Глава 31
Любой знает, что беда подкрадывается незаметно, в самый счастливый момент жизни жертвы и безжалостно крушит все, что в краткий миг своего пребывания создало счастье.
Так случилось и на этот раз. В тот момент, когда и я, и Жанна успокоились и почувствовали себя счастливыми, когда я помирилась с Евгением, когда стало забываться все плохое и даже баба Рая стала изредка проявлять кротость, а Санька перестал интересоваться сексом, именно в это безоблачное время неожиданно грянул гром.
Охваченная ужасом Жанна прибежала ко мне и, рыдая, сообщила:
— Все пропало.
Я ничего не поняла, но сильно испугалась и закричала:
— Что? Что пропало, говори быстрей, пока я еще жива и могу тебя слушать! — потому что, признаться, сердце мое чуть не остановилось.
Лишь в этот миг я осознала, что, несмотря на безоблачную счастливую жизнь, все время пребывала в напряженном ожидании беды. Я загнала это ожидание глубоко внутрь, но от этого оно не перестало существовать. Теперь же, услышав сообщение Жанны, я судорожно соображала, к чему именно относится ее «пропало».
Заметив наконец что она пришла без ребенка, я в отчаянии закричала:
— Где малыш?!
— Его повезли на экспертизу, — заламывая руки, воскликнула Жанна и разразилась гомерическим смехом.
Я остолбенела.
— На какую экспертизу? И что в этом смешного?
Жанна хохотала и ничего не могла объяснить. По щекам ее текли крупные слезы. Мне показалось, что она сошла с ума.
— На какую экспертизу повезли ребенка и кто его повез? — вопила я, исступленно тормоша ее. — Скажешь ты мне или нет?!
Я и сама уже плохо соображала. В комнате, где мы с Жанной уединились, давно уже собрались все обитатели квартиры: Евгений, явившийся с работы на обед, баба Рая, млеющая от любопытства, и Санька, испуганно выглядывающий из-за ее пышной юбки.
— Ты что, не видишь? У нее истерика, — констатировал Евгений, оттаскивая меня от Жанны. — Баба Рая, воды!
— И таблетку! — от себя добавила я. После того как Жанну привели в чувство, а бабу Раю с Санькой в срочном порядке выдворили на прогулку, удалось выяснить: Елизавета Павловна, вернувшись из Испании, очень обиделась, что упустила такой торжественный момент, как рождение внука. Она никак не могла понять, почему он родился на месяц раньше.
Спроси она об этом у меня или у невестки, может, все и обошлось бы. Но свекровь затаилась и принялась думать, и чем больше она думала, тем подозрительней становилась. Елизавету Павловну не устраивало в ребенке некоторое несоответствие веса и возраста.
Выбрав удачный момент, она устроила сыну допрос с пристрастием и без труда выяснила, что в первую брачную ночь не было достаточных признаков девственности невесты.
Сопоставив эту информацию с весом, ростом и возрастом младенца, она сделала печальный для нас с Жанной вывод: ребенок чужой.
Елизавета Павловна — тонкий политик — не стала чинить долгих разборок, а сделала все наскоком, так быстро, что молодые родители и опомниться не успели, как оказались на пути к генной дактилоскопии. Единственным, кто возмутился, услышав об этом, был отец семейства.
— Лизонька, ты сошла с ума, — сказал он. — Какой генный анализ? Нас знает вся Москва. И вся Москва завтра будет об этом говорить.
— Мне обещали держать это под большим секретом, — успокоила всех Лизонька, и мнимый дедушка других возражений не нашел.
Михаил же был так огорошен, что и не пытался возражать. Мнение матери в вопросах деторождения для него было непререкаемо. Он лишь мучительно надеялся, что, несмотря на это мнение, все как-нибудь обойдется и виновато смотрел на Жанну. Та же была близка к полной потере чувств. Она молчала и со всем соглашалась: анализ так анализ, генный так генный. Удивительно, как она еще им все не выложила под метелку.
Дослушав рассказ Жанны до этого места, я не выдержала.
— А ты-то! Ты могла ей сказать свое твердое нет, этой тиранше! — сгорая в огне возмущения, закричала я.
