ГЛАВА 5

Подняв с подушки тяжелую голову, Лайма быстренько рванула под холодный душ стряхивать с себя остатки сна. Готовя кофе, она подумала, что надо обязательно навестить в больнице незнакомую старушку, которую она вчера нашла возле мусорных баков. «Может, у нее у родных нет, — размышляла Лайма, все больше проникаясь участием к бедной бабушке, — и пенсия маленькая, и кошка любимая сдохла». На этой минорной ноте Лайма бросила недопитый кофе и побежала к машине — ехать в названную вчера очкастой докторшей больницу. «Вот будет фокус, — размышляла она по дороге, — если ее там не приняли или коек свободных не было и она сейчас где-то в другом месте. Я ведь даже фамилии не знаю. А у меня ее сумочка!»

Документов в сумочке не было, Лайма проверяла. Однако страхи оказались напрасными. Объяснив дежурной в окошечке, что она приехала узнать о состоянии здоровья старушки, которую доставили им вчера ночью от супермаркета неподалеку, она получила заверения, что сейчас все выяснится. Действительно, минут через десять дежурная подозвала присевшую в холле Лайму и спросила:

— Вы родственница?

— Нет, — замялась Лайма, — скорее знакомая. Это я вчера бабушку с рук на. руки врачам передала.

— А можно ваш паспорт? — попросила дежурная.

Лайма дала паспорт на имя Татьяны Прутник, все данные из которого дежурная тщательно переписала в толстый журнал и лишь затем произнесла торжественно:

— Значит, так. Состояние гражданки Барровской Елизаветы Игнатьевны средней тяжести, но стабильное. Пока она в реанимации.

— Почему в реанимации? — испугалась Лайма.

— Ну, что вы перепугались? Сами понимаете — очень пожилой человек. Но завтра, скорее всего, ее уже в палату переведут. Пока посещения не рекомендованы, но в ближайшие дни может наступить улучшение, и тогда — пожалуйста.

— Простите, как, вы сказали, ее фамилия? — переспросила озадаченная Лайма.

— Вы что, фамилии своей знакомой не знаете? — насторожилась дежурная.

— Да нет, — пробормотала Лайма. — Я же все больше по имени-отчеству — Елизавета…— тут она запнулась, боясь ошибиться, но затем радостно выдохнула: — …Игнатьевна. Да и знакомы мы так, не очень чтобы… Бывшая соседка по подъезду.

— А зачем тогда фамилия?

— Ну, как же, навещать надо будет, я же не могу вот так каждый раз с дежурными объясняться, — нашлась Лайма.

— Барровская, — сжалилась суровая дежурная. — Ее фамилия Бар-ров-ска-я, — повторила она по слогам.

Всю дорогу до штаб-квартиры Лайма на все лады повторяла звучную бабкину фамилию и никак не могла понять, чем же она ей не нравится, что в ней настораживает. Корнеев, не отрываясь от монитора, на котором мелькали, сменяя друг друга, разноцветные таблицы, предложил ей сходить на кухню и самой за собой поухаживать. Ну, может, заодно, если это не унизит ее авторитет руководителя, сварить и подчиненному чашечку кофе.

— Не сбивай меня с мысли, — сказала Лайма. — Дай-ка лучше бумагу и ручку, тогда получишь кофе.

Корнеев, по-прежнему глядя в компьютер, протянул ей стандартный белый лист и сувенирную шариковую ручку уже лет пять не существующего банка. Лайма повертела ее в руках, хмыкнула и отправилась кипятить воду.

На кухне нечистоплотный Корнеев устроил настоящий свинюшник. Лайма махнула рукой на его бесчинства, села на край загроможденного стола, рукой сдвинув грязную посуду к середине и освободив себе достаточно места, чтобы положить лист бумаги. На листе тут же проступили жирные пятна, но сейчас и это ей было все равно. Она начала медленно писать: Барровская, Бар-ров-ская, Барров-ская,Барровс-кая… Фамилия была, с одной стороны, богатая, благозвучная. С другой стороны, в ней чувствовалась некая искусственность. Польская? Нет, тяжеловата для изысканных поляков. Хотя, опять же — Брыльская… Вообще-то похожа на фамилии, которые в России переделывали иностранцам из итальянских, немецких, голландских. Барро… Барро? Дедушка был француз? Бельгиец, как Пуаро?

Нет, что-то не получалось. Закипела вода в чайнике, Лайма ненадолго оторвалась от дела, а потом снова припала к листу. Барров? Чешские корни? Барров, Барро, Барр… Что — Барр? При чем тут Барр? Стоп!

Лайма даже перестала дышать — Барр, да, Барр, Сандра Барр. То есть наоборот — красивую длинную фамилию сократили до привычного американского формата? Лайма помнила, что на вручении «Оскара» Сандру называли стопроцентной американкой. Действительно странно, что может связывать звезду Голливуда с неизвестной московской старушкой? Фамильные корни.. .

Старушку ударили по голове в переулке возле офиса Абражникова. В то самое время, когда сыщика убили. Вряд ли это совпадение. Пройдя в комнату, Лайма решительно сказала:

— Мне нужна оперативная помощь

— Я весь внимание, — отрапортовал Корнеев, продолжая следить глазами за тем, что бегало у него по экрану.

— Нужен домашний адрес Елизаветы Игнатьевны Барровской.

— Москвичка?

— Я почти уверена, что прописана она в Москве.

— Возраст?

— 70-75 лет, но это весьма приблизительно.

— Вступаю на скользкий путь, — заявил Корнеев, радостно потирая руки. — До безумия люблю вычислять людей.

Через двадцать минут он развернулся к Лайме и протянул ей распечатанный лист:

— Ваша мадам!

— Ты уверен?

— Абсолютно. Барровских немного, но есть, а вот такого редкого сочетания всех трех составляющих в мировой паутине больше не встретилось.

— При чем тут паутина, небось все из этих ворованных баз, — проявила осведомленность Лайма.

— Ну, не только, есть и цивилизованные каналы информации. Правда, не всем доступные.

Да, было похоже, что адрес найден.

— Слушай, ты можешь выяснить, там кто-то еще прописан?

— Зачем тебе это? — поинтересовался Корнеев.

— Потом скажу.

Через некоторое время Корнеев подал голос:

— Все чисто, Елизавета Игнатьевна прописана в квартире одна.

— Отлично, — обрадовалась Лайма. — А теперь сделай еще один запросик: связывает ли что-нибудь людей с фамилией Барровский или Барровская с людьми по фамилии Барр?

Корнеев присвистнул:

— Вот оно как! Думаешь, горячо?

— Пока — тепло, а вот ты попробуй найти что-нибудь, тогда посмотрим, насколько это горячо или холодно.

— Только имей в виду, процесс не быстрый, это не запросик, тут знаешь, пласты придется лопатить!

— А где у нас Медведь?

— Пошел за бутербродами.

— Понятно, — съехидничала Лайма. — Все припасы змеи съели.

Корнеев не понял и удивленно спросил:

— Какие змеи?

— Которые у вас на кухне от грязи развелись.

Медведь, притащивший целый мешок снеди, в отличие от Корнеева, застеснялся учиненного безобразия.

— Я посуду обязательно вымою, — пообещал он. — Только перекушу чего-нибудь, а то в животе урчит.

В животе у него действительно урчало — как в большом чане, где бродят дрожжи. Он стеснялся этого и оберегающим жестом клал на подреберье огромную ручищу.

— Слушай, — заговорщическим тоном начала Лайма, как только первый кусок хлеба отправился Медведю в рот. — Есть одна догадка относительно нашей американской птички, но ее надо проверить. Как ты? Согласишься рискнуть? Нужны материальные доказательства новой версии. Если я, конечно, не ошибаюсь. Да нет, конечно, я не ошибаюсь!

— Что за версия? — поинтересовался Медведь.

