* * *

Михалину Колек они застали в доме бывшего благодетеля за приведением в порядок его одежды. Она старательно утюжила брюки, а рядом с гладильной доской на двух стульях громоздились аккуратные стопки выглаженных рубашек, маек и прочего. Разве что кальсон не было видно.

— Зачем вы это делаете? — с недоумением спросил Бежан. — Ведь он же их никогда больше не наденет.

— Ну и что? — неприязненно отозвалась Михалина. — Пусть он с того света видит. На могилы ведь тоже цветы кладут, а откуда вы знаете, что покойник их не нюхает?

Возразить на это было нечего. Бежан прикинул, сколько одежды у Михалины в запасе, — работы хватит до вечера. Дверь в дом они открыли сами, конфискованными ключами: Бежан вовсе не собирался вести себя любезно и тактично.

Напротив, он намеревался продемонстрировать грубость, хамство и напор. С минуту он раздумывал, где хамство у него лучше получится, здесь, в спальне, или внизу, в салоне. А может, в прежде недоступном кабинете?

А, ладно, не помешает опробовать каждое помещение.

— Вы тут, я вижу, совсем как у себя дома устроились, — заметил он с иронией. — Надеетесь остаться навсегда? Так ведь вы вроде бы не наследница?

— У него есть сын, — мрачно парировала Михалина.

— Да что вы говорите! Ну надо же, какая неприятность. Ведь если бы не этот выродок, имущество бы — в пользу государства, а какая-то доля и вам бы досталась, разве не так?

— А вы как думаете? Я тоже много чего знаю...

Михалина прикусила язык, но Бежан уже вцепился в нее:

— И за эти знания вам разрешили находиться в доме покойника, да? И кто же вам дал это разрешение? Ну, быстро!

Михалина не отличалась чрезмерной пугливостью, однако безвременная кончина божества пробила брешь в её броне.

— Как — кто дал? — заорала она. — Прокурор, вот кто!

— Какой прокурор?

— «Какой, какой». Самый главный! Что вы тут из себя несмышленыша изображаете, полицейский — и вдруг не знает. Ваш помощник-то уже все забрал, пока меня тут не было, потому как, если бы я тут была, он бы ни единой бумажки не получил. Тайна, она и есть тайна, уж лучше в печку...

— Отличная идея. Вот бы убийца-то обрадовался!

— Какой убийца?

— Как — какой? Тот, что совершил это преступление.

Михалина отставила утюг и посмотрела на Бежана с жалостью, осуждением и нескрываемой обидой.

— А на кой шут той сучке все эти бумажонки? Она в них и носа ни разу не сунула, уж он всю дорогу держал её от них подальше. У него свои секреты были, и ей до них никакого дела нет, а убил его не кто иной, как она!

Именно тему сучки Бежан непременно хотел обойти, чтобы вынудить Михалину назвать других врагов покойного. Конечно, он мог бы выловить этих врагов по документам, но имен там были сотни, так что пришлось бы разбираться годами. Разумеется, все люди, которых убитый держал под колпаком, боялись и ненавидели его, но только у одного хватило духа пойти на убийство. Если уж говорить начистоту, Бажен считал, что «сучка» — главная подозреваемая, однако инспектор не любил, когда в расследовании оставались темные пятна.

— Ну ладно, — неожиданно согласился он. — Но какой у неё мог быть повод?

Михалина снова схватила утюг, послюнявила палец.

— А на кой черт ей повод? — презрительно процедила она. — Бросил он её, и все тут.

Отомстить хотела.

— Когда?

— Что — когда?

— Когда он её бросил?

— А кто их там разберет? Не так давно.

И вы думаете, она ему простила? Письмо даже ему прислала.

— Какое письмо? Где оно, это письмо?

Михалина вдруг замолчала. Она продолжала яростно гладить, словно оглохнув и ослепнув.

Бежан признал, что глупой бабе все-таки удалось перехватить инициативу и свести беседу к теме «сучки».

