ГЛАВА 27
Выйдя из корпуса, я уселась на одну из скамеечек, стоявших перед входом. Хорошая погода выманила многих больных на прогулку. Тут и там мелькали фигуры в халатах и тренировочных костюмах. Почти у всех болтались какие-то непонятные банки с резиновыми шлангами, скрывавшимися под одеждой. Сколько бы доктор Кисин ни пел об излечиваемости рака, клиника переполнена.
Значит, Альбина знала… Ксюша привезла ей документы… А что, если… Сумка выпала из моих рук прямо на землю… А что, если все на самом деле не так, и Альбина не виновата? Может быть, было иначе?
В случае смерти Никиты деньги отходят Вике. Но девочка несовершеннолетняя, и в отсутствие Альбины ее опекуном станет… Антон. Следовательно, он получит полное право распоряжаться банковскими счетами.
Но Антон – существо внеземное, совершенно не приспособленное ни для какой работы. Не похож он на преступника, придумавшего хитроумный план. Ведь сначала требовалось инсценировать смерть Веры, потом “отравление” Никиты. Нет, нашему поэту такое не по плечу, а вот Ксюша…
Милая, интеллигентная, очаровательная балеринка, похожая на девочку. Только за всей ее наивностью, за этими широко распахнутыми голубыми глазами виден железный характер. Несколько лет своей быстро уходящей молодости она посвятила Антону в надежде на обеспеченное существование. Женщина прямо говорила о том, что особых успехов на сцене не добилась. Карьера не слишком удалась и капитала Ксюше не принесла. Годы ее стремительно катятся к сороковнику, и Антон – единственная надежда заполучить семейное счастье. Не зря же она столько времени потратила на него. И, наверное, не последнюю роль сыграла мысль об обеспеченности избранника.
На первый, посторонний, взгляд Антон кажется богатым мужчиной. Великолепно одет, живет в особняке, ездит на иномарке и может позволить себе не работать, а учиться… Очевидно, Ксюшенька сделала на него ставку, бросила все фишки на зеро. А зеро – это ноль. Вот и любезный Тоша оказался дыркой от баранки. Денежки-то у Веры и Никиты… И тогда Ксения решает действовать…
Так в голове появилась еще одна мысль. Быстрее лани я полетела назад, в кабинет к Кисину.
– Можно позвонить?
– Бога ради.
Я схватила трубку и даже застонала от нетерпения: ну вдруг ее нет на работе. Но Наташа преспокойненько отозвалась:
– Слушаю.
– Наталья, ты ведь у нас начальник загса?
– Нет, – преспокойненько ответила соседка.
– Как это? – оторопела я. – Сама же в прошлую пятницу рассказывала, что ввела у себя в конторе новую компьютерную программу. Люди подают заявления о бракосочетании, а ты быстренько проверяешь, не состоят ли они уже в браке. Еще говорила о каком-то мужике, который паспорт потерял, новый получил без штампов и со спокойной душой отправился жениться еще раз, не аннулировав первый брак, а ты его через компьютер вычислила!
– Правильно, – спокойно подтвердила Наталья.
– Чего тогда придуриваешься? – обозлилась я.
– Не придуриваюсь, а уточняю, – возразила соседка. – Я не заведующая загсом, я – директор Дворца бракосочетаний.
– Один шут.
– Вовсе нет, – оскорбилась Наталья. – Это то же самое, что сравнить весельную шлюпку с атомоходом.
Бывший Наташкин муж – моряк, и это обстоятельство наложило неизгладимый отпечаток на ее образ мысли и лексикон.
– Ладно, извини. Теперь включи свою замечательную программу и посмотри, регистрировал ли брак Михайлов Антон Альбертович, год рождения точно не знаю, скорей всего 1962-й.
– А зачем тебе?
– Он сделал предложение моей знакомой, да что-то подозрительным кажется.
– Секундочку, – пропела Наталья.
В трубке раздался щелчок, потом попискива-нье, следом гудение.