— Понимаешь, бабулька, которую я вчера нашла рядом с офисом Абражникова, носит гордую фамилию Барровская, и фамилия Сандры, похоже, всего лишь ее американизированный вариант.

— Я бы сразу догадался, — сказал бесхитростный Медведь. — Это ж совершение ясно: Барр — Барровская. Есть связь.

Лайма теперь и сама не понимала, как она не заметила сходства сразу!

— У меня был нервный стресс, — напомнила она на всякий случай. — Я вчера едва не съехала по гладкому столу прямо на мертвое тело. Ты бы после такого происшествия тоже стал плохо соображать.

Медведь застеснялся. Ему казалось, что страховать Корнеева возле офиса Абражникова должен был именно он. То, что пришлось пережить Лайме, легло тяжким грузом на его нежную совесть.

— Так что ты предлагаешь? — наконец спросил он с любопытством.

Его любопытство всегда казалось детским и очень заразительным. Хотелось немедленно поделиться с ним всем на свете.

— Предлагаю абсолютно противоправную, но жизненно необходимую вещь. Бабулька — в больнице и в ближайшие день-два точно домой не попадет. Официально там никто, кроме нее, не проживает. Сдача внаем маловероятна — квартира однокомнатная. Надо только иметь в виду соседей или нежданно нагрянувших в гости родственников. Но ведь ночью родственники вряд ли явятся, так?

Медведь задумчиво потер гладкий, как у младенца, подбородок. В отличие от Корнеева, любившего щегольнуть трехдневной щетиной, он практически всегда брился до состояния очищенной картофелины.

— Так-то оно так. Короче, ты хочешь, чтобы я забрался в чужую квартиру?

— Ближайшей же ночью. Только надо проверить, не стоит ли квартира на сигнализации.

— Это ерунда, проверим. А вот ключи? Ключи у тебя есть? Хотя, конечно, сотруднику ФАСБ, наверное, можно и ногой дверь вышибить. Но вдруг она железная? Отмычки нужны, информация по соседям.

— Не нужны отмычки, — покачала головой Лайма. — У меня бабуськина сумка осталась, а в ней — ключи. Только их там что-то многовато, так что тебе придется разбираться на месте. Ладно, готовься пока морально. Пойду потревожу нашего электронного гения.

Корнеев с поставленной задачей справился на удивление быстро, доложив, что на охране в милиции названная квартира не стоит. Лайма по традиции о методах добывания информации у него не спрашивала. И так было ясно, что он вламывается, куда не положено нос совать, и при этом ни в чем себе не отказывает.

— Все нормально, квартира не охраняется, — радостно сообщила Лайма Медведю, который повязал фартук и с остервенением тер тефлоновую сковороду железной мочалкой. — Домывай посуду, и обговорим детали.

Ровно в полночь, он подошел к нужному дому и огляделся. Еще горели редкие окна, но время сна уже наступило. Медведь поежился и двинулся к подъезду. Опыта подобных мероприятий он не имел, и даже посоветоваться было не с кем. Раздумывая над тем, как ему экипироваться для индивидуальной операции, он решил, что мужчина в темных одеждах и с шапочкой на голове вызовет гораздо больше подозрений, нежели хорошо одетый, респектабельный и чуть подвыпивший супермен. Таким образом, на дело Медведь отправился в прекрасном летнем костюме английского производства, белой сорочке и строгом галстуке. На ногах красовались отпадные штиблеты, которые простому Медведю посоветовал купить стильный Корнеев.

Первым препятствием оказался кодовый замок на двери. Препятствие преодолевалось примитивным ожиданием — рано или поздно кто-то должен был выйти или войти в подъезд. Так и случилось — через некоторое время замок щелкнул, дверь открылась, и из подъезда вышел широкоплечий мужик с пиджаком на руке. Он окинул Ивана равнодушным взглядом и лениво прошествовал мимо. «Не здешний, — подумал Медведь, — скорее всего, провожал женщину. Буду следовать той же версии».

Он очень обрадовался ценной мысли, так как приехал сюда, больше надеясь на счастливый случай. Ногой придержав дверь, Медведь бочком протиснулся внутрь и сильно огорчился, увидев, что подъезд ярко освещен. Бабка жила на втором этаже, но Медведь решил проехать на лифте до последнего, восьмого этажа и оттуда спуститься вниз пешком на первый, по дороге сделав предварительный осмотр двери, которую предстояло открыть. Дело в том, что на связке, которую вручила ему Лайма, болталось целых семь ключей, не считая маленького, вернее всего, от почтового ящика.

Подъем на лифте прошел без приключений, хотя ему очень не понравилась нацарапанная на стенке кабины сентенция «Ванька — придурок!». Выйдя на восьмом этаже, Иван приостановился и осмотрелся. Никаких архитектурных изысков — по две квартиры с той и с другой стороны лестничной площадки. Освещение — одна люминесцентная трубка на всех. Спускаясь вниз, он видел лишь варианты уже знакомого подъездного дизайна. Чаще всего это были железные двери или решетки — одна на две квартиры, — иллюзия дополнительной защиты от грабителей. Народ по лестнице вверх-вниз не бегал, лифт, который Иван покинул несколько минут назад, невостребованным стоял на восьмом этаже. Иван этому обстоятельству обрадовался, но, оказалось, радоваться было рано.

Миновав четвертый этаж, он услышал сопение и шевеление, а затем на лестнице, как раз между третьим и вторым этажом, наткнулся на парочку, которая самозабвенно обнималась, целовалась и в ближайшее время прекращать это занятие явно не собиралась. Вскрывать чужую дверь практически на глазах у двух свидетелей было невозможно.

Медведь знал по опыту, что хамство —лучшее средство очистить территорию. И хотя наглое поведение ему претило, он частенько пользовался им в интересах дела. Корнеев язвил, что в такие моменты Иван выглядит, как рассвирепевший крокодил Гена.

Помчавшись вниз по лестнице. Медведь сделал вид, что оступился, и с размаху налетел на молодых людей. Не дав им опомниться, промычал:

— О, ребята, возьмите меня третьим!

И расставил руки, как будто собирался их обоих обнять от всего сердца. Парень грозно засопел, но девица мгновенно оценила габариты нежданного гостя и решительно взяла своего кавалера за руку.

— Пойдем отсюда! — сказала она и силой сволокла своего кавалера на первый этаж.

Хлопнула дверь подъезда, и Медведь довольно усмехнулся. Все, дорога свободна. Вот и заветная дверь. Какое расстройство! Она снабжена дополнительной защитой, да еще с двумя замками. А сколько же замков там, внутри? Он в задумчивости притормозил у внешнего бастиона и подумал: может, рискнуть? Вылезут соседи, скажу, ошибся подъездом, пьян, таксист к чужому дому привез… Перчатки решил не надевать — уносить из квартиры он ничего не собирался. Ему велено было только посмотреть.

Первый ключ подобрал очень быстро и даже не успел испугаться, когда замок приветливо щелкнул в ответ на его усилия. Он случайно оперся на ручку, она легко ушла вниз, и дверь, противно скрипнув, приоткрылась. Медведь почувствовал огромное облегчение — второй замок то ли забыли запереть, то ли не закрывали вообще. Он осторожно притворил за собой внешнюю дверь, решая, нужно ли включать в тамбуре свет. С одной стороны, возиться на ощупь с кучей незнакомых ключей было задачей малореальной, с другой — соседи могли посмотреть в глазок и увидеть чужого мужика, подбирающего ключи к замкам соседки. Тут уже не скажешь, что заблудился и перепутал. Да они, скорее всего, сами даже не выйдут — вызовут наряд.

