родильный дом. Это был первый долгожданный ребенок, поэтому, естественно, к его приезду домой все консульство стояло на ушах. Надо сказать, что жизнь в колонии совслужащих за рубежом дело непростое. Посол или генконсул, в зависимости от того, где вы работаете, в посольстве или генеральном консульстве, являлся для всех советских людей богом, даже больше бога. Он ведь мог в любой момент отправить человека из загнивающего капиталистического общества, из места товарного изобилия, в СССР, в страну победившего социализма с полным отсутствием всего: еды, одежды, книг и бытовой техники. Неугодившему чиновнику пришлось бы расстаться с мечтой о собственной квартире, машине и даче, вот поэтому служащие изо всех сил готовились к приезду новорожденной девочки. Мылись окна, стены, составлялись букеты, писались поздравительные вирши и закупались подарки.
Поскольку Виктор свободно владел арабским, честь забирать женушку начальника из клиники досталась ему. Генконсула и Витю завели в небольшую комнату, появились арабы: врач и медсестра, несущая сверток. Пока доктор рассказывал, как ухаживать за младенцем, черноглазая, улыбчивая арабка ловко развернула девочку и бойко залопотала по-своему. Но Виктор не сумел продолжить работу переводчика, потому что при взгляде на нечто, попискивающее в кружевных пеленках, парень начисто забыл не только арабский, но и русский язык. Бедный младенец напоминал действующее лицо из недавно увиденного фильма ужасов. Большая, красно-желтая, совершенно лысая голова, лица просто нет. Между припухших век виднелись две узкие щелочки. На секунду в голове Виктора мелькнуло идиотское предположение. Может, уважаемая Анжелика Семеновна согрешила с кем-то из китайского консульства, расположенного через дорогу от советского? Ну откуда у вполне симпатичных родителей с обычным разрезом глаз получилось этакое? Но потом Витя прогнал дурацкую мысль и попытался оторвать присохший к небу язык.
Очевидно, генконсул испытал те же чувства, потому что сначала на его лице отразилось паническое удивление, а затем он быстро начал переводить взгляд сначала на плакат, висевший на стене, затем на дочь и назад. Сравнение было явно не в пользу «консуленка». На постере красовалось изображение розовенького, толстощекого бутузика с сияющими глазками. Отсутствие волос делало его умилительным, а раскрытый ротик трогательным. На пеленальном же столике лежало существо, мало смахивающее на очаровашку. И тут Виктор сделал роковой шаг. Он наконец обрел дар речи и прошептал консулу:
– Не расстраивайтесь, Петр Александрович, подрастет, исправится. Медицина далеко шагнула вперед, сделаете косметическую операцию дочке, и готово, полный порядок!
Петр Александрович пожелтел, но ничего не сказал. К слову сказать, отвратительный уродец через два месяца превратился в хорошенькую крошку с большими глазками и жемчужно-розовой кожей. Но Виктор не увидел этого превращения. Петр Александрович нашел способ избавиться от молодого атташе, который застал его в минуту ужаса. Нет, генконсул не стал выгонять Витю по статье или подавать докладную записку о служебном несоответствии. Петр Александрович поступил мудро, сообщил, что в целях экономии валютных средств СССР следует сократить во вверенном ему учреждении ставку одного атташе, ну не нужны в маленьком, провинциальном Алеппо два мальчика на побегушках, хватит одного, надо думать о народных деньгах.
– Скажу тебе по секрету, – вздохнула я, – что я сама испугалась, увидев впервые Никиту.
– Я тоже, – спокойно ответила Томуся, – жутко маленький, беспомощный. Зато теперь вон какой красавец, и совсем он не кричит как циркулярная пила, как ты могла перепутать?
Пришлось отвернуться к плите и сделать вид, что требуется срочно помешать гречневую кашу. Тамарочка очень хорошо меня знает и сейчас мигом прочтет мысль, написанную на моем лбу. Да циркулярной пиле далеко до Никитки. Она просто заунывно ноет, а наш младенец издает столь ужасающие звуки, что кровь стынет в жилах, а волосы начинают шевелиться, причем не только на голове, а на всем теле. В особенности худо по ночам. Несколько дней тому назад, где– то около трех утра, я вышла в туалет и обнаружила полусонного Сеню, натягивающего куртку прямо на голое тело.
– Ты куда? – решила я на всякий случай спросить у мужика.
– Сигнализация внизу воет, – пробормотал Сеня, – небось в моей тачке замкнуло.
– Иди спать, – велела я, отбирая у приятеля ключи, – ложись спокойно, никто не трогает твой драгоценный автомобиль, это Никитка рыдает, небось есть захотел.
А в среду, когда мальчишку купали, он издал такой резкий вопль, что Ленинид подскочил и со всего размаха ударился лбом о висящий в простенке кухонный шкафчик.
– Ты чего шарахаешься? – удивилась я.
Папенька стал оправдываться:
– Так на кота сослепу наступил, вон как заорал, небось весь хвост бедняге оттоптал, эй, Сыночек, кис-кис, поди сюда, хочешь, шпроты тебе вскрою, прости дурака, не хотел плохого.