– Михайлов, Михайлов, – бормотала Наташка. – Ага, вот. Ваш жених – негодяй. У него уже зарегистрирован брак. Слушай, Михайлов Антон Альбертович и Новосельцева Ксения Евгеньевна.
– И когда у них случилась свадьба?
– Первого апреля этого года расписались. Кстати, в этот день брачеваться не любят, а ваш женишок примет не боится. Пусть твоя подруга гонит его в шею, он аферист. Видишь, какая программа, не зря столько денег за нее отдала.
– Замечательная вещь, – согласилась я.
От больницы до метро “Тушинская” ходило маршрутное такси. Я села в него, устроилась на мягком сиденье и бездумно уставилась в окно. Внезапно мелькнул указатель “Барвинково”.
– Сейчас будет поворот на коттеджный поселок? – спросила я. – Возле бензозаправки, да? Водитель кивнул.
– Там можно выйти?
– Мне без разницы, где вас высаживать, – невежливо буркнул шофер.
Охранник, знающий, что я хожу заниматься с Викой, беспрепятственно открыл ворота. Я побежала к дому Соловьевых. Надеюсь, там кто-то есть. Во всяком случае, теперь, когда почти все члены семьи “удалены”, Антону нет никакого смысла уходить из дома в библиотеку…
На крыльце стояла Ксюша, поливавшая цветы в больших вазонах у входа. При виде меня она вскрикнула:
– Ну наконец-то!
Лейка отклонилась от цели, тоненькая струйка воды потекла на мраморный пол.
– Вся издергалась, – продолжала Ксюша, не замечая, что она орошает ступеньки, – ну разве можно так исчезать? Где Вика?
– Вы не нашли записку?
– Нашла, только телефона вашего нет. Пойдемте в дом.
Мы вошли внутрь, и я обратила внимание, что из холла и гостиной убраны большие пушистые ковры. Ксения заметила мой взгляд и пояснила:
– У меня аллергия на пыль. Никогда не было, а тут невесть откуда зимой появилась. Хотя, это, наверное, профессиональное.
– Вы же не уборщица.
– Ой, – засмеялась Ксюша, – знаете, как на сцене пыльно, когда все прыгают? Мрак!
Я удивленно глянула на нее. Однако у нашей балерины великолепное настроение. Хотя данное обстоятельство кажется странным. Ну с чего ей веселиться? В доме за один месяц случились две смерти и арест. Логично впасть в депрессуху, а эта хохочет, за цветочками ухаживает.
– Так Вика у вас? – переспросила, улыбаясь, Ксюша.
– Да. Вот хотела кое-какие ее вещи забрать.
– Конечно, конечно, – засуетилась Ксюша. – Да, наверное, денег надо дать? За сколько вы с Альбиной договорились? Сто долларов в день?
Ее изящная, но сильная ручка взяла с журнального столика дорогое портмоне.
– Извините, – пресекла я порыв. – Вика – моя гостья.
– Ой, простите, не хотела вас обидеть, – моментально откликнулась Ксюша. – Мы с Антоном вам очень благодарны. Виктория – непростой ребенок, слишком впечатлительный и нервный. Ей сейчас было бы невыносимо тяжело одной в доме.
– Почему же одной? А вы? Ксения горестно вздохнула:
– Как назло получилось. Заболела девочка из первого состава, и приходится за двоих отдуваться, каждый божий день по сцене прыгаю. Спектакли знаете во сколько заканчиваются?
– Ну примерно около одиннадцати…
– Это для зрителей, а балеринам надо еще переодеться, снять грим, принять душ… Раньше полуночи не освободиться. Машины у меня нет, сюда на такси ездить – немыслимые деньги, вот и ночую на своей квартире.
– Но ведь у Антона есть автомобиль, мог бы и приехать за вами.
Ксюша улыбнулась:
– Тоша занят на работе.
– Где? – изумилась я и уронила на пол красивую сиреневую блузку.
Балерина понимающе кивнула головой:
– Вот именно, сама удивляюсь, только его как подменили. Никита ведь продюсером был, большие деньги в вокальные ансамбли вкладывал, а потом получал прибыль от концертов. В первую тройку крупнейших зажигателей эстрадных звезд он не входил, но в десятке держался прочно. С его смертью ниша оказалась пустой, и тут Антон!