В итоге был найден компромисс. Он захватил с собой маленький, с ручку, но очень сильный фонарик, именуемый потайным. Его свет со стороны был почти не виден, а луч он давал тонкий и сильный. С фонариком дело пошло быстрее. Главное — не слишком греметь ключами. Медведь постоянно прислушивался, нет ли шевеления за дверью соседей, но там стояла абсолютная тишина. Немного освоившись, он стал действовать увереннее, хотя и вспотел в этом душном закутке. Пришлось даже снять пиджак и положить его на относительно чистый коврик.

К верхнему замку подошел четвертый по счету ключ. К нижнему — седьмой. Осталось сделать последний рывок. Медведь глубоко вздохнул, присел на корточки и осторожно повернул ключ в замочной скважине.

В этот исторический момент дверь вдруг резко ушла внутрь, и прямо в лицо Ивану ударил такой яркий свет, что он моментально ослеп. К тому же, сидя на корточках, он опирался на дверь и теперь потерял равновесие и головой повалился внутрь квартиры. Тут же услышал яростный свист рассекаемого воздуха, после чего ощутил удар, но боли не почувствовал, потому что потерял сознание.

Светлана Петровна и Александра Станиславовна не были подругами детства или юности, а подружились друг с дружкой и с Елизаветой Игнатьевной Барровской на старости лет. Познакомились, как водится, в скверике, где гуляли почти каждый день, особенно весной и летом. Выяснили, что все трое — соседки: Елизавета Игнатьевна и Светлана Петровна вообще из одного дома, а Александра Станиславовна — из башни напротив. Она единственная из них жила с семьей сына, подруги обитали одни. Елизавета Игнатьевна детей не имела, Светлана Петровна про свою дочь говорить не любила.

Внешне они были очень разные. Александра Станиславовна — высокая и дородная, а по характеру — решительная и бескомпромиссная. Светлана Петровна, напротив, имела хрупкое телосложение, редко спорила и казалась очень нерешительной. Три пожилые женщины любили ходить друг к другу в гости. Более того — они имели дубликаты ключей от квартир друг друга, «на всякий случай». Много времени проводили вместе — ходили по магазинам, в кино, очень редко, но выбирались и в театр, и даже в баню, которую очень уважали. И еще у них был один, четко установленный день на неделе, когда они, если были здоровы, собирались вечерком у Лизы (Елизаветы Игнатьевны), чтобы побаловать себя рюмочкой рябиновой настойки и переброситься в картишки. Иногда вместо этого затевали печь пироги и возились с ними до глубокой ночи. В общем, им было хорошо друг с дружкой.

Сегодня был как раз такой день, однако уже днем Светлана Петровна и Александра Станиславовна забеспокоились — Лиза с утра не пришла на прогулку в сквер, на их любимую лавочку, а после обеда не подходила к телефону. Конечно, всякое бывало в их жизни, могла же Лиза и уехать по каким-нибудь делам. Но она обычно предупреждала их о своих отлучках, тем более в такой день.

Подруги разошлись по домам, договорившись созвониться, однако после девяти вечера, не дождавшись от Елизаветы Игнатьевны известий, забеспокоились всерьез. Ее окна были темными — не дай бог, что случилось.

Однако квартира стояла пустая, и даже записочки Елизавета Игнатьевна на столе не оставила. Старушки сели на кухне и стали размышлять, что же могло с ней приключиться. Ни о каких родственниках Лиза им не рассказывала. Имелись какие-то бывшие сослуживцы и стародавние знакомые, но где их искать, они не знали. Попробовали изучить телефонную книжку, но никому позвонить так и не решились — время позднее, и объясняться с незнакомыми людьми им казалось затруднительным. Минуло и десять, и одиннадцать — Лиза не появлялась. Они прислушивались к останавливающимся под окнами машинам — может, она на такси приехала, ловили шорохи за дверью — вдруг ключ повернется, и тогда отляжет от сердца, и настроение сразу поднимется. Но все было тихо. Время шло к двенадцати, и они стали всерьез обсуждать, обращаться ли сразу в милицию или сначала обзвонить больницы.

— Как думаешь, сексуальных маньяков можно исключить? — спросила Светлана Петровна.

Подруга в ответ лишь вздохнула:

— Дорогая, в нашей стране можно исключить только нападение диких слонов.

Окончательно расстроившись, решили выпить и как-то незаметно прикончили начатую на прошлой неделе бутылку настоянной на лимонных корках водки — произведение Елизаветы Игнатьевны.

Обе сидели на кухне, грустные, тихие и слегка окосевшие, почти не разговаривая, готовясь к последнему отчаянному шагу, когда из предбанника до них донесся шум.

Радостно вскрикнув, старушки бросились к двери, но оказалось, что шум раздавался из-за внешней двери в тамбуре.

— Странно, что это она так долго с ключами возится, мы ведь на один замок закрыли, — задалась вопросом Александра Станиславовна.

— Давай ей сами откроем…

— Подожди, может быть, это соседи? Посмотри в глазок, — потребовала Светлана Петровна.

Александра Станиславовна прильнула правой половиной лица к дерматиновой обивке и задохнулась от волнения.

— Сюда кто-то лезет, — страшным шепотом сообщила она. — Огромный! Теперь понятно, что случилось. Лизку по голове стукнули, потом ограбили, забрали ключи и теперь хотят обчистить квартиру.

Светлана Петровна немедленно принялась трястись от страха и клацать зубами, производя примерно такой же шум, что и ее старая стиральная машина.

— Как же мы теперь? — заканючила она. — Давай в окно кричать, а?

— Погоди, он, кажется, один. Да, один. Думает, здесь никого нет, гадина поганая. Вот что, — твердо сказала она. — У меня с собой есть газовый баллончик. У тебя ничего?

Светлана Петровна помотала годовой и, заведя глаза, выдохнула:

— Милицию, милицию скорее!

— Да они пока приедут… Слушай, у Лизы в духовке чугунный утюг стоит, помнишь? Тащи его сюда. Мы сами обороняться будем.

— Я боюсь…

— Тащи, тебе говорят!

В глазах Александры Станиславовны появился подогретый алкоголем азарт. Когда утюг оказался у нее в руках, она скомандовала шепотом:

— Стань у выключателя. Как только я махну рукой, включаешь свет в коридоре и давишь баллончик вот здесь, понятно?

— А ты?

— А я дверь распахиваю и бью его утюгом!

— Куда?

— Да куда попаду.

Александра Станиславовна попала Медведю точно по затылку.

— Господи, здоровый какой, — простонала она, с испугом оглядывая свой охотничий трофей. — И что же нам с ним делать-то?

— Надо связать, если он жив, — трусливо подсказала Светлана Петровна.

Трусила она потому, что сумела выполнить лишь половину поставленной задачи — включила свет. Баллончик с газом ей не поддался, хотя она давила на него изо всех сил.

— Слушай, а где у Лизы бельевые веревки? Если бы она дома была, представляешь, что этот зверюга с ней мог бы сотворить?

Светлана Петровна даже представлять себе этого не хотела и побежала в комнату искать веревки.

— Может, простынями его? — крикнула из коридора Александра Станиславовна, гордая своей победой над злом.

Зло было массивное, с бугристой спиной и огромными кулачищами.

— Я тут клейкую ленту нашла, — пискнула Светлана Петровна. — Широкую такую. Наверное, она для окон. Сгодится?

Лента сгодилась, и спустя четверть часа Медведь от шеи до башмаков был плотно ею спеленут и сделался похожим на мумию неизвестного науке фараона.

Скручивая его, старухи забыли, о первом испуге и даже увлеклись процессом. Но наконец дело было сделано.

— А он жив вообще-то? — поинтересовалась одна подруга у другой.

— Да не бойся, жив. Что такому бугаю сделается? Сопит вон, как бульдог.

— А может, ему еще рот заклеить? — предложила расхрабрившаяся Светлана Петровна. И не став дожидаться санкции подруги, взяла и заклеила.

— Зря, — покачала головой та. — Как он будет рассказывать, куда Лизу дел?