– Успокойся, – вздохнула я, – вон Сыночек преспокойненько на кресле дрыхнет, оставь шпроты в покое, кстати, коту они совершенно ни к чему.
– Кто же так тогда орал: мяяяяу? – удивился Ленинид.
Я ничего не ответила. Никита просто мастер художественного крика, и каждый день у него в репертуаре появляется что-нибудь новенькое.
На следующий день я, дрожа от возбуждения, собралась на Зеленодольскую улицу. Солнышко ярко светило с голубого неба, Света и Туся радостно чирикали на кухне. Нам осталось совсем недолго мучиться с «маменьками» – свадьба была назначена через три недели. Молодые планировали расписаться без всякой помпы и отправиться на десять дней в Тунис. Узнав об их планах, Олег весьма нетактично поинтересовался:
– Медовый месяц вчетвером! Как-то не очень, может, лучше провести это время порознь?
– Вместе веселей, – хором ответили Света и Туся, – ты только помоги загранпаспорта получить, прописки-то у нас нет.
Олег начал чесать в затылке:
– Да, сложная задача.
Ленинид хмыкнул:
– Ладно, считайте документы моим свадебным подарком!
– Где ты их возьмешь? – удивилась Томуська.
Папенька фыркнул:
– Эх, Тамарка, знала бы ты, каким людям я мебель делал! Есть у меня один дядечка из ОВИРа. Олег-то станет по закону делать, а я в обход!
Куприн поджал губы, мой муж очень не любит, когда люди действуют через «черную дверь», но ему придется стерпеть, ведь законным путем никто не выдаст двум бомжихам загранпаспорта.
В общем, все у нас замечательным образом налаживалось, и даже Никитка эту ночь спал, как ангел, я ни разу не проснулась от гневного крика. Единственно, что не радовало, так это то, что статья никак не хотела писаться, дальше первых двух строчек дело не шло, но сейчас, собираясь на Зеленодольскую улицу, я чувствовала: разгадка близко, значит, и материал получится.
Оказавшись перед нужным подъездом, я села на лавочку и призадумалась. Естественно, подниматься наверх и звонить в семнадцатую квартиру я не стану, это опасно. Надо порасспрашивать соседей. Но, как назло, несмотря на тепленький денек и ласковое солнышко, во дворе не было ни одного человека. Впрочем, двора как такового тут не имелось, подъезд выходил прямо на довольно широкую и шумную магистраль, может, поэтому никто из жильцов не хотел сидеть на лавочке у входа. Несколько минут я тупо пялилась на подъезд, потом приняла решение: надо идти искать домоуправление. Но не успела встать, как слева раздалось:
– Вот это встреча!
Я повернулась. Передо мной с небольшой хозяйственной сумкой, из которой высовывалась гроздь бананов, стояла Лена. Та самая работница архива, бывшая коллега Жоры, Лена, которая очень не любила Георгия Андреевича, не могла его терпеть до такой степени, что опрометью кинулась разыскивать координаты Гали Щербаковой, любовницы Радько, лишь бы досадить парню.
– Что вы делаете в наших пенатах? – весело поинтересовалась она. – Нашли Жорку? Стребовали с него денежки на ремонт?
Я хотела было спросить – на какой ремонт? – но вовремя прикусила язык, вспомнив, что в свое время представилась работницам архива в качестве соседки Радько, пострадавшей от потопа.
– Ну? – нетерпеливо спросила Лена. – Удалось поймать негодяя?
– Нет, – вздохнула я, – не вышло.
– Теперь и не выйдет, – радостно заявила девушка, устраиваясь около меня на лавочке.
– Почему?
Лена вытащила из сумки сигареты и засмеялась.
– Посадили его!
– Куда? – я прикинулась идиоткой.
– В тюрьму.
– За что?
– Точно не знаю, – продолжала радоваться Лена, – вроде убил кого-то, к нам в архив милиционер приходил из уголовного розыска, все расспрашивал, интересовался, что за человек Жора Радько. Ну я ему, конечно, всю правду про воровство рассказала, несмотря на интеллигентные вопли Софьи Львовны. «Леночка! Зачем вы перед правоохранительными органами грязным бельем трясете, не надо тень на архив бросать». Никак не сообразит, что ее хранилище скончалось! А вы что здесь делаете?
– Вот, пришла в дом.
– К нам? Зачем?
– Вы тут живете?
– Да.
Я обрадовалась, надо же, как здорово получилось, сейчас порасспрашиваю Лену.
– И давно здесь обитаете?
– Два года.
– Жильцов хорошо знаете?
– Ну, так, в целом, здание большое, но кое с кем знакома, а что?
– Да вот, хотим квартиру с мужем покупать, риелтеры предлагают тут посмотреть, приехала на разведку. Сами понимаете, дело ответственное, не пятикопеечную монетку теряешь. Приобретем квартиру, а на этаже сплошные пьяницы и бузотеры, схватимся потом за голову, да поздно.