— Нет, — мямлила она.
— Почему? Почему ты допустила эту дурацкую экспертизу? Ха! Установление отцовства! Ишь что удумали! Как ты допустила такое?! Почему не орала, не плакала, не топала ногами? Почему не произвела психической атаки на мужа и свекровь?
— Зачем? — безразлично осведомился Евгений, со стороны которого я уже с полчаса ждала больших неприятностей. — Вот они, твои штучки, — не заставил он долго ждать. — Учила глупостям девочку, играла ее судьбой, теперь расплачивайся. Если ее выгонят и осрамят…
— Я заберу ее к себе и отыщу ей мужа получше Михаила, — заверила я, подбадривая едва живую Жанну. — Но и сейчас еще не все потеряно. Экспертов можно подкупить. Люди они или нет? Очень плохо, что ты не поехала со своими родственничками на эту экспертизу. Теперь я не знаю даже, куда обращаться по этому вопросу и кого именно подкупать.
Евгений демонстративно воздел руки к потолку и страстно воскликнул:
— Всевышний! Образумь эту женщину!
— Шел бы ты отсюда, — возмутилась я. — Это наши женские вопросы, и обойдемся без тебя. Иди на работу и там качай свои права.
Он с обидой удалился, бросив на прощание:
— Вечером поговорим.
«Иди, иди, что-то сильно ты расхрабрился», — ответила я ему, но лишь мысленно.
— Что теперь будет? — спросила Жанна, когда мы остались одни. — Ах, как я жалею, что послушала тебя тогда и не ушла еще до рождения сына.
Мне стало обидно.
— Давайте, давайте! — закричала я. — Валите все на меня, как на мертвую! Теперь, оказывается, во всем виновата я. Правильно, так мне и надо.
Зачем больше всех старалась? Зачем я лезла не в свои дела?
Жанна склонила голову и молчала. Я решила не добивать ее, а проявить великодушие.
— Ладно уж, — сказала я. — Хватит об этом. Было бы лучше, конечно, если бы ты не допустила этой экспертизы, но я и сейчас не вижу опасности.
— Не видишь опасности? — удивилась она.
— Абсолютно никакой. Дело непростое, даже сложное, но я берусь его уладить, — заверила я, понятия не имея, как это сделать.
Опыт говорил мне, что нельзя капитулировать раньше времени. Нельзя бежать, увидев врага, а надо обязательно вступать в бой, как бы ни мучило чувство неуверенности. Силы порой появляются так же внезапно, как и исчезают.
Нельзя отрекаться от той правды, которую взялся проповедовать, и признаваться во лжи, сколько бы тебя ни уличали. До последнего надо стоять на своем и не скатываться к раскаянию.
Нельзя впадать в полное отчаяние и расставаться с надеждой, как нельзя топтать слабого и бояться сильного.
Все эти «нельзя» говорили мне, что из-за этого черного горя уже проглядывает светлый лучик надежды, просто мы об этом еще не знаем, но обязательно узнаем, если раньше от страха не умрем. К тому же нельзя забывать о словах пророчицы, в крайнем случае они сбудутся, и Жанна второй раз выйдет замуж, если уж совсем все будет плохо с Мишей. Я-то знала, что Жанну, как ни померк в ее глазах этот мир, ждет еще много хорошего, потому что она молода, симпатична, добра и… И у нее есть я.
— Жанна, — сказала я, — иди домой и ни о чем не беспокойся. От тебя сейчас требуется только одно. Если ты это мастерски выполнишь, я буду тобой гордиться.
— Что значит «одно»? — заинтересовалась она.
— Это презрение, которым ты должна встретить Елизавету Павловну и Михаила. Тихое, кроткое презрение. Думаю, у тебя это хорошо получится. Пусть им станет стыдно. Пусть знают о своей дикой непорядочности. Пусть ужаснутся.
— Они не ужаснутся, — вздохнула Жанна. — А если ужаснутся, то совсем от другого, когда узнают, что мой сын только мой.
Я рассердилась.