— Хватит! — рявкнул он. — Выключите свой утюг! Это допрос по делу об убийстве! Вниз!

Немедленно!

Михалина на мгновение замерла, потом послушно выключила утюг. Спускаясь вслед за ней по лестнице, Бежан грустно подумал, что, похоже, с ней так и нужно обходиться, хотя и не любил он подобных методов.

— Вот теперь мы с вами поговорим, — зловещим голосом произнес он. Роберт Гурский удивленно посмотрел на шефа, ибо никогда не слышал, чтобы тот разговаривал таким тоном. — Кто прислал письмо?

— Она. Та сучка.

— Фамилия!

— Иза Брант.

— Откуда вам это известно?

— Я сама видела...

— Вы это письмо в руках держали?

— Держала...

— Вы его читали?

— Нет...

— Так откуда же вы знаете, что письмо от Изы Брант? На конверте была фамилия отправителя?

— Нет. Но я знаю, что от неё письмо.

Я почерк её знаю...

— И что с этим письмом произошло?

Михалина молчала. Бежан чувствовал раздражение: письмо, черт бы его побрал, могло хоть что-то прояснить. Возможно, убийца — действительно Иза Брант, и какого дьявола им тогда копаться в политическом гнилье. Он тут ищет второе дно, а эта ужасная бабища взяла и все перевернула.

— Где. Это. Письмо, — отчеканил Бежан с таким нажимом, что и авианосец бы не устоял.

Михалина была почти как авианосец. Но только почти.

— У меня... — прошептала она.

— Где — у вас? Дома?

— Дома... — И тут её прорвало:

— Дома.

Я его вообще ему не отдавала. Как вынула почту, так сразу же увидала, и знала, что это от нее, я же знала, что он может к ней вернуться! Открыть не посмела, хотела сжечь, да побоялась.

Но не отдала! Не отдала!!!

И Михалина вдруг расплакалась. Бежан и Гурский изумленно смотрели на неё — все равно что разрыдалась бы статуя Свободы. Так бы они и таращились на Михалину неизвестно сколько времени, если бы у Бежана не зазвонил телефон.

Транспортный отдел в порядке дружеской услуги поторопился с ответом на запрос о номерах машин, виденных тринадцатого числа в Вечфне Костельной и Заленже. Одна из них, «тойота-авенсис», была зарегистрирована на имя Изы Брант, улица Круткая, три, квартира три. Вторая машина, «тойота-карина», и в самом деле оказалась такси, зарегистрированным на имя Лукаша Дарко, улица Бонифация, восемнадцать.

К Бежану немедленно вернулись силы, энергия и сообразительность.

— Это письмо вы доставите завтра в управление мне лично. К восьми тридцати утра.

Кроме того, вы составите список всех, кто бывал у пана Доминика за последние годы. Всех, кого знаете: фамилия, имя, адрес. Не позже восьми тридцати утра. До свидания.

— Думаете, придет? — с сомнением спросил Гурский, когда они поспешно покинули дом жертвы, оставив Михалину в состоянии окаменелости.

— Честно говоря, я бы удивился, — мрачно ответил Бежан. — Но если не придет, мы сами к ней тайком заберемся, так как прокурор ни за что не даст нам санкции. Священная корова. Как мне кажется, эта баба и сама не ведает, как много знает.

— Да она просто-напросто не успеет ничего написать, — сказал Роберт, трогая с места. — Она ещё здесь посидит...

— Потом в порядке утешения снова начнет гладить портки покойника, а в результате опоздает на последний автобус до Млавы...

— Тогда зачем было назначать ей на утро?

— Потому что завтра до неё дойдет. Иначе она бы сидела тут ещё дня три. А сегодня, прежде чем мы обнаружим Изу Брант, нам нужно проверить, что из неё смог выжать сержант Забуй. А уж потом сами отправимся к дамочке на вежливую беседу...