— Пусть он милиции рассказывает! Менты быстренько выяснят, что он за фрукт. — И тут взгляд ее упал на пиджак Медведя, который он уложил на коврик в предбаннике, а они подобрали. — Да мы и сами можем все про него узнать! Сейчас карманы проверим!

— Думаешь, он с паспортом пришел квартиру грабить? — усомнилась Александра Станиславовна. — Хотя черт его знает. Вон, галстук на нем.

Иван медленно приходил в себя. Казалось, что настоящую голову ему заменили на чугунную — она была тяжелой и гудела, как колокол. Рот пересох, и язык неожиданно перестал в нем помещаться. Ни рукой, ни ногой он пошевелить не мог и не сразу понял почему. С трудом приоткрыв глаза, увидел стоящих над ним двух пожилых дамочек и застонал: ну какой же идиот! На радостях забыл позвонить в квартиру, прежде чем лезть туда! Домушник хренов, напугал двух бабок, они его со страху чуть не убили. «А может, еще убьют? — неожиданно испугался Иван. — Старухи бывают такими мстительными и жестокими — Тарантино и не снилось».

— «Федеральная антитеррористическая служба безопасности», — медленно прочитала Александра Станиславовна в его удостоверении и вместо того, чтобы удивленно ахнуть, с неудовольствием добавила: — Спецслужб развелось, как бездомных собак. А этот тип на фотографии похож на фашиста.

— Придется нам его развязать, — с огромным сожалением откликнулась Светлана Петровна. И здравомыслящим тоном добавила: — Пока он в себя не пришел.

Медведь уже пришел в себя, но решил не подавать вида.

— Мы его развяжем, как только он скажет, где Лиза. — И Александра Станиславовна расклеила Ивану рот.

— Лиза в больнице, — не выдержал и все-таки подал голос Медведь. Поскольку говорил он густым малиновым басом, обе старушенции слегка струхнули. — Жизнь ее сейчас вне опасности. На нее напали в переулке и стукнули по голове.

— В больнице! — воскликнула Светлана Петровна и прижала руку к щеке. — Стукнули по голове!

— Мы подозреваем, что ввязалась ваша Лиза в одну секретную операцию, — озадачил их Медведь. — Я пришел сюда, чтобы поискать вещественные доказательства. Ключи от квартиры мне государство доверило — я ведь не бандит какой-нибудь.

Бывают бестолковые и неорганизованные старухи, которые все путают и забывают. А бывают такие полководцы, как Александра Станиславовна.

— Развязать! — приказала она, и подруга немедленно бросилась резать клейкую ленту.

Когда Медведя с трудом освободили от пут и он поднялся на ноги, то увидел валяющийся тут же чугунный утюг, который Елизавета Барровская использовала на кухне для приготовления цыплят табака. Хорошо, что сильная духом Александра Станиславовна оказалась слаба телом и не размахнулась как полагается, а то пиши пропало. Медведь потрогал голову — там вздулась даже не шишка, а полусфера, и костюмчик — замечательный, английский — оказался безнадежно испорченным. Годился он теперь разве что на тряпки — иномарки протирать.

Взволнованные бабуси бросились к телефону звонить в больницу, номер которой назвал им Медведь.

— Только вы о спецоперации ни гугу! — предупредил он на всякий случай. — Я вам рассказал о ней лишь в связи с чрезвычайными обстоятельствами.

Сам он принялся обследовать квартиру. И очень быстро нашел то, что нужно, — большой альбом, целиком посвящённый жизни и творчеству Сандры Барр. Там были ее фотографии, вырезанные из журналов, статьи, сообщения о кинематографических премиях и о поездках кинодивы в другие страны. Медведь решил взять альбом с собой. Но перед уходом показал его на всякий случай опечаленным подругам.

— Ваша Лиза, что, сильно кино любит? Или конкретно эту американскую артистку?

— Не знаем… — растерялись те. — Она нам никогда эту штуку не показывала. Где вы ее нашли?

Медведь нашел альбом в комоде, на самом дне. Он оказался прикрыт стопкой цветастых косынок. Пожалуй, это была единственная вещь из квартиры Барровской, которая могла по-настоящему обрадовать Лайму.

— Я дал Леджеру номер своего мобильного и сказал, что перебираюсь в другой офис, поближе к дому.

— Ты что, собираешься искать пропавших девиц? — искренне изумился Медведь. — Сейчас? В разгар поисков Сандры Барр?!

— У него нет другого выхода, — пояснила Лайма. — Если так называемый частный сыщик внезапно исчезнет, Леджер отправится в то единственное место, которое ему знакомо, — в офис Абражникова. Или позвонит туда…

— И наткнется на следователей, — подхватил Корнеев, которого очень даже заботила собственная безопасность. — Они его немедленно приберут к рукам. Он им расскажет обо всем, что произошло в ту ночь, когда Абражников был убит, и опишет меня в лучшем виде. А у меня нет никакого желания попасть в розыск. Лучше я быстренько выясню, куда подевались подружки братьев Леджер, отчитаюсь перед антикваром, и дело в шляпе. Это не более чем малюсенькое препятствие на нашем пути.

— Малюсенькое? — обиделся Медведь. — Ты самоустраняешься от поисков Сандры Барр, вот и все.

— Да я раскрою это дело с пропавшими девицами за один день, — заявил Корнеев.

Хвастовство не числилось в списке его основных достоинств, поэтому Лайма с подозрением спросила:

— Почему это ты так уверен?

— Я перечитал горы детективов, и мне кажется, смогу применить на практике все важнейшие сыщицкие приемы. Здесь главное — верные рассуждения. С логикой у меня все в полном порядке.

— И что же ты собираешься делать в первую очередь?

— Посетить квартиры, брошенные девушками на произвол судьбы. По оставленным вещам можно определить, добровольно ли человек покинул жилище, готовился ли он к отъезду или просто ушел и не вернулся. Кроме того, нужно тщательно осмотреть мусор и грязную посуду, чтобы понять, сколько гостей приходило к хозяйке накануне, что пили-ели, что за следы оставили после себя. Проверить пыль на мебели и повседневных предметах. Выяснить, чем хозяйка пользуется особенно часто, и оправданно ли такое внимание. Может быть, где-то есть тайник. Ой, да я много всего знаю.

— Твоя уверенность внушает оптимизм. И когда ты отправляешься?

— Прямо сейчас. Поеду на проспект Мира в квартиру Нины. Она жила одна, и мне никто не помешает порыться в ее вещах.

— А как ты туда попадешь? — удивилась Лайма.

— Как-как? Мне клиент ключи вручил. Он как раз собирался ими воспользоваться, когда Нина пропала.

— Собирался воспользоваться? Так у них что, не было интимных отношений? — заинтересовалась Лайма.

— Судя по всему, еще нет. Поэтому-то Леонид Леджер так расстроен. Девушка мечты вручает тебе ключи от своей квартиры, ты приезжаешь, и — ничего… В квартиру клиент только заглянул, хотел убедиться, что не произошло несчастного случая. Там никого не было.

— А можно я поеду с тобой? — неожиданно загорелась Лайма, которой страстно захотелось посмотреть, как Корнеев станет применять свою хваленую логику на практике.

— А я? — спросил Медведь. — Что буду делать я?

— Во-первых, изучи старухин альбом.

— Да там вырезки из журналов! Я биографию Сандры Барр и так знаю наизусть!

— Нужно проверить, нет ли в подборке материалов какой-нибудь системы. Нет ли заметок карандашом — может быть, на обратной стороне. И позвони в больницу — вдруг Барровская пришла в себя. Вот тут ее сумка — хороший предлог, чтобы попасть в палату и пообщаться с ней с глазу на глаз.

— Но я с этим быстро справлюсь, — предупредил Медведь, почувствовавший себя обделенным. — И что я буду делать потом?