Она-всплеснул а руками:
– Антон сам решил встать у руля. Я его не вижу уже несколько дней. Вчера он меня сюда привез, зная, что у меня два выходных впереди, и рухнул в постель, а утром умчался, когда еще и девяти не пробило. Я его таким никогда не видела! Активный, веселый, стихи побоку. Договаривается с исполнителями, клип снимать надумал. Диво-дивное.
Да уж, очень странно…
– Ксюша, скажите, а куда положили результаты анализов Никиты?
– Что?
– Вы сказали Альбине о звонке доктора, Ксюша?
– Какого доктора?
– Ну лечащий врач Никиты, тот самый, к которому ездили.
– Не понимаю, – пробормотала Ксюша, – какой врач? Кисин? Первый раз слышу. Вот пианист с такой фамилией есть, совершенно гениальный мальчик…
Мне надоело играть в кошки-мышки, и я спросила напрямую:
– У вас есть черные брюки?
– Конечно, – растерянно ответила балерина, – целых три пары… Очень люблю черный цвет, стройнит.
На мой взгляд, ее худощавость граничила с истощенностью. Ксюше смело можно надевать шорты в бело-красную клетку. От этого ее внешний вид только выиграет.
– А кожаная бандана?
– Валялась где-то. Они были модными прошлой осенью, сейчас их никто не носит.
Я молча застегнула чемодан на “молнию” и проникновенно спросила:
– Ксюша, скажите честно, вам хочется стать женой Антона?
Балерина удивленно вздернула брови, но ответила:
– Знаете, дорогая Виола, у балетных, почти у всех, крайне несчастливая личная жизнь. Посудите сами. В юношеские годы, когда все подыскивают себе пару, мы днями стоим у станка, шлифуем технику. Репетиция – спектакль – репетиция. Тренаж – премьера – тренаж, иногда гастроли. Вращаешься в очень узком кругу, видишь только одни и те же знакомые лица. Чтобы пойти в гости, времени просто не хватает. Значит, супруга надо искать среди своих. Но наши мальчики… – Она махнула рукой. – Горе, а не мужчины, да и половину из них с натяжкой можно отнести к сильному полу. В балетных кругах широко распространен гомосексуализм. Иногда, впрочем, девочки находят мужа, не имеющего отношения к артистам. Но, как правило, из этих семей ничего хорошего не выходит. Родить ребенка можно себе позволить только после выхода на пенсию, в тридцать пять, не раньше.
– Почему?
– Беременность длится девять месяцев, и около года надо потом восстанавливаться. Причем это не у всех получается. Вот и приходится выбирать между любовью и профессией… Конечно, понимаю, как мне повезло с Антоном, но сейчас, по-моему, не совсем уместно говорить о бракосочетании, когда в семье похороны предстоят… – Она откинула назад свои роскошные волосы.
Я фальшиво вздохнула и сказала:
– К сожалению, Антон не слишком откровенен с вами.
– Что имеете в виду?
– Первого апреля этого года он зарегистрировал брак с гражданкой Новосельцевой, и вам надеяться не на что.
Ксения вспыхнула так, что слезы выступили у нее на глазах.
– Откуда узнали и зачем надо мной издеваетесь?
– И не думала даже смеяться, – идиотничала я. – А сведения точные, из загса, вот спросите его, когда придет!
Ксюша покрылась синеватыми пятнами.
– Ну и что хотите за молчание? Сразу предупреждаю, бешеных денег нет. Тысячу? Две? Впрочем, это предел.
– О чем вы?
– Хватит! – топнула ногой балерина. – Прекратите. Великолепно знаете, что я – Новосельцева, и явились шантажировать.
– Вот уж совершенно не собиралась требовать у вас никаких денег, да и за что? – абсолютно искренно ответила я. – Просто интересно стало: свадьба была, а всем говорите, что гражданская жена. Обычно женщины наоборот делают.