– Ну здесь всяких хватает, – скривилась Лена, – есть такие кадры, но в целом люди нормальные, работящие, асоциальных элементов нет. Вы квартирку-то видели? Мы, честно говоря, с мужем хотим переезжать, покупали жилье пару лет назад, с деньгами не ахти было, вот и взяли подешевле фатерку. Здесь кухни маленькие, всего пять метров, и стоит домишко прямо на дороге, видите, как неудобно, ни погулять, ни отдохнуть, шумно очень. Впрочем, некоторые стены поразбивали и сделали себе столовые, а какая квартира продается? Знаете, прежде чем покупать, следует всю подноготную про хозяев выяснить, иначе можно вляпаться в историю.
Я обрадовалась, что разговор сам собой потек по нужному руслу, и быстро сказала:
– Семнадцатая, вроде бы в ней муж с женой прописаны? Ничего про них не слышали?
– Какая? – изумленно переспросила Лена.
– Семнадцатая, – повторила я.
– Не может быть!
– Почему?
– Потому что в ней живем мы!
– Кто? – обалдело спросила я.
– Мы с мужем.
– Вы?
– Ну да.
– А как зовут вашего мужа?
– Гена.
Я лихорадочно соображала, как выкрутиться из идиотского положения.
– Гена? Ну, значит, в риелтерской конторе напутали, сказали, хозяев зовут Сережа и Таня.
– Сережа и Таня? Это, наверное, из тридцать девятой, Захаровы, только они ничего о продаже не говорили, я их хорошо знаю.
– Наверное, тут еще живет пара с такими именами, – бормотала я, – Сережа и Таня, знаете, совсем не редкость, не Виола Тараканова.
– Виола Тараканова? – вытаращила глаза Лена. – Вы знаете эту женщину?
Обрадовавшись, что разговор уходит в другое направление, я кивнула.
– Очень хорошо, это я.
– Вы?!
– Да, папа назвал по-дурацки, извините, в прошлый раз не представилась вам.
Внезапно Лена вскочила.
– Ой, простите, я совсем забыла, в духовке курица жарится. Сижу тут, болтаю, а бедная птичка небось обуглилась! Захотите про соседей узнать, заглядывайте ко мне, в семнадцатую квартиру.
Выпалив на едином дыхании фразу, Лена схватила сумку и ринулась в подъезд. Я осталась сидеть на лавочке, пытаясь привести мысли в порядок. Значит, Лена – жена Гены. Вот так новость. Но она совсем не похожа на хитрую, изворотливую убийцу – В.К. Лазаренко. Лена по виду интеллигентная женщина, кандидат наук, работник архива, что может связывать ее с бывшим уголовником и мужланом? Вероятно, речь идет о другом Геннадии, наверное, Панкин ошибся, сказал не тот номер квартиры. Нет, все-таки следует разыскать домоуправление и спросить, где прописан Геннадий.
Внезапно вверху послышался резкий скрип. Я задрала голову. На балконе второго этажа стояли Гена и Лена с хмурыми, мрачными лицами. Увидев, что я заметила их, парочка шарахнулась в квартиру. Я поднялась и, быстрым шагом обогнув дом, встала за углом. Отсюда отлично было видно входную дверь. Через секунду она хлопнула, и бывший уголовник, вылетев на улицу, принялся озираться. Липкий страх пополз у меня к горлу. На плохо слушающихся ногах я попыталась смешаться с толпой, но сзади незамедлительно раздалось:
– Виола, погоди! Стой, Тараканова!
За моей спиной, словно выросли два крыла, сшибая прохожих, я кинулась на проезжую часть и замахала руками. Тут же притормозила белая «Волга».
– Куда?
В этот момент цепкие пальцы ухватили меня за футболку.
– Стой. Очень глупо, давай поговорим! Кстати, я знаю, где ты живешь!
Почти теряя сознание от ужаса, я рванулась изо всех сил. Тонкий трикотаж треснул, раздался звук рвущейся материи, и половина футболки осталась в руках у Геннадия. Я вскочила в «Волгу» и заорала:
– Петровка, 38, скорей, заплачу тысячу рублей!
Водитель рванул с места, Гена остался на мостовой. Обернувшись назад, я увидела, как он бежит к своей машине. Трясущимися руками я вытащила из сумочки недавно купленный мобильный, потыкала в кнопки и, услыхав голос Олега, зарыдала:
– Миленький, скорей спустись в бюро пропусков, за мной гонится убийца.
Бросив на колени ошарашенному водителю кошелек с деньгами, я влетела в проходную, увидела мужа, Юрку и кинулась к ним, голося, словно кликуша:
– Ой, мамочки, помогите!
Люди, находившиеся в помещении, замерли и уставились на представление. Юрка стянул с себя пиджак и бросил мне на плечи.
– Прикройся, тут не нудистский пляж, вон всех переполошила.
Я прекратила рыдать и посмотрела на себя. Действительно, не каждый раз в бюро пропусков серьезного учреждения врывается молодая дама, одетая лишь в легкую юбку. Одна часть футболки осталась у Геннадия, вторая свалилась в машине, а лифчика я никогда не носила. Если сказать честно, мне нечего всовывать в бюстгальтер, господь наградил меня грудью минус первого размера.