— Просматривать записи Абражникова, — напомнил Корнеев. — Я вынес из офиса целую груду бумаг. В его ноутбуке ничего стоящего нет, остаются папки и ежедневники.

— Да мне на это жизни не хватит! — возмутился тот. — Кроме того, у сыщика был неразборчивый почерк. Прямо как у участкового врача.

Когда Медведь смотрел в свою медицинскую карту, ему всегда казалось, что доктор пишет в ней исключительно для души, потому что ни один человек не сможет прочитать его каракули.

— Иван, не вредничай, — потребовала Лайма командирским тоном. — Без этого мы просто не сможем двигаться дальше. Нам нужна хоть какая-то зацепка. Куда подавалась Сандра Барр? Была ли она в офисе Абражникова в тот момент, когда его убили? Знает ли о его смерти? Связана с ней? Может быть, Абражников упоминает в записях цель ее приезда. Зачем она явилась в Москву, да еще под чужим именем? Что хотела скрыть? От кого? Куда собиралась отправиться?

— Ну, ладно, — неохотно согласился Медведь. — Я остаюсь и буду разбираться в бумагах. Хотя втроем мы бы сделали это в три раза быстрее.

Когда Лайма с Корнеевым уселись в машину, пошел дождь. Крупные капли заскакали по капоту и залили стекло. В одну секунду разнеженная на солнце улица взбодрилась и побежала, выстреливая редкими зонтами и шурша цветными пластиковыми пакетами. Пакеты от непогоды защищали плохо, и народ хлынул в магазины и под навесы. Прямо перед их носом пробежала мокрая и от этого невероятно страшная кошка, похожая на старую горжетку. Лайма немедленно вспомнила о Кларитине — крохотном и одиноком, брошенном в квартире. Интересно, давно ли вернулся Шаталов? И если вернулся, то вспомнил ли о своем новом жильце? Вдруг он вообще о нем позабыл? И бедный Кларик, ослабевший от голода, лежит где-нибудь под батареей?

На самом деле, когда Шаталов под утро возвратился домой, уставший, как пес, «бедный Кларик» поднял такой вой, что не накормить его было просто невозможно. Шаталов принес ему кусок вареного мяса в салфетке, который утащил у одного из своих подчиненных прямо с бутерброда.

— Жри, — сказал он, испытывая странное чувство большой человеческой ответственности за своего меньшего брата. — Если бы не я, бегал бы ты сейчас по помойкам.

Он смотрел, как Кларик, жмурясь и урча, поедает мясо, и думал о Лайме. О том, где она сейчас и с кем. Опять с тем брюнетом? Тоже мне — напарничек!

Квартирка Нины неподалеку от проспекта Мира оказалась в самом деле плохонькой. Мебель — вероятно, хозяйская — выглядела безрадостно, собственных вещей жилички было мало.

— Да уж, могу себе представить, какое впечатление на девчонку должны были произвести квартира и дача Леджеров. Кстати, где она у них находится, эта дача?

— Не очень далеко, в Кокорине, по Рижской дороге. А что?

— Как — что? Интересуюсь. Ведь именно туда девушки не приехали. Может быть, их исчезновение связано как раз с местоположением дачи? Что, если в тех краях действует маньяк?

— Который отлавливает девиц, приглашенных Леджерами в загородный дом? Не смешно.

Корнеев прошелся по комнате, зорко осматривая обстановку. Сходил в ванную комнату, пощупал полотенца, осмотрел все баночки с косметикой.

— Взгляни, — обратил он внимание Лаймы на пустую рамку для фотографии, стоявшую на тумбочке возле кровати. — Рамка есть, а фотки нет. Кто-то ее вытащил. Наверное, в деле замешан еще какой-нибудь мужчина.

— Может быть, первая любовь? Мальчик, который приехал в Москву на поиски своей возлюбленной…

— Пожалуйста, не выдумывай, — поморщился Корнеев. — Когда бедная студентка ловит на крючок такого мужчину, как Леджер, старая любовь ржавеет быстро и капитально. Даже если какой-то мальчишка явился в этот дом с миллионом алых роз, его точно выгнали.

— И он ее убил.

— В землю закопал, — пробормотал Корнеев. — И на камне написал…

— А что ты нашел в мусоре? — поинтересовалась Лайма, которая внимательно наблюдала за тем, как Корнеев пинцетом вытаскивает из объедков какие-то бумажки.

— Кое-что нашел. Но пока не могу это правильно оценить. Надо подумать.

— И что теперь?

— А теперь поедем к Дарье. Там, правда, ключей нет, но хозяйка обещала сама открыть.

— Кому обещала?

— Алексу Леджеру, разумеется. Не мне же. Заодно познакомимся. Алекса я еще и сам не видел.

Увидев Лайму, Алекс Леджер остолбенел от изумления. Выглядела она на удивление хорошо, если учесть вчерашнее столкновение с трупом, бесчисленные рюмочки спиртного и короткий полет в ресторане со стула.

— Очень приятно, — сказал он и пожал руку Корнееву. А руку Лаймы поднес к губам и поцеловал. Ей в лицо бросился румянец. Не то чтобы ей никто никогда не целовал руку, просто Леджер сделал это с особенным чувством и изяществом.

Кстати, на офтальмолога он был похож меньше всего. Скорее, на поэта или художника — личность творческую, которая воплощает в жизнь все свои прихоти и не лимитирована никакими условностями. Длинные волосы, застегнутая на пару пуговиц свободная рубаха, цепочка на шее, браслет на руке, модельные кроссовки с лаковыми носами — и синие глаза. Не светлые, как у брата, а яркие, васильковые. Корнеев сразу решил, что это контактные линзы — нечеловечески синий цвет.

Лайма полагала, что Алекс откроет для них квартиру и уйдет, но он остался и напряженно наблюдал за тем, как Корнеев прогуливается из кухни в ванную и обратно. Лайму представили секретаршей Абражникова Леночкой, и он это легко проглотил. Хотя процесс осмотра квартиры не предполагал присутствия секретарши — зачем она тут нужна? Фиксировать, как Делла Стрит, умные мысли шефа?

В квартире Дарьи они обнаружили множество журналов по кройке и шитью, иголки, нитки, ножницы и дикое количество лоскутов, разбросанных в самых неожиданных местах.

— А про подругу я не понял, — обратился к Алексу Корнеев. — Вроде бы Дарья снимала квартиру пополам с подругой?

— Но та очень быстро нашла себе парня и переехала к нему, — пояснил тот.

— Ясно.

По мнению Лаймы, Корнеев провел в квартире Дарьи не так уж много времени. Даже в мусоре не копался. Только глазами показал Лайме на пустую рамку из-под фотографии. Она пожала плечами. Ну, рамка. Ну, пустая. Что это может означать? Если бы внутри был снимок — другое дело. А так… Две пустые рамки в двух пустых квартирах — не слишком богатая пища для размышлений. Хорош он будет со своей логикой.

Однако на Корнеева эта рамка произвела сильное впечатление. Он долго вертел ее в руке, но все-таки поставил на место. А из квартиры взял с собой только одну-единственную вещь — газету «Читалка». Несколько номеров стопкой лежали на холодильнике, и Лайма даже брала их в руки, но ничего особенного не заметила и положила назад.

— Раз уж вы взялись за это дело, — заметил Алекс, ходивший за Корнеевым как привязанный, — то держите меня в курсе.

Нервничая, он постоянно тер лоб, будто хотел вспомнить что-то важное и не мог. Потом оставил лоб в покое и принялся потирать руки и ломать пальцы так, что хрустели суставы. Он выглядел гораздо более обеспокоенным, чем Леонид.

— Брат не слишком словоохотлив, а мне бы хотелось знать, как движется дело. Исчезновение Дарьи поставило меня в тупик. Не представляю, куда она могла деться. Может быть, наши отношения ее обременяли? И она таким образом дала мне понять, что не хочет их продолжать?