— Это уже не твоя забота, — прикрикнула я. — Если я сказала, что они ужаснутся, значит, ужаснутся. Можешь мне поверить. Иди домой и делай так, как я советую. И до получения результата ни с кем не вздумай говорить. Слышишь?
Объявляем им бойкот! — заключила я и гордо подумала: «Вот наглость какая!»
— Хорошо, — согласилась она, — я пойду и сделаю, как ты советуешь, но не станет ли мне от этого еще хуже?
— Клянусь, не станет. Сейчас все зависит лишь от того, насколько убедительна ты будешь в своем молчаливом презрении. Если хочешь быть с Михаилом, постарайся, пожалуйста.
— Постараюсь, — пообещала Жанна и отправилась домой.
Я решила не давать бой Елизавете Павдовне. Я лишь ей позвонила и, сказав «позор», опустила трубку. Пусть знает и о моем презрении.
А потом я стала негодовать. В основном негодовала я на пророчицу с ее дурацкими предсказаниями. Я доверилась этой глупой бабе, прекратила поиски и ждала, когда народится новое и умрет старое. Что «новое», что «старое»?
Хотя, если хорошенько подумать, новое — сын Жанны. Он уже родился.
Тогда старое — наши с ней страдания. Когда они умрут?
Если учесть сложившиеся обстоятельства, то скоро. Как только Елизавета Павловна с помощью своей экспертизы установит, что Михаил так и не стал отцом.
Страдания наши тут же и умрут, поскольку больше страдать по поводу «узнает — не узнает» не придется.
Приход бабы Раи освежил мои мысли.
— Знаешь, — созналась я ей, — частично твоя пророчица оказалась права, но не все ясно.
— Дак ты вспомни хорошенько, что она сказала, все ясно и станет, — посоветовала она, и я начала вспоминать.
И вспомнила про ключик. Гадалка утверждала, что ключик этот все и откроет, но почему-то обязательно в моем доме. Первая мысль была, естественно, о Евгении. Но если этот злодей он, то как поможет мне ключик?
«Это мистика какая-то, — подумала я, — и дура буду, если не брошу заниматься ерундой».
Однако ключик не шел из головы.
Я достала его из укромного места и принялась совать во все имеющиеся в квартире замки. Он был слишком мал и везде проваливался.
Я была огорчена и уже собиралась на время сдаться, но тут пришел со службы Евгений. Увидев, чем я занимаюсь, он заразился и проявил изобретательность. Это позволило нам отыскать еще парочку замков, в которых не бывал мой ключик. К сожалению, с тем же успехом, что и прежде. Когда стало ясно, что он ни к чему не подошел и в доме незадействованных замков не осталось, Евгений спросил:
— А зачем мы суем-то его во все дыры?
— Для дела, — загадочно ответила я, не собираясь рассказывать ему о своем походе к пророчице.
— Для какого дела? — изумился он.
— Для хорошего. Вдруг что-нибудь интересное откроем.
Ему не оставалось ничего другого, как покрутить пальцем у виска.
— Лучше бы подумала, как быть с Жанной, — сказал он. — Кстати, это навело меня на мысль. А почему бы и мне не пойти на такой же анализ?
Его заявление привело меня в полное недоумение.
— О чем ты? — спросила я, тоже собираясь крутить пальцем у виска.
— О нас с тобой, — пояснил Евгений. — Ты же по-прежнему считаешь меня преступником. — Может, и помирилась со мной только из-за того, что я единственный, кроме тебя и Жанны, знаю об этом изнасиловании. Признайся, опасаешься, что в случае нашего разрыва я вас разоблачу?
Негодованию моему не было предела. За кого он меня принимает? И какие мысли у него в голове. Вот уж точно, чужая душа — потемки. Выразив Евгению свое негодование, я позволила себя успокоить и сказала:
— Я всегда верила тебе, хоть и испытывала легкие сомнения.
— Так вот, — усмехнулся он, — если ты по-прежнему испытываешь сомнения, я могу подвергнуть себя этому анализу. Тогда убедишься, что к ребенку Жанны я не имею никакого отношения, а следовательно, чист, аки младенец.
— Завтра же займусь этим вопросом, — пообещала я.