Внезапно Ксюша рухнула на диван и сжала ладонями голову.
– Как все надоело. Господи, до жути, устала я. Говорите быстро, сколько? Вот, тысяча есть, возьмите…
И она принялась судорожно вытаскивать из роскошного кошелька зеленые бумажки.
– Берите, берите, только имейте в виду, плачу один раз. А расскажете Антону… Может, и к лучшему…
– Как это? – оторопела я. – Он что, не знает о женитьбе?
Ксюша захохотала, слезы цепочкой покатились по ее худому лицу с четко выступающими скулами.
– Надоело, боже, все надоело, не могу, отстаньте…
Она принялась мотать роскошной гривой волос. Банкноты с портретами американских президентов разлетелись по ковру.
– Уходите, – твердила Ксюша, – убирайтесь! Вас наняли следить за мной? Убирайтесь…
Крик перешел в горькие, отчаянные рыдания. Я аккуратно собрала доллары, положила их в кошелек Ксении и сказала:
– Не порите чушь! Лучше быстро говорите, куда дели результаты анализов Никиты.
– О господи, – простонала Ксюша, – русским языком объясняю, ничего не видела!
– А доктор Кисин утверждает обратное.
– Я с ним незнакома.
– Он говорит – передал бумаги Ксении, жене брата Альбины.
– Никогда не представляюсь женой! Никогда, поверьте. И зачем мне результаты чужого обследования?
– Врете много. Доктора в глаза не видали, документы тоже, Антону – не жена, и вообще он и слыхать не слыхивал о женитьбе на вас… Только кто же тогда зарегистрировал брак первого апреля?
Ксения напряглась:
– Ну очень сложно объяснить.
– Зато мне все понятно, – неожиданно выпалила я. – Узнали от онколога, что Никита выздоровел.
– А он был болен? – тихо поинтересовалась Ксюша.
– Вот эти примочки оставьте для следователя, – фыркнула я. – Великолепно знали: у Соловьева рак.
– Нет, – потрясение покачала головой Ксюша. – Впервые слышу.
– Да ладно. Давно в курсе, поэтому и поспешили расписаться с Антоном, чтобы иметь право на деньги. Тоша вроде не от мира сего, но черт его знает, как поступит, если получит капитал.
– Глупости, – взвизгнула Ксюша. – Бред сивой коровы!
– Кобылы, – поправила я.
– Что?
– Бред сивой кобылы, а не коровы…
Ксюша закусила губу, потом спокойно сказала:
– Все понятно, вы – ненормальная, сбежали из психушки. По вас поднадзорная палата плачет!
– А вас ждет не дождется камера смертников Бутырского изолятора, есть там такое милое местечко в Пугачевской башне.
– Почему? – оторопела Ксюша.
– Потому что вы – безжалостная убийца. Сначала подстроили автомобильную аварию и убрали Веру. Потом отравили Никиту и сумели свалить все подозрения на Альбину. И ведь как хитро придумали, вроде вам от кончины Соловьевых никакой выгоды: гражданская жена никаких прав на имущество не имеет. Но брак-то оформили по всем законам!
– Ты с дуба упала, идиотка, – прошептала Ксюша, зеленея на глазах, – в первый раз такую чушь слышу.
Я взяла телефон.
– Куда ты звонишь?
– В милицию, следователю Куприну, пусть приедет и сам разберется, что к чему!
– Не надо, пожалуйста, не надо…
– Если ты никого не убивала, то и бояться нечего, – отрезала я, тыча пальцем в кнопки.
– Но тогда придется рассказать Антону обо всем, – заплакала Ксюша.
– Об убийстве?
– Да нет, о свадьбе!
– Хочешь сказать, что он не знает о бракосочетании?
– Именно.
– Однако, – ехидно пропела я, – ты внесла его в зал регистрации в глубоком наркозе? Или он был в состоянии гипнотического транса?
– Он там вообще не был, – выпалила балерина.
– Как это? – изумилась я. Ксюша шумно высморкалась.
– Ладно, слушай. Глупость, конечно, получилась.