Лайма хмыкнула. Вряд ли сам Алекс в это верил. Он был из тех людей, которые хорошо знают себе цену. Мужчина, тщательно следящий за своей внешностью, априори рассчитывает на повышенное внимание.

— Весьма загадочно, — подтвердил Корнеев. — А вы в милицию не обращались?

— Да с какой же это стати? Взрослая девица, сама себе хозяйка. И я ведь не родственник.

Корнеев молча закончил осмотр квартиры и вышел на лестничную площадку. Здесь одновременно пахло кошками и жареной рыбой.

— Ну? — спросил Алекс, не обращая внимания на убойные запахи. — Что-нибудь проясняется?

— Кое-что, — уклончиво ответил Корнеев. — Пока рано делать выводы. Я буду держать с вами связь и немедленно доложу о результатах.

На прощание Алекс снова поцеловал Лайме ручку и сел в спортивный автомобиль, очень подходивший ему. Возле арки он едва не столкнулся с другим таким же крутым перцем, перегородившим выезд. Водитель прятался за темными стеклами белоснежной красавицы-машины и не собирался уступать дорогу. Только когда Алекс загудел, он неохотно отъехал.

— Смотри, какие смешные буквы в номере у этого наглого типа, — засмеялась Лайма. — ХРЮ. Хотел бы ты иметь машину «Хрю»? Он наверняка называет ее «моя хрюшечка».

Алекс Леджер тем временем махнул им рукой и укатил, сверкнув эксклюзивными колпаками на колесах. Ключи от квартиры Дарьи он отдал квартирной хозяйке, которая поджидала их на скамеечке.

— Я внес плату за два месяца, — пояснил он, понизив голос. — Вот она и подобрела.

— Ну и тип, — пробормотал Корнеев, проводив его взглядом. — Санкционировал каждое мое движение. Ни на шаг не отпускал. Все желает держать под контролем. Знакомы мне такие личности.

— Сильный характер, — согласилась Лайма.

— Вижу, женщины просто обожают сильных! — противным голосом заметил Корнеев, немедленно вспомнив вчерашнее появление Шаталова в ресторанчике.

— Наверное. Только это не всегда хорошо. Добиваешься любви сильного мужчины, а потом что-нибудь случается, и вся его сила оборачивается против тебя.

— Никак проблемы в личной жизни? — Корнеев даже остановился в изумлении. Его брови уползли вверх, согнав под челку морщины.

— Какая личная жизнь? — с горечью возразила Лайма. — С тех пор как я вошла в состав группы "У", у меня нет личной жизни. И теперь она испускает последние вздохи.

— Ну, не стоит утрировать.

Корнеев повеселел и принялся насвистывать.

— Зачем ты газету из квартиры взял? — вернулась к насущным делам Лайма. — Она навела тебя на мысль?

— Конечно, навела. А тебя нет?

— Я не подряжалась быть следователем, — гордо ответила та, стыдясь полного отсутствия догадок и озарений. — Давай-ка присядем на лавочку, и ты мне все разжуешь.

— Лавочки мокрые после дождя. Пойдем в кафе под тент, выпьем кофе. Тебе лучше заказать ирландский, с капелькой виски, чтобы вернуть лицу нормальный цвет. После вчерашнего. Ох, не умеешь ты пить.

Лайма покосилась на него, но совета послушалась и некоторое время молча наслаждалась горячим кофе. Потом перестала жмуриться, вздохнула и попросила:

— Ну, приступай. Помогла ли тебе логика? Что ты можешь сказать об этих двух штучках, Нине и Дарье?

— Не было никаких Нины и Дарьи, — оглоушил ее Корнеев. — Девушка была одна. Одна и та же. Она морочила голову двум братьям одновременно. Хотелось бы знать, как ее зовут на самом деле.

Лайма, которая видела все то же, что и Корнеев, не смогла смириться с тем, что его ум оказался прозорливее, чем ее. Все представительницы прекрасного пола втайне убеждены, что, поскольку мужчина рожден женщиной, он — вторичный продукт.

— Господи, да с чего ты это взял?!

— Лайма, ты просто невнимательная. И в одной, и в другой квартире, может быть, пару раз ночевали, и только. Никто там не жил. У авантюристки, которая разыграла партию с Деджерами, наверняка есть собственное жилье. Девица только делала вид, что проживает на заданной территории. Принесла туда самые незамысловатые вещички. Иными словами, всякую дрянь, которая ей дома не нужна.

«Плодотворная мысль», — подумала Лайма, терзавшаяся тем, что никак не соберется переехать к Шаталову. По-настоящему сделать это в настоящий момент нет никакой возможности, но тянуть с переездом тоже нехорошо. Надо использовать чужую идею и переселиться номинально. Вслух же она спросила:

— Но почему все-таки одна девица, а не две? Как ты догадался?

— Постельное белье привезено с собой. Хозяйская в квартире только мебель. И простыни, которыми застелены кровати, сшиты вручную, то есть на обычной швейной машинке. И в двух квартирах они совершенно одинаковые.

— Ты и в постель лазил! — восхитилась Лайма. Ей бы такое в голову не пришло. — А что, если девушки — сестры? Или подруги? И одна подарила другой сшитый своими руками комплект постельного белья?

— Ерунда, — отрезал Корнеев. — В холодильнике один и тот же набор продуктов — сыр, кефир и йогурт. Сыр «Российский», кефир классический, йогурт с черникой. Это не еда, а так — паек на всякий случай. Принадлежности для умывания идентичны. Однако у «Нины» там и паста начатая, и мыло кончается, и щетка зубная истертая. А у «Дарьи» все то же самое, только новенькое. Она купила себе на потом. Думаю, с девицей что-то случилось, иначе она забрала бы купленные вещи с собой.

— Ну да!

— Вот тебе и да. Все очень дешевое. А это говорит о том, что у нее нет лишних денег. В таких случаях покупками не разбрасываются.

— Да не случилось с ней ничего! — возразила Лайма. — Леджеры ведь почему взволновались? Потому что ни Нина, ни Дарья не приехали на дачу в день рождения Леонида. Но если девица одна, то совершенно ясно, почему «они не приехали». Одна девица на двоих братьев! И братья ни о чем таком даже не догадываются. С ума сойти. Может, она хотела их за что-то наказать? Какая-нибудь личная драма?

Корнеев достал телефонную трубку и позвонил Леониду. Поздоровался и спросил:

— Ваши отношения с Ниной ведь только зарождались, верно? Это было… было… платонически, да-да. А до этого у вас не было никаких, скажем, трагедий в личной жизни? Неприятностей с женщинами? Неожиданных расставаний? А развод как проходил? Понятно… Ясно…

Он долго слушал, что говорил Леджер, потом отключился и пожал плечами:

— Клиент в прострации. С Ниной — никакого интима, как я и предполагал. С женой разводились по обоюдному согласию.

— Девице что-то было нужно от Леджеров, — заявила Лайма. — Наверное, она все-таки хотела их ограбить. Леонид занимается антиквариатом и — с какой стороны ни посмотри — весьма лакомый кусочек.

— Почему бы ей тогда не попытаться выйти за него замуж? Или не стать его любовницей? Были все предпосылки. Да он бы ее озолотил!

— В самом деле… Так мы можем гадать до скончания века..

— У меня есть зацепка, — ответил Корнеев и постучал согнутым пальцем по газете. — Эта «Читалка» в киосках не продается.

— Разве? — удивилась Лайма, только сейчас заметив, какое количество бесхозных баб собралось вокруг их столика.

Они приходили и рассаживались концентрическими кругами, стараясь оказаться в поле зрения Корнеева. Закидывали ножку на ножку, качали туфельками и подкладывали под юные твердые подбородки загорелые ладошки. На Лайму тоже смотрели пристально. Она догадывалась, что без внимания не осталась ни одна мелочь, в том числе поехавшая петля на правом гольфе.

— На такие газеты оформляется подписка, или их еще можно купить в книжных магазинах, — развивал свою мысль предмет исступленного дамского вожделения. — В таком случае на уголок приклеивается ярлычок. Там есть название магазина. Смотри.

Он перевернул газету и показал Лайме белый квадратик. На квадратике было напечатано: «Аз, буки, веди».

— Так магазин называется? — удивилась она. — Что-то я никогда такого не видела.

— А мы сейчас все про него узнаем! — пообещал Корнеев и полез в карман за своим крошкой-компьютером. Включив его, он стал похож на человека, который долго сидел на диете, а потом махнул на все рукой и с огромным аппетитом сжевал пончик.

— «Аз, буки, веди», — прочитал он. — Магазин небольшой, один из пяти таких в Москве. Не слишком удачное место для книжной торговли, скажу я тебе. Судя по всему, это где-то за углом. Сейчас, мы туда пойдем и поговорим с персоналом. Возможно, нашу Нину тире Дарью кто-нибудь запомнил.

— Запомнить посетителя магазина?!

— Почему бы нет? Она девушка видная, да и газету не один раз покупала. Кроме газеты, у нее из этого магазина было несколько брошюрок по прикладной психологии. «Как руководить мужчинами?», «Где взять лишний миллион?», «Обойди начальника» и так далее.

— Откуда ты знаешь, что она видная? — Лайма посмотрела на него искоса.

— Да я ведь опросил безутешных братьев. Действовала наша авантюристка простенько и со вкусом. Когда шла на свидание к Леониду, надевала очки и собирала волосы в «конский хвост». А Алекс встречался со светловолосой малышкой с пышной прической и, разумеется, с хорошим зрением. Все остальное совпадает: средний рост, стройная, с длинными ногами. Но окончательно мою версию подтвердила родинка на шее, которую заметил и один, и второй Леджер. Когда я попросил описать девушку, каждый из братьев вспомнил про эту родинку.

— С ума сойти! А в мусоре ты ничего стоящего не нашел? — с опаской спросила Лайма. — Может, копию паспорта с пропиской и подлинной фамилией?

— Тебя не впечатлили мои успехи частного сыщика? — обиделся Корнеев.

— Впечатлили, — ответила Лайма и нахмурилась.

Некоторое время собиралась с духом, а потом выдавила: — Может быть, мы все-таки поговорим об этом?

— О трупе? — мгновенно среагировал он. — Я сам о нем постоянно думаю. Но у нас нет вообще никаких зацепок, чтобы понять, кто убил Абражникова. Думаю, когда мы найдем Сандру Барр, то найдем и преступника.

— Вот что мне непонятно. Как похититель, он же убийца, мог узнать, под какой фамилией Сандра Барр прилетит в Москву? Как он ее вычислил? Не думаю, что она об этом распространялась.

— Ну… Абражников ведь знал, кого будет встречать, верно? Значит, информация просочилась через него.

— Прямо к похитителям? Выходит, они заранее знали, кто из русских будет встречать актрису. Это сужает круг подозреваемых. Может быть, это кто-то из окружения Сандры Барр? Следовало оставить Медведя возле Фергюссона, — с сожалением заметила она. — Вдруг агент подстроил похищение?

— Ты шутишь! Фергюссон живет за счет Сандры Барр. Она для него — курочка, несущая золотые яйца. Он должен трястись над ней.

— В настоящий момент он делает вид, что курочка живет в отеле на Тверской, и повсюду сопровождает эту даму. Я предлагаю потрясти его как следует.

— Нет, с иностранцами лучше не связываться, особенно с американцами. Наступишь им на шнурок, они тут же принимаются вопить о правах человека.

— Судя по спокойствию официальной группы, там уверены, что с Сандрой все в порядке.

— Ну, что ж? — хлопнул ладонями по столу Корнеев. — Попробуем идти по тому следу, который у нас есть. Это записи Абражникова. А пока Медведь их исследует, забежим все-таки в книжный. Не нравится мне висеть на крючке у Леджера.

Они расплатились по счету и освободили столик. Девицы провожали Корнеева взглядами голодных волчиц и томными вздохами. Он откровенно этого не замечал, чем приводил Лайму в хорошее расположение духа. Редко удается найти такого мужчину, который, сопровождая одну женщину, не замечает, что ему строят глазки другие. Даже за Шаталовым водятся подобные грешки. Но Корнеев! Это кремень.

Вокруг магазина все оказалось разрыто. Здесь строили высоченное офисное здание, почти целиком состоявшее из стекла. Издали, пронзенное солнцем, оно было похоже на соляной столб. Вдоль стройки проложили мостки, которые вели прямехонько ко входу в «Аз, буки, веди». Внутри, возле единственной двери, перед турникетами, стоял заметный со всех сторон охранник и блудливым оком обозревал редких покупательниц. Прямо позади него высилась стойка с газетами, в том числе с той самой «Читалкой».

— Вот он, — удовлетворенно сказал Корнеев, положив руку Лайме на плечо. — Твой шанс.

И указал подбородком на охранника.

— Мой шанс?

— Шанс выяснить хоть что-то про Нину-Дарью. Ни одну бабу этот тип не пропустит. Народу здесь никого нет, как ты сама видишь, пустые залы. Если Нина-Дарья сюда захаживала, он мог ее запомнить.

— Не думаю.

— Ты совсем не разбираешься в мужчинах, — коротко ответил Корнеев. — Иди, пококетничай с ним. А я буду в отделе научно-технической литературы.

— Ни-ни-ни! — запротестовала Лайма. — Ты схватишь книжку о компьютерах и перестанешь следить за операцией. Даже если в меня выстрелят из базуки, ты и ухом не поведешь, я знаю!

— Ничего ты не знаешь, — буркнул Корнеев.

Но, чтобы ее успокоить, отправился к сентиментальной прозе и принялся разглядывать обложки с идиллическими картинками. На картинках были нарисованы губастые барышни и полуобнаженные дядьки с животом в шашечку. Корнеев взял одну книжку, перевернул и начал читать аннотацию: «Граф Виллингтон не собирался ни на ком жениться. Но юная и прелестная Маргарет, оказавшаяся внезапно у него на попечении, растопила его сердце».

«Нормально, — подумал Корнеев. — Почему это он не собирался ни на ком жениться? Был беззаветно влюблен в своего дворецкого? А тут эта Маргарет! Юная и прекрасная. Внезапно оказалась у него на попечении. Как это можно оказаться на попечении внезапно? Все ее многочисленные родственники плыли на одном и том же корабле и утонули в бурном море? И безутешная Маргарет свалилась на беднягу Виллингтона, как снег на голову! Шикарный сюжет».

Он понятия не имел о том, что не менее интересный сюжет разворачивается у него под боком. По подлому стечению обстоятельств соседнее офисное здание строила фирма Геннадия Шаталова. Он с утра был на объекте и, когда Лайма с Корнеевым ступили на расшатанные мостки, как раз направлялся к своей машине.

Первым позывом Геннадия было окликнуть любимую по имени, но присутствие проклятого брюнета с испанскими усиками его остановило. Он немного выждал и двинулся следом, только на почтительном расстоянии. Когда парочка вошла в книжный магазин, брюнет сразу же нырнул в глубь помещения, а Лайма застряла возле отдела открыток. Охранник, прогуливавшийся мимо двери взад и вперед, мгновенно сделал стойку. Лайме это явно понравилось, и она стрельнула в него глазками. В этого борова! Отвратительного, потливого и похотливого мужлана, для которого женщина является только средством удовлетворения плотских желаний!

Шаталов медленно закипал, и на лице его появился злой багровый румянец. Проскользнув в магазин незамеченным, он спрятался за ближайшим стеллажом и стал подглядывать. Лайма тем временем перешла от стрельбы глазками к разговору тет-а-тет.

— Так, значит, вот вы какой! — манерничая, сказала она охраннику. — Вадим.

Как приятно разговаривать со служащими, имена которых написаны на специальных служебных табличках и пришпандорены к их карманам! Это необыкновенно облегчает общение.

— Да-а? — протянул Вадим и улыбнулся сальной улыбочкой. — Я вот такой вот.

— Моя подруга мне про вас говорила. Я специально зашла… посмотреть.

— Какая ж это подруга? — заинтересовался охранник.

— Ну… Вы ее должны помнить, она тут у вас в последнее время «Читалку» покупала. Такая… светловолосенькая, волосы по плечам распущены, с красивыми ногами.

— У вас ноги тоже ничего, — крякнул Вадим, и Шаталов вцепился в стеллаж намертво, словно потерпевший кораблекрушение в край плота.

Лайма хихикнула. Это было такое омерзительное слащавое хихиканье, что у Шаталова свело скулы.

— Так, значит, вы на мою подругу и внимания не обратили? — Она придвинулась к охраннику поближе и вильнула попой: — Ой, ну Вадим! Ну, как же так?

— Светленькая? — напрягся тот. — А-а! Знаю-знаю, помню-помню. Точно — всегда с газеткой под мышкой. Фамилия у нее какая-то веселая.

— Неужто она вам по фамилии представилась? — опешила Лайма. Удача застала ее врасплох, и кокетливый вид слетел с нее, как картонная карнавальная маска.

— Мы с ней вообще ни мур-мур, словечком не обмолвились, — доложил Вадим, радуясь женскому вниманию. — Просто она как-то раз возле магазина бутерброд встретила — визжала!

— Встретила бутерброд? — переспросила Лайма странным голосом.

— Ну, эти, люди-бутерброды, которые ходят по улицам, надев на себя рекламу. И спереди у них реклама, и сзади. Этот вот всех в кофейню зазывал. Чашка кофе у него была на пузе нарисована.

Лайма посмотрела в окно и удивилась:

— Да где же тут можно ходить? По какой такой улице? Тут одна грязища у вас. А кофейня где?

— Там, ближе к метро. — Вадиму надоело обсуждать то, что не касалось лично его. — А вы тут рядом, что ли, живете? Я работу в восемь заканчиваю.

Шаталов, который отчасти слышал их диалог, наконец не выдержал. Достал телефон и позвонил Лайме на мобильный. И тут же услышал, как тот пиликает у нее в сумочке.

— Алло! — сдавленным голосом ответила она, отвернувшись от охранника, который пожирал ее глазками. — А-а! Привет.

— Лайма, ты сейчас где? — спросил Шаталов, выглянув из-за стеллажа.

— Я на задании, — прошипела она, прикрывшись ладошкой.

— Ответственном?

— Очень ответственном.

Охранник протянул лапу и неожиданно хлопнул ее по круглой попе.

— Ой, — взвизгнула Лайма отвратительным поросячьим голоском. — Хи-хи! Это я не тебе. Дело чрезвычайной важности. Я позже перезвоню.

— Я вот что решил, — заявил Вадим, как только она спрятала мобильный. — Ты часам к восьми сюда подгребай, я работу закончу и тебя в кино свожу. Про человека-паука. Слыхала о таком?

— Нет! — посмотрела на него дурочкой Лайма.

Просто поразительно, с какой непринужденностью этот тип перешел на «ты» и заговорил так, словно она его закадычная подружка.

За стеллажом Шаталов трясся от злости, как паровой котел, в котором опасно повысилось давление. Про кино он не расслышал, но ему достаточно было увиденного. Он ринулся было в проход, но тут кто-то больно схватил его за плечо. Он обернулся и очутился нос к носу с Корнеевым.

— Вы что, Гена?! — прошипел тот. — Охренели? Вы нам сорвете дело государственной важности! Да, Лайма действительно заигрывает с этой горой жира. Но не думаете же вы, что такой женщине взаправду может понравиться этот гоблин?!

Шаталов скрежетнул зубами и тут же остыл. Ему стало неудобно.

— Я случайно увидел, как вы идете. — Он протянул свою руку, а Корнеев свою. Рукопожатие получилось коротким и неприязненным.

— Лайма действует не по собственной инициативе, — сказал Корнеев. — А по заранее оговоренному плану. Вот я сейчас позвоню ей и велю пригласить этого типа после работы в кегельбан. И она так и сделает! Это служба, понимаете?

Он достал мобильный и нажал на кнопку. Через несколько секунд Лайме снова пришлось ответить на звонок.

— Пригласи этого типа вечером в кегельбан, — заявил Корнеев непререкаемым тоном.

Он пытался сделать Лайме одолжение и успокоить ее любимого Шаталова любым способом. Она этого не знала и ужасно рассердилась. «Какой, к черту, кегельбан?!» — про себя возмутилась она и, конечно, ничего такого Вадиму говорить не стала. Взяла его под руку и повлекла в другой конец магазина. Кассирши смотрели на них во все глаза. Одна даже делала знаки руками и глазами, давая понять, что сейчас вернется ответственная по залу и охранник получит втык.

— Вот видите, — сказал между тем Корнеев. — Она как раз сейчас приглашает этого типа пойти вечером в кегельбан. Все, как я велел. Надо доверять тем, с кем дружишь. И не стоит за ней охотиться, хорошо?

«Вероятно, он решил, что я шпионю за Лаймой», — подумал Шаталов. А потом вспомнил, что действительно некоторое время назад шпионил, и покраснел. И, чтобы сохранить лицо, решил напасть и укусить первым.

— Значит, вот как вы действуете? Вот какие у вас методы решения государственных задач!

На лице его появилось брезгливое выражение.

— Лайма вчера ночыо наткнулась на труп, — тихо сказал Корнеев. — Она ужасно страдает. Вы должны ей помочь.

— Я ей, конечно, помогу, — резко бросил тот. — Если увижусь с ней вечером. Что-то постоянно мешает ей приехать домой.

— Ответственность перед своим народом, — ответил его визави тоном, каким разговаривали вожди в художественных фильмах времен советской власти. Ничего не добавил, а только коротко кивнул и исчез за соседним стеллажом.

Лайма уже испарилась, и у входа остался один охранник. Его сальные глазки довольно посверкивали.

Шаталов, двинувшись широким шагом к выходу из магазина, на секунду притормозил возле него и процедил:

— Попробуй только, гнида, сунуться вечером в кегельбан!

— Чего? — недоуменно спросила гнида. Глазки с короткими ресничками часто-часто заморгали.

— Там тебе ноги-то и повыломают, — добавил Шаталов и вышел на улицу.

Оскорбленный охранник молча пытался переварить оскорбление, когда мимо него прошествовал еще один покупатель — с черными, словно отлакированными, усиками над капризной верхней губой. Он выглядел чертовски респектабельным.

На секунду притормозив возле турникета, покупатель повернув голову к охраннику и сказал:

— Значит, в кегельбан собрался, да?

— Почему вы так решили?.. — проблеял тот. — Я никогда туда и не ходил…

— Вот и не ходи, — подвел черту усатый. — В кегельбане тебе делать абсолютно нечего, ясно? Посиди вечером дома, телевизор посмотри.

Не успел он выйти, как из глубины магазина появился устрашающего вида крепыш с бритой головой, весь обвешанный цепями. На правом мизинце у него сидел шишковатый перстень, похожий на кастет.

— Слышь, братан, — сказал он, завидев Вадима. — Ты это…

— Не пойду! — с большим чувством пообещал тот. — Ни за что не пойду в кегельбан. Клянусь мамой. Видал я его в гробу, этот кегельбан! Даю вам честное слово, что останусь вечером дома.

— Нормально, — гыкнул бритоголовый. — Да ты, братан, тут скоро совсем того… Загнешься! Книжек ты, братан, обчитался!